Апостоличность Церкви точно так же была утверждением ее историчности. По сути, она представляла собой верность апостольскому служению — но не в смысле теории апостольской преемственности, сохраняемой посредством непрерывной череды епископских рукоположений, а том смысле, что традицию служения можно проследить до времен Церкви, основанной апостолами. Она была, по крайней мере, частичным залогом достоверности учения, проповедуемого в Церкви, — в отличие от древних ересей и расколов, которые смешали христианское учение с человеческими добавлениями, — и освященного рассудительным цитированием текста Писания. Главной целью при этом было сохранение апостольского учения и Таинств, хотя акцент делался на священное служение как средство достижения этой цели — именно такой акцент мы снова и снова находим в V Артикуле Аугсбургского Исповедания. И лишь позднейшие поколения превратили священное служение из средства в самоцель и начали цитировать слова древних Отцов Церкви, придавая им смысл, которого не вкладывали в них авторы. При всем том, «апостоличность» действительно является эмпирическим признаком Церкви.

— Arthur Carl Piepkorn. The Church, p. 26

Хотя синодальная структура и организация сама по себе является адиафорой, «все мне позволительно, но не все полезно» (1 Кор. 10:23). Для того, чтобы заботиться о чистой проповеди Евангелия (не только в книгах или конституциях, но и в постоянной публичной проповеди, а также через миссионеров в целом, как на родине, так и за рубежом) и правильном совершении Таинств (в живых, миссионерски настроенных, конфессионально ответственных приходах), следует установить четкие рамки. Синод не вправе растрачивать свои силы на многочисленные и разнородные «цели», как если бы они имели одинаковую важность. Это ведет к соскальзыванию в прагматизм «больших проектов».

Напротив, для ортодоксального синода «первой и главной обязанностью является быть верным исповеданиям на словах и на деле» (C.F.W. Walther, 1879 LCMS Iowa District Proceedings, 9). Таким образом, «стоять на страже чистоты и единства учения внутри синода и противостоять лжеучениям», было главнейшей обязанностью и ответственностью Синода Миссури в соответствии с первоначальным уставом. В случае любого реального или возможного столкновения интересов приоритет имеет евангелическая истина. Все, что синод может сделать сверх того, допустимо и хорошо, но этой задаче должен быть отдан высший и бесспорный приоритет, ибо «вся жизнь и сущность Церкви заключена в Слове Божьем» (tota vita et substantia ecclesiae est in verbo Dei)... Мф.  4:4» (Лютер против Амвросия Катарина, 1521, WA 7:721). Единственное, что может быть важнее сохранения чистоты и единства евангелического учения, — это восстановление его чистоты и единства, если они были утрачены.

На практике это означает, что синодальная структура и ее должностные лица должны оказывать помощь и поддержку верным пасторам и общинам, когда тем угрожает опасность лжеучения или гонений и преследований за истину. Подобная защита церквей и служителей Словом Божьим является главным делом епископов. Сегодня, как и во времена Лютера, принято думать, что «служение епископа требует величия, и что тот является епископом, у кого на голове митра». Вовсе нет. «Это не то служение, которое требует величия. Это служение требует, чтобы лицо, исполняющее его, заботилось о нас, охраняло нас и было нашим защитником» (Лютер, Толкование на 1 Петра [1523, LW 30:135-136; WA 12:389-390]). Более того: «Сегодня же мы видим многих людей, которые позволят проповедовать Евангелие до тех пор, пока проповедник не выступает против волков и не обличает прелатов». Однако только лишь кормить овец недостаточно. Нужно еще и отгонять волков. По сути, «волк без проблем позволит овцам пастись на хорошей траве. Чем толще овцы, тем больше они ему нравятся». Единственное, чего волк не выносит, это «злобный лай собак». Отсюда и название первого богословского журнала Синода Миссури: Lehre und Wehre («учение и защита». См. тж. ФС ДИ, XIV). Исторически епископы в целом делали это хуже, чем их паства, как пасторы, так и прихожане.

—  Kurt E. Marquart. The Church and Her Fellowship, Ministry and Governance:
Confessional Lutheran Dogmatics Volume IX, pp. 214-216

Однако Церковь не должна забывать, в чем состоит ее особая миссия. Да, это правда, что при определенных условиях она тоже может советоваться с государством через своего секретаря по внешним связям [Aussenminister]. Но одно Церковь должна понимать отчетливо. Своими резолюциями, провозглашениями и предложениями она не производит на мир никакого впечатления. Все они исчезают в бездонных мусорных корзинах правительственных учреждений по обе стороны железного занавеса. Лишь немногие церковные политики сегодня способны произвести впечатление на мир — да и то не потому, что они члены Церкви, а потому, что они политики. Лютеранским церквям всего мира еще только предстоит усвоить эту истину, хотя они могли научиться ей и от о. Лютера, который был вовсе не так наивен и далек от понимания мира, как многим кажется. Лютеранские церкви все еще тешат себя призрачными надеждами, что они могу ожидать от мира чего-то еще кроме дорогого святого креста, который суждено нести всем, кто возвещает человечеству Божий Закон и Евангелие Иисуса Христа. Но вскоре этот мираж развеется.

Нашим американским братьям по вере также вскоре предстоит усвоить этот урок посредством болезненных испытаний. Вместо того, чтобы устраивать канцелярию церкви в Вашингтоне, было бы лучше, если бы они обосновались где-нибудь в уединенном уголке этой огромной страны, и где могли бы денно и нощно возносить молитвы за свое правительство и за мир во всем мире. Ибо Церковь Христова — это не церковь, которая вечно занята проведением конференций, и не церковь, которая делает дела с политиками и прессой. Это ecclesia orans [молящаяся Церковь]. В этом и заключается ее главное призвание. Либо она является ecclesia orans, какой она однажды уже явила себя в римских катакомах, — либо она ничто.

— H. Sasse, Letters to Lutheran Pastors V

Из всех великих Церквей, обладавших властью преследовать инакомыслящих, одна лишь Лютеранская Церковь не запятнала свои одежды ни единой каплей крови, пролитой из-за мнений. Лютер славно сказал: "Перо, а не огонь должно победить еретиков. Палачи - не учителя богословия. Это не место для силы. Не меч, но слово нужно для этой битвы. Если слово не победит заблуждение, заблуждение устоит, даже если весь мир будет залит кровью". Лютеранская Церковь стояла на этой точке зрения за сотни лет до того, как она стала господствующей, и будет стоять на ней всегда. Тем не менее, она ревностно использует праведные возможности защитить себя и своих детей от проповеди заблуждения, которое прикрывается личиной частных суждений. Она не стала бы сжигать Сервета и даже - ради мнений - не тронула бы и волоска на его голове; но она не позволила бы ему и носить ее имя, проповедовать "иного Иисуса" с ее кафедр, учить заблуждениям в ее университетах или подходить вместе с ее детьми к столу Господа, от которого он отрекся. Ее имя, ее исповедания, ее история, само ее существо протестуют против такого "общения с делами тьмы", против такого снисхождения к ереси, против такого равнодушия по отношению к вере. Она никогда не поступала так. Она никогда не сможет так поступить. Те же, кто воображает, будто право на частные суждения дает людям, принадлежащим к Лютеранской Церкви и носящим ее святое имя, право учить тому, что им вздумается, вопреки ее свидетельству, не понимают ни сути права, на которое претендуют, ни сути Церкви, сама жизнь которой требует, чтобы она отказывала в общении тем, кто пребывает в заблуждении… Принадлежность человека определяется суждениями, к которым он приходит, используя это право… Сами по себе права ничего не дают человеку и не могут изменить природу вещей. Право собирать ничего не собирает; и если, пользуясь этим правом, человек собирает дерево, сено и солому, ни право, ни его использование не превратят их в золото, серебро и драгоценные камни. Церковь не станет употреблять никакого насилия в отношении того, кто решит собирать то, что не устоит перед огнем; но она не примет собранного им как драгоценности и не позволит, чтобы ее детей обманывали этими подделками. Право человека на частное суждение и право Церкви наказывать - это равноценные и согласующиеся друг с другом права, каждое из которых необходимо для того, чтобы предотвратить злоупотребление другим. Разумное использование любого из них - это использование их обоих. Таким образом, мы, протестанты, утверждая право и обязанность людей судить обо всем лично и формулировать свои собственные воззрения, не опасаясь более ни гражданской кары со стороны государства, ни инквизиции со стороны Церкви, утверждаем также право и обязанность Церкви ограждать себя от искажений учения путем изложения истины в своем Исповедании, твердого противостояния ереси, личного предостережения заблуждающихся и, наконец, по отношению к упорствующим, отлучения их от Причастия до тех пор, пока по действию благодати они не увидят заблуждение, которому они присвоили имя истины, и не отрекутся от него.

— Charles Porterfield Krauth. The Conservative Reformation and Its Theology (1872), pp. 174-175

Как носители публичных признаков Церкви Исповедания требуют практического использования и воплощения, а не формального буквоедства в любом виде. Если Евангелие проповедуется чисто, и Таинства совершаются надлежащим образом, то ортодоксия и церковное общение фактически имеют место, даже если не все ортодоксальные Символы Веры и Исповедания формально упоминаются в церковной конституции или клятвах во время пасторской ординации. И, напротив, торжественные клятвы в верности всей Книге Согласия ничего не стоят, если они остаются только на бумаге (которая, как известно, «все стерпит») формальных документов, тогда как на практике с кафедр, в семинариях и публикациях распространяются учения, противные Книге Согласия. Если Исповедания в действительности не исповедуются, это игрушечные исповедания — нечто вроде фишек в святотатственной игре в церковь.

«Единство Церкви состоит не в принятии одних и тех же Исповеданий, а в принятии и проповеди одних и тех же учений». И, конечно, «церковная община не утрачивает своей ортодоксальности из-за случайно вкравшихся заблуждений, если только она противостоит этим учениям и, в конечном итоге, искореняет их посредством богословской дисциплины». Сама природа Евангелия, а следовательно, и природа евангелической Реформации, требует, чтобы содержание ценилось выше формы, а реальность — выше внешности.

Именно в церковном общении, в первую очередь, происходит исповедание или отречение. Когда церковное общение ограничено кругом церквей, между которыми есть подлинное согласие относительно Евангелия и Таинств, как их определяет Книга Согласия, эти Исповедания используются в полном соответствии с их замыслом и намерением. С другой стороны, когда номинально лютеранские церкви официально практикуют или допускают общение кафедры и алтаря с церквями и служителями, учение которых противоречит Книге Согласия, они, тем самым, объявляют эти Исповедания недействительными, даже если непрестанно поют им дифирамбы по церковно-политическим мотивам. Объединяясь с нелютеранскими церквями в общении кафедры и алтаря, лютеранские церкви перестают быть лютеранскими церквями и превращаются в синкретические секты.

Конечно, вполне можно представить, что время от времени отдельные лютеранские богословы или даже целые группы богословов и их последователей будут обнаруживать, что они утратили свои прежние убеждения и больше не верят, не проповедуют и не исповедуют так, как того требует Книга Согласия. Если это несогласие публично признаётся, и из этого делаются надлежащие практические выводы, никто не может обвинить этих людей в недостойном поведении. Что действительно нетерпимо, и что разрушает целостность Церкви, так это постоянные заверения в конфессиональной верности, когда реальность явно говорит о противоположном.

— Kurt E. Marquart. The Church and Her Fellowship, Ministry and Governance:
Confessional Lutheran Dogmatics. Volume IX, pp. 74-75

Что касается ортодоксальности того или иного церковного объединения, хорошенько запомните: (1) церковное объединение ортодоксально только в том случае, если истинное учение, зафиксированное в Аугсбургском Исповедании и прочих лютеранских Символах, на самом деле проповедуется с его кафедр и в его публикациях, а не просто «официально» провозглашается как его вероучение. Не «официальное» учение, а реальное учение определяет  ортодоксальность церковного объединения, ибо Христу угодно, чтобы все, что Он заповедал Своим ученикам, действительно проповедовалось, а не просто признавалось правильным учением в «официальном документе». Вера во Христа может зародиться и поддерживаться чистым Евангелием только в том случае, если это Евангелие в действительности проповедуется. (2) Церковное объединение не перестает быть ортодоксальным из-за случайных проявлений ложного учения. То, что апостол Павел сказал Ефесским пресвитерам: «И из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою» (Деяния 20:30), — исполнилось не только в апостольской Церкви, но и в Церкви Реформации, и будет исполняться в Церкви до Последнего Дня. Церковное объединение утрачивает свою ортодоксальность только тогда, когда оно больше не применяет Римлянам 16:17, а потому не борется с лжеучением, дабы в конце концов искоренить его, но терпит лжеучение, не обличая его, и тем самым, по сути, уравнивает его в правах с истиной.

Единство, которого требует Христос, - это не единство отдельных проявлений вежливости, и не просто единство названия, и не просто единство дипломатических манер непримиримых оппонентов; Он требует единства убеждений, единства учения, единства принципов, единства богословия. Мы должны быть едины в вере.

Когда мы изредка обмениваемся любезностями, или посылаем одного-единственного человека на кафедру другой деноминации, чтобы он произнес одну-единственную проповедь, ожидая, что он вернется таким же, каким был раньше, и вновь будет, как и прежде, проповедовать с собственной кафедры, или когда мы позволяем члену одной деноминации время от времени причащаться в церкви с совершенно другим исповеданием веры, это не только не имеет ничего общего с тем внутренним единством, которого жаждет Христос, но и вводит людей в заблуждение относительно того, какого именно единства жаждет Христос. Такого рода единство лишено какого-либо основания, оно бессмысленно и просто дает людям возможность почувствовать себя "хорошо". Люди обманывают себя, стремясь к единству, которое игнорирует, а не исправляет заблуждения, которое забывает о различиях, а не разрешает их.

Такое единство не стремится перерасти даже в полноценное внешнее единство, не говоря уже о том, что оно не затрагивает подлинную суть вещей. Оно говорит: "Кости сломаны, смотреть на это слишком больно: давайте сложим сломанные кости и подкрасим место перелома, чтобы мир увидел, что мы едины"

[…]

Любой ценой вправить кости, предотвратить неправильное срастание, сломать их снова, если они срослись неправильно, причинять боль до тех пор, пока все не станет на свои места, не удовлетворяясь временным решением проблем - разве это не жестокость и не упрямство со стороны хирурга? Но разве не в этом его долг врача? Стоит ли обзывать его "тупым фанатиком" только потому, что он, пренебрегая ненужными любезностями и правилами этикета, отказывается откладывать на потом необходимую, хотя и болезненную процедуру, понимает необходимость делать все как надо, и не готов просто красиво заштопать порванную кожу со словами "с твоими костями все в порядке".

— Theodore E. Schmauk. The Confessional Principle and The Confessions of the Lutheran Church (1911), pp. 919-920

Церковное общение
Преп. проф. Курт Э. Маркуарт

Слово «общение» обычно предполагает общительность, товарищество, возможно, даже шумную дружескую возню с воздушными шариками и пончиками в «общем зале» церкви. В таком случае, церковное общение приобретает особый смысл — становится некоей «религиозной версией» дружеской близости.

Однако такое понимание будет большой ошибкой. Церковное общение — это не некая специфическая разновидность «общения» в целом. Прежде всего, оно никак не связано с общением между людьми. Церковное общение — это общение, присущее Церкви. Именно о нем говорится в нашем Символе Веры: «Верую в общение святых». Церкви (а следовательно, и их отдельные члены) либо находятся, либо не находятся в общении друг с другом. Что это означает?

Давайте с самого начала запомним, что огромные церкви не могли бы образоваться в результате мелких различий. Люди часто спорят по пустякам, это правда, но в религиозных вопросах пустяков нет, и когда речь идет о религиозных различиях и разделениях, люди обычно не бывают легкомысленны. Действительно, в Англии и Северной Америке есть некоторые секты, отличающиеся друг от друга пустяками, но они эфемерны. Они появляются и исчезают и зачастую не знают ничего, кроме того, что отличает их от других сект. Не о них сейчас речь. Мы говорим о гораздо больших общинах — например, о римокатоликах, православных, реформатах, лютеранах и т. п. Вопросы, которые разделяют их, ни в коем случае не являются пустяковыми, и артикулы, о которых они спорят, и которые отстаивают, поистине достойны того, чтобы за них сражаться. Приняв решение игнорировать эти различия, мы встанем на путь невежества, косности или надменности, которая обожествляет наше собственное «я».

— Wilhelm Lohe. Three Books About the Church, p.101-102

«Признаки» Церкви
Преп. Д-р Курт Маркуарт

Зачем Церкви нужны «признаки», и что они собой представляют? Св. Павел говорит «о Христе и о Церкви»: «Тайна сия велика» (Еф. 5:32). Лютер поясняет эти слова так: «…это великая тайна, которую следует постигать верой. Она незрима и неосязаема, а потому это таинство, то есть нечто тайное, загадочное, невидимое, сокрытое» (Luther's Works 41:164).

Церковь — это мистическое Тело Христово, состоящее из всех, кто присоединен к Нему дарованной Богом верой. Это Святой Храм, растущий на основании апостолов и пророков (Еф. 2:20-21). В нынешнее время подобные вещи недоступны нашему взору. Мы не видим никакой единой Святой Церкви Христовой, верующих, которые «омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца» (Отк. 7:14).

Как же, в таком случае, можно говорить, что свобода существует только во Христе и только для тех, кто исповедует Иисуса Христа Господом и Спасителем? Однако, несмотря на исторический опыт, я все же утверждаю, что это так. Только во Христе и через христиан подлинная и неуклонная свобода может зародиться, обрести форму и распространиться в мире.

Тем не менее, история христианства также отмечена ужасными провалами. Как я уже часто говорил, мне не нравится обвинять наших предков по вере в ошибках, как если бы мы были лучше их и более просвещены. Церковь едина во времени.

Мы не можем отделить себя от Церкви Средних веков, времен Реформации или XIX века. В те времена Церковь тоже была Церковью Иисуса Христа. Она была Его надежным свидетелем. Она несла людям истину.

Однако в том, что касается этической задачи Церкви и ее миссии быть представительницей Господа Иисуса Христа на земле, мы можем лишь сказать, что она потерпела серьезную неудачу, и это было настоящей катастрофой для человечества. Это позволяет нам оценить степень, до которой одна лишь благодать Божья делала ее Церковью Иисуса Христа и всегда помогала ей оставаться таковой.

— Jacques Ellul. Ethics of Freedom, p. 90

Сегодня я затрону два общих принципа, определяющих взаимоотношения между учением и практикой. Во-первых, практика церковной жизни обычно отражает или развивает центральное учение той или иной богословской системы. Не имеет значения, о каком богословии идет речь - об ортодоксальном или еретическом, о лютеранском, реформатском или римокатолическом, - этот основополагающий принцип все равно остается неизменным. А центральное учение церкви обычно заключается в том, как благословения креста Христова становятся доступны грешнику. Таким образом, церковные обряды и традиции имеют сотериологическое измерение. И потому практика церковной жизни зачастую не бывает нейтральной.

Все классические богословские системы Запада - от лютеранского богословия до римского, от кальвинистского до баптистского и арминианского, от методистского до пятидесятнического - пытаются проложить мост между крестом и человеком. Все эти церкви, по крайней мере, традиционно, учат, что Иисус умер на кресте. И все они учат, что грешник каким-то образом должен получить доступ к благословениям креста и воскресения. В чем они расходятся, так это в понимании того, каким образом крест Христов прилагается к спасению грешника. Каждое из этих классических течений в христианстве разработало систему церковных обрядов (или, во всяком случае, позволило такой системе сложиться), которая воплощает в себе его уникальное понимание того, каким образом грешник становится восприемником благословений креста. В лютеранской системе Бог сообщает благословения креста через Евангелие - Слово и Таинство. Поэтому обрядность лютеранской церкви обычно фокусируется на Слове и Таинстве. В рамках другой системы, которая называется нео-евангеликализмом (или, иногда, американским евангеликализмом) связь между крестом и сердцем человека осуществляется за счет эмоциональных переживаний искренне ищущего человека. Поэтому обрядность таких церквей направлена на усиление и поддержание яркости переживаний христианина: "Как в самый первый день", - как поется в старом ривайвалистском гимне. Согласно римской системе, крест становится моим посредством церковной иерархии и системы дел, совершаемых в рамках организованной церковной структуры. Таким образом, обрядность этой церкви стремится укрепить римские представления о праведности по делам. Именно учение церкви о спасении является той лакмусовой бумажкой, которая отчетливо выявляет приоритеты практической церковной жизни.

Если же церковная обрядность в рамках конкретной традиции выполняет сотериологическую функцию, очевидно, что эти обряды имеют огромное богословское значение. Следовательно, - и в этом заключается второй принцип взаимоотношений между учением и практикой - учение и практика неразрывно связаны друг с другом. Они связаны друг с другом и даже взаимозависимы гораздо больше, чем зачастую принято думать. Учение влияет на практику, а практика влияет на учение. Они так тесно переплетены, что, когда мы меняем одно, мы неизбежно меняем и другое, подчас даже не понимая, что произошло. Невозможно ввести новые обряды, не изменив учения. Невозможно изменить учение, не вводя новые обряды.

- Клемет Пройз

Рабочих, которым поручено строить ее [Церковь], подстерегает искушение использовать низкопробные и дешевые материалы. Апостол Павел (1 Коринфянам 3) называет их «деревом, сеном, соломой». Одна из сторон этого искушения включает в себя ложное обещание и ложную угрозу, которые предлагают окружающая цивилизация и другие религии: «Вы не умрете; вы будете, как боги». Это обещание предлагает нам не доверять Богу. А угроза заключается в том, что нам постоянно твердят: если ты хочешь быть кем-то, покупай наш товар. И потому многие строящие на положенном основании с энтузиазмом предлагают всевозможные идеи: новые ключи к  успеху, новые формулы гарантированного роста общины. Считается, что с изменением ритуала произойдет обновление. Залог эффективности видится в конкретных программах и приемах благовестия. К вопросу церковного роста подходят с деловой хваткой и научной дотошностью. Все эти идеи в наше время пользуются такой же популярностью, как «новые меры» XIX столетия. И чем больше обещания, тем больше соблазн: эффективное и плодотворное служение, грамотные, верные и живые общины. Кто же, помилуй Господи, этого не хочет? И, наконец, напоследок, самое сладкое: все эти строительные материалы будут рекламироваться как «лютеранская точка зрения»!

А тем временем скрытое, чуждое учение незаметно действует в Церкви, порождая совершенно другие дух и форму, другие содержание и образ жизни. Апостол предостерегает против использования дерева, сена и соломы, потому что эти материалы горючи. В день Господень они будут пищей для огненного суда. Самая маленькая щепка дерева непременно загорится, даже если она тщательно спрятана! И те, кто строит на твердом основании из таких материалов, действительно не лишатся жизни, но произведение их рук будет уничтожено огнем, и они останутся нагими.

— Kenneth Korby

И лишь в посланиях Павла, великого апостола всего мира и язычников, мы видим ясное продолжение святого учения о Господе Иисусе, которое преподается нам в 15-17 главах Евангелия от Иоанна. То, что представлено здесь в образе Лозы и истолковано невыразимо прекрасными и глубокими словами, вновь возвращается в посланиях Павла в образе Храма и Тела Христова. Тело, составляемое и совокупляемое всякими взаимно скрепляющими связями, исходящими от Главы; Храм, построенный и воздвигнутый во славу Божью на краеугольном камне Христа и основании апостолов и пророков; единая, святая, вселенская, апостольская Церковь стоит перед глазами Павла в великолепии, которое наполняет радостью и удивлением всех, кто читает слова апостола и следует за его мыслью. Здесь Царство и Здание не от мира сего, вздымающееся выше всего, что может вообразить человек, надежно устроенное, способное устоять в любую бурю, достойное любого терпения, жертв и ревности с нашей стороны.

— Wilhelm Loehe. Aphorisms,  p. 13

Она [Церковь] должна вести людей не к минимальной вере и минимальной святости, при которых спасение становится возможным, но к наивысшим. Она не должна поощрять религию, растущую из эгоистичного страха перед адом, из эгоистичного желания попасть на небеса, но должна взращивать такую религию, которой истина дорога сама по себе, которая жаждет полноты познания, которая ищет не легкого, а надежного пути.

— C. P. Krauth. The Conservative Reformation, p. 191

Из надежных источников дошли до меня известия, что между вами возникли разделения и раздоры, поскольку некоторые из ваших проповедников не учат и не поступают в согласии друг с другом, но каждый следует собственному разумению и суждению. И я отчасти верю этим сообщениям, ибо мы должны помнить, что нам будет ничуть не легче, чем коринфянам и прочим христианам во времена св. Павла, когда среди народа Христова начались разделения и разногласия. И сам св. Павел признает это и говорит: «Надлежит быть и разномыслиям и разделениям между вами, дабы открылись между вами искусные» [1 Кор. 11:19]. Ибо сатана не довольствуется своим положением князя и бога этого мира. Он хочет также проникнуть в среду детей Божьих, как мы читаем в 1-й главе Иова, и «ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить», как сказано в 5-й главе 1-го Послания Петра.

Это порождает в народе смущение. От этого происходят как жалобы: «Никто не знает, во что верить, и чью сторону принять», — так и постоянные просьбы о единообразии в учении и практике. В прежние времена для этих целей созывались соборы, и всевозможные предписания и правила составлялись, чтобы соблюдать всех людей в едином порядке. Однако в конечном итоге эти предписания и правила стали силками для души и преткновением для веры. Так что великая опасность подстерегает с обеих сторон. И мы нуждаемся в добрых духовных наставниках, знающих, как пасти народ с мудростью и рассудительностью.

Ибо те, кто составляет и устанавливает вселенские традиции и правила, настолько увлекаются этим, что превращают свои творения в диктаторские законы, попирая свободу веры. Но те, кто ничего не устанавливает и не учреждает, добиваются лишь того, что создают столько же сект, сколько есть умов, что губительно для христианского согласия и единства, о которых так часто пишут св. Павел и св. Петр. Тем не менее, нам следует высказывать свое мнение по этим вопросам так добросовестно, как мы только можем, пусть даже не все будет делаться согласно нашим словам и наставлениям.

И, прежде всего, я надеюсь, что вы по-прежнему храните в чистоте и неповрежденности учения о вере, любви, несении креста и главные артикулы относительно познания Христа. Тогда вы будете знать, как хранить свою совесть в чистоте перед Богом, хотя даже эти простые учения непременно будут подвергаться нападкам сатаны. Да, он даже станет использовать разногласия относительно внешних обрядов, чтобы проникнуть в ваши ряды и породить внутренние разделения в вере. Он действует именно таким образом, как мы уже хорошо знаем на примере столь многих ересей.

Следовательно, в наши дни мы будем поступать с разделениями так, как поступал с ними св. Павел в свое время. Он не мог положить им конец с помощью силы. И он не хотел принуждать верующих к чему-либо с помощью заповедей. Напротив, он обращался к ним с дружескими увещаниями, ибо люди, которые добровольно не прислушиваются к увещаниям, еще меньше готовы подчиняться требованиям.

— Мартин Лютер. Христианское увещание к жителям Ливонии относительно публичного богослужения и согласия (1525)

Если у лютеранской Церкви есть будущее, то именно как у лютеранской Церкви, а не как у имитации баптистов, пресвитериан или кого бы то ни было еще. Чтобы сделаться и оставаться лютеранами и радоваться этому, люди должны проникнуться осознанием уникального лютеранского пути христианской жизни. Быть лютеранином — это евангелическо-католический и католическо-евангелический способ существования в единстве со всем Телом Христовым. Современное состояние американского христианства не просто «неудовлетворительно». Оно смертельно больно. И спасение заключается не в том, чтобы бить во все барабаны, дабы вновь вдохнуть жизнь в угасший было дух, и не в том, чтобы переместить благовестие на несколько пунктов выше в бюрократических бумажках. Спасение в обновлении — богословском, пастырском, сакраментальном, катехетическом. Лютеранство должно стать таким, чтобы у людей появились причины быть его частью.

— Ричард Джон Нейхаус

Жизнь Бога в Церкви предполагает, что каждый приход все больше становится Телом Христовым, продолжая Его дело любви и служения миру, что он возрастает в своем единодушной верности Богу и Его Сыну как Царю Царей и Господу Господствующих, что он все больше становится семьей Божьей, в которой присутствует благодать повиновения, в которой вера усиливается по мере того, как мы смотрим в лицо миру с уверенностью, что мы не оставлены, но являемся своими Богу и друг другу, и что ничто, даже смерть, не может разорвать эту связь.

— A. C. Piepkorn, The Church, p. 134

Однако верным признаком истинной святой Церкви всегда были смирение и страх в Слове Божьем, тогда как похотливое и необузданное стремление к нововведениям всегда были верными признаками сатаны — и об этом вполне очевидно свидетельствуют папские декреталии.

Мы говорим это об учении, которое должно быть чистым и незамутненным, а именно, драгоценным, благословенным, святым и единственным Словом Божьим без всяких добавлений. Однако жизнь, которая должна ежедневно направляться, очищаться и освящаться в соответствии с учением, все же не является в полной мере чистой или святой до тех пор, пока живы эти изъеденные червями плоть и кровь. Но если жизнь находится в процессе освящения и очищения, если ее постоянно исцеляет добрый самарянин (Лк. 10:29–37), и если она больше не разлагается в собственной нечистоте, она милосердно получает извинение, помилование и прощение ради Слова, посредством которого ей даруется исцеление и очищение; и потому ее можно назвать чистой. И потому святая христианская Церковь не является распутной или порочной, потому что она продолжает держаться за Слово (в котором заключена ее святость) и пребывать в нем твердо и без изъяна. «Вы уже очищены [говорит Христос в Иоанна 15:3] через слово, которое Я проповедал вам», а не по вашим заслугам.

Святость Слова и чистота учения имеют такую силу и надежность, что даже если бы Иуда, Каиафа, Пилат, Папа или даже сам сатана проповедовали его или совершали истинное (т. е. чистое, без добавлений) крещение, люди все равно получали бы то же самое чистое Слово и истинное, святое Крещение, ибо в Церкви всегда должно быть лицемерам и ложным христианам, а среди апостолов — Иуде. И опять же, нечистота учения, которое не является Словом Божьим и лишено его поддержки, — это столь смертоносное зло, что пусть даже его проповедует св. Петр или ангел с небес, этот проповедник, тем не менее, будет проклят (Гал. 1:8). Следовательно, те, кто неправильно учит, крестит или совершает Таинство, не могут ни быть, ни оставаться частью Церкви, как сказано в Псалме 1:5. Ибо они идут не только против жизни, какой должна жить Церковь — в особенности сокрытая, — но и против учения, которое должно сверкать и сиять у всех на виду, как жизненный путеводитель. Так проповедовалось с самого начало, как и говорит св. Иоанн: «Они вышли от нас, но не были наши» (1 Ин. 2:19), а также «Они в Церкви, но не от Церкви» (In ecclesia sunt, sed non de ecclesia), или «По числу, но не по достоинству» (Numero, sed non de merito) и т. п. Соответственно, мы проводим следующее разграничение: не все те христиане, кто называет себя христианином. Но когда возникают разногласия по поводу учения, становится вполне очевидно, кто действительно является христианином — тот, кто хранит Слово Божье в чистоте и ясности.

— Martin Luther. Against Hanswurst