…Никто не способен заглянуть в твое сердце и судить тебя; но ты сам берегись, чтобы око твое не было худо. Ибо это запросто случается, и к тому есть великая склонность, — в особенности, когда видишь, какую выгоду из этого можно извлечь; любовь жадна и ненасытна, да и природа к тому явно предрасположена: поэтому блудницы и прохвосты объединяются, и все идет своим чередом — как мы говорим, Occasio facit furem, деньги порождают злодеев. Ибо мир — огромное блудилище, он глубоко погряз в этом пороке, и эти примеры и стимулы искушают нас, так что мы находимся в великой опасности и должны быть настороже, чтобы не позволить сатане оседлать нас.

— Мартин Лютер. Толкование на Нагорную проповедь

И тогда встает вопрос: если Христос Своим воскресением уже избавил нас от смерти и наших грехов, почему мы по-прежнему ощущаем в себе грех и смерть? Ибо наши грехи по-прежнему мучают нас, мы чувствуем угрызения совести, а эта недобрая совесть порождает страх ада.

Ситуация с Иудой выглядит так. Он был жадный парень — евангелисты несколько раз упоминают, что он привычно воровал из казны, которая, по распоряжению Господа, находилась в его ведении. Он позволил этому греху овладеть собой и пристрастился к нему. Он позволял людям говорить с ним и проповедовать ему — так же, как, увы, некоторые жалкие и раздражающие христиане наших времен позволяют, чтобы с ним говорили и им проповедовали, — однако же шел и воровал везде, где только мог, и думал, что ему ничто не угрожает, потому что был апостолом, как и остальные.

Поскольку тем самым Иуда поддался греху, плотская самоуверенность, в конце концов, довела его до того, что сатана просто вошел в него и вложил ему в сердце желание исполнить злодейский замысел и предать своего любимого Господа и Учителя за 30 сребреников. Поскольку сатане таким образом удалось подвести Иуду к этому предательству, это привело к великому несчастью — из-за такого греха Иуда впал в отчаяние и повесился. Именно к такому концу сатана и стремился.

Обращенные христиане — это не те, кто больше не грешит. Напротив, это те, кто видит в себе грешников и обретает благодать и прощение Божии через своего Спасителя и Пастыря, Иисуса Христа. Им нет необходимости обладать великими познаниями или сильной героической верой. Все, что им нужно, — это признать, что Иисус — их Искупитель, и что им должно полагаться лишь на Него одного. В небесных вещах они не слушают ни мудрость мира сего, ни свой собственный разум, но только лишь голос Иисуса, их Доброго Пастыря. Как говорит наш Господь: «Овцы Мои слышат голос Мой» и «не знают чужого голоса» (Иоанна 10:27, 5). Это те, кто идет вместе с Ним по пути страданий, но уже здесь, на земле, наслаждается блаженным миром, которого мир не может им дать.

— C. F. W. Walther. God Grant It, pp. 387-388

Одно из самых поразительных свидетельств греховности человеческой природы кроется во вселенской склонности к скатыванию вниз. Иными словами, изменение требует мысли, решимости, энергии и усилий. По благодати Божьей, иногда люди проявляют эти добродетели. Но там, где эти добродетели отсутствуют, мы неизменно скатываемся к компромиссу, удобству, расхлябанности, непокорности и порочности, которые растут от поколения к поколению — иногда черепашьим шагом, а иногда лошадиным галопом.

У людей нет естественной тяги к святости. Если не считать усилий, к которым побуждает нас благодать, люди не тяготеют к благочестию, молитве, покорности Писанию, вере и довольству в Господе. Мы скатываемся к компромиссу и называем это терпимостью; мы скатываемся к непокорности и называем это свободой; мы скатываемся к предрассудкам и называем это верой. Мы дорожим распущенностью, сменившей утраченное воздержание, и называем это расслаблением; мы склонны к жизни без молитвы и внушаем себе, что тем самым избегаем законничества; мы скатываемся в безбожие и убеждаем себя, что тем самым обретаем свободу.

— Carson, D. A.  For the love of God : A daily companion for discovering the riches of God’s Word. Volume 2, p. 25

Во-первых, этот текст дает нам право утверждать, что без благодати невозможно никакое доброе дело, и что все человеческие усилия греховны. Этот принцип утверждается в словах Павла: «Ибо явилась благодать Божия...» Очевидно, что до упомянутого явления никакой благодати среди людей не существовало. Если же никакой благодати не существовало, ясно, что был только гнев. И потому в нас самих — без благодати — нет ничего доброго и вообще ничего, кроме невозрожденной природы и гнева.

И вновь упоминание Павла о спасительной благодати ясно показывает, что всё, в чем нет благодати, уже осуждено и неспособно обрести ни помощи, ни спасения. Где же, в таком случае, свобода воли? Где человеческие добродетели, человеческий разум и человеческая мудрость? Все лишены спасительной благодати, все осуждены, все грешны и постыжены в глазах Бога, даже если в наших глазах они драгоценны.

Позволить христианскому "опыту" занять место Писания было бы чистым заблуждением. Это заблуждение потому, что без Писания нет и не может быть никакого христианского опыта. Нет нужды говорить, что христианский опыт существует. Без личного христианского опыта не может быть христианства. Всякий христианин испытал и ежедневно переживает как грех, так и благодать. Он знает и понимает, что за свои грехи повинен вечному осуждению. Он также знает, что ради Христова satisfactio vicaria его грехи прощены. Однако это двоякое переживание христианина производит в нем единственно проповедь и преподавание Божьего Слова — Закона и Евангелия, — но никак не его собственный чувственный опыт. Для того, чтобы произвести в человеке это переживание покаяния и прощения грехов, Христос заповедует, чтобы покаяние (μετάνοιαν) и отпущение грехов (ἄφεσιν ἁμαρτιῶν) проповедовались во имя Его всем народам (Лк. 24:46-47), и Павел, во исполнение Христовой заповеди, объявлял иудеям и язычникам, "чтобы они покаялись и обратились к Богу" (Деян. 26:20). Это Слово, Слово Закона и Слово Евангелия, Церковь имеет в виде записанного апостольского Слова, и когда Церковь проповедует это Слово, которое есть Слово Самого Бога, и провозглашает вердикт Самого Бога относительно "греха" и "прощения грехов", люди учатся тому, что такое покаяние (contritio) и отпущение грехов (remissio peccatorum sire fides in Christum). Идеи греха и спасения, которые вынесли из собственных сердец "дед" и "отец" эгоцентричного богословия (Ego theology) XIX столетия, Шлейермахер и Хофманн, никогда не приведут человека к переживанию contritio и fides, fides in Christum crucifixum. Что касается Шлейермахера, вполне общепризнано, что его реформатско-пантеистическое богословие полностью выносит за скобки понятие греха. А когда Хофманн, с его "самосознанием веры" (faith consciousness)... отрицает первородный грех, он также является плохим проповедником покаяния. Более того, и Шлейермахер, и Хофманн, черпая вдохновение из своего Эго, отрицают satisfactio vicaria. А подобное учение и проповедь, конечно же, не способны произвести в человеке переживание fides, веры в Спасителя, распятого за нас.

Познавай Христа и притом распятого. Учись хвалить Его и, отчаявшись в самом себе, говори: «Господь Иисус, Ты моя праведность, а я Твой грех. Ты взял на Себя то, чем не был, и даровал мне то, чем не был я». Берегись же, чтобы не возжелать такой чистоты, когда ты не захочешь, чтобы в тебе видели грешника, или быть таковым. Ибо Христос обитает только в грешниках. Ради них Он сошел с небес, где обитал среди праведников, чтобы жить среди грешников. Размышляй об этой Его любви, и ты увидишь Его прекрасное утешение. Ибо зачем Ему было умирать, если бы мы могли обрести добрую совесть собственными делами и страданиями? И потому ты обретешь мир только в Нем и только тогда, когда отчаешься в самом себе и в своих делах. Кроме того, ты научишься от Него, что, приняв тебя, Он сделал твои грехи Своими, а Свою праведность твоей.

— Лютер в письме к монаху-августинцу Георгу Шпенляйну, 8 апреля 1516 года

Полный текст письма

Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет...

Христос как будто хочет сказать: «Всякий верующий не идет в ад; всякому неверующему уже вынесен смертный приговор». Почему? Ну, потому, что он не верит во Христа. Суд состоит в следующем: столь несказанно утешительное учение о Божьей благодати, приобретенной для мира посредством Христа, проповедуется, однако мир по-прежнему хочет верить сатане, а не Богу и не Его возлюбленному Сыну. И это вопреки тому, что Бог заверяет нас: «Грех, ад, суд и гнев Божий — всему этому Сын положил конец». Мы, несчастные люди, часто оплакиваем грех, в который мы впали благодаря Адаму, смерть, которая последовала за этим, и все сопутствующие несчастья, а также осуждение Божье, которое висит над нами. Все это часто создает впечатление, будто Бог гневается на нас, будто Бог слишком строг и неумолим, словно несправедливый судья.

Но в этом тексте Бог хочет сказать нам: «Хорошо же. Посредством Моего Сына я сниму с вас Мои обвинения, чтобы вам не пришлось больше плакать. Да, вы согрешили, и этим грехом вы заслужили Божье осуждение. Но ваш грех будет прощен, смерть будет уничтожена; Я больше не вспомню грех человека, в котором он был рожден, и в котором он жил. Счета следует считать оплаченными. Бог не вспомнит ни одного греха. Только веруйте в Моего Сына».

Так чего же еще не хватает? Зачем суд, если грех был полностью упразднен Сыном? Ответ заключается в том, что человек навлекает на себя осуждение, отказываясь принять Христа, Сына Божьего. Конечно, грех человека — и унаследованный от Адама, и совершенный самим человеком — достоин смерти. Но причиной этого осуждения является нежелание человека слышать, терпеть и принять Спасителя, Который упразднил грех, понес его на Своих плечах и запер врата ада.

Давайте представим себе врача, который способен помочь пациенту и пообещал излечить его от немощи. Он предлагает больному лекарство от его болезни или противоядие от яда, который тот проглотил. Пациент прекрасно сознает действенность прописанного ему лекарства, но говорит врачу: «Отстань! Я не нуждаюсь в твоих советах. Ты не врач, ты мошенник. Я не болен. Я не глотал никакого яда, и мне не будет никакого вреда». А потом пациент пытается убить врача! Разве мы не сочтем, что этот пациент был не только болен, но и глуп, что он был просто безумен, когда набросился на своего врача и попытался его убить?

Или что бы мы сказали о заключенном, осыпающем бранью царя, князя или господина, который предложил освободить его из тюрьмы и осыпать милостями? Что бы мы подумали об этом заключенном, если бы он начал плеваться в своего благодетеля, поносить его непристойными словами, бить или убивать его? Однако духовное безумие того, кто отказывается от помощи, предложенной нам Сыном Божьим, в десять раз хуже. Разве не должен наш Бог разгневаться на нас за такую неблагодарность и позволить адскому огню, сере и смоле обрушиться на нас? Вдобавок к тому, что мы грешники, мы настолько испорчены, что отказываемся от помощи и даже гоним и убиваем тех, кто уговаривает нас принять помощь. К нам применимы следующие слова: «Избавивший ближнего от виселицы часто обнаруживает в себе желание отправить его обратно».

Здесь недвусмысленно сказано, что Христос пришел и упразднил грех мира так полно, что он полностью стерт, полностью прощен. Однако отказать Помощнику, отказаться слушать Того, Кто изглаживает грех, и, более того, пожелать убить Его и остаться в грехе — это отвратительно и непристойно…

...Однако это не пагубная весть; эта весть помогает и спасает…

...Несомненно, осуждение было снято, ад и гнев Божий были отменены. Вдобавок, мир и безопасность установились между Богом и нами посредством Сына, Который пришел не для того, чтобы судить мир — мир уже был осужден еще до Его пришествия, — но чтобы спасти мир. И единственное, чего недостает, — это веры в Сына.

— Мартин Лютер. Толкование на Иоанна 3:19

Из этих и подобных текстов Священного Писания вполне очевидно, что восстановление образа Божьего [в человеке] и обновление нашей природы еще не достигает совершенства в этой земной жизни, но греховная плоть по-прежнему постоянно присутствует в возрожденных и обновленных людях. Силой Духа они должны подвизаться против плоти, подавлять и умерщвлять ее, чтобы не быть побежденными ею и вновь не надеть на себя прежнее бремя греха.

— Иоганн Герхард. Schola Pietatis, p. 201

Беда человека в том, что он, сотворенный Божьей любовью для веры в Бога, живет, не веруя в Бога и не доверяя Ему. Гордыня по отношению к Богу — это неверие: мы даже не верим, что он Бог. Мы живем так, словно Бога нет. И все же каким-то образом мы знаем, что в действительности мы не одни, что мы не просто скитаемся во тьме. Каким-то образом, мы знаем, что не Атлас в действительности держит вселенную. Каким-то образом мы знаем, что мы не властны над своей судьбой и не управляем своей душой. Все в нас объясняется существованием Бога. В Нем мы живем, и движемся, и существуем — и все-таки не верим в Него. Богословски говоря, неверие — это исходный грех, высший грех: неверие в любовь Божью пред самым лицом этой любви; неверие в смерть пред самым лицом смерти; и неверие в суд Божий пред самым лицом этого суда.

Человек — если смотреть на него с точки зрения откровения — выглядит совершенно иначе, нежели человек, о которым мы до сих пор говорили с точки зрения философии и религии. В свете откровения человек неизлечимо болен. Его болезнь — грех, «болезнь к смерти». Эта болезнь, которой он заразился добровольно, но от которой не может избавиться по собственной воле. Это болезнь, которая затрагивает и портит все, что он делает, но, что хуже всего, это болезнь, которая отделяет его от Творца и обрекает его на бессмысленность и безнадежность. У этой болезни много внешних симптомов. В качестве примера можно назвать традиционные смертные грехи: гордыню, зависть, гнев, алчность, уныние, чревоугодие и блуд. Однако, богословски говоря, мы должны признать все эти симптомы болезни выражением одной основополагающей проблемы: главный грех, из которого вытекают все остальные, — неверие. Именно потому, что человек не верит в Бога, он не способен жить полноценной жизнью. До тех пор, пока неверие властвует над сердцем человека, христианская жизнь невозможна. Именно неверие отделяет человека от Бога, неверие ведет его на суд, неверие обрекает его на вечную погибель. Человек, сотворенный по образу Божьему, из-за неверия превращается в карикатуру. Сотворенный для того, чтобы на нем была явлена Божья любовь, он предпочитает, чтобы на нем были явлены Божий гнев и суд.

— George W. Forell, Ethics of Decision (Philadelphia: Fortress Press, 1955), 78-79.