Это Евангелие вновь представляет нам две мысли, о вере и любви, — как в словах Христа о том, что Ему должно пойти в Иерусалим и быть распяту, так и в том, что Христос служит и помогает слепому. Первая мысль, мысль о вере, доказывает, что Писания исполняются не иначе, как через страдания Христа, а также, что Писания не говорят ни о каком ином предмете, кроме Христа, и они говорят лишь о Христе, Который должен Своей смертью исполнить Писания. Но если Его смерть должна совершить это, тогда наша смерть ничего к этому не добавит, ибо наша смерть есть грех и проклятие. Если же наша смерть — высочайшее и самое страшное страдание и бедствие — это грех и смерть, что мы способны заслужить своими страданиями и смертью? И, раз наши страдания — ничто, если они напрасны, на что же способны наши добрые дела, если принять во внимание, что страдание всегда благороднее и лучше добрых дел? Заслуга здесь должна безраздельно принадлежать Христу, и вера должна твердо держаться за Него.

В этом Евангелии речь идет об учениках и о плодах, которые Слово Божье приносит в мире. Здесь говорится не о Законе и не о человеческих институтах, но, как объясняет Сам Христос, о Слове Божьем, которое Он Сам — Сеятель — проповедует, ибо Закон не приносит плода, равно как и человеческие институты. Христос, однако, описывает здесь четыре вида учеников божественного Слова.

Это Евангелие не говорит о «первых» и «последних» в обычном, повседневном понимании, поскольку великие мира сего ничто пред Богом, подобно язычникам, ничего о Боге не знающим; оно говорит о тех, кто почитает себя первыми или последними в глазах Бога. И потому эти слова доходят до самых высот и адресованы лучшим из людей — да, они устрашают даже величайших святых. Таким образом, это Евангелие указывает на Христа самим апостолам. Ибо в этой жизни случается так, что человек, поистине нищий, слабый, презренный и на самом деле страдающий ради Бога, не имеющий ни вида, ни величия и со смятением и стыдом почитающий себя последним из людей, втайне собой любуется и испытывает удовольствие, считая себя первым перед Богом и полагая, что именно поэтому он последний в глазах людей. Напротив, если человек испытывает подлинное смятение и стыд, почитая себя последним пред Богом, даже если в этот момент у него есть деньги, честь и достоинство в глазах мира, он уже поэтому является первым.

Некоторые отцы Церкви применяли это Евангелие ко всем проповедникам от начала мира до скончания веков и учили, что первый час — это время Адама, третий час — Ноя, шестой час — Авраама, девятый час — Моисея, и одиннадцатый час — это время Христа и Его апостолов. Такие рассуждения были хороши как приятное времяпровождение, если больше не о чем проповедовать. Ибо утверждения, что динарий означает вечную жизнь, которой первые работники — т. е. Адам и святые патриархи — остались недовольны, и что такие святые люди могут роптать в небесном царстве, за что они обличаемы хозяином дома и становятся последними, т. е. попадают под осуждение, не согласуются с Писанием.

Поэтому мы оставим подобные басни в стороне и станем придерживаться простого учения и намерения Христа, Который с помощью этой притчи желает показать, как все обстоит на самом деле в Царстве Небесном или в христианском мире на земле — что Бог здесь чудесно правит и действует, делая первых последними и последних первыми. И все это сказано для того, чтобы смирить великих, дабы они не уповали ни на что, кроме благости и милости Бога. И, с другой стороны, — чтобы те, кто ничего из себя не представляет, не впадали в отчаяние, но уповали на благость Бога точно так же, как и прочие.

Текст говорит, что несчастная женщина страдала кровотечением двенадцать лет, и, стремясь излечиться, истощила все свое имение на врачей. И чем больше она тратилась на это, тем хуже ей становилось. Лука и Марк особо упоминают об этом и тем самым показывают, что, чем больше проповедуются закон и дела, тем хуже становится положение наших дел, и мы не получаем от этого ничего — только одну рану за другой. Совесть никогда не успокоить нашими добрыми делами. Стоит очистить совесть от одного греха, как вскоре приходит другой, — более того, лечение и дела зачастую порождают грех там, где его могло бы и не быть, — до тех пор, пока мы не приходим к Христу; подобно этой женщине в нашем тексте, которая так долго болела и никогда бы не получила помощи, если бы не пришла к Христу, от Которого получила здоровье без каких-либо дел. Она не дает Ему ничего, но только получает от Него и позволяет Ему давать.

Прочие учения, вне Евангелия, вроде книг языческих мудрецов, настаивают, что люди с их помощью должны стать лучше; опять же, мифы о святых особо настаивают на том, что люди должны жить так, как жили святые. Создавать хороших людей — не задача Евангелия, ибо оно создает только христиан. Быть христианином — нечто гораздо большее, нежели быть благочестивым. Человек запросто может быть благочестивым, но не быть христианином. Христианину нечего сказать о своем благочестии, ибо в себе он не видит ничего доброго или благочестивого. Чтобы быть благочестивым, он должен искать иного благочестия, благочестия в ком-то ином.

Дорогие друзья, вы знаете, что Евангелие есть не что иное, как проповедь об одной-единственной Личности, имя которой Христос. И хотя там и здесь пишется множество других книг, и множество разных людей произносит много проповедей — как о язычниках, так и о христианах, а также о матери Божией, о св. Петре, об ангелах и о многочисленных святых — все это не Евангелия, ибо истинное Евангелие — только то, которое показывает нам Христа и говорит о тех благах, которые мы можем надеяться обрести у Него.

Это Евангелие учит нас тому, каким образом Царство Божие или христианство существует в мире, особенно в том, что касается его учения, — а именно, что нам не следует думать, будто на земле имеют право быть только истинные христиане и чистое учение Божье; но должно быть также и лжехристианам и еретикам, дабы истинные христиане были испытанными, как св. Павел говорит в 1 Кор. 11:19. Ибо эта притча — не о лжехристианах по внешности, но о тех, кто исповедует нехристианское учение и веру, называясь при этом христианами, кто искусно лицемерит и творит при этом зло. Это вопрос совести, а не внешности. И слуги должны быть очень духовными, чтобы суметь распознать сорняки посреди пшеницы. А сумма всего сказанного такова, что нам не следует ни удивляться, ни ужасаться, если посреди нас появляются многочисленные и многоразличные лжеучения и ложные исповедания. Сатана постоянно находится среди детей Божьих (Иов 1:6).

Внешне мы, конечно, соблюдаем Закон, принимаем благопристойный вид и держимся за него твердой рукой. Но в сердце мы удаляемся от него. Мы соблюдаем Закон без желания. По природе у нас нет желания исполнять Закон, если только Святой Дух не просвещает наши сердца Своей благодатью. И потому, даже если мы соблюдаем Закон делами, мы все же делаем это не от чистого и искоеннего сердца. Ибо это делается ради нашей репутации или из страха наказания.

В этом Евангелии нам преподаются два примера веры и любви: пример прокаженного и пример центуриона. Давайте для начала поговорим о прокаженном. Этот прокаженный не набрался бы дерзости, чтобы подойти к Господу и попросить об очищении, если бы он всем сердцем не верил и не ожидал, что Хритос будет благ и милостив и очистит его. Ведь, будучи прокаженным, он имел все основания для робости. Более того, Закон запрещал прокаженным близко общаться с народом. И все же он подходит ко Христу, невзирая на Закон и народ и на то, как чист и свят Христос.

Обратите внимание на проявленную им веру во Христа: она не рассчитывает ни на что, кроме чистой благости и незаслуженной милости Христовой, не ища и не предъявляя никаких заслуг. Ибо здесь, конечно же, невозможно сказать, что прокаженный своей чистотой заслужил право приступить ко Христу, заговорить с Ним и просить Его о помощи. Нет — он приступает с тем большим желанием, что ощущает свою нечистоту и недостоинство, и смотрит только на благость Христа. Это подлинная вера, живая уверенность в благости Бога. Сердце, поступающее так, имеет подлинную веру; сердце, не поступающее так, не имеет подлинной веры — так получается с теми, кто не устремляет взгляд на благость Божью и только лишь на нее, но прежде оглядывается вокруг в поисках своих собственных добрых дел, чтобы счесть себя достойным благодати Божьей и заслужить ее. Таковые никогда не наберутся смелости, чтобы искренне взыскать Бога или приблизиться к Нему.

Вкратце, Крещение и утешение детей находятся в слове: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царствие Небесное» [Матфея 19:14]. Он сказал это, и Он не лжет. И потому правильно и по-христиански приносить к Нему маленьких детей. Это можно сделать только в Крещении. И потому также не следует сомневаться в том, что Он благословляет их и наделяет Царством Небесным всех приходящих к Нему по слову: «таковых есть Царствие Небесное». Пока этого достаточно.

— Мартин Лютер. Проповедь на Третье воскресенье после Богоявления, 1922 (Текст: Матфея 8:1-13)

Прежде всего, Христос оказал поистине высокую честь супружеской жизни тем, что вместе с матерью и учениками посетил эту свадьбу. Более того, Его мать предстает перед нами распорядительницей свадьбы — судя по всему, молодожены были ее бедными родственниками или соседями, и ей пришлось выступить в роли матери невесты; — так что это, конечно же, была обыкновенная свадьба и ни в коем случае не показуха. Ибо Христос жил согласно собственному учению и шел не к богатым, а к бедным, а если и шел к богатым и знаменитым, то непременно осуждал и обличал их, после чего уходил, сопровождаемый недовольством, не услышав благодарности и без какого-либо намерения почтить тот дом совершением чуда, как Он это делает здесь.

Во-вторых, Он оказывает честь тем, что снабжает бедных молодоженов хорошим вином, взяв на Себя тем самым роль главного чашника невесты; также вполне возможно, что у Него не было ни денег, ни драгоценностей, чтобы сделать молодым супругам подарок. Христос никогда не оказывал подобную честь жизни и поступкам фарисеев; ибо этим чудом Он подтверждает, что супружество — это дело и установление Бога. Каким бы обыденным и невзрачным оно ни представлялось людям, Бог, тем не менее, признает его Своим творением и любит его. Наши Каиафы сами часто провозглашали и проповедовали, что супружество — это единственное социальное положение, установленное Богом. Кто же, в таком случае, установил все остальные? Уж конечно не Бог, но сатана руками людей. Однако они чураются этого положения, отвергают и хулят его, почитая себя настолько святыми, что не только сами избегают супружества — хотя нуждаются в нем и должны бы жениться, — но от избытка святости даже не посещают чужие свадьбы, будучи святее Самого Христа, Который, словно нечестивый грешник, приходит на свадебный пир.

Самая важная сторона этого дня заключается в том, что Христос был крещен.

Это прекрасно. Однако вы, молодые люди, также должны научиться благодарить Бога в этот день за самое первое откровение Христа язычникам. Трое [волхвов] были не евреями, а пришельцами. Тем не менее, [именно с них] Бог начал привлекать к Себе народ, который был не Его народом, а язычниками. Язычникам не следовало оставлять упование на нашего Господа Бога, словно они не принадлежали Ему. Итак, Бог впервые открывается им. Утешение, которое находим во всем этом мы, состоит в том, что Христос принадлежит нам. И хотя мы не являемся частью Его народа, мы можем уповать на Него точно так же, как и евреи. У [волхвов] не было ни священников, ни поклонения, ни Слова Божьего; они были необрезаны и лишены храма, церквей и пророков. Они пришли, словно странники, словно слепцы, — и увидели Свет, который есть Христос. Они падают на колени и поклоняются Ему. Они приносят Ему дары, и Он даже принимает их. Наше утешение, за которое нам в этот день должно благодарить Бога, состоит в том, что Сын Божий нас не отверг. Он принимает язычника! Можно долго проповедовать об этом.

Но второй, и самый важный момент относительно этого праздника — это Крещение Христа. Я хотел бы, чтобы этот день именовался «Крещением Христовым». При реке Иордан, на тридцатом году земной жизни, Христос впервые полностью открывает Себя. Иоанн потрясен Его желанием принять Крещение и говорит: «Мне ли крестить Тебя? Я недостоин». Но Иисус отвечает: «Смирись. Так этому должно быть». Безгрешный Сын позволяет, чтобы Его крестили в пример нам и для нашего утешения. Здесь Он делает нечто такое, чего не обязан был делать, в то время как мы не делаем ничего, если нас к тому не обязывают. Хуже того, мы творим зло. Как же нам хоть когда-нибудь прийти к тому, чтобы делать что-либо сверх обязанности? Христос даже более свят, чем Крещение, и все же Он позволяет Себя крестить. Тем самым, Он учреждает Крещение. И потому тех проклятых людей, которые презирают или высмеивают Крещение, ожидают адские глубины. Да омрачит Бог их разум и ослепит их глаза, ибо у них нет ни ушей, ни глаз, чтобы увидеть, что здесь происходит. Хотя они не избирают Крещение, Сын Божий его избирает! Неужто мы столь горды, чтобы презреть Крещение? Даже если бы оно не давало нам ничего, нам следовало бы чтить Крещение хотя бы ради имени Христова и креститься, чтобы почтить Его. Однако [нам даруется нечто]: Сам Бог небесный излил Себя, когда Христос принял Крещение.

И здесь мы спрашиваем, почему же Христос с помощью звезды не привел этих волхвов прямо в Вифлеем, но позволил, чтобы о месте Его рождения, которое было еще неизвестно, узнали из Писаний? Он сделал это для того, чтобы научить нас следовать Писаниям, а не полагаться ни на нашу собственную мудрость, ни на учения какого-либо человека. Писания были даны нам с определенной целью. Он хочет быть найденным именно в них и нигде более. Всякий же, кто презирает и отвергает Писания, никогда Его не найдет.

Текст и обстоятельства требуют, чтобы мы подробнее поговорили о философах-самородках и знатоках природы, поскольку в этом тексте волхвы говорят, что узнали о рождении Царя по звезде. Следует заметить, что в определенной мере знанием природы обладает всякий человек. К примеру, я знаю, что собачий язык хорошо помогает заживлению ран, что кошка будет ловить мышей, даже если она не голодна, что сокол охотится на куропаток и т. п. Некоторые, благодаря либо собственному опыту, либо обучению, знают о природе больше других. Однако Бог открыл нам не все знания о природе, а только небольшую их часть. И все же человеческий разум пытлив и постоянно жаждет узнавать все больше и больше, откуда и проистекает изучение и исследование природы.

То, чего нам не открывают Писания, мы не считаем артикулом веры.

— Из проповеди Мартина Лютера на день Богоявления, 1522 (Текст: Матфея 2:1-12)

В-третьих, помимо этих двух теорий, они также указывали нам на Святые Писания и говорили, что в вопросах веры законам и постановлениям папы следует подчиняться превыше любого иного учения. Но здесь они делают исключение для некоторых святых отцов, которые толковали Писания, и которых они вознесли столь высоко, что приравняли их к папе римскому или даже поставили чуть выше него, утверждая даже, что эти отцы не могли ошибаться, и шумно возмущаются: «Как может быть, чтобы святые отцы не понимали Писаний?» Но пусть эти глупцы говорят, что им вздумается, вы всегда напоминайте им слова Христа: «Или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?» Прежде всего мы должны иметь Слово Божье и прилепляться к нему, ибо Христос будет там и нигде более. И потому тщетно вы будете искать Его где-либо еще. Ибо как вы убедите меня, что Христа можно найти в сочинениях святых отцов?

Уже стало традицией в этот день говорить с кафедры о планах на новый год, словно нет других других полезных и спасительных предметов для проповеди, и словно есть какая-то необходимость излагать столь бесполезные фантазии вместо Слова Божьего и превращать столь серьезное служение в посмешище и безобразие. Евангелие требует, чтобы мы проповедовали об обрезании и наречении имени Иисуса. Так мы и поступим!

Прежде всего, давайте спросим мудрую женщину, госпожу Иезавель, наш природный разум: ну разве не не глупо, не нелепо и не бессмысленно, что Бог требует обрезания?

Нам следует знать, что вопрос о добрых делах и вопрос об оправдании — разные вещи; точно так же, как естество или личность человека и его действия и дела — разные вещи. Именно первое, а не последнее является объектом оправдания и спасения или осуждения и наказания.

Следовательно, мы выяснили, что никто не оправдывается делами; сначала необходимо получить оправдание иным способом. Моисей говорит: «Призрел Господь на Авеля и на дар его...» (Бытие 4:4-5). Во-первых, Он сначала призрел на Авеля, а потом на его дар. Поскольку Авель был благочестив, праведен и достоин как человек, его дар был угоден Богу. Дар был принят ради человека, а не человек ради дара. «...а на Каина и на дар его не призрел». Прежде всего, Бог не призрел на Каина как человека; потому впоследствии Он не призрел и на его дар. Из этой цитаты мы можем сделать вывод, что ни одно дело не может быть добрым в глазах Бога, если делатель при этом не будет добрым и достойным. И наоборот, ни одно дело не может быть дурным в глазах Бога, если делатель при этом не будет порочным и недостойным.

Итак, мы имеем достаточные доказательства того, что есть два вида добрых дел; некоторые совершаются до, а некоторые — после оправдания. Первые только кажутся добрыми и полезными, последние же действительно хороши.

Начало — ничто, конец — все; именно так Младенец Христос здесь кажется очень малозначимым, однако в конечном итоге становится Спасителем и Светом для всех народов.

Если бы Иосиф и Мария судили по внешности, они бы увидели в Христе лишь бедного ребенка. Однако они закрывают глаза на внешнее и твердой верой прилепляются к словам Симеона, а потому дивятся Его словам. Так и нам, когда мы созерцаем дела Божии, должно не обращать внимания на чувства, но лишь прилепляться к Его словам, дабы наши глаза и чувства не ввели нас в соблазн.

О том, что они дивились словам Симеона, евангелист также упоминает для того, чтобы научить нас: Слово Божье никогда не проповедуется тщетно, как мы читаем в Книге пророка Исаии 55:11: «Так и слово Мое, которое исходит из уст Моих [т. е. из уст Его посланников], - оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его». Тем самым евангелист говорит, что Симеон произнес искреннюю, прекрасную проповедь, возвестив чистое Евангелие и Слово Божье. Ибо Евангелие есть не что иное, как проповедь о Христе, провозглашающая, что Он есть Спаситель, Свет и Слава всего мира. Такая проповедь, если принимается с верой, наполняет сердце радостью и удивлением при виде столь великой благодати и утешения.

Но хотя эта проповедь и была прекрасной и утешительной, лишь немногие уверовали; люди, сновавшие взад-вперед по храму, презрели ее, сочтя глупой. Кто-то молился, кто-то занимался другими делами, но они не прислушались к словам Симеона. Да, Слово Божье должно было принести плод, и потому были те, кто принял его с радостью и удивлением, — это были Мария и Иосиф. Здесь евангелист также осуждает неверие иудеев, ибо все это происходило в храме, на виду у всех, и при этом присутствовали многие, однако же они не уверовали — то обстоятельство, что Спаситель был всего лишь младенцем, стало для них преткновением. И таким образом мы узнаем отсюда, что нам следует слушать Слово Божье с радостью, ибо оно неизменно произведет добрые плоды.

— Мартин Лютер. Из проповеди на Первое воскресенье после Рождества, 1522 (Текст: Луки 2:33-40).