Человек похож, например, на дерево. Нужно плод приносить, а иначе – срубят. Или – на свечу. Нужно от рождения до конца земной жизни гореть перед Богом ровным огнем без копоти. А еще похож человек на самолет. Да-да, на самолет, который «провожают совсем не так, как поезда», под крылом которого «о чем-то поет зеленое море тайги» и так далее.

Рассказываю, почему. 

Множество людей скрепляются в более-менее организованное единство при помощи множества, опять-таки, связей. На привычке, на страхе, на личной выгоде, на голосе крови или на авторитете может держаться и держится большое количество разнообразных сообществ. Когда мы с этой точки зрения посмотрим на Церковь, то Новый завет опять окажется Новым. Ни на чем другом, как только на любви и на рожденных от нее доверии и простоте, основал Христос Свою Церковь. Как в малом желуде уже сокрыт огромный дуб, так в малой общине учеников Христовых уже сокрытой была Церковь, и не было у этой малой общины никаких скреп, кроме доверия к Учителю и глубокой личной привязанности к Нему.

Уже первый ученик, названный впоследствии Первозванным, услышав от Иоанна указание на Агнца Божия, пришел ко Христу с простейшим вопросом: «Учитель, где живешь?» (Ин. 1:38) Не было вопросов хитрых и сложных, на подобие «как ты учишь?», «покажи нам знамение», «не Илья ли ты?» и проч. Их потом зададут не раз, но уже другие любопытствующие.

Андрей же, этот ученик строгой Иоанновой простоты, перешел в ученики и последователи Божественной простоты не через хитрые, но через простые вопросы. Где нет лукавства в человеке вопрошающем, там не лукавит и отвечающий. «Пойдите и увидите», - был ответ Спасителя. «Они пошли и увидели, где Он живет; и пробыли у Него день тот» (Ин. 1:39)

Так в простоте зарождалась Церковь Нового Завета. Если же последовавшие затем переплетшиеся события и долгие столетия истории дают нам немало примеров противоположных, то все же начало Церкви таково, и корень ее свят, а раз корень, то и ветви. (См. Рим. 11:16)

Простота и чистота; святость Иисусова, сообщающаяся всякому, кто прикоснулся ко Христу верою. Вот – Церковь.

Она, Невеста Агнца успешна в делах своих всегда, когда она сама себе соответствует. Слава ее не в хитрости звездочетов и не в грозном звоне земного оружия. Слава ее – Жених, Тот, что «грядет в полуночи» и поищет у ожидающих Его горящих ярко светильников. Стоит Церкви увлечься земной славой, стоит ей захотеть соревноваться с мудрецами и гордецами века сего, как тут же слабеют ее главные, духовные силы. Неуспешными становятся начинания, разрушаются плоды трудов предшествующих поколений и, кто знает, не пишет ли невидимая рука в тот час повторную угрозу: «Ты взвешен на весах и найден очень легким» (Дан. 5:27) Если страшны были эти слова, обращенные к царю-язычнику, то в сотни раз страшнее они, когда пишутся для христиан, «имеющих вид благочестия, силы же его отрекшихся»(2 Тим. 3:5)

Но там, где Церковь сильна, там неизбежно есть, быть может, неприметное всякому глазу, но реально существующее, соответствие идеалу. Там времена сжимаются, и становится ощутимым глагол, согласно которому «у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» (2 Пет.3:8) Все ту же доверительную близость к Христу чувствуют угодники Божии, что чувствовали к Нему и Христовы апостолы. Словно нет и не было столетий, разделяющих нас во времени; словно человек, служащий Спасителю не просто читает и воплощает в жизнь уроки Вечной Книги, а сам живет на ее страницах и видит описанные события собственными глазами.

Термин «интеллигенция» расплывчат, как чернильная клякса. Неясно до конца, что это: социальная группа или внутреннее душевное качество? Или и то и другое вместе? А может, это некий тайный орден, имеющий свои цели и скрытно их реализующий?

Думаю, не далек тот час, когда слово «интеллигенция» превратится в технический термин, предназначенный для описания отечественной истории XIX–XX веков.

За пределами этого временного среза и за границей российской географии термин этот нежизнен и бесполезен. У нас же ему придано слишком большое значение.

Как указывает латинский корень, термин касается познавательных способностей. Очевидно, интеллигентом должен называться тот, кто умеет накапливать коллективные знания и опыт, умеет систематизировать и анализировать накопленное. Вот и все. Никаких шансов для самолюбования.

Можно предположить, что человек, отмеченный способностью к подобной деятельности, станет заниматься в жизни тем, что у него получается лучше, чем у других, и, соответственно, займет свое место в обществе.

Но наш народ в указанное время (XIX–XX века) настырно присоединял к умственным способностям некие возвышенные нравственные качества и получал в результате «виртуальное элитное существо», отмеченное умом и святостью. По сути – аналог ангела. Теперь на этого «ангела» можно возложить задачу благого переустройства мира, а в случае неудачи – повесить на «несправившегося ангела» всех собак.

Серьезные вещи нельзя произносить в лоб и без подготовки. Семя нужно сеять только во вспаханную почву. Иначе без толку звучат великие слова, и в воздухе гремят ответы на вопросы, не успевшие родиться.

Умение подобраться к серьезным темам – особое искусство, которому нигде не обучают. Это искусство тем более ценное, чем более несерьезны времена, чем больше в людях привычки отмахиваться от вопросов по существу и привычно твердить некритично усвоенные формулировки.

Игумен Игнатий (Бакаев)

В Рождество Иоанна Предтечи после литургии я служил молебен в профилактории, где поправляют здоровье социально ослабленные люди. Они были напряжены, глядели подозрительно. Даже молебен их не успокоил. Особенно воинственна была одна из женщин, лет 37, в футболке с короткими рукавами и с короткой стрижкой. Когда сели побеседовать, она расположилась напротив меня. Ноги закинула одну на другую, руки заложила за голову. «А можно вопрос?» – говорит. «Нет», – отвечаю я, потому что по поведению было ясно, что вопрос будет провокационным, из тех, на которые бессмысленно отвечать: тебя всё равно не услышат. «Он вор! – завопила женщина, тыча в меня указательным пальцем. – Он лжец, он баламутит вас, он хочет от вас денег, а сам даже имя Бога не знает! Ну, скажи, скажи, как имя Бога?» Стало ясно, что передо мной иеговистка. И ещё шестеро из присутствовавших, как я понял, подверглись обработке сектантов. Вместе с моей яростной недоброжелательницей они приехали в профилакторий из одного и того же интерната, где вовсю действуют иеговисты.

А потом нас спрашивают, почему мы так настроены против сект, почему нам не хватает толерантности. Практически все они настроены против православия, и осуждение нашей веры – краеугольный камень их пропаганды. Так дробится наш народ, без того уже разделённый. Это не разномыслие, это война.       

Пока есть время

Вихрь называется «суета». Как воронка, он поглощает время, отпущенное нам для обретения вечности. Ни уговоры, ни увещевания, ни мольбы не помогут вырвать человека из этого бешеного водоворота. Всё это просто не действует. Потому что воронка, однажды захватив, затягивает всё дальше и дальше в пустоту, в бездну, которая до поры до времени незаметна. И когда бездна обнаружится во всей своей безнадёжности и пустоте, будет поздно.

Но милостивый Господь не позволит вихрю обмануть нас до конца – Он даёт нам уже здесь вкусить больные плоды суеты и чрезмерных забот. И тогда на голову человека начинают сыпаться как из ящика Пандоры неприятности, проблемы и несчастия. Это мусор, щепки, обломки той доброй жизни, которую мы сами позволили разметать бестолковому вихрю. Это знаки того, что мы живём неправильно, не так как хорошо, как надо. Плохо мы живём, потому, что упускаем из виду что-то главное, без чего наша жизнь доброй попросту быть не может.

И вот, когда вдруг на голову со всех сторон и без видимых причин начинают валиться несчастья и неудачи, – тогда, как-то волей-неволей, человек вспоминает о Боге и идёт в храм. Здесь он встречает священника, который первым долгом пытается выяснить, живёт ли человек в согласии с Законом Божиим, старается ли он соблюдать элементарные правила здоровой, а говоря церковным языком, целомудренной жизни. И вот на вопросы, как давно человек исповедовался, причащался, читает ли он Евангелие, в подавляющем числе случаев слышишь ответ, пугающий своей бессмысленностью:

– У меня нет времени!

Так что же такое время с точки зрения веры и для чего оно нам дано? 

Слово

Откройте любую книгу с церковнославянским текстом. Например, Часослов или Октоих. В случае, если названия эти вам ничего не говорят – потрудитесь заполнить брешь в образовании.

(От подобной бреши корабли тонут)

Там вместо номеров страниц, данных в привычной арабской цифири, вы увидите буквы. Да-да, буквы. Привычные «К» там соседствуют с непривычными «S». Встречаются, по мере нарастания количества страниц, комбинации из нескольких букв. Все буквы даны под неким крючочком, который называется «титлом». Целая таинственная система знаков. По крайней мере, так кажется непосвященному. Есть и церковнослужители, поседевшие в алтаре за многие лета исправной службы, но толком в этих букво-цифрах не разбирающиеся. Так и пишут для удобства карандашиком подле славянских загогулин арабские соответствия.

Можно было бы давно упроститься и выбросить эти архаизмы из церковной жизни, как предлагали когда-то выбросить Пушкина с парохода истории, если бы не одно «но». Этот благоуханный нюанс – начертание цифр и чисел при помощи букв, а не автономных знаков, сохраняет для церковного сознания идею чрезвычайной важности. А именно: слово и буква первичны, цифра – вторична. Можно и так сказать: человек, научившийся читать, научится и считать, а считать, отдельно от чтения, научиться по-славянски невозможно.  

Современный мир – это мир торговли, товарно-денежных отношений. А, как всем сегодня известно, двигателем торговли является реклама. Реклама занимает большой объем времени любой телевизионной передачи на любом канале телевидения и всем уже изрядно набила оскомину. Когда фильм прерывается рекламой, зритель обычно отправляется на кухню чем-нибудь перекусить или переключает телевизор на другой канал, чтобы избавиться от этой надоедливой мухи. Я же поступил совершенно иначе и постарался всмотреться в рекламу, хотя, признаюсь, это было непросто, потому что я тоже, как практически и подавляющая часть населения нашей страны, терпеть не могу это детище современного телевидения. В принципе ничего нового я для себя не открыл, только нашел подтверждение своим догадкам о нынешней жизни.

Реклама – это как симптомы при болезни, по которым можно определять, что и где болит у пациента. Только в данном случае по ней можно определять – с долей вероятности, конечно, – некоторые болезни душ современных людей. Делается это достаточно просто: смотрим, чему в основе посвящены рекламные ролики, и делаем вывод. Так чему же они посвящены? Ответ, возможно, многих удивит по той причине, что, как правило, человек не задумывается глубоко над этим. Это тело. Да, да, именно тело человека. Все рекламные ролики говорят исключительно об одном – о комфорте человеческой жизни, о том, как жизнь тела человека на этой земле сделать еще более беспроблемной и комфортабельной. Но, спросите вы меня, разве грех жить в более-менее комфортных условиях? Нет, отвечу я вам, если только человек в своем стремлении к комфорту не переступает грани разумного, если его тело для него не становится важнее души и, соответственно, забота об условиях существования тела не становится намного важнее – если не самым главным, – чем условия бытия его собственной души. Но когда я смотрел сверкающую и яркую ТВ-рекламу, у меня создавалось стабильное впечатление, что эта грань давно и безвозвратно перейдена. Можно задать вопрос: а почему собственно безвозвратно? Да потому, что уровень комфорта настолько вырос, что вряд ли большая часть людей окажется способной от него отказаться. Комфорт же вырастает из главного – из культа человеческого тела. И именно этот фактор является основным двигателем самого комфорта. 

Страна содрогнулась недавно, узнав о происшествии с «Булгарией». Посреди слез, и грусти, и недоумения, и вопросов «за что?» властно в очередной раз прозвучало: «человеческий фактор». За этой емкой формулировкой – и расхлябанность, и безответственность, и стремление к прибыли любой ценой, и кажущееся вечным русское «и так сойдет». Но вот не «сходит». В этот раз не «сошло», и сто раз еще не «сойдет», если выводы сделаны не будут. В технический век ошибиться легче, а плоды мелких ошибок непоправимее.

И вспомнилось слово Николая Сербского, сказанное в ответ на вопрошание молодого машиниста паровоза. Тот пишет святителю, что работа ему кажется нудной, рутинной, далекой от романтики и творчества, далекой от служения Богу. А святитель отвечает, что юноша этот подобен Моисею.

Ты, говорит святой Николай, представь, сколько людей ежедневно вручают тебе свои жизни, даже не видя тебя в лицо! Ты везешь их, ты напряжен. Ты бодрствуешь. А они спят безмятежно или болтают в купе, уверенные в твоей надежности.

Подумай, сколько людей садится в вагоны, доверяя тебе, веря в то, что ты знаешь свое дело, что ты не пьян, не расхлябан, но собран, умен и компетентен!

Они сядут и выйдут, даже не поблагодарив тебя, но ты ведь должен знать, что они были в твоей власти и ты сделал свою работу честно и правильно. Велик твой труд, велика и награда тебе. Только помни Бога и делай свое дело как дело Божие. Оно же есть и дело служения людям.

Не дословно я цитирую святителя, но лишь в общих чертах передаю ход мысли в его ответном письме.

Вот вам и косвенный ответ на вопрос: а нужен ли священник в учебном заведении?

Нужен, поскольку должен же кто-то сказать эти слова будущему капитану, будущему машинисту, будущему водителю автобуса. Если не скажет их священник, пусть скажет другой человек, но слова эти должны прозвучать.

Война всегда «умна», поскольку она есть не просто столкновение государственных систем, вооруженных народов, борьба новых видов вооружения с новейшими и проч. Война всегда – столкновение воль и умов.

Специфика сегодняшнего дня заключается в том, что прежние войны требовали от воюющих сторон напряжения ума параллельно с собственно военными усилиями, а нынешние войны могут проходить без пушечной канонады и информационных сводок с фронта.

Нет, мир не стал добрее. Слабого и сейчас, в эпоху неотъемлемых прав человека, всегда побьют, или даже убьют, а иногда даже разберут на запчасти с целью пересадки его почек и сердца богатому пациенту. Но если противник силен, его постараются обмануть, облапошить, оккупировать (в случае, если это страна) без единого выстрела. Вот такая война с нами и ведется.

Никто не объявлял мобилизации, никто не пел «Вставай, страна огромная», потому что свойство самой жестокой войны – ее незаметность. Пуля, пролетая мимо, свистит. Радиация не свистит, но убивает не менее эффективно.

Так же эффективно и молча убивают человека болезнетворные микробы и вирусы, а также греховная информация.

Греховная информация это истинное оружие массового поражения. Никакая отравленная стрела вроде бы не впилась в тело человека, а между тем человек гниет, и, как свойственно гниющему, смердит, и сам себя ненавидит, и ничто в окружающем мире ему не мило. А если таких гниющих людей будет много, очень много, то страна, населенная ими, будет неким подобием лепрозория. Гитлер таких неисцельно больных приказывал расстреливать без сожаления. Смею со страхом догадываться, что внуки англосаксов, судивших Гитлера в Нюрнберге, не на много гуманнее к жертвам собственной пропагандистской отравы.