В моей семье два человека носили или носят погоны. Отец проходил в форме лет пятнадцать, брат – после восьмого класса поступил в суворовское училище, и с тех пор, а ему уже почти сорок, и он уже полковник, не снимает формы.
Военные вообще, их привычки и комплексы мне близки и понятны в силу семейных обстоятельств.
В моей биографии есть факт попытки поступления в высшее военное училище, Горьковское тыла. По-моему оно сейчас расформировано. Несмотря на все семейные обстоятельства, кои и подвигли меня на эту попытку, я человек сугубо гражданский. Пожив недели две в войсковом приемнике под Горьким, я, как бы это сказать помягче, всем существом проникся, что армия – это не моё. Между прочим, именно эта попытка привела к цепи следствий, приведших меня в моё нынешнее состояние. Я не хочу слишком о себе распространяться, но случилось так, что, не поедь я в июне 88-го поступать в военное училище, вся моя жизнь сложилась бы совершенно иначе. Вот так, армия даже таким боком имеет самое непосредственное отношение к моей жизни. Я уже молчу о том, что мой лучший, точнее единственный, друг – военный.
Гражданские постоянно высмеивают тупость и грубость военных, не видя сути и причин их поведения и образа мыслей. Сколько смеха вызывают их поступки, продиктованные необходимостью следования субординации. А ведь субординация есть лишь следствие необходимого армейского принципа единоначалия. И почему, собственно, мы, постоянно ругая бардак в структурах наших компаний, приводящий подчас к непониманию того, кто за что отвечает, не можем быть более снисходительными к тем, кто привык к четкой регламентации всего и вся?
Воспитанный в представлении о том, что приказ командира в армии – закон, я был немало поражен одним случаем, когда в 10-м классе в рамках воспитательной программы начальной военной подготовки все десятые классы школ города вывезли на Кряж в танковый полк на экскурсию. Там я увидел, как солдат, держащий в руках карабин Симонова, на приказ офицера отдать оружие и вернуться в строй, стал кривляться и дразнящими движениями крутить карабином перед офицером, практически играя с ним в кошки-мышки. До этого я ничего подобного себе просто представить не мог. Я слышал о разложении в армии, дедовщине, но именно этот случай, ничтожный, в общем-то, коренным образом что-то поменял в моей голове, показав, насколько жизнь сложнее того, чему учат мама с папой.
Кстати, этот танковый полк был полностью уничтожен при штурме Грозного в январе 95-го.
Как-то я разговорился с одним коллегой об армии. Он был, прямо скажем, не апологетом милитаризма. В качестве примера армейской тупости он привел их приказы «Ложись!» во время учений, когда ты обязан тут же повалиться на землю, хоть в грязь, хоть в дерьмо. А я тогда вспомнил, как стоя на мосту перед Белым домом 4-го октября 1993-го, вполне мог погибнуть только из-за того, что когда начался обстрел, и над головой засвистели пули, я далеко не сразу смог заставить себя, всего такого чистого, повалиться на тротуар и вжаться всем телом и, что было особенно непросто, мордой в грязный бордюр, в это спасительное укрытие. Те несколько секунд промедления вполне могли стоить мне жизни. Никто мне не докажет, что в необходимости немедленно упасть по первому приказу командира в грязь, есть что-то унизительное.
Мы, насмотревшись фильмов о войнах, думаем, что танки или бронетранспортеры – что-то вроде автомобилей, только тяжелые и с пушкой. Мы упускаем из виду, что танк или БТР – оружие, такое же, как автомат Калашникова или атомная бомба. В реальных боевых условиях едущий на тебя танк производит такое же впечатление, как и направленный на тебя ствол автомата.
На том же мосту перед Белым домом, в тот же день я убедился в вышесказанном на собственном опыте. По всей видимости, кто-то в руководстве по подавлению мятежа отдал приказ о переброске БТРов к Белому дому. Я стоял в немногочисленной группе любопытствующих идиотов на мосту в тот момент, когда со стороны Кутузовского проспекта на него въехала небольшая колонна БТРов, состоящая всего из нескольких, трёх или пяти, машин. Противоположная сторона моста, выходящая на Новый Арбат, была перегорожена несколькими горящими троллейбусами. Был лишь узкий проход между троллейбусами и парапетом моста. Увидев колонну, люди в панике побежали с моста, но т.к. проход был слишком узок, стало понятно, что, в принципе, спастись успеют лишь немногие. Я, сначала побежавший вместе с остальными, остановился и, как зачарованный, стал смотреть на приближающиеся БТРы. Это были машины на гусеничном ходу. Помимо меня остановились и стали смотреть и большинство других. По всей видимости, увидев большое количество безоружных гражданских людей и мешающие движению колонны горящие троллейбусы, командир принял решение остановить колонну. Машины встали метрах в 50-ти от меня и стояли так несколько минут. Наверное, в это время по радио командир докладывал обстановку и в результате получил приказ на отход. Естественно, никто из нас, находившихся на мосту, ничего этого не знал. Мы просто молча стояли и смотрели на БТРы, это было состояние апатии, вызванной безвыходностью положения. То, что произошло потом, я могу объяснить для себя только тем, что командир колонны был наверняка молодым офицером, так же, как и мы, впервые оказавшимся в ситуации боевых действий. Но в отличие от нас, он был готов к этому, обучен, и он наверняка испытывал своего рода азарт. Короче, он, я думаю, решил схулиганить.
БТРы заурчали и дернулись. И первый, находящийся в голове колонны, наверняка командирский, БТР, проехав вперед несколько метров, неожиданно зарычав что есть мочи двигателем, быстро закрутился на одном месте, как это могут делать только гусеничные машины, блокируя одну из гусениц. Командир просто схулиганил перед тем как выполнить приказ об отходе. Но тот парализующий ужас, который я испытал, когда видел перед собой крутящуюся железную громаду, способную вне всякого сомнения в мгновение ока размазать тебя тонким слоем по асфальту, я больше никогда в жизни не испытывал. Передать словами то, что я тогда почувствовал невозможно.
Поэтому психологическая подготовка солдата не менее важна, чем обучение владению оружием и т.п…
Я не стал поступать в военное училище, и это было причиной того, что я за три дня поступил в политехнический институт на факультет, имеющий прямое отношение к оборонной промышленности, нам даже стипендию платили более высокую, чем студентам обычных «гражданских» факультетов. Моя специальность была совсем не сверхсекретная – технология производства взрывчатки.
Нкбш., город, где я жил, находится всего в нескольких километрах от города, где расположен мой политех (тогда город назывался Кбш), поэтому мне не полагалось общежитие, и я каждый день добирался до института на автобусе. В общей сложности я тратил на дорогу три часа в день. Маршрут автобуса пролегал мимо железнодорожного полустанка как раз недалеко от Кряжа, где располагался упомянутый мной выше танковый полк. Практически каждый день, проезжая мимо полустанка, я видел, как с платформ выгружаются танки, БТРы, БМП, орудия, и другая военная техника. Я тогда не знал, что это выводится из Восточной Европы Западная группа войск.
Войска выводились в колоссальной спешке. Техника наспех грузилась на железнодорожные платформы и отправлялась в СССР, в сопровождении всего нескольких солдат в лучшем случае во главе с офицером, а зачастую – сержантом. По дороге, естественно, эшелоны разворовывались (никто не крал танков, конечно, но электронику, оптику и т.п. – легко). По прибытии в конечный пункт в подавляющем большинстве случаев технику просто бросали в открытом поле, т.к. просто не существовало такого количества ангаров для ее хранения. Войска также выгружали в открытом поле, часто заставляя среди зимы обустраиваться в палатках. Мой брат, молодой тогда лейтенантик, сопровождал эти эшелоны и видел это все своими глазами.
Офицеры и солдаты, сопровождающие эшелоны с техникой, были лично ответственны за сохранность груза. Брат рассказывал, что для того, чтобы уберечь технику от разграбления, он приказал заварить электросваркой все люки на танках, предназначенных к отправке.
Брат рассказал мне также об одном случае, хорошо характеризующем хаос того времени.
Во время сопровождения очередного эшелона, где-то в центре России на одной из железнодорожных станций мой брат встретил трех солдат: сержанта и двух рядовых. Оказывается, что их так же, как и брата, отправили сопровождать груз откуда-то с Западной Украины куда-то на Дальний Восток. Отправили. И забыли. Доставив груз в место назначения, солдаты во главе со своим командиром, всем максимум по 19 лет, при оружии, без денег, сухого пайка (т.к. забыв о них, естественно, забыли выписать и все соответствующие предписания), отправились через всю нашу великую Родину в обратном направлении в свою часть. На каждой станции сержант заходил к коменданту, рассказывал о своей ситуации. Судя по тому, что он к тому моменту, когда его встретил мой брат, уже успел проехать полпути, мир был не без добрых людей. Брат, описывая сержанта, говорил, что это был чумазый, т.к. он не мылся много дней, серьезный умный парень. Представляю себя на его месте в 19 лет. Брошенный и забытый командирами. С автоматами. В ответе за двух солдат, которых целыми и невредимыми надо привести в часть. Да плюс ко всему их еще надо накормить, договориться со всеми начальниками… Брат сказал, что он испытал тогда глубочайшее уважение к этому человеку. Мне кажется, что на таких вот людях Россия и держится.
В это же время один мой приятель, служивший в Москве, плюнул на все, дезертировал из части и вернулся домой. Его даже никто не искал. Некоторое время спустя, ему позвонили домой, где он жил уже несколько месяцев без документов (но тогда это было совсем не важно), и попросили прийти в военкомат забрать документы. Он пришел в военкомат и забрал. Ему там даже слова не сказали.
Степной волк.
