Fairy Mother

Читать далее...

куклы от Lisa Lichtenfels.


Четыре Ангела мои ко мне слетаются и спорят:
Какой мне путь предначертать и что вложить в уста для пенья,
Распределяют по годам минуты радости и горя
И чертят график на песке, а в нем - надежды и сомненья.

Аллеи Павловска пусты, и я иду по ним неспешно:
Давно изученный пейзаж и каждый раз неповторимый...
В такие светлые часы легко забыть, что все мы грешны,
И даже Ангелы грешны и, может, метят в Серафимы.

Берегу их как могу, я их храню и почитаю, как родителей,
Птицу-Жалость, птицу-Верность, птицу-Горестную Совесть, птицу-Честь...
От обиды улетают, от обмана умирают эти преданные Ангелы-хранители.
Лишь они на слабых крыльях могут жизнь мою пронесть.

Но вот один из них сказал: "О Боже мой, какая мука!
Остановить его пора, работать трудно на ходу".
Другой ответил: "Не спеши, ведь скоро ждет его разлука",
А третий тихо произнес, что видит и еще беду.

Четвертый - самый молодой, на сына моего похожий,
Сказал и тонкою рукой коснулся бледного лица:
"Он будет часто умирать, чтоб чью-то совесть растревожить,
Он должен боль и грех познать, чтоб успокаивать сердца".

А я не слышал тех речей и брел без цели, наудачу,
И от хранителей моих не ждал решительных идей.
И смолк их тихий разговор - я их, наверно, озадачил,
Поскольку плакал без причин, представив Землю и людей.

Берегу их как могу, я их храню и почитаю, как родителей,
Птицу-Жалость, птицу-Верность, птицу-Горестную Совесть, птицу-Честь...
От обиды улетают, от обмана умирают эти преданные Ангелы-хранители.
Лишь они на слабых крыльях могут жизнь мою пронесть.

1982

Дольский Александр
Четыре Ангела (Воспоминание о Павловске)



Граффити. Фотограф под ником Alex.

Бернардо Дадди.Благовещение.1340.Фрагмент.



Читать далее...

Тёрнер. Парк в Петворте, на заднем плане Тиллингтонская церковь. Около 1830.


Восьмого мая они просыпаются среди ночи.
Старший из них говорит: "Черемуха зацветает"
Средний из них говорит: "Чепуху ты мелешь."
Младший шепчет: "Мама моя святая,
Защити нас всех, пока ты еще умеешь,
Неприкаянных одиночек."

Она говорит: "Всё хорошо, сыночек."




Уоллис Генри. Смерть Чаттертона.


Девятого старший под вечер приходит черный,
Говорит: "Там толпа, шли по головам, топтались по душам."
Показывает ушибы и умирает.
Средний будто кожу с себя сдирает,
Воет волком, уткнувшись в его подушку.
Младший плачет: "Папенька, ты ученый,
Куда мы теперь без старшего?
Ведь нам и не снился ни опыт его, ни стаж его."

Отец отвечает ему: "Ничего страшного,
Если что - спрашивай."





Среднего ищут весь день и находят к вечеру,
Во временном котле
В ременной петле.
Над его кроватью солнечный теплый след еще.
Младший смотрит безвыходно и доверчиво,
Спрашивает: "Мама, я буду следующим?"




Боттичелли. Ангел- Мадонна с гранатом. Фрагмент.


Одиннадцатого он просыпается, думает: "поглядим-ка"
бережно сдувает с цветов пыльцу,
что у нас нынче слышно?
Завтра в прошлом году погибает Димка,
Прямо в подъезде, лезвием по лицу.
Завтра в прошлом году зацветает вишня.
А сегодня солнце взойдет, солнце зайдет
И ничего не произойдет.

Двенадцатого он просыпается ровно в семь.
Улыбается, ставит чай, начинает бриться.

Успевает увидеть, как черемуха серебрится.




Тёрнер. Утро после кораблекрушения. 1841


Утро пахнет поджаристыми коржами,
Отец выходит из спальни в одной пижаме.
Мать говорит: "Не бойся, я тебе новеньких нарожаю."




Герард Давид. Брак в Кане. Фрагмент.


8 Мая 2008.
Про ангелов.
izubr.
http://izubr.livejournal.com/

Прощай, моя родная планета,
Мой далекий Марс,
Где ветер есть ветер,
Песок есть песок
И каналы - прямые.

Прости, моя грозная планета,
Мой голый Марс,
Что любовь – это любовь,
И сердце – это сердце,
И не слушаться его нельзя.



Земля! Кто хоть раз слышал ее зеленый гул –
Для него запахнет Вселенная,
И он падет звездой в лиственное лоно Земли,
Чтобы задохнуться в ее прозрачном воздухе
И толщах облаков.

Прощай! Еще в ранах ожогов
Холодеет сердце, бросившее меня
Сквозь черные дали в ее росистые поля.
Я умираю. На желанной Земле
Жить может только тот, кто вырос
У извилистых рек, у скрытых омутов и каналов.

И все же... Моей родной планетой,
Которую, умирая, будут искать глаза и запекшиеся губы,
Будешь не ты...

Она, - моя единственная любовь,
Закроет мне веки листком подорожника на соленых ресницах,
Земля...


К сожалению, автора не знаю.

Созвездие Плеяды.

Могучая архитектура ночи!
Рабочий ангел купол повернул,
Вращающийся на древесных кронах,
И обозначились между стволами
Проемы черные, как в старой церкви,
Забытой Богом и людьми.

Но там
Взошли мои алмазные Плеяды.
Семь струн привязывает к ним Сапфо
И говорит:
"Взошли мои Плеяды,
А я одна в постели, я одна.
Одна в постели!"



Моро. Сапфо. Фрагмент.

Ниже и левей
В горячем персиковом блеске встали,
Как жертва у престола, золотые
Рога Тельца
и глаз его, горящий
Среди Гиад,
как Ветхого завета
Еще одна скрижаль.



Плеяды в созвездии Тельца.

Проходит время,
Но - что мне время?
Я терпелив,
я подождать могу,
Пока взойдет за жертвенным Тельцом
Немыслимое чудо Ориона,
Как бабочка безумная, с купелью
В своих скрипучих проволочных лапках,
Где были крещены Земля и Солнце.

Я подожду,
пока в лучах стеклянных
Сам Сириус
с египетской, загробной,
собачьей головой
Взойдет.



Сириус - ярчайшая звезда ночного неба.

Мне раз еще увидеть суждено
Сверкающее это полотенце,
Божественную перемычку счастья,
И что бы люди там ни говорили
Я доживу, переберу позвездно,
Пересчитаю их по каталогу,
Перечитаю их по книге ночи.

1958

Арсений Тарковский.
Телец, Орион, Большой Пес.



Распыление вещества сверхновой звезды на ранней стадии существования Вселенной. Компьютерная модель.

Я выключаю телевизор, я пишу тебе письмо
Про то, что больше не могу смотреть на дерьмо,
Про то, что больше нет сил,
Про то, что я почти запил, но не забыл тебя.



Werewolf by_Novawuff.

Про то, что телефон звонил, хотел, чтобы я встал,
Оделся и пошел, а точнее, побежал,
Но только я его послал,
Сказал, что болен и устал, и эту ночь не спал.

Я жду ответа, больше надежд нету.
Скоро кончится лето. Это...

А с погодой повезло - дождь идет четвертый день,
Хотя по радио сказали - жаркой будет даже тень.
Но, впрочем, в той тени, где я,
Пока и сухо и тепло, но я боюсь пока...



Werewolf - Calendar March - by_Novawuff.

А дни идут чередом - день едим, а три пьем,
И вообщем весело живем, хотя и дождь за окном.
Магнитофон сломался,
Я сижу в тишине, чему и рад вполне.

Я жду ответа, больше надежд нету.
Скоро кончится лето. Это...

За окном идет стройка - работает кран,
И закрыт пятый год за углом ресторан.
А на столе стоит банка,
А в банке тюльпан, а на окне - стакан.
И так уйдут за годом год, так и жизнь пройдет,
И в сотый раз маслом вниз упадет бутерброд.
Но может будет хоть день,
Может будет хоть час, когда нам повезет.

Я жду ответа, больше надежд нету.
Скоро кончится лето. Это...



by_Novawuff.

Я ЖДУ ОТВЕТА, БОЛЬШЕ НАДЕЖД НЕТУ.
СКОРО КОНЧИТСЯ ЛЕТО. Это...

1990 - Черный альбом

Виктор Цой.
Я выключаю телевизор.

Климт. Упоение. Фрагмент. 1905-09 гг.

Кисть художника везде находит тропы.
И, к соблазну полисменов постовых,
Неизвестные художники Европы
Пишут красками на хмурых мостовых.
Под подошвами шагающей эпохи
Спят картины, улыбаясь и грустя.
Но и те, что хороши, и те, что плохи,
Пропадают после первого дождя.

Понапрасну горемыки живописцы
Прислоняются к подножьям фонарей
Близ отелей, где всегда живут туристы —
Посетители картинных галерей;
Равнодушно, как платил бы за квартиру,
За хороший (иль плохой) водопровод,
Кто-то платит живописцу за картину
Либо просто подаянье подает.

Может, кто-то улыбнется ей от сердца?
Может, кто-то пожелает ей пути?
Может, крикнет: «Эй, художник! Что расселся?
Убери свою картинку! Дай пройти!»
Но, как молнии пронзительную вспышку,
Не сложить ее ни вдоль, ни поперек,
Не поднять ее с земли, не взять под мышку,—
Так покорно распростертую у ног!

И ничьи ее ручищи не схватили,
Хоть ножищи по ее лицу прошли...
Много раз за ту картину заплатили,
Но купить ее ни разу не смогли.

1961

Новелла Матвеева.
Художники.



Пюви де Шаванн. Надежда. 1872

Моро. Фракиянка с головой и лирой Орфея. 1865. Фрагмент.

Памяти Тудора Аргези

Когда потеряют значение слова и предметы,
На землю, для их обновленья, приходят поэты.
Под звездами с ними не страшно: их ждешь, как покоя!
Осмотрятся, спросят (так важно!): «Ну, что здесь
такое?
Опять непорядок на свете без нас!»

(Кругом суета:
Мышь ловит кота,
К мосту рукава пришиты...
У всякой букашки просит защиты
Бедный великан!
Зеленый да алый
На листьях дымок;
Их бархат усталый
В жаре изнемог...)

Вступая с такими словами на землю планеты,
За дело, тряхнув головами, берутся поэты:
Волшебной росой вдохновенья
кропят мир несчастный
И сердцам возвращают волненье,
а лбам — разум ясный.
А сколько работы еще впереди!

Живыми сгорать,
От ран умирать,
Эпохи таскать на спинах,
Дрожа, заклинать моря в котловинах,
Небо подпирать!
(Лучами блистает
Роса на листе,
Спеша, прорастает
Зерно в борозде.)

Привет сочинителям славным, чьи судьбы предивны!
Но колбасникам, тайным и явным, поэты противны —
Что в чужие встревают печали, вопросы решают...
«Ах, вопросы нам жить не мешали: ответы — мешают!

И скажут ребятам такие слова:

«Вы славу стяжали,
Вы небосвод
На слабых плечах держали,
Вы горы свернули,
В русло вернули
Волны грозных вод...»
Потом засмеются
И скажут потом:
«Так вымойте блюдце
За нашим котом!»

Когда потеряют значенье слова и предметы,
На землю, для их обновленья, приходят поэты;
Их тоска над разгадкою скверных, проклятых
вопросов —
Это каторжный труд суеверных старинных матросов,
Спасающих старую шхуну Земли.

Новелла Матвеева.
Поэты.



Редон. Муза на Пегасе. 1900.

Однажды поросёнок — а звали его Икар! — пришёл к Волшебному источнику и попросил исполнить его желание. Ему давно уже хотелось научиться летать.
— Если тебе очень хочется, я могу сделать так, что ты полетишь, — сказал Волшебный источник. — Но только для этого тебя сначала надо превратить в птицу.
— Нет, я хочу быть поросёнком! Поросёнком, который умеет летать, — сказал Икар.
— Но поросята не могут летать! — возразил Волшебный источник.
Икар очень огорчился и пошёл домой. По дороге он думал только об одном: как бы научиться летать.

На другое утро пораньше он отправился в лес и попросил каждую птицу дать ему по перышку. Ну конечно, они ему дали.
— Наверное, ты хочешь научиться летать? — спросили они.
— Да, — ответил Икар.
Он связал все перья вместе, и получились крылья. Потом поднялся на вершину горы у самого берега моря. За ним следом взобрались туда кошка и мышка, птичка и два кролика, целая компания жуков и даже улитка — всем хотелось видеть, что у него получится.
Икар привязал крылья, взмахнул ими и медленно поднялся в вышину. Вот это было счастье! И все зрители тоже радовались, а самый маленький жучок чуть не умер от восторга. Икар поднялся высоко-высоко, почти до самого Солнца.
— Ай да поросёнок! Ай да молодчина! — нахваливал он себя.-А Волшебный источник ещё говорил, что поросята не могут летать. Могут!
И как раз в этот момент он так близко подлетел к Солнцу, что верёвки, которыми он привязал крылья, загорелись от солнечного жара. И крылья упали вниз. А за ними следом и поросёнок. Он несколько раз перекувырнулся в воздухе и плюхнулся в море.

Бедный Икар совсем промок, хорошо ещё, что он благополучно доплыл до берега и бросился бегом домой, к маме.
— Не огорчайся, мой маленький Икар, — сказала ему мама, — ведь ты все-таки ЛЕТАЛ!
И она дала ему джем и пирожное.
А все друзья пришли к нему в гости и завели хоровод:

Поросёнок Икар, наш дружок,
Собрались мы сегодня в кружок,
Чтобы петь и плясать,
Чтобы петь и плясать
В честь того, кто умеет летать!

В тот же вечер Икар пошел навестить Волшебный источник. И, заглянув в глубокий - глубокий колодец, сказал, глядя на крохотный кружочек воды на самом дне:
- Ты прав, поросята не могут летать. - И по щеке его скатилась слеза.
- Выше голову, - сказал Волшебный источник, - ты все равно молодчина!

Дональд Биссет.