Всё так, милая Аня.
Всё так.
И ещё раз, и снова повторим - такие слова, такие тексты, такая боль - всё это должно идти, набранное самыми большими и разборчивыми буквами, в главных газетах. Зачитываться вслух на главных радиостанциях. Открывать выпуски новостей.
Чтоб знали и слышали все.
Чтоб жили с этим.
Военный корреспондент, поэт, публицист Анна Долгарева:«Это очень страшно — смотреть на портреты погибших.
Вот в Изюме я иду после разговора с командиром, который рассказывает про убитого парня из своего подразделения, и меня широченной улыбкой встречает другой парень, жить которому остаётся три недели, но ни я, ни он ещё об этом не знаем.
Вот я в Самаре — а мне пишет тамошняя девушка: погиб, мол, её муж, он так хотел послушать мои стихи... Смотрю — а погибший у меня в друзьях, даже небольшая переписка есть.
Вот нацбол Алексей Колунов — погибший доброволец. Вот десятки рассказов: погиб героем, погиб героем.
— Не пиши об этом, — сказал мне командир там, в Изюме. — Кому это интересно? Вот парень из 2-й роты погиб — про него интересно его командиру, другим бойцам роты. А читателям зачем?
Я воюю со смертью.
Когда-то от самого чёрного отчаяния удержала меня фраза: «Мёртвые живы, пока о них помнят».
Значит, о моих друзьях будут помнить, решила я.
Меньшее, что мы можем сделать, — это публиковать их имена, фотографии, истории.
Но всё же, всё же...
Каждая такая новость — это женщина, падающая где-то на пол и захлёбывающаяся воем. Любимая, жена, сестра или мать. Каждая такая новость кажется женщине, переживающей горе, огромной, как гора, — и совершенно невозможно представить, что каждый день где-то в России происходит что-то подобное.
Только что с этим делать?
Заскакать с плакатами «Нет войне»? Уехать в знак протеста в Верхний Ларс?
Мы воюем добровольцами. Теми, кто не испугался, не отказался от воинского долга и верности своей стране. Они — эти удивительные, отважные, отчаянные ребята — сейчас умирают за нас. Лучшие, лучшие — первыми уходят за небесный Оскол. Призывать сейчас к сворачиванию боевых действий, к разоружению — это предавать их.
— А ты, поэт, не боишься, что кто-то почитает твои стихи, пойдёт добровольцем и погибнет? — спросили меня недавно.
Боюсь, потому что я плачу о каждом. И не боюсь, потому что это наш выбор сейчас — отказаться от сытой жизни, посмотреть в лицо хтонической бездне, за которой однажды покажется рассвет.
Должен показаться.
Что остаётся нам? Вглядываться в лица убитых, запоминать их, как бы немного продлевая их земное существование, ведь человек жив, пока о нём помнят.
Что остаётся нам? Всё для фронта, всё для Победы.
Когда-то мы любили писать на машинах: «Можем повторить». Настало время повторить.
Некоторые вещи не должны существовать на земле. Так, не должна была существовать нацистская Германия, где жгли евреев и цыган. Так, не должен существовать нынешний режим на Украине, при котором убивают, пытают, бросают в тюрьмы людей, которых заподозрили в нелояльности этому режиму. Когда меня спрашивают: «Почему?», мне тяжело говорить. Тяжело говорить о том, что происходило в Балаклее, Изюме и Купянске после того, как ушли оттуда наши войска. О том, что сейчас происходит в Херсоне (ну вот, например, официально признано, что только по наводке местных жителей были задержаны свыше 700 человек). Но говорить надо, иначе и эта великая трагедия разорванного русского народа будет замолчана, вымарана из истории.
Так, надо говорить и о наших мёртвых. Чтобы не стали они для нас безликой массой, цифрами в сводках, но чтобы мы глядели им в глаза.
Чтобы мы знали: вот они, наши мёртвые, стоят за нами, и, отступив, мы предадим их.
И потому — всё для фронта.
Всё для Победы».
https://prilepin.livejournal.com/3002854.html
