Время для творчества |
«Лев Толстой работал только по утрам. Он говорил, что в каждом писателе сидит и свой собственный критик. Злее всего этот критик бывает по утрам, а ночью он спит, и потому по ночам писатель всецело предоставлен самому себе, работает без острастки и пишет много дурного и лишнего. Толстой ссылался при этом на Руссо и Диккенса, работавших только по утрам, и считал, что Достоевский и Байрон, любившие работать ночью, грешили этим против своего таланта».
К. Паустовский. Золотая роза
Мне тоже не очень работается по ночам, но не из-за «сонного критика», а потому что дух как-то «блуждает по Вселенной». А вот стихи наоборот — к ночи пишутся лучше.
|
Метки: литература |
О непротивлении любви насилием |
Если тебя поцеловали в левую щеку, то подставь правую.
|
Метки: юмор афоризмы |
Казни в Империи и РСФСР по советским данным |
За один 1920 год было расстреляно больше, чем за 12 лет при царе, во время двухлетней революции и двух войн.
Причем по 1920-му году не учтена работа ЧК. А там одни расстрелы в Крыму уходят далеко за 10—20 тыс.
|
Метки: террор |
Походы князя Святослава. Часть 3 |
I
Мятеж Варды Фоки был подавлен в конце 970 г. Возвратившись в столицу, Иоанн женился на дочери Константина Багрянородного Феодоре и всю зиму увеселял народ празднествами. Одновременно он снаряжал войско и флот для войны со Святославом.
Весной 971 г. к устью Дуная были посланы 300 «огненосных триер», чтобы, как пишет Лев Диакон, отрезать русам пути возвращения «на родину и на Киммерийский Боспор», то есть в Русскую землю и восточную Таврику. Сам император во главе 15 000 «отборнейших» гоплитов и 13 000 всадников* на Страстной неделе (в апреле) прибыл в Адрианополь. Здесь он узнал от лазутчиков, что узкие горные тропы не охраняются русами. Иоанн принял решение идти прямо на Великий Преслав и немедленно двинулся вперед с 5 000 пеших воинов и 3 000 кавалеристов, поручив военачальникам вести остальную армию и обоз с осадными машинами.
*По правилам византийского военного искусства основная роль в сражении отводилась кавалерии, пехота использовалась в основном для ее защиты. Лев VI в своей «Тактике» считает кавалерийскую армию в 5000–12 000 человек достаточной для ведения значительных операций. Максимум пехотного контингента он определяет в 24 000 человек.
Ромеи беспрепятственно миновали гористые места и на рассвете, в боевом порядке*, подошли к Преславу. Город, общей площадью около трех с половиной километров, не был особенно хорошо укреплен. Раскопки показали, что его стены достигали в высоту всего около трех метров, а на их гребне была еще наращена специальная платформа с укрепленным на ней частоколом. Эти оборонительные сооружения годились разве что для защиты от набегов кочевников. Охранял Преслав русский гарнизон, насчитывавший несколько тысяч человек, во главе с воеводой, которого, согласно Льву Диакону, звали «Сфенкел» («третий по достоинству после Сфендослава»), а по Скилице – «Сфангел» («второй после Сфендослава»). Вероятно, это был Свенгельд. Вместе с ним в городе находился Калокир.
*Основой боевого построения византийской армии была фаланга тяжеловооруженной пехоты (скутатов); легкая пехота (псилы) располагалась впереди и по бокам фаланги скутатов, кавалерия – на флангах. Пехота сковывала силы противника, давая возможность коннице совершить обход, а в случае необходимости прикрывала ее отступление. Войско строилось в два-три эшелона. Обычная плотность построения конных частей составляла 5–10 рядов, пехотной фаланги – от 4 до 8 рядов.
При приближении ромейского войска к Преславу, говорит Лев Диакон, «поднялся невообразимый шум: эхом отдавался в соседних горах гул тимпанов, звенело оружие, ржали кони и [громко] кричали люди, подбадривая друг друга, как всегда бывает перед битвой. Тавроскифы, увидев приближение умело передвигающегося войска, были поражены неожиданностью… Но все же они поспешно схватились за оружие, покрыли плечи щитами (щиты у них прочны и для большей безопасности достигают ног), выстроились в грозный боевой порядок, выступили на ровное поле перед городом и, рыча наподобие зверей, испуская странные, непонятные возгласы, бросились на ромеев». Долгое время ни та ни другая сторона не могла взять верх. «Тогда государь приказывает “бессмертным»* стремительно напасть на левое крыло скифов; “бессмертные», выставив вперед копья и сильно пришпорив коней, бросились на врагов. Скифы [всегда] сражаются в пешем строю; они не привыкли воевать на конях и не упражняются в этом деле. Поэтому они не выдержали натиска ромейских копий, обратились в бегство и заперлись в стенах города. Ромеи преследовали их и беспощадно убивали… Оставшиеся в живых спрятались в крепости и, яростно сопротивляясь, метали сверху со стен копья и стрелы». К вечеру сражение утихло. Той же ночью Калокир бежал из города в Доростол, где находился Святослав (согласно Скилице, Калокир покинул Преслав, как только узнал о подходе войска Цимисхия).
*Вступив на престол, Цимисхий, по сообщению Льва Диакона, набрал отряд «отважных и храбрых мужей» (из детей погибших воинов), «назвал их “бессмертными” и приказал находиться при нем».
Наутро (это был Великий четверг) к Преславу подтянулась вся ромейская армия и обоз с осадными машинами. В тот же день Иоанн назначил общий приступ. Русы, по словам Льва Диакона, упорно сопротивлялись: «подбадриваемые своим военачальником Сфенкелом», они «оборонялись за зубцами стен и изо всех сил отражали натиск ромеев, бросая сверху дротики, стрелы и камни. Ромеи же стреляли снизу вверх из камнеметных орудий, забрасывали осажденных тучами камней, стрелами и дротиками, отражали их удары, [теснили], не давали им возможности выглянуть из-за зубчатых стен без вреда для себя. Наконец, император громким голосом отдал приказание приставить к стенам лестницы, и возглас его прибавил сил осаждавшим. Все, на кого падал взгляд государя, сражались храбро, надеясь получить достойную награду за свои подвиги».
«Когда ромеи бросились на приступ и придвинули к стенам лестницы, по одной из них стал взбираться какой-то смелый юноша с едва пробивающимся рыжеватым пушком на подбородке… по имени Феодосий, а по прозванию Месоникт. Правой рукой он вытащил меч, в левой держал щит, которым прикрывал голову от скифских ударов сверху. Достигнув гребня стены, [юноша обрушился на] скифа, который выглянул из-за зубцов и хотел столкнуть его копьем вниз; он рассек шею врага, и голова его вместе со шлемом покатилась по земле за стеной. Ромеи приветствовали этот необыкновенный подвиг восторженными криками, и многие из них, соревнуясь в храбрости с первым взошедшим [на стену], устремились вверх по лестницам».
«Между тем Месоникт, взойдя на стену, овладел ее верхней частью и, поворачиваясь во все стороны, убил огромное число обороняющихся скифов, сбрасывая их со стены, другие прыгали сами. Вскоре уже многие [ромеи] взобрались в разных местах на стены и изо всех сил истребляли врагов. Тогда скифы покинули укрепление и… столпились в окруженном прочной оградой царском дворце, где хранились сокровища мисян».
Через южные ворота «ромеи все разом ворвались в город и рассыпались по узким улицам, убивали врагов и грабили их добро (Скилица добавляет, что бегущих „скифов“ воины Цимисхия убивали, „а женщин и детей порабощали“). Так они достигли царского дворца, в котором сгрудилась лучшая часть войска росов». Дворец болгарских царей представлял собой цитадель, окруженную стеной, толщиной до двух метров. Засевшие здесь русы намеренно оставили открытым один из входов, и когда ромеи бросились в этот узкий проход, осажденные «убили около полутораста храбрейших воинов». Оставшиеся запросили подкрепления. «Узнав об этой неудаче, император прискакал во весь опор ко дворцу и приказал своей гвардии всеми силами наступать на врага, но, увидев, что из этого не выйдет ничего хорошего (ведь тавроскифы легко поражали множество воинов, встречая их в узком проходе), он остановил безрассудное устремление ромеев и распорядился со сторон бросать во дворец через стены [дворца] огонь. Когда разгорелось сильное пламя, сжигавшее все на своем пути, росы… вышли из помещения, выстроились на открытом месте у дворца и приготовились отразить наступление ромеев».
«Император послал против них магистра Варду Склира с надежным отрядом. Окружив скифов фалангой храбрейших воинов, Склир вступил в бой. Завязалось сражение, и росы отчаянно сопротивлялись, не показывая врагам спины; однако ромеи [победили] своим мужеством и военной опытностью и всех их перекололи. В этой битве погибло также множество мисян [болгар], сражавшихся на стороне врагов против ромеев, виновников нападения на них скифов. Сфенкелу с немногими удалось спастись бегством… Так в течение двух дней был завоеван и стал владением ромеев город Преслава».
Во дворце ромеями был захвачен царь Борис II, с братом Романом, женой и двумя малолетними детьми. Он был «приведен к Цимисхию, который воздал ему почести, назвал владыкой болгар, велел отпустить пленных болгар и заверил, что явился отмстить за притеснения, врагами считает одних росов».
Отпраздновав в разрушенном городе Пасху, Иоанн отобрал нескольких пленных русов и отослал их к Святославу с сообщением о взятии города. Император поручил им также передать русскому князю, «чтобы тот без промедления выбрал одно из двух: либо сложить оружие, сдаться победителям и, испросив прощение за свою дерзость, сейчас же удалиться из страны мисян, либо, если он этого не желает сделать и склоняется к врожденному своеволию, защищаться всеми силами от идущего на него ромейского войска». Затем Иоанн приказал своим воинам восстановить пострадавшие во время штурма участки стены и спустя несколько дней выступил на Доростол.
II
С падением Преслава среди болгарской знати оживились провизантийские настроения. Ведь в конце концов Святослав для болгар был чужак и к тому же язычник. Русский князь не мог предложить Болгарии ничего, кроме войны с Византией. Пока болгарские бояре надеялись с его помощью войти в Константинополь, они признавали в Святославе своего вождя; но побежденный он был им не нужен. И вот в то время, когда Цимисхий шел к Доростолу, к нему со всех сторон стали съезжаться депутации болгарских городов с изъявлением покорности.
Неспокойно было и в самом Доростоле. Примкнувшие было к Святославу знатные болгары теперь открыто говорили, что русский князь должен выполнить требования Цимисхия. Это заставило Святослава пойти на крайние меры, чтобы в корне пресечь измену. По словам Льва Диакона, «после долгой внутренней борьбы, поняв, что если они объединятся с ромеями, то дело его погибло», Святослав созвал «около трехсот наиболее родовитых и влиятельных» болгар и «с бесчеловечной дикостью расправился с ними – всех их он обезглавил, а многих других заключил в оковы и бросил в тюрьму». Дальнейшие события показали, что террор достиг цели: в Доростоле остались только верные князю люди.
Переход ромейского войска от Преслава к Доростолу занял около недели. 23 апреля, в день святого Георгия, Святослав и Цимисхий впервые сошлись на поле брани. Русы встретили врага под стенами города. «Тавроскифы, – рассказывает Лев Диакон, – плотно сомкнули щиты и копья, придав своим рядам вид стены, и ожидали противника на поле битвы. Император выстроил против них ромеев, расположив одетых в панцири всадников по бокам, а лучников и пращников позади, и, приказав им безостановочно стрелять, повел фалангу в бой».
Ромеи смяли первые ряды русской «стены». Но затем русы выправили строй, «завязалась яростная битва, и в первых схватках обе стороны долго сражались с одинаковым успехом. Росы, стяжавшие среди соседних народов славу постоянных победителей в боях, считали, что их постигнет ужасное бедствие, если они потерпят постыдное поражение от ромеев, и дрались, напрягая все силы. Ромеев же одолевали стыд и злоба [при мысли о том], что они, побеждавшие оружием и мужеством всех противников, отступят как неопытные в битвах новички и потеряют в короткое время свою великую славу, потерпев поражение от народа, сражающегося в пешем строю и вовсе не умеющего ездить верхом. Побуждаемые такими мыслями, оба войска сражались с непревзойденной храбростью; росы, которыми руководило их врожденное зверство и бешенство, в яростном порыве устремлялись, ревя как одержимые, на ромеев, а ромеи наступали, используя свой опыт и военное искусство».
Битва продолжалась весь день, до вечера. С обеих сторон пало много бойцов. На закате Иоанн бросил на русов всю свою конницу. Сам император сидел на лошади под развернутыми знаменами и, потрясая копьем, громкими возгласами подбадривал своих воинов. Постепенно, шаг за шагом, русы были оттеснены к городской стене и укрылись за укреплениями.
Иоанн дал войску короткий отдых прямо на поле битвы, а с рассветом разбил лагерь на холме посреди равнины. Осаду Доростола он не начинал, дожидаясь прихода флота. Ромейские лучники и пращники весь день перестреливались с русами, засевшими на стенах и башнях. К вечеру русы, сев на коней, предприняли вылазку, но, не имея опыта ведения кавалерийского боя, были быстро загнаны ромейской конницей обратно в город.
Тем временем к Доростолу подошли «огненосные триеры», надежно заперев Дунайскую горловину. Дабы уберечь свои челны от «оляднего огня», русы подвели их к самой городской стене.
Войско Святослава оказалось в ловушке. О том, чтобы отогнать византийский флот, русы и не помышляли, памятуя о 941 г. Спастись они могли, только отбросив от города войско Цимисхия. Поэтому на следующий день Святослав снова вывел своих воинов в поле. Но ромеи выдержали яростный натиск русов и вынудили их отступить.
Началась осада Доростола, длившаяся 65 дней.
Продолжение статьи читайте в моём цикле исторических материалов Русское тысячелетие Х—ХХ.
Подписка открывает доступ к архиву. Оформив годовую подписку, вы получаете скидку 20%, есть и другие интересные предложения.
Цикл Русское тысячелетие Х—ХХ обновляется не реже двух раз в неделю, материалы выкладываются в виде подкаста и иллюстрированной текстовой расшифровки.
Подписывайтесь, читайте/слушайте, комментируйте!
Мои книги
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
Звякнуть копеечкой в знак одобрения и поддержки можно через
Сбербанк 4274 3200 2087 4403
ЮMoney (Яндекс) 41001947922532
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
|
Метки: Русское тысячелетие |
Индейская авиация |
Члены экипажа B-17 Flying Fortress Гас Палмер, коренной американец кайова, боковой стрелок, и Гораций Пулау, тоже кайова и воздушный фотограф, стоят возле своего самолета на базе ВВС Макдилл в Тампе, Флорида, 1944 год.
|
Метки: Вторая мировая война |
Хороший, ёмкий неологизм. Горжусь)) |
Тоталерантность.
|
Метки: слова |
Походы князя Святослава. Часть 2 |
I
Вторжение Святослава в Болгарию вызвало раскол среди болгарской знати. Вокруг русского князя сплотились все те, кто был недоволен провизантийской политикой царя Петра. В их лице Святослав приобрел твердую опору в завоеванных областях.
Во внутренних районах Болгарии у Святослава тоже было немало сторонников. Поэтому Петр, все больше терявший поддержку у своих подданных, обратился за помощью к императору Никифору, в надежде, что та рука, которая вызвала русские полчища из скифской полунощи, сможет и загнать их обратно. Осенью 969 г. болгарские послы встретились с Никифором, «умоляя его», по словам Льва Диакона, «как можно скорее прийти к ним на помощь, отвратить повисшую над их головами секиру тавров и обезвредить ее».
Никифор и сам видел, что низведенная до ничтожества Восточная Болгария царя Петра уже не представляет угрозы для Византии. Теперь главная опасность исходила от Западной Болгарии, правитель которой, Никола Шишман, занял откровенно враждебную империи позицию. Беспокойство у василевса вызывал также Святослав, внезапно превратившийся из мелкого князька в могущественного государя. К тому же, как пишет Лев Диакон, до Никифора дошел слух, что «окончательно уклонившийся от истинного пути патрикий Калокир… вышел из-под его власти» и будто бы подбивает русского князя помочь ему овладеть ромейским престолом. За это Калокир обещал Святославу «огромные, несказанные богатства из царской сокровищницы». Была ли то правда, или против Калокира интриговали его завистники, доподлинно неизвестно; но при византийском дворе не было принято пропускать мимо ушей подобного рода предостережения. В этой ситуации Никифору показалось полезным поддержать Петра против русов и Шишмана. Однако, пока шли переговоры, Петр тяжело заболел и добровольно оставил престол, удалившись в монастырь (умер он 30 января 970 г.). Тогда Никифор вернул свободу его сыновьям, Борису и Роману, которых с 963 г. удерживал в Константинополе, и отослал их в столицу Восточной Болгарии Великий Преслав. Старший сын Петра был провозглашен «василевсом болгар» под именем Бориса II.
В октябре 969 г. Никифор начал готовиться к войне со Святославом. Однако в разгар военных приготовлений в Константинополь пришла весть о захвате Антиохии войсками полководца Михаила Вурца (28 октября 969 г.). Казалось бы, это известие должно было обрадовать Никифора, но вместо этого император «впал в уныние и печаль». Дело было в том, что незадолго до этого в византийской столице распространилось поверье, будто василевс не переживет падения Антиохии; знатоки даже ссылались на письменное предсказание скорой смерти Никифора, сделанное неким монахом. Император был сильно смущен этими слухами. Наказав чрезмерно ретивого Вурца, он подверг и себя усиленным аскетическим упражнениям, при помощи которых надеялся отвести беду. Поход в Болгарию был отложен до лучших времен. Теперь Никифор думал только об обороне. По его приказу на стенах Константинополя были расставлены метательные орудия, а через бухту Золотого Рога протянута тяжелая железная цепь.
Как ни странно, нелепое пророчество сбылось, а народные ожидания оправдались. Двоюродный брат императора Иоанн Цимисхий, при участии обиженного Михаила Вурца и с благословения императрицы Феофано, опекунши малолетних братьев-императоров, составил заговор против Никифора. В ночь на 10 декабря 969 г. он был убит в своей спальне, после зверских издевательств. Цимисхий был провозглашен василевсом ромеев. По церковным понятиям того времени помазание на царство снимало с помазанника смертный грех убийства. Искупив таким образом вину перед Богом, Иоанн постарался оправдаться в глазах людей тем, что удалил Феофано в изгнание и наказал одного из своих сообщников — некоего Льва Валанта, который первым ударил мечом Никифора (впрочем, остальные заговорщики не пострадали).
В лице нового василевса империя приобрела выдающегося правителя. С воцарением Иоанна Византия вступила в пору наивысших военных успехов. Ему тогда шел 45-й год. В описании Льва Диакона он выглядел так: «Лицо белое, здорового цвета, волосы белокурые, надо лбом жидкие, глаза голубые, взгляд острый, нос тонкий, соразмерный, борода вверху рыжая и слишком суженная по сторонам, а внизу правильной формы и не подстриженная. Он был малого роста*, но с широкой грудью и спиной; в нем таилась гигантская сила, руки обладали ловкостью и непреодолимой мощью; геройская душа его была бесстрашна, непобедима и отличалась поразительной для такого маленького тела отвагой. Он один без боязни нападал на целый отряд и, перебив множество врагов, с быстротой птицы возвращался к своему войску, целый и невредимый. В прыганье, игре в мяч, метании копья и стрельбе из лука он превосходил всех своих сверстников. Говорят, что он выстраивал в ряд четырех скакунов и, птицей мелькнув над тремя из них, садился на последнего. Он так метко направлял дротик в цель, что тот пролетал через отверстие величиной в кольцо… Он клал кожаный мяч на дно стеклянной чаши и, пришпорив коня, проносился на полном скаку, ударяя по нему рукоятью копья так, что мяч подпрыгивал и устремлялся в воздух, чаша же оставалась совершенно целой и не двигалась с места. Он всех превосходил щедростью и богатством даров… Он был человеколюбив и ко всем обращался с открытым сердцем и лаской, расточая, подобно пророку, елей благотворительности; если бы паракимомен Василий не обуздывал его ненасытное стремление оказывать благодеяния согражданам, он очень скоро исчерпал бы всю императорскую казну на раздачи бедным. Но недостаток Иоанна состоял в том, что он сверх меры напивался на пирах и был жаден к телесным наслаждениям».
* На малорослость Иоанна намекает его прозвище Цимисхий — грецизированная форма армянского слова «туфля» (он происходил из армянской знати).
Положение Цимисхия на первых порах было незавидным. Многие провинции империи терзал голод, длившийся уже третий год, арабы собирались отнять у ромеев Антиохию, а в Малой Азии полководец Варда Фока, племянник Никифора, поднял восстание против узурпатора престола.
Ухудшилась и обстановка на Балканах. По сообщению арабского историка Яхьи, «и дошло до Цимисхия, что русы, с которыми Никифор заключил мир и условился насчет войны с болгарами, намереваются идти на него и воевать с ним и мстить ему за [убиение] Никифора». Примерно в том же духе пишет о намерениях Святослава Скилица: «А народ росов… не помышлял более о возвращении домой. Пораженные прекрасным расположением местности, росы разорвали договор, заключенный с императором Никифором, и сочли за благо остаться в стране и владеть ею». Сама логика развития событий толкала Святослава к тому, чтобы вслед за присоединением Добруджи попытаться захватить и Восточную Болгарию. Особенно побуждал его к этому Калокир, который, по сведениям Скилицы, именно в это время открыто заявил о своих притязаниях на ромейский престол, говоря, «что если он будет провозглашен ими [русами] императором ромеев, то отдаст им Болгарию, заключит с ними вечный союз, увеличит обещанные им по договору дары и сделает их на всю жизнь своими союзниками и друзьями». Насильственная смена правительства в Константинополе была удобным поводом к тому, чтобы отбросить в сторону все прежние договоренности.
II
Поход на Балканы 970 г. был спланирован Святославом с учетом опыта похода князя Игоря против Византии в 944 г. Святослав вступил в Восточную Болгарию во главе широкой коалиции. К своему войску, состоявшему из личной дружины, ополчения Русской земли и отрядов черноморских русов, он присоединил верных ему болгар. А поскольку вести сухопутную войну было немыслимо без участия конницы, Святослав заключил союз с печенегами и венграми. Договор с последними, согласно В. Н. Татищеву, даже был скреплен династическим браком: Святослав взял в жены венгерскую княжну.
Летом 970 г. союзное войско, насчитывавшее не менее 20–30 тысяч человек, подступило к Великому Преславу. Битва с армией Бориса II произошла под стенами города. Сражение было упорным. «И излезоша болгаре на сечю противу Святославу, — говорит Повесть временных лет, — и бысть сеча велика, и одолеваху болгаре; и рече Святослав воем своим: "уже нам пасти зде; потягнем мужескы и крепко, братие!» И к вечеру одоле Святослав, и взять град копием…» Борис II и Роман попали в плен. Святослав оставил Борису его царские регалии и не прикоснулся к царской сокровищнице. Этот факт свидетельствует о том, что Святослав не ставил себе целью разрушение болгарской государственности, дабы не настроить против себя население Болгарии. Скорее всего, он собирался сохранить за Борисом II номинальную власть на условиях его даннической зависимости от Руси.
Оставив Бориса и Романа в почетном плену под охраной русского гарнизона, Святослав двинулся вглубь страны, «воюя и грады разбивая, иже стоят и до дняшнего дня пусты». Русское войско прокатилось по Восточной Болгарии, как пылающая головня по сжатой ниве. Особенно сильному разгрому подвергся Филиппополь (Пловдив). По словам Льва Диакона, Святослав, с боя взяв этот город, «со свойственной ему бесчеловечной свирепостью посадил на кол двадцать тысяч оставшихся в городе жителей». Количество жертв террора было, конечно, непомерно раздуто молвой (Лев Диакон в этом месте своего сочинения признается, что пользуется дошедшими до него слухами), но Филиппополь после нашествия Святослава действительно обезлюдел до того, что Иоанн Цимисхий несколькими годами позже был вынужден переселить туда колонистов из других районов. Память о жестокости русов была жива в здешних местах еще и в XII в. (разорение Филиппополя, в частности, упоминает в своем историческом труде византийская принцесса Анна Комнина). Должно быть, репрессии обрушивались в первую очередь на ту часть болгарской знати, которая тяготела к союзу с Византией. Но, конечно, война задела самые широкие слои населения. Если Святослав, возможно, применял карательные меры обдуманно и избирательно, ибо имел ввиду прежде всего политическую цель — сломить национальное сопротивление болгар и привести страну к покорности, то печенеги и венгры, пришедшие в Болгарию за добычей, грабили всех без разбору.
Через несколько недель после вторжения вся Восточная Болгария оказалась в руках Святослава. Союзное войско остановилось у самой границы Византии. Цимисхий, занятый мятежом Варды Фоки и войной с арабами, почел за лучшее вступить в переговоры со Святославом. «И вот [Иоанн] отрядил к нему послов, — пишет Лев Диакон, — с требованием, чтобы он, получив обещанную императором Никифором за набег на мисян награду, удалился в свои области и к Киммерийскому Боспору, покинув Мисию [Болгарию], которая принадлежит ромеям…» Но «Сфендослав очень гордился своими победами над мисянами; он уже прочно овладел их страной и весь проникся варварской наглостью и спесью… Ромейским послам Сфендослав ответил надменно и дерзко: "Я уйду из этой богатой страны не раньше, чем получу большую денежную дань и выкуп за все захваченные мною в ходе войны города и за всех пленных. Если же ромеи не захотят заплатить то, что я требую, пусть тотчас же покинут Европу, на которую они не имеют права, и убираются в Азию, а иначе пусть и не надеются на заключение мира с тавроскифами»». Слова Святослава, заставляющие вспомнить аналогичную угрозу болгарского царя Симеона, который в свое время намеревался полностью очистить от византийцев Балканский полуостров, позволяют предположить, что русский князь чувствовал за спиной поддержку значительной части болгарского общества, настроенной на то, чтобы при помощи русов вернуть Болгарии былую славу. Армянский историк XI в. Степанос Таронский в своей «Всеобщей истории» даже представил дело так, что именно болгары «при помощи рузов вышли против Кир-Жана [Цимисхия]». И византийские писатели волей-неволей свидетельствуют, что, несмотря ни на какие репрессии, болгары видели в Святославе своего вождя. Лев Диакон в одном месте своей «Истории» заметил, что множество болгар помогало русам из ненависти к ромеям, считая последних виновниками нашествия русов на их землю. А Скилица прямо говорит, что болгары объединились с русами «для общего дела». Наиболее яростные противники Византии из числа болгар оставались со Святославом до самого конца.
Получив надменный ответ Святослава, Цимисхий вновь направил к нему послов. На этот раз император указал, что Византия и Русь связаны договором дружбы 944 г., и напомнил сыну Игоря печальные последствия забвения клятвенных обещаний: «Полагаю, что ты не забыл поражения отца твоего Ингоря, который, презрев клятвенный договор, приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды». В конце послания Иоанн предложил Святославу добром покинуть Болгарию, грозя в противном случае выгнать его силой.
«Это послание, — говорит Лев Диакон, — рассердило Сфендослава, и он, охваченный варварским бешенством и безумием, послал такой ответ: "Я не вижу никакой необходимости для императора ромеев спешить к нам; пусть он не изнуряет свои силы на путешествие в сию страну — мы сами разобьем вскоре свои шатры у ворот Византия [Константинополя] и возведем вокруг города крепкие заслоны, а если он выйдет к нам, если решится противостоять такой беде, мы храбро встретим его и покажем ему на деле, что мы не какие-нибудь поденщики, добывающие средства к жизни трудами рук своих*, а мужи крови**, которые оружием побеждают врага. Зря он по неразумию своему принимает росов за изнеженных баб и тщится запугать нас подобными угрозами, как грудных младенцев, которых стращают всякими пугалами»».
* Во второй половине Х в. византийская армия комплектовалась в основном из крестьян.
** Тут Лев Диакон, разгорячась, заставляет Святослава цитировать Библию (Вторая книга Царств, XVI, 7–8).
Скилица сообщает о ходе русско-византийских переговоров 970 г. гораздо сдержаннее, без сочинения драматических монологов: «…росы рассматривали Болгарию как свою военную добычу и дали послам Цимисхия, который обещал заплатить все, обещанное им Никифором, ответ, преисполненный варварской хвастливостью; ввиду этого стало необходимо решить дело войной». Еще более лаконична Повесть временных лет: «И посла [Святослав] к греком глаголя: "хочю на вы ити и взяти град ваш''».
Основные силы византийской армии были задействованы в Малой Азии против Варды Фоки и арабов. Поэтому весть о неминуемой войне с русами вызвала в Константинополе панику. По известию анонимного трактата «Древности Константинополя» (около 995 г.), жители столицы решили, что сбывается древнее пророчество «о последних днях города, когда росы будут готовы разрушить этот город», начертанное на цоколе конной статуи, стоявшей на площади Тавра. На Цимисхия, еще ничем не проявившего себя, надеялись мало. Митрополит Иоанн Мелитенский (или некто, скрывшийся под его именем) написал эпитафию для надгробия Никифора Фоки с просьбой восстать из праха и защитить город, ибо
Армия русов грозит нам,
Племя скифское жаждет убийства,
Чужеземцы грабят твой город,
Чужеземцы, которых раньше
Лишь одна твоя статуя только
Пред вратами града Византия
Трепетать заставляла от страха.
Стремясь выиграть время, Цимисхий поручил Варде Склиру, родному брату своей покойной жены и опытному военачальнику, задержать продвижение врага к столице. В его распоряжение император предоставил спешно набранное во Фракии 12-тысячное войско.
Святослав направил против ромеев только часть своего войска, присоединив к нему болгар, венгров и печенегов. По сведениям Льва Диакона, «тавроскифов» было около 30 000 (Скилица называет невозможную цифру — 308 000 человек). Похоже, что сам князь не участвовал в этом походе. Ни Лев Диакон, ни Скилица, рассказывая об окончании кампании 970 г., не упоминают его имени и в то же время пишут, что венгры и печенеги «выступали отдельно», то есть действовали самостоятельно, чего наверняка не могло случиться, если бы Святослав лично предводительствовал войсками.
Союзники вторглись во Фракию и расположились лагерем под Аркадиополем, занятым войском Варды Склира.
Осаждавшие несколько раз пытались вызвать ромеев на битву под стенами города. Однако Варда, видя численное превосходство врага, терпеливо отсиживался за укреплениями. Он рассчитывал, что союзники, сочтя его поведение за трусость, в конце концов утратят бдительность. Так оно и случилось. Ограбив окрестности города, осаждавшие в презрении «разбрелись кто куда, стали разбивать лагерь как попало и, проводя ночи в возлияниях и пьянстве, в игре на флейтах и кимвалах, в варварских плясках, перестали выставлять надлежащую стражу и не заботились ни о чем необходимом» (Скилица).
Тем временем Варда внимательно наблюдал за противником. Улучив удобный момент, он вывел свое войско из города и выслал вперед конный отряд под началом Иоанна Алакаса. Его задачей, как пишет Скилица, было выведать расположение врага, напасть на него и, «сражаясь, обратиться в притворное бегство, но не бежать во весь опор, отпустив поводья и сломя голову, а отступать в строю, медленно и где только возможно поворачиваться к противнику, биться с ним и поступать так до тех пор, пока он не будет завлечен к скрытым в засадах отрядам, а тогда расстроить ряды и бежать без всякого порядка». Остальное войско Варда разделил на три части: одну поставил в центре, а двум другим приказал скрыться по обеим сторонам фаланги в ближайших лесах и атаковать, когда раздастся трубный сигнал.
Продвигаясь наудачу в расположение осаждавших, Алакас наткнулся на лагерь печенегов. Как и было задумано, ромеи стали медленно отступать, а печенеги, высыпав из лагеря, понеслись им вослед. Отбиваясь от степняков, Алакас подвел свой отряд к условленному месту, где по его сигналу ромеи бросились врассыпную. Печенеги принялись гоняться за ними. Внезапно на поле боя появилась фаланга Варды, а в тылу у печенегов показались засадные отряды ромеев. Окруженные со всех сторон, печенеги были почти полностью истреблены.
Пока печенежская орда гибла под ударами ромейских мечей и копий, оставшиеся союзники успели построиться в боевой порядок. Переднюю линию образовала болгаро-венгерская конница, позади которой сомкнула щиты пешая русская «стена» (фаланга). Как только с печенегами было покончено, Варда без промедления напал на болгар и венгров. Во время отчаянной схватки он едва не погиб. «Уже шло сражение, и с обеих сторон гибли храбрейшие воины, — рассказывает Лев Диакон. — И тут, говорят, какой-то скиф, кичась своей силой и могучестью тела, вырвался вперед из окружавшей его фаланги всадников, подскакал к Варде и ударил его мечом по шлему. Но удар был неудачным: лезвие меча, ударившись о твердь шлема, согнулось и соскользнуло в сторону. Тогда патрикий Константин, брат Варды, юноша, у которого едва пробивался пушок на подбородке, но который был огромного роста и непобедимой, непреодолимой силы, извлек меч и набросился на скифа. Тот устрашился натиска Константина и уклонился от удара, откинувшись на круп лошади. Удар пришелся по шее коня, и голова его отлетела в сторону; скиф же рухнул с конем на землю и был заколот Константином». Несколько иначе передает этот случай Скилица: по его словам, Варда сам разрубил напавшего на него «скифа» пополам, а Константин прикончил другого вражеского всадника, находившегося рядом.
Через какое-то время союзная конница дрогнула и оставила поле битвы, укрывшись позади пешей «стены». Ромеи набросились на русов, и сражение разгорелось с новой силой. Победа несколько раз клонилась то на одну, то на другую сторону. Наконец, русы «завопили, сломали свой строй и обратились в бегство» (Лев Диакон). Ромеи преследовали разбежавшихся союзников до позднего вечера, покрыв равнину их мертвыми телами. Лев Диакон, как обычно преувеличивая, пишет об истреблении «более двадцати тысяч скифов». По сведениям Скилицы, «число пленных превысило количество убитых, и все захваченные, за немногими исключениями, были изранены». Потери Варды оба византийских историка напротив, сильно занизили: ромеи будто бы потеряли не то 25, не то 55 человек. Вместе с тем они косвенным образом дали понять, что победа досталась ромеям недешево. По словам Льва Диакона, в войске Варды «много [человек] было ранено и еще больше пало коней». Скилица пишет, что почти все ромейские воины получили ранения.
Продолжение статьи читайте в моём цикле исторических материалов https://sponsr.ru/1000_let_rossia/12765/Pohody_knyazya_Svyatoslava_CHast_2/
Подписка открывает доступ к архиву. Оформив годовую подписку, вы получаете скидку 20%, есть и другие интересные предложения.
Цикл Русское тысячелетие Х—ХХ обновляется не реже двух раз в неделю, материалы выкладываются в виде подкаста и иллюстрированной текстовой расшифровки.
Подписывайтесь, читайте/слушайте, комментируйте!
Мои книги
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
Звякнуть копеечкой в знак одобрения и поддержки можно через
Сбербанк 4274 3200 2087 4403
ЮMoney (Яндекс) 41001947922532
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
|
Метки: Русское тысячелетие |
Две морали |
По большому счёту, в мире существуют две морали: христианская и готтентотская.
Все остальные являются промежуточными вариациями.
|
Метки: афоризмы |
Походы князя Святослава. Часть 1 |
С 965/966 г. для Святослава началась кочевая жизнь князя-изгоя, опоэтизированная летописцем в известном фрагменте Повести временных лет: по словам летописца, Святослав был лёгок на подъём и ходил легко, как гепард. Идя в поход, не брал с собой ни котла, ни запасов мяса, а питался кониной, которую пёк на углях, порезав тонкими ломтями. Не имел он ни шатра, ни перины, а спал на голой земле, подложив под голову седло. Когда он собирался напасть на врага, то слал вперёд гонца, говоря: «Хочу на вы идти!» Таковы были и все его воины, добавляет летописец.
Историзма в этом портрете не больше, чем в «исторических» полотнах мастеров Возрождения, где античные герои щеголяют в доспехах итальянских кондотьеров. Образ неутомимого князя-всадника, не расстающегося с седлом даже ночью, вероятно, позаимствован летописцем из дружинной поэзии XI—XII вв., любившей уподоблять стремительные передвижения конных дружин бегу волков и гепардов; современники запомнили Святослава сидящим в ладье и сражающимся в рядах пешей фаланги. Храбрость его была расчётлива, геройствовать попусту князь не любил: не всегда лично принимал участие в сражении, перепоручая командование войском воеводам, и, по свидетельству Льва Диакона, отказался от поединка с Иоанном Цимисхием. Этот же византийский император стал тем единственным противником Святослава, которого князь заранее оповестил о своих воинственных намерениях; на остальных своих врагов он обрушивался как снег на голову.
Оставив Киев, Святослав вместе с верной ему языческой дружиной прибыл в «русский» Крым (восточную Таврику), ставший операционной базой всех его последующих военных предприятий.
Один из своих первых походов Святослав совершил против Хазарского каганата, расположенного в низовьях Волги. Ему удалось разрушить крепость Саркел, построенную хазарами при помощи византийских инженеров.
Возможно, в следующем году Святослав развил свой успех, поднявшись по Дону и вторгшись в землю вятичей. К археологическим свидетельствам этого похода некоторые исследователи относят следы пожаров на городище Горналь (на реке Псел) и на крупном вятичском городище у села Супруты (на реке Упе, притоке Оки). Однако, если Святославу и удалось взять дань с вятичей, то скорее всего, в виде одноразовой контрибуции. Никаких других последствий для Вятичской земли эта экспедиция не имела, ибо Святослава вскоре совершенно перестали интересовать дремучие мещёрские леса.
Его приглашали в большую политику.
I
В 963 г. в Константинополе умер император Роман II. Его малолетние дети, Василий II и Константин VIII, поступили под опеку матери. Фактически же всеми делами при дворе распоряжался евнух Иосиф Вринга, бывший воспитатель Романа II и влиятельный царедворец. Но всего через несколько месяцев, в августе 963 г., полководец Никифор Фока свергнул Врингу и провозгласил себя василевсом.
Новый император производил двойственное впечатление на людей своей наружностью. По словам Льва Диакона, его «цвет лица более приближался к тёмному, чем к светлому; волосы густые и черные; глаза [также] черные, озабоченные размышлением, прятались под мохнатыми бровями; нос не тонкий и не толстый, слегка крючковатый; борода правильной формы, с редкой сединой по бокам. Стан у него был округлый и плотный, грудь и плечи очень широкие, а мужеством и силой он напоминал прославленного Геракла». Однако епископ Лиутпранд увидел в Фоке «совершенное чудовище, пигмея с тучной головой, с небольшими глазами, как у крота; он обезображен короткой, разросшейся полуседой бородой, его уродует тонкая, как палец, шея; весь он оброс густыми волосами, лицом он тёмный, как эфиоп, которого не захочешь встретить ночью! У него торчащий живот, сухие ягодицы, бедра применительно к его короткой фигуре очень долги, голени коротки… Одет Никифор в виссон, но очень бесцветный, от длительного ношения ветхий и вонючий, по уму он — лисица, по вероломству и лживости подобен Улиссу». Сличая оба портрета, следует учитывать, что Лев Диакон, как полагается верноподданному, слегка льстил, а Лиутпранд, обиженный императором, откровенно злословил.
Никифор был человеком, умевшим обуздывать свои страсти и искушённым в аскезе. Ещё будучи полководцем, он дал обет воздержания и даже собирался со временем удалиться в монастырь, о чём ему впоследствии с укоризной напоминали афонские монахи. Вступив на престол, он сделал себе некоторые послабления в духовной дисциплине, но в своих личных потребностях и привычках остался все тем же монашествующим солдатом. Как правитель, Никифор зарекомендовал себя умным государственным деятелем и отличным полководцем, заложившим основы возрождения имперского могущества Византии в конце Х — первой половине XI в. За несколько лет он очистил от арабов Малую Азию, Кипр, Крит, тем самым вернув Византийской империи свободу действий в Европе.
Главным стратегическим противником Византии здесь была Болгария. Ко времени прихода Никифора к власти на троне хана Аспаруха, основателя Первого Болгарского царства, уже почти сорок лет сидел «василевс болгар» Пётр. Это был мягкий человек, безвольный государь и большой поклонник византийской культуры, позже прославленный болгарской Церковью как святой. Его единственным политическим успехом за четыре десятка лет правления был мирный договор 927 г. с Византией, по которому империя признала за ним царский титул, обязалась выплачивать ежегодную дань и смирилась с независимостью болгарской Церкви; кроме того, Пётр получил в жёны внучку Романа I Лакапина. Однако всем этим Пётр был обязан не столько, собственно, политике, сколько своему предшественнику царю Симеону, незадолго перед тем едва не вытолкавшему византийцев с Балканского полуострова в Азию. Сам же Пётр и в 927 г., и впоследствии неизменно предпочитал мир войне и, идя от уступки к уступке, в конце концов привёл государство к гибели.
Внутри страны у Петра не было прочной опоры. Бояре и дружина, недовольные длительным миром, мечтали о возвращении к завоевательной политике Симеона. Заговоры и мятежи следовали один за другим. Болгарское царство расползалось на куски, как лоскутный кафтан. В 931 г. Болгария потеряла Сербию, объявившую о своей независимости. В середине 960-х гг. восстание поднял комит (наместник) Македонии боярин Никола Шишман, которому удалось подчинить своей власти всю Западную Болгарию. Страна распалась на две враждующих части.
Но и бессильная Болгария тяготила Византию, как бы придавленную огромной массой этого «варварского» государства к побережью Архипелага. Трезвый политический расчёт не позволял надеяться на вечное миролюбие болгар, при том что столицу империи и болгарскую границу разделяло всего несколько дней пути. Ещё до восшествия на престол Никифора правительство Вринги под благовидным предлогом заставило царя Петра прислать в Константинополь двух его сыновей, Бориса и Романа, ставших, по сути, полуофициальными заложниками. Никифор, став императором, намеренно пошел на обострение болгаро-византийских отношений. В 965 г., когда Никифор, возвратившийся из похода против арабов, торжествовал взятие сирийской твердыни — города Тарса, в Константинополь явились за обычной данью болгарские послы. Василевс принял их в присутствии всего двора, собранного для празднования победы. Выслушав посланцев Петра, Никифор в обдуманном пылу гнева вскричал: «Горе ромеям, если они, силой оружия обратившие в бегство всех неприятелей, должны, как рабы, платить подати грязному и во всех отношениях низкому скифскому племени!» Приказав тут же отхлестать послов по щекам, он обругал Петра «тулупником, грызущим сырую кожу» и велел передать, что «великий и могучий государь ромеев в скором времени придёт в его страну и сполна отдаст ему дань, чтобы он, трижды раб от рождения, научился именовать повелителей ромеев своими господами, а не требовал от них податей, как с невольников» (Лев Диакон).
В подтверждение своих слов Никифор в 967 г. двинулся с войском на Болгарию. Но, заняв несколько пограничных укреплений у подножия Родопских гор, он остановился из опасения, что болгары устроят засаду и истребят его армию в горных теснинах, как это нередко бывало в прежних болгаро-византийских войнах. Императора также беспокоила неблагоприятная политическая обстановка. На востоке против него опять поднимались арабы, а на западе Оттон I, — теперь уже помазанный папой император Священной Римской империи германской нации, — намеревался вторгнуться в Апулию и Калабрию — византийские владения в Южной Италии, чтобы заставить-таки Никифора признать его императорский титул. Обдумав своё положение, Никифор решил, что начинать крупномасштабную войну с Болгарией сейчас не время. По возвращении в столицу он начал готовиться к походу в Сирию, надеясь сперва окончательно расправиться с арабами. А чтобы в это время в голову царя Петра не лезли соблазнительные мысли о болгаро-германском союзе, Никифор вознамерился занять его внимание небольшой заварушкой на северной границе Болгарии.
Продолжение статьи читайте в моём цикле исторических материалов Русское тысячелетие Х—ХХ.
Подписка открывает доступ к архиву. Оформив годовую подписку, вы получаете скидку 20%, есть и другие интересные предложения.
Цикл Русское тысячелетие Х—ХХ обновляется не реже двух раз в неделю, материалы выкладываются в виде подкаста и иллюстрированной текстовой расшифровки.
Подписывайтесь, читайте/слушайте, комментируйте!
Мои книги
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
Звякнуть копеечкой в знак одобрения и поддержки можно через
Сбербанк 4274 3200 2087 4403
ЮMoney (Яндекс) 41001947922532
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
|
Метки: Русское тысячелетие |
Кто может повторить? |
А.К. Толстой
Двух станов не боец...
Двух станов не боец, но только гость случайный,
За правду я бы рад поднять мой добрый меч,
Но спор с обоими — досель мой жребий тайный,
И к клятве ни один не мог меня привлечь;
Союза полного не будет между нами —
Не купленный никем, под чье б ни стал я знамя,
Пристрастной ревности друзей не в силах снесть,
Я знамени врага отстаивал бы честь!
Кто сегодня способен повторить это? Кроме меня).
|
Метки: актуально поэзия |
Поручик, вы женщина? |
Фёдор Степанович Рокотов (1735-1808). Портрет неизвестного в треуголке
«Портрет неизвестного в треуголке» уже давно интригует искусствоведов и просто ценителей живописи. Считалось, что на портрете изображен молодой человек, предположительно, граф Бобринский, сын российской императрицы Екатерины II от морганатического брака с ее многолетним фаворитом Григорием Орловым.
Но у молодого мужчины очень свежее женственное лицо, что дало основание заподозрить, что на картине изображена юная женщина, переодетая в мужское платье. В те времена процветали балы-маскарады с переодеванием, так что такая версия не лишена основания и правдоподобности.
Неожиданно это предположение было подтверждено результатами высокотехнологичного рентгенографического исследования. Под верхним слоем краски было обнаружено изображение молодой женщины, которое было тщательно записано, кроме лица. То есть можно с полной уверенностью утверждать, что портрет неизвестного в треуголке — на деле изображение неизвестной дамы в мужском костюме.
Поскольку данный портрет висел в доме Николая Еремеевича Струйского, есть предположения, что это его первая жена (портрет второй всем известен — это один из лучших портретов в русской живописи).
Николай Еремеевич был женат первым браком на своей ровеснице Олимпиаде Балбековой, они обвенчались в 1768 году и жили в Москве, но через год она умерла от родов, и в своих воспоминаниях о первой жене Струйский писал:
— Не знающу любви я научал любить!
Твоей мне нежности нельзя по смерть забыть!
|
Метки: живопись |
Иногда хочется |
Иногда после разговора с человеком хочется дружелюбно пожать лапу собаке, улыбнуться обезьяне, поклониться слону.
— Максим Горький
|
Метки: цитата |
Узбекская сказка про смерть Бога из-за Ленина и Сталина |
Из книги «Антирелигиозные сказки народов СССР», Е. Д. Вишневская. Москва, ГАИЗ, 1939 год.
Тут и Ницше, и Толкин, и Зевс с Кроносом...
Круты узбекские сказители!
Это было тогда, когда еще царь Николай был, а всем, что есть, владели богачи. Ходили тогда по всему царству Ленин и Сталин и учили бедных, что без богачей можно жить лучше.
Испугались богачи и пошли к царю жаловаться на Ленина и Сталина. А царь спал у себя на золотой кровати. Разбудили богачи царя и говорят ему:
— Какой ты царь! Спишь и не знаешь, что по твоему царству ходят Ленин и Сталин и учат всех бедных, как у нас отнять власть. И народ им крепко верит и слушает их. Прикажи схватить их и посадить в тюрьму. Царь приказал. Схватили царские слуги Ленина и Сталина. Посадили в тюрьму, а ноги приковали к стене толстыми железными цепями. Сидят так Ленин и Сталин в тюрьме день, другой, третий. Бедняки и весь народ удивляются: куда девались Ленин и Сталин? Ходят всюду, спрашивают друг у друга, никто не знает.
Узнали про это птицы и животные, тоже стали искать. Вот однажды прилетели воробьи к окну тюрьмы, где сидели Ленин и Сталин, увидели их и так обрадовались, что не стали даже клевать крошки, которые набросали для них Ленин и Сталин. Позвали воробьи мышей. Те быстро перегрызли толстые цепи. Позвали воробьи сусликов, они быстро прокопали под землей ход из тюрьмы на волю. Позвали воробьи орлов, те прилетели и на своих спинах унесли Ленина и Сталина.
Бросились царские слуги в погоню. Вот уже стали догонять. Тогда воробьи позвали на помощь тигров, волков и медведей. Царские слуги испугались и вернулись ни с чем. Узнали царь Николай и богачи об этом и стали просить бога, чтобы он им помог снова схватить Ленина и Сталина. Бог согласился. Летят Ленин и Сталин высоко над землей. Увидели чудесный дворец в облаках. А то был дворец бога. Бог говорит Ленину и Сталину:
— Заходите отдохнуть, а орлы пусть летят дальше. Зашли во дворец Ленин и Сталин, но орлов с собой взяли. Бог приказал своим слугам схватить Ленина и Сталина, чтобы отдать их царю Николаю и богачам.
Тут орлы разогнали всех слуг бога, а самому богу выклевали глаза. Стал бог слепой и ничего не видит. Рассердились Ленин и Сталин на бога, столкнули его вниз. Бог упал на землю и разбился.
Так и не стало бога, А Ленин и Сталин опустились на землю, прогнали царя Николая и богачей, и стали жить счастливо: русские, узбеки, таджики, татары и другие народы.
|
Метки: филология |
Первые Романовы и их "бунташный век" |
В годы правления первых Романовых Российское государство пыталось очнуться от кошмара Смутного времени, но погрузилось в бесконечную череду войн, восстаний, церковного раскола...
Тем не менее к концу «бунташного века» Русское государство добилось впечатляющих успехов. Оно отбилось ото всех внешних врагов, заключило мирные договоры с Польшей, Турцией, Швецией и приросло не менее чем 400 тыс. квадратных километров украинской и сибирской землицы. У страны, развивавшейся такими темпами, впереди было грандиозное будущее.
Подписывайтесь на канал! Звякнуть пиастрами в знак одобрения и поддержки можно через
Сбербанк 4274 3200 2087 4403
ЮMoney 41001947922532
Спасибо всем тем, кто уже оказал поддержку! Приятного просмотра!
Мои книги https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
Мой телеграм-канал Истории от историка.
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
|
Метки: видео |
