Одна-единственная болезнь угрожает лютеранским церквям мира. Это обмирщение самой Церкви. Если 25 лет назад секуляризация культуры воспринималась как величайшая болезнь общества, сегодня следует трезво признать, что обмирщение является болезнью Церкви. Нельзя не видеть, что Церковь, чтобы выполнить миссиологическую задачу — призвать народы Запада вернуться к христианской вере, — сначала сама должна вернуться к этой вере. «Народ Швеции — народ Бога», — таково было решение поколение тому назад. Сегодня же возникает вопрос, в какой мере Церковь Швеции по-прежнему является Церковью Бога. И так дело обстоит во всех народах. Великие миссионерские предприятия и евангелизационные проекты по-прежнему будут совершаться, однако самыми серьезными будут те евангелисты, которые приходят к выводу, что Церковь, проповедующая Евангелие, должна быть главным объектом их благовестия. Понимание этого уже однажды было даровано германским евангелическим церквям. Богословие Карла Барта в годы его наибольшего влияния в первой половине 1930-х годов проистекало их этого понимания. Именно в этом был смысл его борьбы с Дибелиусом и его «Веком Церкви». Это понимание было главной движущей силой германских «исповедующих церквей» всех конфессий, насколько бы они ни отличались друг от друга как лютеране, реформаты или унионисты. Это было подлинным обновлением Реформации; ибо Реформация поистине представляет собой покаяние Церкви.

—  Hermann Sasse. «The De-Confessionalization of Lutheranism?», Letters to Lutheran Pastors No. 22 (Новый Год, 1952)

Ubi Christus, ibi ecclesia — «Где Христос, там и Церковь». Этими словами один из самых древних Отцов Церкви объяснял тайну Церкви. Эти слова также являются суммой того, во что Лютер верил относительно Церкви. Церковь созидает не сила нашей веры и не святость нашей жизни, но именно это: «Где Христос, там и Церковь». Когда Церковь именуется народом святым, общением святых, эти названия не следует понимать так, как их часто понимали в истории Церкви: «Церковь должна быть святым народом, а потому к ней могут принадлежать только святые. Долой все несвятое! Честь Христа того требует!» Когда худшие из грешников должны быть отлучены от общения, приходится заниматься классификацией грехов, чтобы определить, какие из них ведут к отлучению. Как часто это пытались сделать, и в давнем, и в недавнем прошлом. Какой впечатляющей была строгость древней Церкви, когда люди пытались создать святую и чистую Церковь (как это бывает и сегодня). Или вспомните донатистов, которые требовали, чтобы хотя бы клирики были чисты от смертных грехов. Всякий раз, когда кто-то пытался создать идеальную Церковь, это всегда заканчивалось горьким разочарованием. Общение святых превращалось в общину фарисеев.

— Герман Зассе

Ничто не причинило христианству большего вреда, чем практика пополнения рядов армии Христовой любым добровольцем, готовым сказать два слова о своей вере и часами говорить о своих «переживаниях». Мы, на свою беду, забыли, что сила не в одном количестве, и что внешней поверхностной религиозности может быть очень много, а подлинной благодати — очень мало. Давайте будем помнить об этом. Давайте не будем ничего утаивать от молодых верующих и ищущих Христа, давайте не будем заманивать их в Церковь ложными обещаниями. Давайте откровенно им скажем, что в конце нас ждет венец славы, но не менее откровенно скажем, что путь к этой славе лежит через ежедневное ношение креста.

— J. C. Ryle. The Crossway Classic Commentaries: Matthew, page 59

Мы не строители и не прорабы — мы всего лишь служители и работники. Это не наш труд, но труд нашего Бога и Спасителя, который совершается посреди нас. Если он устоит, то устоит ради Него. Если он не устоит, то не устоит ради Него. Если он устоит, врата ада не одолеют его (Мф. 16:18). Если он не устоит, мы не сможем его удержать. Вся наша суета и беготня, все наши заботы и беспокойства ничего не изменят. И потому мы возлагаем все заботы наши на Него (1 Пет. 5:7). Беспокоиться и заботиться — Его дело. Наше же дело заключается в том, чтобы каждый из нас, как верный служитель, исполнял служение, которое Он нам поручил, до тех пор, пока еще не закончился день. Итак, давайте наберемся мужества, чтобы продолжать строить, и будем верно следить за тем, чтобы оставаться на единственном положенном основании (1 Кор. 3:11-14), чтобы строить в соответствии с правилом и мерой, раз и навсегда преданными святым, и всегда видеть цель, которую ставит перед нами это небесное призвание во Христе. Давайте непрестанно создавать общину за общиной, основывать школу за школой, готовить проповедников и учителей. Не для того, чтобы сделать себе имя, но чтобы Его имя святилось; не для того, чтобы наше царство росло, но чтобы Его царство пришло; не для того, чтобы наши планы осуществились, но чтобы Его воля совершилась; не для того, чтобы все доставляли нам удовольствие, но чтобы мы, по воле Божией, направляли весь мир к Господу и Спасителю, чтобы спаслись хотя бы некоторые. Если мы строим на основании (которое есть Христос) и имеем перед собой одну только эту цель, пусть идет дождь, пусть поднимаются воды, пусть ветер напирает на дом. Пусть все, на что только способен человек, обрушивается на дом! "Речные потоки веселят град Божий, святое жилище Всевышнего. Бог посреди его; он не поколеблется... Господь сил с нами, Бог Иакова заступник наш" (Пс. 45:5-7).

— H. C. Schwan. Are the Best Years of the Synod Behind Us? (1862)

В отличие от реформатского богословия лютеранское богословие придает огромное значение тому факту, что евангелическая Церковь есть не что иное, как средневековая католическая Церковь, очищенная от определенных ересей и злоупотреблений. Лютеранский богослов признает, что принадлежит к той самой видимой Церкви, к которой когда-то принадлежали Фома Аквинский и Бернар Клервосский, Блаженный Августин и Тертуллиан, Афанасий Великий и Ириней Лионский. Ортодоксальная евангелическая Церковь — законная преемница средневековой католической Церкви, но только не церкви Трентского и Ватиканского соборов, отрекшихся от евангельской истины, отвергнув Реформацию. Ибо ортодоксальная евангелическая Церковь на самом деле тождественна ортодоксальной католической Церкви всех времен. И подобно тому, как реформатская церковь самим своим существом подчеркивает жесткое неприятие средневековой Церкви, само существо лютеранской Церкви требует, чтобы она до последней возможности настаивала на своем единстве и тождестве с католической Церковью. Содержащееся в Аугсбургском Исповедании твердое заявление о том, что учения евангелических христиан тождественны учениям ортодоксальной католической Церкви всех веков, не было продиктовано банальными соображениями «церковно-политической дипломатии». Не было это и проявлением романтизма или ложного консерватизма, побуждавшего нашу Церковь сохранять как можно больше из древнего канонического закона и твердо держаться древних форм церковного поклонения. Это заявление уходит корнями в саму идею евангелической Церкви, которую лютеранство развивало с самого начала Реформации, когда лицом к лицу столкнулось с тем, что неверное понимание Евангелия и ложные представления о Церкви, произрастающие на почве этого непонимания, грозили разрушить преемственность Церкви, а значит, и ее саму.

— Герман Зассе. На том стоим.

Есть давная история про некоего человека, который однажды взглянул на дом, в котором жил с детства, и увидел, что он обветшал, требует серьезного ремонта и уже не может сравниться с замечательными новыми коттеджами, строящимися на противоположной окраине города. И ему пришла в голову мысль продать дом. Он повесил объявление, и, в конце концов, посмотреть на дом пришел молодой человек. Показывая гостю комнаты, хозяин начал объяснять, почему дом находится в таком плохом состоянии, и даже извинился за это. Молодой человек слушал, не перебивая. А когда собрался уходить, сказал: "Это хороший дом. У него крепкий остов, надежный фундамент... Нет, из такого дома можно сделать конфетку". Хозяин еще раз огляделся, но ничего хорошего так и не увидел. Все зависит от точки зрения.

Многие лютеране похожи на этого хозяина дома. Они были лютеранами всю жизнь. Они с детства привыкли отождествлять себя с лютеранством, но все же не уверены, что лютеранство им нравится. Они видят множество проблем и сомневаются, можно ли их исправить. Они настолько хорошо знают лютеранство изнутри, что видят только его слабости и проблемы и уже не замечают его благословения и преимущества. Они завидуют другим вероисповеданиям и не уверены, что лютеранство выглядит конкурентоспособно на фоне более молодых и изобретательных церквей. Они готовы подыскать себе новое место жительства.

Однажды, смотря телевизионный сериал про Перри Мейсона, я услышал мысль о том, что никогда не нужно задавать вопрос, на который ты заранее не знаешь ответа, иначе окажешься в беде. От другого мудрого человека я слышал, что не стоит задавать вопрос, если не хочешь услышать ответ, иначе окажешься в беде. К сожалению, я слишком часто пропускаю мимо ушей мудрые советы… и в обеих общинах, где мне довелось служить, я задавал прихожанам вопрос: «В какую церковь вы бы пошли, если бы лютеранской церкви не существовало?»

Я задаю этот вопрос, чтобы понять, какую церковь прихожане считают для себя наиболее близкой — богословски и литургически. К сожалению, я снова и снова слышу ответы типа «в методистскую», или «в баптистскую» или «в пресвитерианскую»… или, хуже того, «во внеконфессиональную».

В данном случае, говоря «к сожалению» или «хуже того», я не пытаюсь упрекнуть в чем-то другие деноминации — меня удручает, что прихожане лютеранской Церкви (и многие из ее пасторов) не понимают, во что лютеране верят, что они проповедуют и исповедуют. Они чувствуют себя неуютно в шкуре лютеран и, по сути, являются «хамелеонами», которые носят лютеранские одежды, но внутри придерживаются богословских и литургических представлений, принципиально противоречащих их внешне лютеранскому облику.

Христиан делает одним телом не то, что они приносят с собой — самих себя, свои интересы, свои сходства и даже свое стремление к единству, — а то, что Бог приносит и изливает на них: Его прощение, Его жизнь, Его дух. И потому с точки зрения Нового Завета Церковь — это не собрание религиозных и благочестивых людей, которые время от времени сходятся, чтобы поздравить друг друга со спасением. Это общение, которое проистекает — по действию Слова и Таинства — из внутреннего общения самой Святой Троицы.

— Richard Jungkuntz. The Gospel of Baptism, pp. 93, 94

[Нам не следует] думать, что кризис, который переживает римская церковь, приведет к появлению чудесной экуменической церкви, в которой — после того, как будут преодолены чудовищные догматические раздоры прошедших столетий, — свое место найдется для каждого христианина и для каждой общины, которая именует себя церковью. Подобная "церковь", какой ее видят некоторые восторженные экуменисты, великая Воссоединенная Церковь будущего, основанная на минимуме христианской веры и широком использовании клерикальной и светской политики, почти наверняка будет не Церковью Христа, а царством антихриста, тогда как подлинная Церковь Христова, подобная малому стаду, которому Господь обещал Царство (Лк. 12:32), будет, как и ранняя Церковь, восклицать: "Маранафа!" ("Ей, гряди, Господи Иисусе!"), — с твердой верой в Его обещание: "Се, гряду скоро" (Отк. 22:21).

— Герман Зассе (1967)

Когда светский суд может потребовать, чтобы Церковь смирилась с существующей в ее среде ересью, это значит, что служение Слова в Церкви уничтожено, и она перестала быть Церковью.

— Герман Зассе (1958)

Помню, как однажды меня угостили куском торта. Он был чудесно украшен. На моем куске было несколько розочек - как мне показалось, сделанных из глазури. Вообще, я не охотник до сладостей, но время от времени съесть кусочек торта не помешает. Итак, я отделил вилкой ломтик с цветами из глазури и положил в рот. Цветы оказались НЕ из глазури. На вкус они были, как… гадость, одним словом. Итак, я сижу со ртом, набитым чем-то по вкусу совершенно другим, нежели на вид, и не знаю, что с этим делать. В конце концов, улучив момент, когда никто на меня не смотрел, я украдкой выплюнул кусок в салфетку, а потом избавился и от остальной части торта. Если еда выглядит как торт, на вкус она тоже должна быть как торт. И никак иначе быть не может.

Если мы называем себя лютеранами, наш облик, наши обряды и наша сущность должны соответствовать тому, кто мы есть, и нашим вероисповедным книгам. В противном случае, нам не следует называть себя лютеранами вовсе. Я говорю это безотносительно к какой-либо конкретной группе или проблеме. Я считаю это принципом, который применим ко всем нам.

Они не создавали никаких миссионерских обществ, не организовывали никаких городских миссий, не писали книг об «эффективном благовестии». Вместо этого они совершали Таинство и непрестанно молились. «Господь же ежедневно прилагал спасаемых к Церкви». А они продолжали молиться.

— Hermann Sasse. We Confess: the Sacraments, p. 151

Если кому-то интересно, в чем секрет жизнестойкости [римско-]католической церкви даже в наши дни, придется признать, что он сокрыт не в ее иерархической структуре, и не в почитании святых и реликвий, и даже, вопреки распространенному мнению, не в присущей ей политической дальновидности, которая обеспечивает ей внутреннюю силу и влияние, но в том, что она празднует Таинство Алтаря беспрерывно по всему миру. Это определяет всю ее жизнь и все ее богословие.

— Hermann Sasse. We Confess: The Sacraments, p. 99

Если вы беспокоитесь и волнуетесь о том, действительно ли вы церковь Божья, я скажу вам, что церковь узнается не по обычаям, но по Слову. По словам Павла в 1 Кор. 14:24-25, если неверующий войдет в церковь и увидит, что верующие открывают тайны его сердца, он падет на лицо свое и исповедует, что Бог поистине присутствует там. Вы можете быть уверены в том, что Слово Божье и познание Христа присутствуют среди вас обильно. А везде, где присутствуют Слово Божье и познание Христа, они не остаются без плода, какими бы немощными в смысле внешних обычаев ни были имеющие Слово. Церковь действительно немощна по причине грехов своих. Но она не ошибается в Слове. Да, она грешит, но она не отрицает и не презирает Слово. Следовательно, мы не вправе отвергать тех, кто признает и исповедует Слово, даже если они не блистают превосходной святостью поступков, если только они не упорствуют в явных грехах. У вас нет причин сомневаться в том, что церковь Божья существует среди вас, даже если только десятеро или шестеро из вас имеют Слово. И то, что делают эти немногие, а равно и прочие, еще не имеющие Слова, но выражающие свое одобрение, конечно, может считаться делом Божьим, если они действуют, как уже было сказано, в смирении и духе молитвы.

— Мартин Лютер. О служении

Следует также добавить, что единство веры и учения в Церкви в этой жизни не является ни совершенным, ни абсолютным во всех деталях, ибо временами среди членов истинной Церкви возникают споры, разрушающие святое единство. Следовательно, необходимо различать абсолютное единство — совершенное и свободное от любых разногласий, — которое впервые наступит лишь в победившей Церкви, и принципиальное единство, которое заключается в согласии относительно главных артикулов, даже если возникают споры по поводу менее важных артикулов, или по поводу необязательных обрядов, или даже по поводу толкования некоторых текстов Писания. Именно такое единство существует в Церкви воинствующей, ибо в ней мы никогда не видим совершенной гармонии, но всегда видим присутствие некоторых разногласий. Ибо в этой жизни «мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем» (1 Кор. 13:9). Блаж. Августин, «О граде Божием», книга 15, глава V:

Ведут между собою борьбу злые и злые; точно так же борются между собою злые и добрые. Но добрые и добрые, если они совершенны, не могут бороться друг с другом. Приближающиеся же к совершенству, но еще не совершенные, могут бороться между собою так, что добрый восстает против того в другом, против чего борется и в самом себе. Потому что и в одном человеке «плоть желает противного духу, а дух — противного плоти» (Гал. 5:17). Итак, духовные стремления одного могут бороться с плотскими стремлениями другого, равно как и плотские стремления одного с духовными стремлениями другого, как борются между собою добрые и злые, или могут бороться между собою даже плотские стремления двух добрых, но еще не совершенных людей как борются между собою злые и злые, пока полное выздоровление не приведет их к последней победе.

Здесь Августин раскрывает причину разногласий в Церкви. Истинно преданные христиане еще не обладают совершенной святостью. Напротив, в них остаются некоторые остатки плоти. И потому они не обладают точным и совершенным знанием тайн веры. В некоторых вопросах они предаются мечтаниям и колеблются. В возрожденных плоть по-прежнему противится Духу. И потому запросто может случиться так — особенно по наущению сатаны, — что увлекающиеся плотскими рассуждениями возбуждают в Церкви ссоры. И все же до тех пор, пока к ссорам не прибавится упрямство, и пока основание веры остается нетронутым, сами по себе ссоры еще не отделяют человека от тела Церкви.

— Иоганн Герхард

Я утверждаю, что неправильно допускать людей к Святой Евхаристии без разбора просто потому, что они физически присутствуют на богослужении, не прилагая никаких усилий к тому, чтобы выяснить, были ли они крещены, не прилагая никаких усилий к тому, чтобы выяснить, остаются ли они по-прежнему членами Церкви, и не имея ни малейшей уверенности в том, что их сердца должным образом расположены к скорби за совершенные проступки и к вере в искупительный труд Господа, который вновь присутствует среди нас в этом Таинстве.

- A.C. Piepkorn. The Church, p. 188

Приход — это участок земли, на котором служители Христовы со всякой ответственностью проповедуют Слово Божье и преподают христианские Таинства, и на котором Святой Дух при помощи этих средств постоянно управляет поместной церковью и освящает ее.

Здесь баня возрождения Святым Духом превращает язычников в христиан и делает избранных Божьих во всяком поколении современниками деяния, раз и навсегда совершенного нашим Господом Иисусом Христом для спасения всего мира.

— A. C. Piepkorn. The Church, pp. 123-124

Когда лютеранская Церковь действует в духе современного, разделенного на деноминации мира, она отрекается от собственного духа. Это дом, разделившийся внутри себя. Даже тогда некоторые устоят, и, поскольку остальные предпочтут новых богов, разразится гражданская война. Никакой видимый успех не возместит нашей Церкви отречение от принципов, которые дали ей жизнь, а также утрату внутреннего мира, собственного достоинства, самоуважения, которая неизбежно последует за этим. Лютеранская Церковь никогда не будет иметь подлинного чувства собственного достоинства, подлинного уважения к себе и не сможет рассчитывать на уважение и преданность своих детей, если позволит страху перед окружающими деноминациями или желанию заслужить их одобрение хоть как-то влиять на ее принципы и диктовать ей поступки. Если мы начнем спрашивать себя не «Что правильно?» или «Что соответствует нашим убеждениям?», а «Что о нас подумают?», или «Что он нас будут писать сектантские и светские газеты?», или «Как отнесутся к тому или иному решению наши соседи из разных общин?», это будет для нас фатально. Лучше умереть, чем продлевать жалкое существование путем отречения от всего, что придает нашей жизни смысл.

— Charles Porterfield Krouth. The Right Relation to Denominations in America

Наконец, церкви должны помогать христианами открывать высоты и глубины их жизни в мире, который все больше и больше уплощается, превращаясь в одномерный. Очень важно, что церкви совершают богослужения, которые являются «предвкушением грядущего пира». Они должны делать все, что в их силах, чтобы обустроить молитвенную жизнь, которая имела бы трансцендентное измерение. Прекрасная музыка, литургическое совершенство, ясное пение и красивые зрелища, звуки и даже запахи являются существенными частями такого поклонения.

— Robert Benne. Reasonable Ethics

Этот псалом также можно истолковать применительно к нашей крайне порочной морали, ибо бы ничем не лучше турок, или даже хуже их в том отношении, как мы оскверняем святыни. Это неистовое стремление к осквернению святынь мы наблюдаем достаточно долго, так что Церковь вполне уместно молится: «Для чего, Боже, отринул нас навсегда? Возгорелся гнев Твой на овец пажити Твоей? Все разрушил враг в святилище». Кто же этот враг? Сатана. Но также: «Враги человеку — домашние его» (Мф. 10:36)…

Во-первых, кто исчислит злодеяния и злоупотребления в раздаянии и использовании церковных средств и имущества?

Во-вторых, в роскошестве, чванстве и гордыне священников.

В-третьих, в безрассудном отношении к раздаянию Даров, к Слову Божьему, к власти магистрата и праву. В этих вопросах в Церкви происходят такие вещи, что Господь недоволен ими больше, чем богохульствами турок.

В-четвертых. Смотрите, как много чудовищных вещей творится «посреди торжественного собрания» — разве все Божьи праздники не подавляются и не заглушаются в этой стране? Ведь на самом деле сегодня праздники отмечаются так, что люди получают большую свободу творить зло, которое они не могут творить в другие дни, потому что заняты физическим трудом. Мы не видим в этих праздниках наших знамений, но они подняли вместо наших знамений собственные знаки, и предали огню святилище Божье, и осквернили его всевозможными похотями и грехами. Так имя Божье поносится и хулится среди нас. И потому Бог, похоже, навсегда отклонил десницу Свою от среды недра Своего.

Но, может быть, пока еще не очевидно, что они разорили его секирами и бердышами и одновременно разрушили врата его секирами. Турки делают это мистически и буквально, а мы делаем это духовно, как было показано в толковании выше, причем не еретическими учениями, но отвратительными словами и делами, — так, что Слово Божие, кажется, проповедуется впустую, ибо не осталось врат, которыми оно могло бы войти. Секиры, то есть самые отвратительные дела, снесли эти врата до основания.

— Мартин Лютер. Толкование на 73-й псалом