Во всех письмах, приходивших в рождественские дни из разных областей лютеранской церкви в Европе и Америки, из территориальных и свободных церквей, больших и малых церквей, без исключения говорится о глубоком внутреннем расстройстве этих церквей. В них говорится о прискорбных вещах, о которых почти не пишут церковные газеты, о вещах, о которых высказываться публично совсем нельзя или можно с большими ограничениями. Однако все эти голоса создают у человека, живущего за пределами Европы и Америки, впечатление, что лютеранским церквям всего мира угрожает одна-единственная болезнь. Это крайнее обмирщение самой церкви.

О каждой второй церкви можно сказать известными словами Кальвина, что она исповедует ordo, quo Dominus ecclesiam gubernari voluit (порядок, согласно которому по воле Господа церковь должна быть руководима). Это справедливо и применительно к католическим церквям Востока и Запада, и к реформатским деноминациям. Они расходятся между собой лишь в том, что именно должен представлять собой этот ordo: вселенскую папскую монархию или епископально-синодальное управление восточных и англиканских церквей; приходы, руководимые коллегией пресвитеров, или баптистские общины (и это лишь часть моделей церковного устройства, о которых говорят, будто они предписаны Новым Заветом). Подлинное величие Лютера и смелость его фундаментального богословского приципа разделения Закона и Евангелия становятся очевидными, когда мы видим, как он, удаляясь от этого множества прочих возможностей, идет своим, особым путем: Христос не дал своей Церкви никакого закона de constituenda ecclesia. Допустима любая форма церковного управления, если она позволяет должным образом применять средства благодати, если она никоим образом не ограничивает их использование.

— Hermann Sasse, Letters to Lutheran Pastors VIII (1949)

Но когда мы, лютеране, говорим о Церкви, мы не имеем  виду нравственный облик или деятельность людей. Для нас это не означает социальную работу или чудотворные собрания. Мы не пользуемся словом "церковь" для обозначения молодежных организаций и родительских групп, прогресса человечества или цивилизации. Признаками Церкви для нас, в отличие от значительной части современного христианства, не являются "демократия и сухой закон", т. е. демократия и борьба с торговлей алкоголем. Мы также не считаем, что "церковь" — это синоним всех детей Божьих, соединившихся в общей молитве. Для нас Церковь — это нечто совершенно иное. Но что же?

Эти эксперименты с "новыми видами церковности", я уверен, проистекают из страстного желания добиться того, чтобы Церковь росла. Однако их сторонники не сознают, что средства, предлагаемые для этих целей современным миром, настолько эффективны, что истина лишь в очень малой степени влияет на их успех. Принципы маркетинга работают в религиозной сфере — по крайней мере настолько, что церкви быстро наполняются людьми, если смешать в правильной пропорции юмор, веселье, дружелюбие, музыку, развлечения и воодушевление. Однако Ос Гиннес задает совершенно правильный вопрос: что в такой церкви является "высшим авторитетом"? Церковь только тогда является Церковью, пишет он, когда она живет Божьей истиной, и если на смену этому авторитету приходит что-либо иное, возникает опасность того, что "христиане будут жить жизнью веры по собственным правилам, совершать самовольное служение и проповедовать придуманное ими самими евангелие".

— Prof. David F. Wells. Above All Earthly Powers: Christ in a Postmodern World, 2005, p. 307

…Когда наши уста немы, тогда говорит Он. Когда мы истощаем собственную мудрость и собственные силы, тогда Он говорит нам Свое великое Слово: "И се, Я с вами во все дни до скончания века!" С этими словами Он однажды послал Своих апостолов в мир, поручив им дела, которые, по человеческому разумению, невозможны, и направив их в места, которых они не знали. И они радостно пошли по неведомому пути. Они знали, что Его прощение, Его мир, Его сила с ними. "Се, Я с вами во все дни" — это тайна Церкви. Ибо на чем стоит Церковь? Не на нашей вере, не на святости нашей жизни — иначе она давно уже сгинула бы со страниц истории, — но на одном только Христе, Господе нашем. Ubi Christus, ibi ecclesia — этими словами должно начинаться любое определение Церкви. Раз есть только один Кириос, есть только одна Церковь. Не слишком ли часто мы об этом забываем? То, что есть только один Христос, что Бог воскресил Распятого и соделал Его Господом, и что этот Господь подлинно и лично пребывает с нами во все дни, — все это не притчи и не картинки, но реалии, которые мы познаем верой. Там, где Его Евангелие проповедуется ясно и чисто, где надлежащим образом совершаются Его Таинства, там Он присутствует реальным и личным образом.

Мы не упраздняем чинов среди служителей Церкви; напротив, мы сохраняем различие между епископом, священником и диаконами. Однако мы никоим образом не устанавливаем какого-либо различия власти между ними и того разграничения, которое хотят видеть паписты... Тот факт, что епископы поставлены в Церкви выше пресвитеров, проистекает «из человеческого установления после апостольских времен с целью устранения расколов», как учит Иероним Стридонский.

— Иоганн Герхард. О Церкви

В Германии некий кандидат в пасторы, отказавшийся от рукоположения, заявил своему епископу: «Возможно, я мог бы проповедовать по обычным воскресеньям, но я не могу проповедовать на Рождество и Пасху; я не могу проповедовать о мифах». И он был прав. Проповедовать о мифах нельзя. И когда один высокоученый профессор богословия в Германии на полном серьезе предложил вообще отменить празднование Рождества, это было вполне логично. В подобных случаях становится очевидной глубочайшая причина кризиса христианского служения: утрата живой веры, распад богословской ткани, который можно наблюдать во всех деноминациях христианского мира. Зачастую создается впечатление, что «христианские» страны мира охватила та же духовная эпидемия, которую греки перенесли в VI-V веках до н. э., и которая чуть позже началась в Индии. Вера отцов умирает, и на смену ей приходят философские умствования социально-политических идеологий. Богословие «смерти Бога» в Америке, агностицизм, открыто исповедуемый англиканскими священниками в Австралии, превращение sola fide (только верой) и theologia crucis (богословие креста) в безжизненные умствования в лютеранских кругах, новая герменевтика, уничтожающая Слово Божье («Мы утратили Слово Божье и никак не можем снова его отыскать», — как выразился ректор одного конгрегационалистского колледжа) — все это указывает на процесс распада, идущий во всем христианском мире и влекущий за собой не только бесчисленные личные трагедии, психические срывы и нравственные конфликты, но и развал церквей. Подобно великим трагедиям, постигавшим человечество в прошлом, этот процесс сопровождается странной эйфорией, свойственной всем смертельным болезням. То, что поистине может означать конец Церкви, воспринимается как чудесное обновление, невиданное возрождение Церкви и ее миссии в мире.

— Hermann Sasse, ‘The Crisis of the Christian Ministry’, Lutheran Theological Journal (Adelaide) May 1968, pp34-46.

Тезис XIV звучит так: «Евангелическо-лютеранская церковь хранит единство исповедания веры и любовь ко всем, кто разделяет с ней эту единую веру».

Это соответствует сказанному в Ефесянам 4:3: «…стараясь сохранять единство духа в союзе мира». Единство духа — это единство веры, которое производит в нас Святой Дух. Везде, где присутствует эта вера, присутствует и надлежащее единство, угодное Богу. Более того, нам должно взращивать это единство. Нам необходимо со всякой осторожностью избегать всего, что может поставить это единство под угрозу. Важно также помнить о том, что личные мотивы зачастую являются причиной раздоров. Пасторы и прочие призванные учителя в Церкви начинают испытывать вражду друг к другу, и эта враждебность сердца вскоре дает ростки в виде разделений в учении и вере. Библия призывает нас «стараться сохранять единство духа в союзе мира». Мы не просто получаем единство духа как нечто, получающееся само собой, но от нас требуется прилагать всякое старание, чтобы сохранить его.

Но не забывайте главную мысль этого текста — а именно, что Бог хочет устроить здесь Свою обитель. Поэтому когда вам на голову возлагается рука, и прощение грехов возвещается вам словами: «Я отпускаю тебе все твои грехи во имя Христа», — вам следует ухватиться за это Слово твердой верой и принять укрепление из уст проповедника. Именно об этом говорят Христос и св. Петр: Он, Господь, желает обитать в этой Церкви, одно только Слово должно звучать в ней.

В наши дни нередко можно услышать противоречивые оценки факта разделений, существующих в христианской Церкви. Одни оплакивают эти разделения и сетуют (совершенно справедливо) на то, насколько больше могла бы сделать христианская Церковь, будь она не разделена, а совершенно едина внешне. По мнению же других, если разделения не имеют под собой серьезных причин, то в них нет ничего предосудительного, и Бог, возможно, так и задумывал. Дескать, у каждой общины есть свои дары и сильные стороны. Это очень человеческая, извращенная логика. Апостол высказывается по данному вопросу совершенно иначе. Он говорит: «Остерегайтесь производящих разделения и соблазны, вопреки учению, которому вы научились, и уклоняйтесь от них» (Рим. 16:17). Он не называет разделения ни добрым, ни даже безразличным делом. Он называет их соблазном. Факт разделений уже сам по себе является соблазном для мира и для немощных христиан. Миру есть, чем оправдать свое неверие, а немощные христиане увлекаются ложной верой. Еще больший соблазн возникает, если мы соглашаемся с тем, что разделения имеют своей причиной отступление от учения Христова.  Кроме того, иные учения являются пощечиной христианам, которые считают для себя достоинством и славой покоряться не человеческим словам, но одному только Слову Христову. Наконец, проповедовать любые иные учения можно только ценой человеческих душ. Это вопрос жизни и смерти. Человеческие слова, даже произнесенные с самыми благими намерениями, не способны спасти мертвого во грехах человека. На это способно только Божье Слово. Все человеческие слова в христианской Церкви подобны траве, а вся ее слава подобна цветку на траве. Трава увядает и цветы опадают, когда люди воображают, будто они способны повести за собой весь мир светом своего «мнения», или «дальнейшего обучения», или «исправления» христианского учения.

Тот факт, что иногда христиане впадают в замешательство, и им начинает казаться, будто они не знают, какое учение истинно, объясняется тем, что они упускают из виду Слово Писания и хотят разобраться в вопросе с помощью своего слепого разума, а не с помощью Божьего Слова, опровергающего все заблуждения, как только его призывают на помощь в споре. Так, например, однажды в собрании методистов завязался спор относительно совершенного освящения христианина уже в этой жизни. Большинство собравшихся утверждали, что христианин уже здесь, на земле, может быть полностью безгрешным. А один человек встал и заявил, что не согрешал уже много лет! Второй поднялся и вместо длинного ответа просто прочел 1 Иоанна 1:8: «Если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас». Один-единственный отрывок заставил всех замолчать. У всех на глазах заблуждение было осуждено ясным Словом Божьим. И точно так же дело обстоит со всяким учением.

Самое пугающее в благочестивой лжи — то, что она адресована не только людям, но и Богу в молитве, в исповеди, в Святой Вечере, в проповеди и в богословии. Благочестивая ложь всегда имеет тенденцию превращаться в назидательную ложь. Однажды, когда эта ложь существовала в форме сказок о святых и поддельных реликвий, она была изгнана из Церкви. Но потом, прямо под благочестивыми взорами, она вернулась в новой форме — в сказках о Лютере, в пиетистских журналах и брошюрах с историями о чудесных ответах на молитву и столь же чудесных обращениях, которые либо попросту никогда не имели места в реальности, либо уже давно потеряли всякое сходство с реальными событиями. Эта «назидательная» ложь проникает даже в пространство Церкви, которая проповедует истины, сообщенные в откровении. После достаточной подготовки она может обрести статус «доктринальной зрелости». И тогда она превратится в догматическую ложь…

Христианство существует вот уже почти две тысячи лет — по существу, почти шесть тысяч лет, если учесть первое мессианское обетование. Как же христиане до сих пор расходятся во мнениях о том, что в действительности представляет собой христианство? Неужели природа христианства для его приверженцев до сих пор остается предметом разногласий? На это мы отвечаем: на самом деле, христиане полностью единодушны в понимании природы христианства. Все, кто действительно является членом христианской Церкви, искренне убеждены, что они получили прощение грехов и спасение не благодаря собственным заслугам или делам, но через веру в Христа, Спасителя грешников. Благодаря этой вере, и благодаря ей одной они являются членами христианской Церкви. Всякий имеющий эту веру, принадлежит к христианской Церкви; всякий не имеющий этой веры не принадлежит к христианской Церкви. Даже те, кто принадлежит к христианской Церкви под папской властью и в сектантских деноминациях, верят, что они имеют прощение грехов благодаря Христу, а не за счет собственных дел или нравственной жизни. Это та самая единая вера, которую св. Павел приписывает христианской Церкви, когда говорит: «Один Господь, одна вера, одно крещение» (Ефесянам 4:5). Это то самое «единство духа», которое Дух Святой производит и сохраняет во всех христианах… Веру и исповедание всех христиан можно выразить словами Писания: «Кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха» (1 Иоанна 1:7), а также «Ибо мы признаем, что человек оправдывается верою, независимо от дел закона» (Римлянам 3:28).

— Francis Pieper. What Is Christianity? pp. 1-2

Я вижу, как там, вдали, сатана с такой силой надувает щеки, готовый дунуть и зареветь, что весь краснеет. Однако наш Господь Христос с самого начала (когда Он был еще во плоти) хватил кулаком по этим надутым щекам, так что из сатанинских уст не вышло ничего, кроме смрадного дыхания.  Господь по-прежнему делает это сегодня и всегда будет делать. Ибо Христос не лжет, когда говорит: «И се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28:20), — и когда заверяет нас, что врата ада не одолеют Его Церковь (Мф. 16:18). В то же время Писание призывает нас бодрствовать и делать все от нас зависящее, чтобы сохранить свет. Мы читаем: «Бодрствуйте», ибо сатана назван «рыкающим львом», который бродит вокруг, «ища, кого поглотить» (1 Пет. 5:8). И сатана делал это не только во дни апостолов, когда св. Петр написал эти слова; он будет делать это до скончания века. Давайте руководствоваться следующим.  Бог помогает нам, как Он помогал нашим праотцам, и как Он будет помогать нашим потомкам, к вечной чести и славе Его божественного имени. В конце концов, мы не способны сохранить Церковь, не были способны на это и наши праотцы. И у наших потомков не будет такой способности. Нет, это делал, делает и будет делать Тот, Кто говорит: «Я с вами во все дни до скончания века». Как сказано в Евреям 13:8: «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же», — а в Откровении 1:8: «Он — Тот, Который есть и был и грядет». Это Его имя и ничье иное; и никто другой не может это имя носить.

Церковь там, где средства благодати. Мы верим именно в это — не больше и не меньше. Они extra nos, а потому несомненны. Мы не вправе ничего менять или прибавлять. Мы не можем допустить, чтобы этой уверенности был нанесен урон акцентом на что-либо человеческое — будь то власть пап, епископов или пресвитеров, дисциплина или степень освящения. Средства благодати не подлежат ни нашему суду, ни нашей власти.

— Dr. Norman Nagel

Лютеранину из Синода Миссури никогда не понять, почему должным образом призванный, но исповедующий неортодоксальные взгляды пастор может увести целую общину, если не целое поколение паствы, вверенной его попечению, за собой в ересь и даже отступничество, а церковные власти при этом будут молчаливо наблюдать за присходящим и даже настаивать, что эта община по-прежнему остается лютеранской, поскольку все еще официально исповедует учение (publica doctrina) лютеранской церкви. И кто не согласится с миссурийским лютеранином в этом вопросе? Кто вправе воспрепятствовать тому, чтобы Евангелие было проповедано душам, обманутым кем-то другим?

— Hermann Sasse Confession and Theology in the Missouri Synod, (Letters to Lutheran Pastors No. 20, July 1951).

Вот вопросы, которыми должна заниматься истинная христианская Церковь, и которые мы рассматриваем.

• Что такое Закон.
• Что такое Евангелие.
• Что такое грех.
• Что такое благодать.
• Что такое дар Духа.
• Что такое истинное покаяние.
• Как совершается истинная исповедь.
• Что такое вера.
• Что такое прощение грехов.
• Что такое христианская свобода.
• Что такое свободная воля.
• Что такое любовь.
• Что такое крест.
• Что такое надежда.
• Что такое Крещение.
• Что такое Месса.
• Что такое Церковь.
• Что такое Ключи.
• Кто такой епископ.
• Кто такой диакон.
• Что такое проповедническое служение.
• Истинный катехизис, т. е. Десять Заповедей, Молитва Господня, Символ Веры.
• Истинная молитва.
• Литания.
• Чтение и толкование Писания.
• Что такое добрые дела.
• Наставление состоящих в браке, детей, слуг и служанок.
• Почитание правительства.
• Школы для детей.
• Посещение больных.
• Забота о нищих и больницах.
• Забота об умирающих.

Этими вопросами никогда не занимался ни один епископ, и ваши сторонники никогда не понимали их в полной мере и не проповедовали, и отчасти они уже начали забываться.

Вы не можете это отрицать; мы выросли в ваших школах, и ваши книги, которые свидетельствуют об этом, до сих пор существуют; и весь мир может засвидетельствовать, что эти вещи никогда ранее не проповедовались. Между тем, несомненно, что все зависит от этих вещей, и что с их помощью осуществляется забота о христианской Церкви, которая не нуждается ни в каких ваших ненужных дополнениях.

— Мартин Лютер. Увещание к священнослужитедям, собравшимся на Аугсбургский сейм (1530)

Есть люди, жизнь которых является воплощением целой эпохи, и Ницше — как раз такой человек. Его отчаянная нужда и одиночество — это одиночество современного человека. Однако и в его душе все еще горит жажда Бога. Как и Фридрих Ницше, он ищет неведомого Бога и в глубинах своей души возводит Ему священные алтари. Но голоса живого Бога он уже больше не слышит. В лучшем случае, он видит видения — вроде темного образа ницшеанского Заратустры. Он уже не знает Господа Христа. В своей нужде он ищет общения с другими душами. Но больше не находит братьев. Все это означает распад человека, распад души. И сегодня перед Западной цивилизацией стоит великий и судьбоносный вопрос — пойдет ли она по сумрачному пути саморазрушения без Бога, без Христа, без братства, которое Господь, по милости Своей, установил в Своей Церкви. Если заря Иисуса Христа вновь не взойдет над нею, она погрузится в ночь, в которой нашел свой конец Фридрих Ницше.