Не могу сказать, какой высоколобый специалист по церковному праву — и был ли он вообще богословом? — впервые разграничил церкви, которые являются лютеранскими только de jure, и церкви, которые являются лютеранскими de facto. Этим разграничением он одурачил всех, в том числе и меня, о чем я хочу прямо заявить. Вероятно, он был плохим правоведом. Хороший правовед знал бы, насколько неточны и двусмысленны эти выражения. В общем праве, к примеру, признание de facto имеет гораздо меньший вес, нежели признание de jure, тогда как применительно к церквям эти выражения имеют почти обратное значение: de facto гораздо важнее, чем de jure.

 Придет время, когда место пастырей, питающих овец, в церкви займут клоуны, развлекающие козлов.

— Ч. Х. Сперджен

Подумать только, как много верного и посвященного труда было вложено в церковь в эти годы, как много лучших способностей человеческих было потрачено, и как много здоровья и жизней было принесено в жертву. Подумать только, как много слез было пролито, и как много молитв было вознесено в эти годы по причине смелых надежд, пойдя за которыми, «молодая» церковь решила избавиться от методов «старой» церковной бюрократии и от цепей руководства новой государственной церкви [Staatskirchentums]. Стоит поразмыслить об этом, и единственный вывод, который можно сделать, заключается в том, что в эти десять лет повторилась вся четырехсотлетняя трагедия немецкой евангелической церкви [deutschen evangelischen Kirchentums]. Немецкий протестантизм, как говорят, выжил за пределами Германии — душа без тела. И дело не в том, что лютеранству недостает организаторских способностей! Напротив, церковные уставы XVI столетия и труд всей жизни великого организатора [Йоханнеса] Бугенгагена [1485-1558] являются достаточным свидетельством обратного — как и труды [Вильгельма] Лоэ [1808-1872] в XIX столетии.

В нашей церковной жизни [Kirchentum],  даже в опустошенных и разрушенных церковных территориях [Kirchengebieten] Германии — и какая государственная церковь осмелится назвать себя неповрежденной в отношении духовной жизни? — все еще существует истинное духовное служение [geistliches Amt]. Оно присутствует везде, где пастор делает свое дело не как религиозный виртуоз, наподобие молодого Шлейермахера [1768-1834], не как глашатай частного благочестия, но также когда в великой немощи и сознании собственного недостоинства он исполняет служение проповеди Евангелия и совершения Таинств [ministerium decendi evangelii et porrigendi sacramenta — АИ V], основанное Христом. Когда во время ординации на нас возложили руки, в тот момент мы приняли из рук Иисуса Христа это служение, поручение проповедовать вверенному нам приходу Его Евангелие чисто и ясно, ничего не прибавляя и не убавляя, совершать Святое Крещение, возвещать кающимся грешникам прощение от Его имени и по Его поручению и раздавать им Его истинное тело и истинную кровь в Таинстве Алтаря. В то время мы дали обет исполнить это поручение и однажды, в день суда, нам всем придется дать отчет в том, как мы исполнили свои обеты, принесенные при рукоположении.

Таким образом, мы приходим к следующему пониманию слова ekklesia в Новом Завете:

a) Ekklesia означает Una Sancta Catholica, которая состоит из всех верующих, и которую, хотя она как церковь и сокрыта от глаз мира (Abscondita est ecclesia, latent sancti. — М. Лютер. О рабстве воли: «Церковь сокрыта, святые невидимы»), можно распознать на земле глазами веры по использованию средств благодати (см., напр., Матфея 16 и все отрывки из Послания к ефесянам).

Как лютеранские богословы, в своем богословствовании, а также в учении и проповеди, мы должны следовать примеру Аугсбургского Исповедания и никогда не начинать с одного общего учения о средствах благодати или Таинствах, но рассматривать конкретно и по отдельности каждое из средств благодати: Проповедь, Евангелие, Крещение, Исповедь и Отпущение грехов, Таинство Алтаря. Только в таком случае мы сможем понять всю полноту того, что Бог делает для нас, разные пути, которыми Он приходит к нам, и всю уникальность каждого отдельного средства благодати и таким образом прийти к должному применению каждого из них (обратите внимание на порядок артикулов в Аугсбурсгком Исповедании, а также на то, что глава об исповеди в Кратком Катехизисе помещена между главами о Крещении и Вечере Господней).

В исторической части Leiturgia [нового литургического устава VELKD] утверждается, что Лютер на самом деле не достиг должного понимания публичного богослужения. Если внимательно присмотреться к концепции богослужения, которая выдвинута в данном исследовании, мы увидим, что она опирается — в силу понятных и правильных причин — на исторический анализ. Конечно, литургическая жизнь Церкви — это исторический феномен, который необходимо проследить до самых его истоков. Однако следует отметить (и с этим согласится всякий, кто знаком с соответствующей литературой), что описание истоков христианского богослужения, предложенное в Leiturgia, идет по стопам описания, предложенного римокатоликами на основании весьма выдающихся исследований, проделанных в последние десятилетия, в особенности бенедиктинцами, а совсем недавно — и иезуитами. Лютеранские литургисты опираются в своей работе — в ее исторической части — на результаты этих исследований. Я не намерен критиковать работу, проделанную бенедиктинцами, поскольку всем известно, как много глубоких познаний и спокойной объективности и как мало полемических устремлений стоит за ней. Однако мы не можем и не должны ожидать, что эти католические братья способны понять и изложить — даже с точки зрения истории богослужения — то, что заботило Лютера. Если судить Лютера с высоты норм, положенных в основу бенедиктинского толкования, действительно можно сказать, что Реформатор не понимал, что такое богослужение.

Открытое письмо г-ну территориальному епископу д-ру Майзеру в Мюнхене

Проф. д-р богословия Германн Зассе
41 Buxton Street
North Adelaide, South Australia
Jubilate (15 апреля) 1951 года

Мы, церковные люди, склонны отмечать этот факт с некоторым чувством удовлетворения. Разве не мы снова и снова указывали современному человеку, куда заведет избранная им дорога? Как часто мы разоблачали эрзац-религии философских и политических мировоззрения и призывали людей вернуться к вере их отцов! Какое огромное количество богословского труда было потрачено на анализ этих современных эрзац-религий последним поколением Европы и Америки! Как ревностно мы пытались воплотить результаты этого труда в апологетике, обращенной к современному человеку! И, конечно, многие обратились. Поэты, философы, врачи, естествоиспытатели и политики вернулись в Церковь. Мы слышали много захватывающих историй о скитаниях таких душ. И за ними стоят случаи подлинного обращения. Конечно, складывается ощущение, что для многих наших современников и само христианство стало попросту эрзацем утраченной эрзац-религии. Но судить их — не наше дело. Скорее, нам в Церкви следует спросить себя, как обстоят дела с нашей собственной метанойей, с нашим собственным покаянием. Одна из причин того, почему наша проповедь покаяния столь часто натыкается в мире на закрытые уши, вполне возможно, состоит в том, что и наша проповедь, и наше христианство не избавлены от иллюзий. И мир чувствует это очень отчетливо. Может ли римская церковь всерьез надеяться, что Россия и весь мир услышат призыв обратиться к Фатимской Богоматери? Должен ли мир услышать и услышит ли призыв обратиться к пятидесятническому движению или к Армии Спасения? Можно ли ожидать, что проповедь (весьма влиятельного сегодня) социального евангелия найдет своих слушателей, если в соответствии с этим евангелием соблюдение Нагорной Проповеди рассматривается как искупление человека? Только ли по причине своего нежелания покаяться мир не слышит проповедь о покаянии из уст ревностного методиста-фундаменталиста? Или, может быть, мир очень отчетливо ощущает, что во всех этих проповедях на первый план выходят иллюзии, чисто человеческие иллюзии, обряженные в христианские одежды? И как обстоят дела с проповедью покаяния в лютеранской церкви?

Американские пасторы превратились в лавочников, а церкви — в лавки. Их одолевают заботы лавочника: как доставить удовольствие покупателям, как переманить их от конкурента, торгующего по соседству, как покрасивее упаковать товары, чтобы покупатели выложили побольше денег...

Библейский факт таков, что успешных церквей не бывает. Есть общины грешников, из недели в неделю собирающиеся пред лицем Божьим в городах и деревнях по всему миру. Святой Дух собирает их и производит в них Свою работу. Один из грешников в такой общине носит звание пастора, и на него возложена конкретная ответственность. И именно этой ответственностью пасторы все чаще пренебрегают.

— Eugene Peterson. Working the Angles: The Shape of Pastoral Integrity (1987), p. 2.

Скай Джетани

Я впервые услышал имя Джима Гилмора, когда в 2002 один известный всей Америке консультант по организации церквей вручил мне его книгу «Экономика впечатлений». Если бы я хотел, чтобы моя церковь выросла, объяснил он мне, мне пришлось бы использовать рыночные стратегии, описанные в книге Гилмора. Много лет спустя я пересказал эту беседу с консультантом в своей первой книге, «Божественный товар», и объяснил, почему считаю его совет ошибочным. Я конкретно написал об опасности применения рецептов Гилмора к церковной жизни. Через несколько месяцев мой телефон зазвонил. Это был Джим Гилмор, который хотел меня поблагодарить. Так началась наша дружба.

Из биографии Джима вы узнаете много подробностей о его достижениях в бизнесе и книжном деле, но лучше всего к нему подходит описание «профессиональный наблюдатель». И его способности весьма востребованы разными фирмами и университетами. Когда у меня возникает интерес к какой-то случайной теме, я  пишу Джиму и в ответ получаю список из пяти книг по данному вопросу, которые обязательно нужно прочесть. Похоже, он знает все обо всем! Это единственный известный мне человек, который преподает одновременно в бизнес-школе, семинарии и на архитектурном факультете. Собирая материал для своей следующей книги, я побеседовал с Джимом о нынешнем состоянии Церкви и о том, как христианам следует подходить к взаимоотношениям с миром.

В первом моем приходе одной из возложенных на меня обязанностей было создать живое, заточенное на ученичество служение малых групп. Поскольку в семинарии меня этому не учили, чтобы научиться вести малые группы, я (вместе с еще двумя членами прихода) посетил недельную учебную программу, которую вел профессиональный преподаватель.

Какое-то время служение малых групп считалось в евангелических кругах последним словом и, будь то хорошо или плохо, проникало и в некоторые лютеранские общины. Моя община была в их числе. Она приняла на веру утверждение, что малые группы теперь — лучший способ производить на свет искренних учеников Иисуса Христа.

Вкратце, в моем собственном опыте организации малых групп были как положительные, так и отрицательные моменты. И хотя я занимался этим служением в лютеранской (Синод Миссури) «мега-церкви», большинство прихожан относилось к нашей затее без особого энтузиазма. Группы, которые нам все же удалось создать, собирались с некоторой долей регулярности. Однако они, как и приход в целом, просто не давали такого прироста учеников, который нам обещал обучавший нас на курсах гуру.

Я считаю невозможным искать утешаться тем, что лютеранское исповедание пока еще признается de jure, а гетеродоксия считается противозаконной. В конечном итоге совершенно неважно, какими методами — законными или противозаконными — заблуждение побеждает в церкви. Сатану это не волнует. Напротив, он, вероятно, вполне доволен богословием "как будто", которое ведет себя так, как будто все по-прежнему в полном порядке, как будто нет необходимости твердо противостать заблуждению и изгнать его из Церкви, как будто Слово Божье ровным счетом ничего об этом не говорит.

Тогда приходит понимание славной свободы лютеранской церкви, которая не знает никакого закона de constituendis ministris, потому что Иисус Христос ни прямо, ни косвенно такого закона не давал. Тогда ministerium ecclesiasticum, находящееся не над приходом, но внутри прихода, действительно становится поистине великим, ибо отныне все внимание уделяется не тому, каким образом это служение возникло, но тому, что оно несет. В таком случае апостоличность служения зависит не от его более или менее сомнительного апостольского происхождения, но от его апостольского содержания. Это означает, что у служения нет никаких иных задач, но есть только одна цель — та, что была поручена апостолам, — а именно, проповедовать чистое Евангелие, совершать Таинства, установленные Христом, и более ничего.

Для нас, христиан лютеранского исповедания, пришедших из территориальных и национальных церквей Европы, бесконечно трудно, а для многих так и вовсе невозможно увидеть разницу между нацией и Церковью, как того требует Слово Божье. Эта глубоко укорененная человеческая потребность территориально ограничить святое и божественное соединяется в среде христианства с тем фактом, что Божье откровение давалось людям в конкретных местах и в конкретные моменты времени («при Понтии Пилате»). Новозаветную же истину о том, что у нас, христиан, нет иного «святого града», кроме небесного Иерусалима, нет иной «святой земли», кроме нашего небесного Отечества, нет иного «святого народа», кроме народа святых Всевышнего, христианству приходится усваивать снова и снова с тех пор, как ранняя христианская Церковь оставила романтическую привязанность к Иерусалиму, а сделала она это, кстати сказать, под влиянием гнева Божьего, излившегося на то самое место, где величие и слава Бога однажды обитали в буквальном смысле слова (Псалом 25:8; см. также Исаия 6). Так, Церковь Реформации была вынуждена с тяжелым сердцем распрощаться со святым городом Запада, убедившись, что антихрист установил свой престол над могилами апостолов. И современный лютеранин не отправится в Айслебен или Мансфельд, Айзенах или Эрфурт, Виттенберг или Магдебург, чтобы найти там Церковь Реформации, точно так же, как евангелические христиане того времени не ходили в Рим в поисках ecclesia apostolica.

Ключом к пониманию влияния, которое Церковь оказывает на мир, является новозаветный принцип: «В мире, но не от мира» (Иоанна 17). Не следует ошибочно толковать чудесную гармонию между «в мире» и «не от мира», описанную в первосвященнической молитве нашего Господа, как указание на некий компромисс между двумя возможными типами отношения христианина к миру. И когда только люди откажутся от столь примитивных методов толкования Писаний? Утверждение, что Новый Завет предлагает два разных типа отношения к государству (один, описанный в 13-й главе Послания к римлянам, согласно которому государство — это Божье установление, и другой, описанный в 13-й главе книги Откровения, согласно которому государство — это зверь, выходящий из бездны), а учение апостолов до и после гонений Нерона каким-либо образом определялось их личными обстоятельствами, попросту не соответствует действительности. Точка зрения ранней Церкви на государство ясна и последовательна. Церковь игнорирует государство. «Наше же жительство — на небесах…» (Филиппийцам 3:20). «…Не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евреям 13:14). Строго говоря, это единственное, что Новый Завет говорит о государстве. Христиане стоят лицом к лицу с политической силой, превосходящей все, что знала предыдущая история мира. Однако парализующий страх, с которым их сограждане и современники относятся к государству, христианам незнаком. «Не имеем здесь постоянного града!» Эти слова, записанные в одном из документов, имеющих отношение к римской общине, является ответом на культ Roma Aeterna. Неудивительно, что христиан обвиняли в непочтении и недостатке патриотизма (odium generis humani).

Предметом спора между Лоэ с одной стороны (а также, хотя и в несколько ином ключе, Вильмаром и Клифотом) и Вальтером с другой была проблема взаимоотношений служителей и общины… Что первично? Община созидается служителями или служители созидаются общиной? На первый взгляд, эта проблема похожа на вопрос о том, что было первым — курица или яйцо. Однако за ней скрывается проблема величайшей богословской значимости. Все наше учение о Церкви зависит от ее разрешения.

О каждой второй церкви можно сказать, воспользовавшись известной фразой Кальвина, что в ней сохраняется ordo, quo Dominus ecclesiam gubernari voluit. Это справедливо в отношении католических церквей Востока и Запада, а равно и в отношении церквей Реформации. Мнения расходится лишь в том, что именно представляет собой этот ordo: вселенскую монархию папы, или епископально-синодальную структуру восточной и англиканской церквей; коллегиальное руководство, осуществляемое равными по рангу пресвитерами, или автономию отдельных конгрегационалистских и баптистских общин, — и это лишь часть существующих форм управления церковью, о которых говорят, будто они установлены в Новом Завете. Подлинное величие Лютера и смелость его основополагающего богословского принципа строгого разделения Закона и Евангелия становятся очевидны, когда мы видим, как он, пренебрегая всеми прочими возможностями, идет своим одиноким путем: Христос не дал Своей Церкви никакого закона de constituenda ecclesia. Допустима любая форма церковного управления, которая оставляет возможность надлежащего использования средств благодати и никоим образом не ограничивает их применение.

В Церкви Христовой нет места поклонению людям. Пусть мир знает своих героев и живет поклонением им; в Церкви нет поклонения героям! Павел, этот удивительный гений, вдохновлявший жизнь Церкви в раннеимперские времена, занимал положение наравне с Аполлосом и другими апостолами, которые, вероятно, гениями не были. Лютера, этого героя веры, следует воспринимать лишь как сомневающегося человека, который складывает руки и молится: "Господи, верую; помоги моему неверию".

— Hermann Sasse. Mysteries of God (проповедь на 1 Коринфянам 4:1-5, произнесенная в Эрлангене в 3-е воскресенье Адвента 1940 года).