Что ни говори, все-таки в наше время жизнь во многих отношениях проще, чем, скажем, в 17-18 веке. Если бы сейчас молодая женщина, у которой муж два года не подает о себе вестей, полюбила бы молодого интересного мужчину и родила от него ребенка, никто бы ей и слова не сказал в осуждение. Во-первых, большинству наплевать. А во-вторых, слыхали мы и не про такие проступки. Словом, жила бы себе потихоньку мать-одиночка, как многие живут. Эстер Прин за подобное прегрешение три месяца продержали в тюрьме вместе с маленькой дочкой, а потом бедную женщину вывели к позорному столбу, и она долго там стояла на радость зевакам. По приговору суда Эстер все время должна была носить на груди алую букву, знак того, что она прелюбодейка. Видимо, в пуританских поселениях Северной Америки такая суровость была в порядке вещей. Про салемских ведьм, наверно, слышали? Вот это то самое время и почти то самое место. Если уж могли казнить несколько несчастных женщин по каким-то диким суеверным соображениям, Эстер Прин должна была сказать спасибо, что ее не закидали камнями.
Каково пришлось молодой матери, оставшейся в одиночестве, ни мужа, ни родни, ни подруг, как она управлялась одна в деревенском домике, Готорн не пишет, его как мужчину, видно, бытовая сторона вопроса не волновала. А я вот задумалась: 17 век, напомню, то есть никаких современных удобств. Искупать ребенка, постирать белье - целое дело. Автора, говорят, обвиняли тогдашние критики, что героиня не раскаивается. А когда ей раскаиваться, хочу вас спросить. Дитя кушать хочет ежедневно. К счастью, Эстер была очень искусной рукодельницей и могла зарабатывать на жизнь своим мастерством, шила, вязала, вышивала на весь городок. Что сказать, молодец, не сдалась, можно только уважать такую сильную женщину.
А герой-любовник как раз подкачал. Ни на что у него сил не хватило. Признаться, что он отец ребенка, побоялся. Уехать, начать все сначала на новом месте, в одиночку, либо вместе с Эстер тоже пороху не хватило. Терзался, понимаешь, изводил себя постом да молитвой. Плюнуть хочется, честное слово, что за мужчина. Может, потому что он священник? Честно говоря, не вполне понятно, как он вообще смог стать отцом при такой нерешительности. Готорн очень целомудренно этот вопрос обходит. Из книги нельзя узнать, как молодой пастор и его прекрасная прихожанка полюбили друг друга. Автор не заглядывает в постель к своим героям, что, наверно, даже неплохо; зато все, самые малейшие душевные движения горе-священника, Эстер, или ее мрачного мужа становятся известны читателю. Должна признаться, пару раз я мысленно обругала писателя занудой. Очень уж подробно и обстоятельно он подводит меня к месту, до которого я добралась уж полчаса назад. Однако все переливы мыслей и чувств в романе вполне правдивы и достоверны. Так, например, книжные матери в старых книгах бывают настолько неизменно милы и нежны, что становятся приторными; Эстер любящая заботливая мать, но иногда она может потерять терпение, стать раздражительной, и я понимаю ее резкость. Когда отцы города собираются забрать у Эстер ее трехлетнюю дочь, считая, что такая дурная женщина не может хорошо воспитать девочку, мать с отчаянием обращается к священнику для защиты. Похоже, она в тот момент забыла, что собиралась хранить тайну отцовства, не думала, что ставит его под удар, и этот порыв так естественен и понятен.
Не до конца я разобралась, как относится Готорн к своей героине. Видно, что ему нравится ее стойкость и мужество. Но вот зачем автор обвиняет бедную женщину в том, что она не защитила любовника от мести обманутого мужа; и в том, что она задумала вырваться из города, где ее оскорбляли и принижали? Если и была на ней вина, семь лет достаточный срок, чтобы заслужить свободу и покой. Считает ли Натаниэль Готорн виновной Эстер Прин, вопрос не такой простой. Эстер все же уезжает в Европу, но потом возвращается и носит свою алую букву до самой смерти.