Если конкретное историческое исповедание веры и не является существенной частью Церкви Христовой, оно, тем не менее, является существенной частью лютеранской церкви. Под "лютеранской церковью" мы имеем в виду ту часть христианского мира, которая считает библейскими великие богословские решения лютеранской Реформации, зафиксированные в лютеранских вероисповедных книгах. Определившись с этим, мы оберегаем себя от ошибочной точки зрения, возникшей в лютеранской церкви XIX столетия, согласно которой церковь — это своего рода ассоциация, а исповедание веры — это своего рода устав этой организации, подобно тому, как у политической партии есть идеологическая платформа, нечто вроде светского исповедания веры. Подобные партии или ассоциации действительно сохраняют внутреннее единство при помощи подобных правил, и их отдельные члены решают, присоединиться им к организации или нет, на основании этих правил. Едва ли какое-то другое неверное понимании природы лютеранских исповеданий повредило нашей церкви больше, чем это. Исповедание церкви — в отличие от правил организации — никогда не является выражением мнений отдельных людей, объединившихся группу. Это выражение единодушного согласия относительно правильной веры, порожденного Святым Духом. Следует заметить, что делом Духа Святого являются не сами конфессиональные документы, но вера, о которой они свидетельствуют, и единодушие веры в церковной общине. Непостижимая для мира загадка — как исповедание личной веры конкретного христианина (ведь никто иной не может верить вместо меня) может в то же самое время быть исповеданием веры всей ортодоксальной Церкви (и наоборот) — объясняется тем, что Дух Святой всегда делает и то, и другое одновременно, как Лютер столь замечательно пишет, объясняя Третий Артикул:

…Святой Дух призвал меня посредством Евангелия, просветил меня Своими дарами, освятил и сохранил меня в правильной вере; точно так же, как Он призывает, собирает, просвещает, освящает и сохраняет весь христианский мир с Иисусом Христом в правильной, единой вере.

Этим подлинное церковное исповедание веры отличается от псевдо-исповеданий современных протестантских церквей, этих компромиссных формул, которые в большей степени маскируют неверие, нежели исповедуют веру, формул, в которых авторы пытаются под единым именем соединить взгляды многих разных людей. Лютеранские исповедания появились на свет не таким образом. Даже вступительное предложение Детального изложения Формулы Согласия нельзя истолковать в таком смысле:

Поскольку главным условием фундаментального и неизменного согласия в Церкви является обобщенная формула и стандарт, единогласно одобренные, в которых из Слова Божьего выведено сведенное к краткой сумме учение, единодушно исповедуемое церквями чистой христианской религии... мы от всего сердца провозгласили своими устами в единодушном согласии, что не будем создавать или принимать отдельного или нового исповедания нашей веры, но станем исповедовать общие исповедания веры, которые всегда и везде принимались во всех церквях Аугсбургского исповедания... которые сохранялись и использовались в те времена, когда люди были повсеместно и единогласно верны чистому учению Слова Божьего...

Ни взаимное согласие авторов Формулы Согласия, которое они скрепили своими подписями, ни понимание того, что церковь нуждалась в "обобщенной формуле и стандарте, единогласно одобренных", нельзя истолковать в том смысле, что это исповедание веры было подобно политической платформе или организационным правилам, созданным волей отдельных людей, установивших норму для самих себя. Уже тот факт, что "мы верим, проповедуем и исповедуем", противоречит такому пониманию; фраза, с которой начинаются богословские решения Формулы Согласия, соответствует слову "мы", которое обозначает тех, от чьего имени произносились великие исповедания Церкви — от pisteuomen Никео-Цареградского Символа Веры до лютеровского Символа Веры в форме гимна: "Мы все веруем в единого Бога", — и до ecclesiae magno consensu apud nos docent Аугсбургского исповедания. Понимаемое таким образом, лютеранское исповедание веры поистине составляет суть лютеранской церкви. Только оно делает лютеранскую церковь лютеранской церковью. Наша церковь по сути своей является конфессиональной церковью в том смысле, которые неприменим ни к римокатолической, ни к реформатской церкви, потому что у всех этих церквей помимо исповедания веры есть что-то еще, что придает им уникальность и внутреннее единство: их внутреннее устройство, их литургия, их устав и тому подобное. У лютеранской церкви ничего этого нет. Частью лютеранского понимания божественного Слова, различения Закона и Евангелия, является то, что мы не находим в Новом Завете никаких законов относительно устройства церкви, церковной дисциплины и литургии. Она может существовать с пресвитерианским, епископальным или конгрегационным устройством. Ее литургические возможности простираются от шведской высокоцерковности до вюртембергской безлитургийности. Если Евангелие и Таинства — это notae ecclesiae Lutheranae, то признак, с помощью которого мы определяем, является ли та или иная церковь лютеранской, — это лютеранское исповедание веры. И когда мы определяемся с этим, после всего сказанного нам нет нужды стремиться обезопасить себя, главным образом, от заблуждения, что мы ставим notae невидимой Церкви Божьей на один уровень с признаками земных исторических церковных организаций. Мы веруем, что Церковь Божья пребывает внутри земных церковных организаций, с ними и под ними, потому что мы видим в них Евангелие и Таинства, и настолько, насколько мы видим в них Евангелие и Таинства. Исповедание, по которому мы узнаем лютеранскую церковь, является для нас не чем иным, как ответом: "Да!" — на это Евангелие и на эти Таинства.

— Hermann Sasse, Concerning the Unity of the Lutheran Church