Ты должен возложить свое сердце и свои заботы на Божьи плечи, ибо у Него крепкие шея и плечи, и Он вполне может нести их. И, более того, Он просит нас возложить их на Него, и чем больше мы возлагаем на Него, тем больше Он доволен, ибо Он обещает понести вместо тебя твое бремя и все, что заботит тебя.

— Мартин Лютер (1544)

Вечеря перекрывает пропасть длиной в девятнадцать с половиной столетий, пролегающую между Голгофой и нами, даруя нам сейчас, в это время и в этом месте, Тело, преданное на смерть, и Кровь, пролитую тогда. Что же касается будущего, Вечеря является предвкушением небесной трапезы.

— Henry Hamann. On Being a Christian, pp. 102-103

Мы получили бытие, чтобы благоденствовать, и благоденствовали после того, как получили бытие. Нам вверен был рай, чтоб насладиться, нам дана была заповедь, чтобы, сохранив ее, заслужить славу, — дана не потому, что Бог не знал будущего, но потому, что Он постановил закон свободы. Мы обольщены, потому что возбудили зависть, пали, потому что преступили закон; постились, потому что не соблюли поста, будучи побеждены древом познания, ибо древняя и современная нам была эта заповедь, служившая как бы пестуном для души и обузданием в наслаждении, и мы ей справедливо подчинены, чтобы соблюдением ее возвратить себе то, что потеряли несоблюдением. Мы возымели нужду в Боге воплотившемся и умерщвленном, чтобы нам ожить. С Ним умерли мы, чтобы очиститься, с Ним воскресли, потому что с Ним умерли; с Ним прославились, потому что с Ним воскресли. Много было в то время чудес: Бог распинаемый, солнце омрачающееся и снова возгорающееся (ибо надлежало, чтобы и твари сострадали Творцу), завеса раздавшаяся, кровь и вода, излившиеся из ребра (одна, потому что Он был человек, другая, потому что Он был выше человека), земля колеблющаяся, камни расторгающиеся ради Камня; мертвецы, восставшие в уверение, что будет последнее и общее воскресение, чудеса при погребении, которые воспоет ли кто достойно? Но ни одно из них не уподобляется чуду моего спасения. Немногие капли крови воссозидают целый мир, и для всех людей делаются тем же, чем бывает закваска для молока, собирая и связуя нас воедино.

— Григорий Богослов. Слово 45. На Святую Пасху.

Первый артикул: Тайное обручение не может быть основанием ни для какого супружества.

Основания первого артикула таковы:

Именно в этом также заключается значение и истинное толкование первой и главной заповеди, из которой должны вытекать и следовать все остальные, и потому слова: «Да не будет у тебя других богов, кроме Меня», — в самом простом их понимании утверждают не что иное, как следующее требование: «Ты должен бояться Меня, любить Меня и уповать на Меня как на своего единственного истинного Бога». Ибо там, где сердце имеет такое расположение к Богу, оно уже исполнило и эту, и все остальные заповеди. Напротив, всякий, кто боится и любит что-либо иное на небесах или на земле, никогда не исполнит ни эту, ни любую другую заповедь. Таким образом, все Писание повсеместно проповедовало и утверждало эту заповедь, всегда подчеркивая две вещи: страх Божий и упование на Него. Особенно часто это делает пророк Давид в Псалмах — например, когда говорит: Благоволит Господь к боящимся Его, к уповающим на милость Его (Пс.146:11). Кажется, что этот единственный стих истолковывает всю заповедь, объясняя ее так: Благоволит Господь к тем, к кого нет иных богов.

Таким образом, Первая Заповедь должна наполнять сиянием своего великолепия все остальные. И потому это провозглашение должно пронизывать все Заповеди — словно обруч в венке, — соединяя конец с началом и удерживая все вместе, чтобы они постоянно повторялись и не забывались. Как, например, во Второй Заповеди, чтобы мы боялись Бога и не произносили имени Его напрасно для злословия, лжи, обмана и других дел, сбивающих людей с пути, или плутовства, но использовали его надлежащим и благим образом, взывая к Нему в молитве, прославлении и благодарении, движимые любовью и верой согласно Первой Заповеди. Аналогичным образом, эти страх, любовь и упование должны побудить и заставить нас не относиться к Его Слову с презрением, но с радостью изучать и слушать его, почитать его святым и относиться к нему с благоговением.

— Большой Катехизис. Заключение к Десяти Заповедям, §§ 71-73

Итак, прежде всего, давайте покажем на основании [Святого] Евангелия, что римский епископ по божественному праву вовсе не стоит [не может надменно присваивать себе какого-либо главенства] над другими епископами и пасторами.

I. Луки 22:25. Христос отчетливо запрещает господство среди апостолов [чтобы кто-либо из апостолов не имел какое-либо главенство над остальными]. Ибо как раз в этом и заключалась суть вопроса — в том, что, когда Христос говорил о Своих страданиях, они спорили, кому должно стать во главе и сделаться как бы викарием отсутствующего Христа. И Христос порицает это заблуждение апостолов и говорит, что между ними не должно быть господства или превосходства, но что апостолы будут посланы как равные совершать общее служение Евангелия. Соответственно, Он говорит: Цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются, а вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий — как служащий.Это противопоставление показывает [Сопоставляя эти ситуации одну с другой, мы увидим], что господство [между апостолами] не одобряется.

II. Матфея 18:2. О том же самом говорит эта притча, когда Христос во время все того же спора о царстве, ставит посреди них малое дитя, тем самым показывая, что среди служителей не должно быть верховной власти, подобно тому как ребенок не присваивает и не ищет себе верховной власти.

 III. Иоанна 20:21. Христос посылает Своих учеников на условиях равенства, без какого-либо различия [дабы никто из них не имел больше или меньше власти, чем прочие], говоря: Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас. [Эти слова ясны и понятны:] Он говорит, что посылает каждого из них точно так же, как Сам Он был послан; следовательно, Он никому не дает преимущества или превосходства перед остальными.

— Трактат о власти и первенстве Папы, §§7-9

Однако необходимо [также] тщательно разъяснить, кто является недостойным гостем на Вечере. Это те, кто приступают к Таинству без истинного раскаяния и сожаления о своих грехах, а также без истинной веры и доброго намерения исправить свою жизнь и, недостойно вкушая устами Тело Христа, навлекают на себя осуждение, то есть временное и вечное наказание, и становятся виновными против Тела и Крови Христа.

Ибо слабые в вере христиане, робкие, смущенные и устрашенные сердцем по причине тяжести и множества своих грехов и полагающие, что в своей великой нечистоте они недостойны этого драгоценного сокровища и даров Христовых, ощущающие и оплакивающие свою слабость в вере и от всего сердца желающие служить Богу более сильной, более радостной верой и чистой покорностью — именно они и являются поистине достойными гостями, для которых это высокочтимое Таинство [и священная трапеза] как раз и было учреждено и установлено; как и Христос говорит: Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас (Мф. 11:28). А также: Не здоровые имеют нужду во враче, но больные (Мф. 9:12). А также: Сила Божья совершается в немощи. А также: Немощного в вере принимайте (Рим. 14:1), потому что Бог принял его (Рим. 14:3). Ибо всякий, верующий в Сына Божьего, будь его вера сильна или слаба, имеет жизнь вечную (Ин.3:15 и далее).

И достоинство [причастника] зависит не от большей или меньшей слабости или силы его веры, но от заслуг Христа, которые были дарованы как нечастному маловерному отцу (Мк. 9:24), так и Аврааму, Павлу и прочим, имевшим радостную и сильную веру. 

— Формула Согласия: детальное изложение. Артикул VII: О Святом Причастии, §§68-71

Более же всего необходимо, чтобы мы сначала отложили в сторону все прочее, и чтобы наши мысли о Боге и образ наших взаимоотношений с Ним начинались там, где Он Сам начинает, и к чему ведет нас, когда, прежде всего, обращается к нам с небес и провозглашает: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный; Его слушайте» (Мф. 17:5). Как если бы Он сказал: «Если хотите иметь знание, ум и мудрость, и если хотите поистине взыскать и найти меня, то вот ваш Господь и Учитель. Он поставлен и дарован вас Мною. Он скажет и покажет вам, как прийти ко Мне. И позвольте заверить вас, что, если вы будете слышать Его, вы услышите и Меня. А потому приклоните ваш слух к Нему одному и отдайте Ему свое сердце. И пусть никто не внушит вам никакой иной вести или идеи и обманом не увлечет вас за собой».

И сейчас, когда я слышу Христа, я слышу лишь Его слова: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня. Здесь не помогут ни ваши собственные представления, ни ваши дела, ни ваша святость — только Я. И потому не ищите ничего, кроме Меня; но прилепляйтесь ко Мне и возложите упование на Меня одного. И там, куда я пройду через крест и смерть, будете обитать и вы, дабы никто не смог отлучить вас от Меня и от Отца». Знающий это и верующий в это находится на верном пути и не может сбиться с дороги или заблудиться. Ибо он находит Того, кто есть Путь и все остальное, — Того, о Ком Отец свидетельствует, что Он есть Тот, через Кого мы приходим к Нему. И потому такой человек оставляет все, что не есть Христос, — все монашество и всю праведность по делам, а также все лукавые и хитрые мысли о Боге. Он не осмеливается приобретать никакое иное знание, искать никакого иного утешения, знать никакого иного пути, потому что все это у него уже есть во Христе. Если он остается на этом пути, тогда он уже достиг цели, к которой должен стремиться, — а именно, познал и ощутил Бога верой. И тогда ему нужно только одно — хранить эту веру до тех пор, пока он наконец не придет в явный свет, где сможет видеть Бога вечно, непосредственно и без всяких символов.

— Мартин Лютер. Из Толкования на Ин. 14:8-9

Святые пользуются всем творением, и все содействует им ко благу, к тому, чтобы наслаждаться Богом. Напротив, порочные наслаждаются всем творением и находят удовольствие в нем, а не в Боге, и таким образом извращают все - не потому, что Бог и творение становятся чем-то иным, а потому, что сердца порочных извращают их и почитают за нечто иное, нежели они есть на самом деле. Именно это Екклесиаст 1:2 называет суетой. И точно так же дело обстоит с наградами и наказаниями [анагогически], ибо святые находят удовольствие во всем, как и псалмопевец говорит: "Ты возвеселил меня, Господи, творением Твоим" (Пс. 91:3). Напротив, весь мир восстанет на тех, кто лишен понимания, и в чьих глазах все извращено. И потому даже проявления зла в этой жизни святы, безобидны и предпочтительны для праведных, потому что ими освящаются и умножаются их заслуги. Проявления зла безобидны, потому что они помогают, а не мешают. Проявления зла предпочтительны (т. е. принимаются с желанием и согласием), потому что святые с любовью несут крест Господень и с радостью участвуют в страданиях Христа. И напротив, проявления зла приносят порочным гораздо больший вред, потому что чрез них порочные впадают в богохульства, проклятия и нетерпение, и они всегда становятся хуже: переходят от хорошего к плохому и от плохого к еще худшему. И потому все в их глазах извращено - ибо, когда они преуспевают, то злоупотребляют этим, а когда натыкаются на препятствия, жалуются.

— Мартин Лютер. Из Толкования на Псалом 17:26-27

Прежде всего, Пророк, о котором здесь говорит Моисей, должен быть услышан; иными словами, наше спасение начинается не с какого-то из наших дел, но со слышания Слова жизни. Потому и Закон идет сначала, чтобы смирить, обнаружить грех и научить, что мы не можем сделать ничего своими собственными силами. Римлянам 4:15: "Закон производит гнев ", — и делает это столь совершенно, что люди не только не исполняют Закон, но и даже не хотят слышать его, ибо он убивает их. По этой причине они ищут другое Слово - то, которое может оживить нас, прежде чем мы сможем сделать хоть какие-то дела, как вы уже видели здесь. Через слышание Слова даруется Святой Дух; верой Он очищает сердце. Римлянам 10:17: "Вера от слышания", — но не во всех слышащих, а в тех, кому благоволит Бог. Ибо Дух дышит там, где Он хочет (Иоанна 3:8), а не там, где мы хотим. Когда же Святой Дух принимается верой, тогда Он оправдывает нас без всяких дел с нашей стороны — только лишь даром Божьим, и мы обретаем мир и благоволение к Богу (Римлянам 5:1) и с радостью и уверенностью взываем: "Авва, Отче" (Римлянам 8:15). И больше нет страха и рабского стремления бежать от гнева Божия; есть доступ к Богу детской верой по благодати, в которой мы стоим и хвалимся (Римлянам 5:2-3).

Но когда сердце изнутри получает оправдание и примирение через веру в Духе, тогда внешние дела вскоре так или иначе последуют. Во-первых, исповедание уст к спасению (Римлянам 10:10) - Слово проповедуется внешне. Этим Словом мы внутренне спасаемся, а через нас спасаются другие — как и мы были спасены через тех, кто был прежде нас, — дабы царство Христово росло. Это является причиной гонений, креста и противления из-за Слова в мире, который ненавидит свет и жизнь, ибо возлюбил тьму (Иоанна 3:19). И таким образом вера испытывается и укрепляется, что порождает в нас уверенность в своем спасении. Во-вторых, умерщвляется наш ветхий человек, в котором еще живы остатки греха, который противодействует Духу с помощью закона, живущего в наших членах (Римлянам 7:23), так что мы не делаем того, чего хочет Дух. Здесь происходит умерщвление плоти. В-третьих, производятся добрые дела, которые любовью, кротостью, миром, благостью и т. д. (Галатам 5:22) свидетельствуют наши ближним о вере и Духе. Таковы сумма и истинный порядок христианской жизни, которая зиждется на Слове и начинается с него и проявляется в делах любви по отношению к нашим ближним.

— Мартин Лютер. Из толкования на Второзаконие 18:19

Беда человека в том, что он, сотворенный Божьей любовью для веры в Бога, живет, не веруя в Бога и не доверяя Ему. Гордыня по отношению к Богу — это неверие: мы даже не верим, что он Бог. Мы живем так, словно Бога нет. И все же каким-то образом мы знаем, что в действительности мы не одни, что мы не просто скитаемся во тьме. Каким-то образом, мы знаем, что не Атлас в действительности держит вселенную. Каким-то образом мы знаем, что мы не властны над своей судьбой и не управляем своей душой. Все в нас объясняется существованием Бога. В Нем мы живем, и движемся, и существуем — и все-таки не верим в Него. Богословски говоря, неверие — это исходный грех, высший грех: неверие в любовь Божью пред самым лицом этой любви; неверие в смерть пред самым лицом смерти; и неверие в суд Божий пред самым лицом этого суда.

Человек — если смотреть на него с точки зрения откровения — выглядит совершенно иначе, нежели человек, о которым мы до сих пор говорили с точки зрения философии и религии. В свете откровения человек неизлечимо болен. Его болезнь — грех, «болезнь к смерти». Эта болезнь, которой он заразился добровольно, но от которой не может избавиться по собственной воле. Это болезнь, которая затрагивает и портит все, что он делает, но, что хуже всего, это болезнь, которая отделяет его от Творца и обрекает его на бессмысленность и безнадежность. У этой болезни много внешних симптомов. В качестве примера можно назвать традиционные смертные грехи: гордыню, зависть, гнев, алчность, уныние, чревоугодие и блуд. Однако, богословски говоря, мы должны признать все эти симптомы болезни выражением одной основополагающей проблемы: главный грех, из которого вытекают все остальные, — неверие. Именно потому, что человек не верит в Бога, он не способен жить полноценной жизнью. До тех пор, пока неверие властвует над сердцем человека, христианская жизнь невозможна. Именно неверие отделяет человека от Бога, неверие ведет его на суд, неверие обрекает его на вечную погибель. Человек, сотворенный по образу Божьему, из-за неверия превращается в карикатуру. Сотворенный для того, чтобы на нем была явлена Божья любовь, он предпочитает, чтобы на нем были явлены Божий гнев и суд.

— George W. Forell, Ethics of Decision (Philadelphia: Fortress Press, 1955), 78-79.

Бог по природе Своей творит нечто из ничего; и потому из того, кто еще не сделался ничем, Бог не может ничего сотворить. Человек, однако, творит из существующего нечто иное; но это не имеет абсолютно никакой ценности. И потому Бог принимает только оставленных, исцеляет только больных, дарует зрение только слепым, возвращает к жизни только мертвых, освящает только грешников, умудряет только немудрых. Короче говоря, Он милует только несчастных и дарует благодать только не знавшим милости. И потому ни один гордый святоша, ни один мудрец или праведный по плоти не может стать глиной в руках Божьих, и намерение Божье в нем не сможет исполниться. Он остается пленником своих дел и становится воображаемым, мнимым, ложным, притворным святым, то есть лицемером.

— Мартин Лютер. Из толкования на 37 псалом.

…Мы не подчиняемся ни одному человеку, зовут ли его Лютер или Вальтер, Хемниц или Хонеке, Герхард или Стокхардт, пока на нашей стороне ясное учение Писания… Мы высоко ценим наших отцов, гораздо выше, чем самих себя, как людей гораздо более образованных и более верных, нежели мы. И потому мы хотим прибегать к их помощи — в особенности, к помощи Лютера — как руководству в понимании Писания и стократно проверять их учения прежде, чем отвергнуть. Но они никогда не станут для нас авторитетом более высоким, чем Писание, или противоречащим Писанию, иначе мы будем виновны в идолопоклонстве…

Мы еще раз отвергаем это богословие, основанное на человеческих авторитетах. Оно приносит Церкви столь большой вред. Это неверность по отношению к Господу; рабство по отношению к человеку; оно приносит с собой заблуждения. Но, кроме того, оно делает мышление узким, а сердце — маленьким… Догматическое обучение, возможно, и делает человека ортодоксальным, однако оно также легко превращает человека в догматика — нетерпимого, неуживчивого, злобного — и становится причиной разделений в Церкви.

[…]

Писание одновременно узко и широко. Изучение Писания делает сердце узким для действительно ложного учения, ересей, но широким для разных проявлений человеческих чувств. Оно не обвиняет в лжеучении без необходимости; оно учит нас с любовью сносить и терпеть ошибки слабых. Оно хранит союз духа в единстве мира. И потому мы хотим полностью избавиться от этого догматичного, основанного на человеческих авторитетах богословия и еще глубже укореняться в Писании и ставить его превыше всего. Мы знаем, что, поступая так, окажем лучшую услугу Церкви.

— Август Пипер

Если молитва, в конечном итоге, — не что иное, как проявление жизнедеятельности нового человека, сотворенного Богом внутри нас и не желающего смириться с ограничениями своей свободы, то пост (понимаемый как самоограничение в самом широком смысле слова) — это упражнение, которого постоянно требует присутствие ветхого человека, все еще живущего даже в оправданных и освящаемых. Пренебрегать столь необходимыми усилиями означает отрицать противоборство вражеских сил, с которыми мы все еще имеем дело. Это означает закрывать глаза на реальность и обманывать самих себя, внушая себе, что мы уже достигли окончательного совершенства парусии, пытаться быть не теми, кто мы есть, и отказываться признать, что мы такие, какие есть.

— Köberle. Quest for Holiness, p. 184

Нет большей несправедливости, чем высочайшая справедливость; нет большей потери, чем величайшее приобретение; нет большего врага, чем преуспевание; и нет большей опасности, чем отсутствие всякой опасности. Это так потому, что от этого люди становятся беспечными: "Когда будут говорить: "Мир и безопасность", - тогда внезапно постигнет их пагуба" (1 Фесс. 5:3). Ничто не надежно там, где надежно все; нет большей болезни, чем там, где все здорово; нет искушения, когда всё - искушение; нет гонений, когда всё - гонения. И потому сатана сейчас обрушивает на Церковь величайшие гонения, поскольку не обрушивает на нее никаких гонений, но атакует ее ощущением безопасности и праздностью. И потому горе нам, тем, кто восхищается происходящим вокруг и по глупости своей не замечает сатанинскую западню! Мы ведем себя подобно глупому наследнику, который умеет только расточать великолепное имение, оставленное ему родителями, и не делает ничего, чтобы преумножить его, но лишь постоянно запускает руку в закрома.

— Мартин Лютер. Из толкования на 68-й псалом

Д-р Пол Грайм — адъюнкт-профессор пасторского служения и миссий,
а также декан часовни богословской семинарии "Конкордия" в Форт-Уэйн, штат Индиана
 

Это не мы называемся лютеранами. Скорее, наши противники называют нас так. Мы позволяем это до тех пор, пока это название остается указанием на согласие наших церквей с ортодоксальным и католическим учением, которое Лютер сформулировал на основании Священного Писания. Поэтому мы позволяем, чтобы нас называли именем Лютера — не как автора нового вероучения, а как исповедника древнего вероучения, очистишего Церковь от пятен папистских догм. Соответственно, мы не отвегаем и названий "христианская" и "католическая", которых мы достойны, ибо не принимаем никаких еретических догм, в отличие от ариан, несториан, евтихиан и пр. Напротив, мы именуемся "христианами" по Христу, единственному Автору и Учителю нашей веры. Мы именуемся "католиками" в силу нашего согласия с католической [т. е. вселенской] верой. Мы именуемся лютеранами по имени Лютера как исповедника и защитника этой веры, но в особенности как реформатора, которого призвал на это служение Бог.

— Johann Gerhard, On the Church (Theological Commonplace XXV), § 156.

За счет этого личностного единения и за счет проистекающего из него общения — которое на деле и поистине существует между божественной и человеческой природами в Личности Христа — Христу по плоти приписывается то, чем Его плоть по собственной ее природе и сущности ее быть не может, и то, что вне этого единения она иметь не может, — а именно, что Его Плоть есть истинно животворящее яство, а Его Кровь есть истинно животворящее питье; как засвидетельствовали двести Отцов Ефесского Собора, carnem Christi esse vivificam seu vivificatricem (то есть, что плоть Христа есть плоть животворящая). И по этой причине тоже только этот Человек, и никто другой, ни на небе, ни на земле, не может поистине сказать: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20). А также: «И се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28:20).

И эти свидетельства мы понимаем не в том смысле, будто с нами в христианской Церкви и  собрании присутствует только божественная сущность Христа, а человеческую сущность Христа это присутствие никоим образом не затрагивает, — ибо, будь это так, Петр, Павел и все святые на небесах, были бы также и с нами на земле, поскольку в них обитает божественность, которая вездесуща, но Святые Писания говорят это только о Христе и ни о ком другом. Но мы верим, что эти слова [вышеприведенные тексты из Святого Писания] провозглашают величие Человека Христа, которое Христос принял, по Своей человеческой природе, воссев одесную величия и силы Бога, — а именно, что и по принятой Им человеческой природе, и с этой природой Христос может присутствовать и присутствует везде, где хочет, и прежде всего Он присутствует как Посредник, Глава, Царь и Первосвященник в Своей Церкви и Своем земном собрании, и не только частично или наполовину, но присутствует вся Личность Христа, Которой принадлежат обе природы, и божественная, и человеческая; не только по Своей божественной сущности, но также и по принятой Им на Себя человеческой природе, по которой Он является нашим Братом, а мы — плотью от плоти и костью от кости Его. И когда Он установил Свою Святую Вечерю, Он сделал это, чтобы удостоверить и подтвердить, что Он пребудет с нами и будет обитать, производить Свой труд и действовать в нас той природой, согласно которой Он имеет плоть и кровь.

— Формула Согласия: Детальное Изложение. О Личности Христа, §§ 76-79

Каждый пастор знает, или должен знать, что есть ситуации, когда дискуссия невозможна, и единственным ответом на вопрос может быть то самое «Отойди от меня, сатана!», которое Иисус говорит не только сатане (Мф. 4:10), но и своему верному исповеднику, Симону Петру (Мф. 16:23). Не всякий вопрос можно решить посредством дружеской дискуссии. Необходимо помнить, что мы живем в эпоху, которая лелеет сверхъестественную веру в диалог как безошибочный способ решить любую проблему. Есть вопросы, которые сатана измышляет, чтобы уничтожить Церковь Христову. И чтобы сделать это, он может использовать в качестве своих агентов не только амбициозных профессоров богословия (его любимый инструмент), но и простые, благочестивые души. Вопрос о том, почему не следует рукополагать женщин, — один из таких вопросов.

— Hermann Sasse. The Lonely Way: Volume 2 (1941-1976). “Ordination of Women?»