Я проповедую всем вам, живущим в Виттенберге. Но сколь немногие из вас меняются к лучшему после моих проповедей, и принимают верой блаженный Свет, и просвещаются им! Да, мои проповеди находят веру лишь в меньшинстве из вас. Но вопреки этому я остаюсь для всех вас пастором и учителем. Аналогичным образом, тот факт, что не все веруют в слова Христа, не лишают Христа Его величия. Нет, Он по-прежнему остается Светом, который просвещает всякого человека, приходящего в мир. От начала мира до его конца Он - истинный Свет; вот почему для всех прошлых и всех будущих поколений не было и не будет никакого иного Света и Спасителя, кроме Христа. Короче говоря, святой евангелист не допускает существования никаких иных путей просвещения и спасения. Распутье, на котором стоит весь мир, таково: либо этот Свет, либо вечная тьма!

Этот Свет светил патриархам прежде Потопа. Им было дано обетование о Семени женщины, которому предстояло сокрушить голову змея (Быт. 3:15). Он был их Жизнью и их Светом. Он просвещал их относительно вечной жизни. Этим обетованием они утешались и поддерживали свою веру. О Нем они проповедовали везде, где жили, и таким образом передали эту веру своему потомству. И после Потопа Свет вновь воссиял на отцов. Через апостольскую проповедь Он рассылал Свои яркие и чистые лучи по всему миру. Нет, мир не может и не смеет искать свет в ком-либо или в чем-либо другом, нежели во Христе.

Эта вера и это исповедание - подлинное основание, на котором стоит христианская Церковь. Кроме того, это единственный и самый надежный отличительный знак Церкви. И это учение, посредством которого человек обретает эту веру и это исповедание, следует безусловно и усердно возгревать. Ибо сатана не бездействует. Как мы видим и чувствуем, он не оставляет своих попыток расколоть истинную Церковь и раздробить ее на множество течений и сект. Просто откройте глаза и посмотрите на окружающий мир. Вы увидите множество огоньков, зажженных св. Франциском, Домиником, Магометом и прочими. Вы увидите, что мир полон идолослужения, ложной самоуверенности, монашества, сект и течений, каждое из которых враждует с остальными. И, в то же время, каждое из них претендует на звание лучшего.

И потому прилепляйтесь к единственному Свету и не обращайте внимания на то обстоятельство, что тот или иной святой вел аскетическую жизнь в каком-то строгом монашеском ордене, что он воздерживался от мяса и носил власяницу. Мир быстро поддался на эту приманку, наплодил множество орденов и принял их, уповая на то, что они даруют спасение. Прислушайтесь к моему предостережению, не обращайте на них внимания, но говорите: "Даже если основатели этих орденов совершали чудеса, воскрешали мертвых и доводили себя до смерти постом или самоистязанием, почитая это признаком преданности и духовности, мне это абсолютно безразлично. Да, даже если бы с неба пустился ангел (Гал. 1:8) и творил бы чудесные дела, превращая камни в хлеб (Мф. 4:3), но пришел бы без этого Света, без Христа, я сказал бы ему: "Я не желаю слушать тебя, и ты не нужен мне, ибо я Христов, крещен во имя Его, очищен и омыт от греха Его кровью. От твоих молитв, постов и самоистязаний мне нет никакой пользы". Я верю словам Иоанна Крестителя, который призывает меня не к аскетической и святой жизни, но к Христу, истинному Свету, о Котором он свидетельствует, и через Которого все люди получают свет и спасение. Нужно верить во Христа, в истинный Свет, и ни в кого более. И потому я приму свидетельство лишь того, кто говорит о Христе и указывает мне на Него. Но сам проповедник никогда не будет для меня жизнью и светом".

— Мартин Лютер. Из толкования на Ин. 1:9

Давайте же безоговорочно отвергнем антиномистов, которые изгоняют из Церкви Закон и хотят учить нас покаянию посредством Евангелия. Конечно, будет правдой сказать, что люди нуждаются в поддержке и утешении; однако к этому следует присовокупить определение - определение того, кто эти люди, - и сказать, что речь идет о тех, кто истаевает в пустыне от голода и жажды, будучи изгнанным из своего дома и из своей родины, кто стенает и взывает к Господу и находится на грани отчаяния. Такие люди готовы слышать Евангелие.

Те же, кто почитает себя облеченным благодатью ввиду плотских преимуществ, кто похваляется собственной праведностью и святостью, не думают, что находятся в пустыне. Нет, они считают, что находятся в Раю. Им неведомо, что значит скитаться в пустыне. В них нет смирения. Они не умерщвлены. Их следует бить молотом Закона и разбивать на мелкие кусочки. Они должны превратиться в прах.

Это делается посредством Закона, который говорит: "Изгони рабу и сына ее, ибо сын рабы не будет наследником вместе с сыном свободной" (Гал. 4:30). Иными словами, по природе своей все мы находимся вне благодати Божьей. Ибо в том, что касается нашей природы, мы сыны погибели; и нет никакой пользы в том, что евреи являются потомками Авраама, что мы с детства находимся под осуждением совести и Закона, и что в какой-то мере мы способны согласовать свою волю с Законом. Все это не имеет никакого отношения к спасению.

Однако о любых плодах Закона, о любых плодах плотской человеческой воли, Писание говорит: "Изгони это!" Ибо Богу нестерпимо смотреть на самонадеянность Измаила; иными словами, Он не хочет, чтобы мы хвалились своим происхождением, своей силой, своей свободой воли, своей мудростью и праведностью. Все это должно быть умерщвлено, во всем этом нам должно разочароваться и дойти до отчаяния, так же как впадает в отчаяние Агарь в нашем библейском тексте.

Когда все это произойдет, и мы окажемся ввергнутыми в ад, тогда приходит время призвать нас обратно посредством сладкого голоса Евангелия, которое не говорит: "Изгони их!" Нет, оно говорит: "Дерзай, чадо! Прощаются тебе грехи твои" (Мф. 9:2). Именно поэтому Писание говорит, что это Господь "умерщвляет и оживляет, низводит в преисподнюю и возводит" (1 Цар. 2:6).

— Мартин Лютер. Из толкования на Бытие 21:16

И потому нам следует внушать молодежи, что следует почитать своих родителей так, словно они стоят на месте Бога, и помнить, что, какими бы невзрачными, бедными, немощными и странными они ни были, это все равно дарованные Богом отец и мать. Их нельзя лишить причитающейся им чести из-за своих поступков или недостатков. И потому мы должны соизмерять свое отношение не с их личностными особенностями, а с волей Бога, который так все сотворил и устроил. В других отношениях мы все действительно равны в глазах Божьих; но среди нас должно быть такое неравенство и определенное различие, и потому Бог повелевает нам соблюдать эту заповедь, повинуясь мне как отцу и признавая мою власть.

Знайте же, прежде всего, что такое почтение к родителям, которого требует эта заповедь, — а именно, отличать и ценить их превыше всего, как самое большое сокровище на земле. Более того — и в своих словах соблюдать благопристойность по отношению к ним, не обращались к ним грубо, надменно и вызывающе, но уступали им и хранили молчание, даже если они заходят слишком далеко. В-третьих, оказывать им это почтение также и делами, то есть служить им своим телом и имением, заботиться о них в старости, в болезни, в немощи или в бедности, — и все это не только с радостью, но со смирением и уважением, словно для Бога. Ибо тот, кто знает, как относиться к родителям в сердце своем, не позволит им нуждаться или голодать, но поставит их выше себя и рядом с собой и разделит с ними все, что имеет и чем владеет.

Далее, обратите внимание, какое великое, благое и святое дело поручено здесь детям, — но, увы, к нему относятся неуважительно и небрежно, и никто не сознает, что это заповедь Божья, святое, божественное Слово и учение. Ибо если бы к этому делу относились именно так, каждый пришел бы к выводу, что живущие в соответствии с этой заповедью должны быть святыми людьми. И тогда не было бы никакой нужды изобретать монашество и духовные ордена, но каждый ребенок следовал бы этой заповеди и мог бы обратиться к Богу от всего сердца и сказать: «Если мне должно творить благие и святые дела, я не знаю лучшего дела, чем оказывать моим родителям все возможные почести и послушание, ибо
Сам Бог заповедал это. Ибо заповедь Божья всегда намного лучше, нежели все, что можем придумать мы сами; и поскольку нам не найти высшего или лучшего учителя, чем Бог, поистине не может быть учения лучше, нежели то, которое возвещает Он. Он учит нас всему, что нам следует делать, если мы хотим творить поистине добрые дела; и, дав нам эти заповеди, Он показывает, что они угодны Ему. Если же эти дела заповеданы Богом, и Он не знает лучших, мне тоже никогда не изобрести ничего лучшего».

— Большой Катехизис. Четвертая Заповедь. §§ 6-11

Испытывайте себя

Ибо мы знаем, что закон духовен, а я плотян, продан греху. Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом, что он добр, а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти? Благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим. Итак тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха (Рим. 7:14-25).

ВСТУПЛЕНИЕ

Человеку всегда было свойственно удивительное непонимание силы и хитрости греха. Как часто, беседуя с неверующими, мы слышим от них: «Какой же я грешник? Я никого не убил, ничего не украл, никогда не изменял своей жене». И как часто мы, почитая себя «в целом хорошими и достойными» людьми, смотрим с укоризной и жалостью на окружающих нас «закоснелых грешников», упрекая их за то, что они не столь праведны, как мы. И в этих упреках мы слышим отголосок Христовой притче о мытаре и фарисее, в которой фарисей, молясь, говорил Богу: «Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю» (Мф. 18:11-12).

Этот псалом также можно истолковать применительно к нашей крайне порочной морали, ибо бы ничем не лучше турок, или даже хуже их в том отношении, как мы оскверняем святыни. Это неистовое стремление к осквернению святынь мы наблюдаем достаточно долго, так что Церковь вполне уместно молится: «Для чего, Боже, отринул нас навсегда? Возгорелся гнев Твой на овец пажити Твоей? Все разрушил враг в святилище». Кто же этот враг? Сатана. Но также: «Враги человеку — домашние его» (Мф. 10:36)…

Во-первых, кто исчислит злодеяния и злоупотребления в раздаянии и использовании церковных средств и имущества?

Во-вторых, в роскошестве, чванстве и гордыне священников.

В-третьих, в безрассудном отношении к раздаянию Даров, к Слову Божьему, к власти магистрата и праву. В этих вопросах в Церкви происходят такие вещи, что Господь недоволен ими больше, чем богохульствами турок.

В-четвертых. Смотрите, как много чудовищных вещей творится «посреди торжественного собрания» — разве все Божьи праздники не подавляются и не заглушаются в этой стране? Ведь на самом деле сегодня праздники отмечаются так, что люди получают большую свободу творить зло, которое они не могут творить в другие дни, потому что заняты физическим трудом. Мы не видим в этих праздниках наших знамений, но они подняли вместо наших знамений собственные знаки, и предали огню святилище Божье, и осквернили его всевозможными похотями и грехами. Так имя Божье поносится и хулится среди нас. И потому Бог, похоже, навсегда отклонил десницу Свою от среды недра Своего.

Но, может быть, пока еще не очевидно, что они разорили его секирами и бердышами и одновременно разрушили врата его секирами. Турки делают это мистически и буквально, а мы делаем это духовно, как было показано в толковании выше, причем не еретическими учениями, но отвратительными словами и делами, — так, что Слово Божие, кажется, проповедуется впустую, ибо не осталось врат, которыми оно могло бы войти. Секиры, то есть самые отвратительные дела, снесли эти врата до основания.

— Мартин Лютер. Толкование на 73-й псалом

О крестном знамении:

О Реальном Присутствии:

О разных конфессиях:

О закрытом Причастии:

О Крещении и вере:

О Крещении детей:

Все записи 15-недельного катехизационного курса для взрослых можно найти здесь.

Выдумали, будто бы папа, епископ, священники, монахи именуются духовным сословием, а князья, господа, ремесленники и крестьяне — светским сословием. Все это искусная ложь, измышления лицемеров, но пусть они никого не смущают — и вот почему: все христиане воистину принадлежат к духовному сословию, и между ними нет никакого различия, кроме, разве что, различия по служению. Как говорит св. Павел (1 Кор. 12), все мы составляем одно тело, хотя у каждого члена есть свое особое дело, которым он служит другим. Это потому, что у нас одно Крещение, одно Евангелие, одна вера, и все мы в равной степени являемся христианами; ибо только Крещение, Евангелие и вера делают людей духовными и христианами. Что же касается помазания, совершенного папой или епископом, выбривания тонзуры, рукоположения, посвящения и облачений, отличающихся от одежды мирян, — все это может сделать человека лицемером или ряженой куклой, но никогда не сделает его христианином или духовным человеком. Таким образом, все мы становимся священниками в Крещении, как и говорит св. Петр: "Вы царственное священство, народ святой" (2 Пет. 2:9). И вновь в книге Откровения: «Кровию Своею  соделавшему нас царями и священниками» (Отк. 1:5-6). Ибо если бы мы не имели высшего посвящение, нежели то, которое способны даровать папа и епископ, ни один священник никогда не мог бы быть поставлен руками папы и епископа, и не смог бы ни служить мессу, ни проповедовать, ни отпускать грехи.

И потому совершаемое епископом рукоположение равнозначно тому, как если бы он от имени всего прихода избрал одного из прихожан, каждый и которых обладает равной властью, и поручил ему осуществлять эту власть над другими; аналогичным образом, если бы десяти братьям, сонаследникам и сыновьям короля, пользующимся равными правами наследования, пришлось бы избрать из среды себя одного для управления наследством, все они по-прежнему оставались бы королями и имели бы одинаковую власть, хотя только один из них получил бы право властвовать. Чтобы объяснить это еще проще, если бы горстка благочестивых христиан была захвачена в плен и уведена в пустыню, и среди них не нашлось бы священника, рукоположенного епископом, и если бы они единодушно избрали одного из своей среды и поручили бы ему крестить, служить мессу, отпускать грехи и проповедовать, этот человек поистине был бы священником — таким же, как если бы его рукоположили все епископы и папы.  Вот почему в случае крайней необходимости каждый человек может крестить и отпускать грехи, что было бы невозможно, не будь мы все священниками.

— Мартин Лютер. К христианскому дворянству немецкой нации об исправлении христианства

Когда алтарь превращается в подмостки, а поклонение превращается из ритуала, в котором участвуют, в представление, которое дают, происходит неизбежное смещение акцентов с Христа на исполнителя, с принятия прощения грехов на ожидание некоего развлечения. Результат этого можно видеть повсюду в американском христианстве - Слово Божье заменяется театральным действием, в которое включены несколько обязательных упоминаний об Иисусе.

Кроме того, это предсказуемое следствие того, что поклонение воспринимается как adiaphoron, а Евангелие - как информация. Поклонение, убеждают нас, не прописано в Писании, и если учение верно, любой способ донесения этой информации не только допустим, но и желателен.

На практике это приводит к таким печальным зрелищам, как представленное выше.

Препятствием на пути этого разложения является традиционная Литургия, которая четко разграничивает святое и мирское, Град Человеческий и Град Божий, и является дорожным знаком, который указывает нам, когда мы покидаем пределы земного мира с его греховной развращенностью и вступаем в вечность с ее божественной славой. Когда же эта граница нарушается, результатом является не благословенное освящение мирских вещей, но нечто прямо противоположное: проклятое вторжение мира - с его неутолимой жаждой удовлетворения своего "я" и своей плоти - в Святое Святых, где центром и фокусом всего должен быть Господь.

Эта печальная реальность стала серьезным камнем преткновения для пасторов, "лидеров поклонения", бюрократов и "экспертов", которые утверждают, что Литургия устарела, или, по крайней мере, уже недостаточна для некоторых аудиторий и поколений.

Есть старая добрая поговорка о хороших соседях и заборах. Литургия - это не adiaphoron. Это забор, обеспечивающий добрососедские отношения между Церковью (нашим вечным небесным гражданством) и миром (в котором мы скитаемся, как странники), в котором христиане живут, но который не имеет в них ни малейшей части. Именно это мы имеем в виду, когда вместе исповедуем:

В этом случае следует прислушаться к словам Павла: "Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными. Ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света со тьмою?.. И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь" (2 Кор. 6:14, 17). Точно так же не являются истинной адиафорой, или вещами безразличными, бесполезные и глупые зрелища, которые не способствуют ни доброму порядку, ни христианской дисциплине, ни евангельской пристойности в Церкви (Формула Согласия: детальное изложение, X:6-7).

Стратегия христианского миссионерства всегда заключалась не в том, опускать Церковь до уровня мира и учить христиан танцевать хип-хоп, в а том, чтобы приближать мир ко Христу и даровать людям благословения.

— Ларри Бин, пастор лютеранской церкви "Салем" в г. Гретна, штат Луизиана, редактор раздела в журнале Gottesdienst

Павел не говорит: "Повелеваю вам". Он проповедует христианам, которые уже благочестивы по новому человеку через веру; слушателям, которых нет нужды понукать повелениями, которые нуждаются лишь в увещании. Ибо целью этого увещания является призвать их к добровольному отречению от старой, греховной, Адамовой природы. Тот, кто с радостью не отвечает на дружеское увещание - не христианин вовсе. И тот, кто пытается узами закона принудить непокорных к отречению, - не христианский проповедник и не христианский правитель; он не более чем мирской тюремщик. "Милосердием Божьим".

Проповедник Закона налагает узы посредством угроз и наказаний. Проповедник благодати убеждает и побуждает слушателей, указывая им на благость и милосердие Бога. Проповедник благодати не ищет дел, совершаемых против воли, или служения, которое не является проявлением сердечной радости. Он желает, чтобы исполненный радостного желания дух побудил человека к служению Богу. Тот же, кого невозможно в духе любви и радости, посредством благодатной и благой вести о Божьей милости, столь щедро излившейся на нас во Христе, убедить внести свою лепту ради славы Божьей и пользы ближнего, негоден для христианства и все усилия принудить его к этому напрасны.

Как можно законами и угрозами заставить с радостью повиноваться Богу того, чье сердце не смог растопить огонь небесной любви и благодати? Не человеческая милость предлагается нам, но милость Божья, и Павел хочет, чтобы мы осознали это и тем самым были побуждаемы "представить тела наши в жертву".

— Мартин Лютер. Проповедь на Первое Воскресенье после Богоявления (текст: Рим. 12:1-6)

Пусть каждый уяснит для себя разницу между внешним священством, которому свойственен ослепительный блеск, и внутренним, духовным священством. Первым наделяются лишь очень немногие; последним обладают все христиане одинаково. Первое было установлено людьми независимо от Слова Божьего; последнее было установлено Словом, независимо от человеческих планов. В том кожу помазывают маслом; в этом сердце незримо помазывается Святым Духом. То хвалится и превозносится своими делами; это провозглашает и прославляет благодать Бога и Его славу.

То не приносит в жертву тела с его похотями, но, напротив, лелеет греховные желания плоти; это приносит в жертву тело и умерщвляет его похоти. Первое позволяет себе принимать подношения в виде золота, имущества, почестей, праздности, удовольствий и всяческих похотей земных; последнее отказывается от всего этого и получает только противоположность почитания. То распинает Христа в своих ужасных извращениях; это же, удовлетворенное искуплением, раз и навсегда совершенным Христом, приносит себя с Ним и в Нем, совершая такие же жертвы.

По сути, эти два священства сочетаются друг с другом так же, как Христос и Варавва, как свет и тьма, как Бог и мир. В священстве Христовом не было места помазанию маслом и пострижению, а потому таким способом никто не получит христианского священства. Тем не менее, и Христос, и все Его христиане - священники. "Ты священник вовек по чину Мелхиседека" (Пс. 109:4). Христианским священством нельзя наделить.

Священником не становятся. Нужно родиться священником; нужно унаследовать этот чин. Я говорю о новом рождении - о рождении от воды и Духа. И таким образом все христиане становятся священниками, детьми Божьими и сонаследниками Христу, высшему Первосвященнику.

Люди во всем мире считают титул священника достойным славы и почтения; он нравится всем. Однако мало кто принимает обязанности и жертвы, связанные с этим титулом. К ним люди, похоже, испытывают отвращение. Христианское священство стоит человеку жизни, имения, чести, друзей и всего мирского. Оно стоило Христу того же на святом кресте. Никто с готовностью не предпочитает смерть жизни и не выбирает боль вместо удовольствий, утраты вместо прибытка, стыд вместо чести, врагов вместо друзей - по примеру, поданному Христом на кресте. И, более того, все это следует переносить не ради своей пользы, но ради блага ближнего и ради чести и славы Бога. Ибо так Христос вознес Свое тело. Это славное священство.

— Мартин Лютер. Проповедь на Первое Воскресенье после Богоявления (Текст: Рим. 12:1-6)

Празднование Вечери Господней настолько исполнено горящей любви, а участие в ней настолько исполнено благодати и праведности, но при этом ее празднование является еще и кульминацией жизни прихода...

Они строят алтарную часть храма таким образом, чтобы алтарь был ее вершиной. Наше богослужение напоминает подъем на высокую гору. Оно начинается с вопля из глубины сердец: "Господи, помилуй!", - и делает шаг вверх, к исповеданию веры в искупление словами ангельской песни: "Слава в вышних Богу!" Потом оно поднимается еще выше вместе с чтением Послания и Евангелия, на которые эхом откликается Символ Веры. После проповеди наступает время молитвы обо всех бедствиях и правителях земли. Потом, по завершении прошений, следует благодарение с возгласом: "Вознесите сердца ваши!" И чинопоследование продолжает подниматься все выше. В молитве благодарения мы сливаем свои голоса с [небесным] хором Победившей Церкви, соединяясь с нею в пении троекратного славословия и возгласом "Осанна!" приветствуем Того, Кто приближается к нам в Своей Вечере. Опустившись на колени, мы произносим Молитву Господню и выслушиваем Слова Установления. Мы поднимались от одной ступеньки к другой и теперь, наконец, приход оказывается на вершине горы - небеса над верующими раскрылись, а перед ними накрыт небесный стол с единым хлебом и единой чашей для всех, ибо сама Церковь есть единая семья детей Божьих, семья братьев и сестер во Христе.

Есть что-то очень трогательное в этом совместном шествии прихода к алтарю, и в наших сердцах как будто звучит голос: "Встану, пойду к Отцу моему", - и в доме нашего Отца начинается праздник, царский пир, и ангелы радуются, и Отец веселится, вновь видя, как Его сыновья и дочерь собираются за столом. Они принимают тело и кровь Христа, исповедуя, что это те самые тело и кровь, которые были преломлены и пролиты на Кресте. Как сказал св. Павел: "Всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете", - и так оно и есть. Ибо каждое празднование Вечери - это великое возвещение смерти Христа пред Богом и пред миром. Здесь находится кульминация богослужения, которое затем быстро завершается песнью Симеона: "Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое", - ибо на вершине горы Сам Господь встретил нас в Таинстве, и мы приблизились к Нему настолько, насколько это возможно во время земного странствования.

[…]

Когда христианин принимает тело и кровь Христа как верный залог прощения, - это вершина благодати. Ибо этим самым телом, которое было предано за нас на кресте, этой самой кровью, которая была пролита за нас, Христос искупил вину человечества, и эту самую жертву - Его тело и Его кровь - Он дает нас в святой Вечере как гарантию того, что наш долг прощен. Гарантия - это не просто расписка, расписка - не просто честное слово. Стоимость гарантии всегда так же велика, как и размер долга. Тело и кровь Христа, преданные на Голгофе, были платой за долг мира; тело и кровь Христа, преподаваемые мне во время Вечери, порождают во мне невыразимую уверенность и радость, поскольку они даются мне как гарантия того, что Иисус Христос есть умилостивление за грехи наши, и не только наши, но и грехи всего мира. Но где прощение грехов, там и жизнь и спасение. Вот почему для христианина участие в Вечере - это вершина благодати.

— Макс Коммен, суперинтендент епархии Люнебург-Целле (1870)

Если бы некая церковь позволила себе переступить черту, за которой перестала бы рассматривать гомосексуальные отношения как отступление от библейских норм, и признала бы гомосексуальные союзы личными отношениями, основанными на любви и равнозначными супружеству, такая церковь уже не опиралась бы на Библию, но шла бы вразрез с единодушным свидетельством Писания. Церковь, сделавшая этот шаг, утратила бы принадлежность к единой, святой, вселенской и апостольской Церкви.

— Wolfhart Pannenberg, "Revelation and Homosexual Experience". Christianity Today (November 11, 1996), 37

Итак, учитесь понимать данный артикул как можно более ясно. Если тебя спросят: "Что ты понимаешь под словами "Верую в Духа Святого"?" - ты можешь ответить: "Верую, что Святой Дух делает меня святым, как предполагает Его имя". Но каким образом Он совершает это и какие методы и средства использует для достижения этой цели? Ответ таков: посредством христианской Церкви, прощения грехов, воскресения плоти и жизни вечной. Ибо, прежде всего, у Него есть в мире особенное собрание людей, которое является матерью, рождающей и вынашивающей каждого христианина посредством Слова Божьего, которое Он открывает и проповедует, [и которым] Он просвещает и воспламеняет сердца, дабы они понимали, принимали его, держались его и постоянно пребывали в нем.

Ибо там, где Он не устраивает так, что Слово проповедуется и оживает в сердцах таким образом, чтобы люди его понимали, Слово утрачивается - как это и было во времена папства, когда вера была полностью "задвинута в угол", и никто не признавал Христа своим Господом, а Святого Духа - своим Освятителем, то есть никто не веровал, что Христос является нашим Господом в том смысле, что Он добыл для нас это сокровище без каких-либо дел и заслуг с нашей стороны и соделал нас благоугодными Отцу. Чего же, в таком случае, недоставало? Именно того, что не было Святого Духа, Который открывал бы эту истину и побуждал людей проповедовать ее; но были люди и духи бесовские, которые учили нас стяжать благодать и спасаться своими делами. И потому это и не христианская Церковь - ибо там, где не проповедуют Христа, нет Святого Духа, созидающего, призывающего и собирающего христианскую Церковь, без которой никто не может прийти ко Христу Господу.

— Большой Катехизис. Часть II: Апостольский Символ Веры. Артикул III, §§ 40-45

Апостоличность Церкви точно так же была утверждением ее историчности. По сути, она представляла собой верность апостольскому служению — но не в смысле теории апостольской преемственности, сохраняемой посредством непрерывной череды епископских рукоположений, а том смысле, что традицию служения можно проследить до времен Церкви, основанной апостолами. Она была, по крайней мере, частичным залогом достоверности учения, проповедуемого в Церкви, — в отличие от древних ересей и расколов, которые смешали христианское учение с человеческими добавлениями, — и освященного рассудительным цитированием текста Писания. Главной целью при этом было сохранение апостольского учения и Таинств, хотя акцент делался на священное служение как средство достижения этой цели — именно такой акцент мы снова и снова находим в V Артикуле Аугсбургского Исповедания. И лишь позднейшие поколения превратили священное служение из средства в самоцель и начали цитировать слова древних Отцов Церкви, придавая им смысл, которого не вкладывали в них авторы. При всем том, «апостоличность» действительно является эмпирическим признаком Церкви.

— Arthur Carl Piepkorn. The Church, p. 26

Все то время, пока на земле существовала ортодоксальная Церковь, существовала и лютеранская церковь. Она (как ни странно это звучит) так же стара, как и мир, ибо у нее нет никакого иного учения кроме того, что было получено от Бога и проповедано патриархами, пророками и апостолами. Да, название "лютеранская" впервые появилось 300 лет назад, но не то, что стоит за этим названием. И потому, когда нам снова и снова задают вопрос: "Где была лютеранская церковь до Лютера?" - мы можем дать простой ответ: она была везде, где были христиане, от всего сердца веровавшие в ИИСУСА Христа и Его Святое Слово и не позволявшие никаким человеческим авторитетам увести их прочь от этой веры, которая только и спасает, и даже в смертных страданиях искавших прибежища в Нем.

— C.F.W. Walther, "Concerning the Name Lutheran". Der Lutheraner, Sept. 23, 1844, (Vol. I, No. 2), p. 6

И такое использование Таинства, когда вера оживотворяет устрашенные сердца, является служением Нового Завета, потому что Новый Завет требует духовного расположения, умерщвления и оживления. [Ибо по учению Нового Завета высшее служение Бога совершается внутри, в сердце]. И именно для такого использования Христос учредил это Таинство, поскольку Он заповедал им творить сие в Его воспоминание. Ибо вспоминать Христа — это не показное внешнее действо [не то, что можно осуществить каким-то жестами и действиями], учрежденное для примера, подобно чествованию памяти Геркулеса или Одиссея в греческих трагедиях. Вспоминать Христа значит помнить о милостях Христовых и принимать их верой, чтобы обретать через них жизнь. Так говорится и в Псалме 110:4-5: Памятными соделал Он чудеса Свои; милостив и щедр Господь. Пищу дает боящимся Его. Ибо это означает, что в обряде следует различать волю и милость Бога. Но вера, видящая милость, дает жизнь. Именно в этом и заключается главная польза Таинства, из чего явствует, кто готов к участию в Таинстве (чья совесть устрашена), и как им следует приступать к нему.

И Отцы Церкви действительно говорят о двух сторонах Таинства, об утешении совести и о благодарении, или хвале. Первая сторона имеет отношение к сущности (правильному использованию) Таинства; вторая же имеет отношение к жертве. Об утешении Амвросий говорит: Идите к Нему и будьте прощены, потому что Он есть отпущение грехов. Вы спрашиваете, кто Он? Услышьте Его слова в Иоанна 6:35: Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда. Данный отрывок свидетельствует о том, что в Таинстве нам предлагается отпущение грехов; он также свидетельствует о том, что это отпущение должно быть принято верой. Бесконечное количество свидетельств на этот счет можно найти у Отцов, однако все их наши противники превратно истолковывают, понимая их как opus operatum и как дело, которое следует совершать за других; хотя Отцы явственно требуют веры и говорят об утешении, принадлежащем каждому, а не о деле.

— Апология Аугсбургского Исповедания. Артикул XXIV: О Мессе, §§ 71-73, 75

Пусть никто не говорит, что молитва — дело само собой разумеющееся. В конце концов, каждое воскресенье у нас есть одно или два богослужения. Нет, та молитва Церкви, которую мы видим повсеместно в Новом Завете, где идет речь о жизни экклесии, — это, к сожалению, вовсе не что-то само собой разумеющееся. Кто осмелится сказать, что молитва в наших лютеранских общинах сегодня возносится с ревностью, хотя бы отдаленно напоминающей ревность, которая побуждала новозаветную Церковь молиться «прилежно» (Деяния 12:5)? Где сегодня усердная молитва Лютера с ее видимыми ответами? Где молитва тех благочестивых людей, о которых Лютер писал в своем Большом Катехизисе, объясняя Молитву Господню, — молитва, которая в те дни помешала дьяволу уничтожить всю Германию, утопив ее в собственной крови? Да, несмотря на всю критику, которую Реформация обрушила на бессмысленные бормотания католических молений, и которую подхватило современное литургическое движение внутри католической церкви (совершенно независимо и с совершенной иной точки зрения), разве не должны мы, наконец, спросить себя, где, в какой церкви, молитва совершается с большим усердием, а возможно, и  с большим умением — ибо молитве тоже необходимо учиться? И каков же будет ответ — католическая церковь или церкви Реформации?

Возьмите, к примеру, хотя бы Розарий. Мы совершенно справедливо считаем его для себя великим оскорблением, даром что сами католики в прошлом подвергали его резкой критике. Разве фундаментальная тайна божественного откровения, чудо воплощения вечного Сына Божьего не сохраняется в нем до сих пор гораздо лучше, чем в современном протестантизме, в котором молитвы осталось мало или не осталось вообще? Разве не следует предпочесть католический храм, где верующие входят и выходят круглые сутки, протестантскому дому Божьему, двери которого закрыты всю неделю просто потому, что Кальвин и прежнее поколение реформатов боялись тайного возобновления исчезнувшего культа святых и поклонения Sanctissimum [т. е. освященным Дарам, оставшимся после совершения Таинства]? Где же, в таком случае, остается молиться бедным христианам? Уединенная молитва в собственной келье, которую так часто превозносят, — двадцать лет назад Гюнтер Ден провел опрос среди детей берлинских рабочих и выяснил, что зачастую текст Мф. 6:6 был одним из немногих библейских отрывков, сохранившихся в их памяти после изучения катехизиса, — эта самая уединенная молитва всегда существовала лишь в соединении с церковной молитвой. Да и у многих ли сегодня есть собственная келья для молитвы?

Возможно ли, что этот кризис молитвы связан с великим кризисом, который переживает современное христианство, и о котором мы говорили в первом письме? Древняя Церковь пришла в мир, в котором и иудеи, и язычники считали молитву само собой разумеющимся делом. Если состоящая из девяти частей молитва «Кирие элейсон» («Господи, помилуй») Римской Мессы действительно была заимствована из культа Sol Invictus, как полагал покойный католический ученый Одо Касель, это доказывает, что древний языческий мир был, на свой манер, миром молитвы. Нынешняя Церковь живет в мире, который больше не молится и не способен молиться. Можно лишь вспомнить знаменитый афоризм Канта, что чем больше человек преуспевает, тем меньше он молится. Неужели недостаток молитвы в современном мире повлиял на Церковь сильнее, чем мы осмеливаемся думать, — точно так же, как на христианство столь сильно повлияла неспособность современного человека понять, что такое грех?

И потому гораздо более обнадеживающей является ситуация, когда повсюду в христианском мире люди относятся к молитве серьезно. Ибо при таком отношении они не пытаются избавиться от необходимости проявлять христианскую любовь вопреки влиянию мира. Напротив, они ревностно пытаются найти дорогу обратно, к тому единственному, что нужно (Лк. 10:41). Без этого любая «Марфина» социальная работа и «политическое богословие» обязательно станут мирским делом. В серьезном же отношении к молитве проявляется желание Церкви снова стать Церковью Христовой, а не очередным учреждением, радеющим об общем благе человечества. И это желание обращено не к знатокам литургики, которые только и делают, что порождают новые литургические движения. Это желание выражается величайшей молитвой в истории, обращенной к Сыну Божьему: «Господи, научи нас молиться!»

— Hermann Sasse. Ecclesia Orans

Два лютеранских священника создадут автономную церковь

Бывшие служители Евангелическо-Лютеранской Церкви Аугсбургского исповедания (ЕЛЦ АИ) вышли из состава Церкви и намерены создать независимое религиозное сообщество, - сообщает Христианский Мегапортал invictory.org со ссылкой на baznica.info.

Иван Чернышев, оставивший в свое время пасторское служение в Усурийске (Дальневосточной пробство, возглавляемое пастором Майнфредом Брокманом) и несколько лет проработавший в московской общине Св.Михаила ЕЛЦ АИ штатным пастором на зарплате, принял решение о создании независимой религиозной группы в Москве. Группа будет собираться в межконфессиональном баптистско-пятидесятническом центре на Юге Москвы.

К Ивану Чернышеву присоединился бывший диакон Сергей Кирюшатов, ранее возглавлявший общину ЕЛЦ АИ в городе Моршанск (Тамбовской области). Сергей Кирюшатов станет помощником Чернышева в создаваемой последним независимой религиозной группе.

Представители Евангелическо-Лютеранской Церкви Аугсбургского исповедания сообщили, что "желают своим бывшим служителям успехов в избранном пути и молятся за них".

— Invictory.Org