Кузнецкий острог был построен в центре расселения "кузнецких людей" (шорцев) в 1618 г. для регулярного сбора ясака с населения, жившего в бассейнах Мрассу и Кондомы. Но уже в 1625-26 г. кузнецкие ясатчики побывали на северном берегу Телецкого озера и взяли ясак с живших там телесов (1). С этого времени кузнечанам стала известна дорога к Алтын-озеру: она шла по левому берегу Кондомы, затем ее притока – р. Антроп, переходила в долину правого притока Бии, р. Лебедь, и выходила к Телецкому озеру в районе Курьи. На одном из чертежей С. Ремезова указана и продолжительность пути от Кузнецка до Алтын-озера – "конным ходом" 6 дней. Кузнецкие служилые люди первыми освоили и так называемую Калмыцкую дорогу, по которой русские послы из Томска и Кузнецка ездили в Ургу джунгарского хана на р. Иртыш, а ойратские послы и алманщики – в Кузнецкую землицу. Калмыцкая дорога пересекала Обь чуть ниже слияния Бии и Катуни, шла вверх по долине Бии ее правым берегом, затем по правому берегу р. Бехтемир (правый приток Бии) до Салаирского кряжа, пересекала его и выходила в долину Кондомы. От устья Бии и Катуни до Кузнецка считалось "ходу конем 5 дней" (2).
Первая попытка построить острог в долине р. Бии была предпринята томскими воеводами еще в 1632 г. При этом преследовалась сугубо прагматическая цель – обеспечить успешный сбор ясака с алтайских племен, живших в бассейне Бии и на берегах Алтын-озера. Достичь Бии было решено водным путем по р. Оби. Но отряд Ф. Пущина в 1632 г. поднялся по Оби только до широты современного Барнаула: путь ему преградили телеуты князя Абака. Тогда томские воеводы решили выйти на Бию уже известной в Кузнецке дорогой к Телецкому озеру. В 1633 г. зимой томский сын боярский П. Сабанский во главе томских и кузнецких ратников совершил поход к Телецкому озеру. Его задача состояла в том, чтобы добиться возобновления уплаты ясака телесами и выбрать место для строительства острога (вторую половину задачи П. Сабанский не выполнил) (3). В 1642 г. П. Сабанский возглавил вторую военную экспедицию против телесов, в ходе которой нашел место, пригодное для постройки острога – на стрелке р. Лебедь и р. Бии (4), где ныне находится аймачный центр Республики Горный Алтай с. Турочак. Однако план сооружения острога на верхней Бие или на Телецком озере тогда не был осуществлен.
В 1651 г. в Кузнецке стало известно о предложении тархана ойратского тайши Чокура Убаши – Самаргана Ирги русским властям – построить острог на устье Бии и Катуни и собирать ясак с окрестных племен (5).
Но русские воеводы не воспользовались этим предложением, очевидно, не желая обострять отношения с Джунгарией и будучи заняты внутренними делами (незадолго до этого был подавлен бунт служилых людей в Томске, неспокойно было и в Кузнецке).
К 1680-м гг томским и кузнецким воеводам было хорошо известно, что самое подходящее место для строительства острога – устье Бии и Катуни, "Описание Сибири" 1683 г. отмечает, что тут "великое множество… зверя всякого, птиц и рыбы всякой", изобилие лесов и полей, отличная почва ("черность земная в человека вышиною"), и делает вывод, что если бы здесь был сооружен острог, то царской казне была бы "великая прибыль" "в ясаке от ясачных и в проезде от торговых людей всяких" (6).
Воеводы понимали, что предгорья Алтая, в частности, район устья Бии и Катуни, весьма удобны для расселения русских крестьян с целью хозяйственного освоения этого региона и занимают очень выгодное стратегическое положение. Кстати, близ слияния Бии и Катуни есть остров, что облегчает "плавежную переправу" через только что начинающуюся Обь. Но и в конце XVII в. не было предпринято практических шагов к сооружению острога на устье Бии и Катуни. В Джунгарии в конце XVII в. создалось сложное положение: Галдан-хан, захвативший власть после убийства хана Сеньге, надолго увяз в борьбе против восточномонгольских князей и стоявшим за их спиной Китаем, чем воспользовался сын Сеньге Цэван-Рабдан и фактически установил свою власть в западной части Джунгарии. В России нарастало противостояние Петра и Софьи, внимание ее фаворита В.В. Голицына было сосредоточено на борьбе с Крымским ханством. Победивший сестру Петр, после Азовских походов сменил ориентиры внешней политики – с начала XVIII в. изнурительная Северная война требовала все больше средств. Важной статьей доходов царской казны и в начале XVIII в. оставалась "мягкая рухлядь" (пушнина), высоко ценившаяся на мировом рынке. Поэтому понятно, что правительство России не могло допустить утечки пушнины на сторону в виде алмана джунгарскому хану, его вассалам – князькам телеутов и кыргызов.
В этих условиях снова всплыл вопрос о сооружении острога в области расселения алтайских племен. Для сибирских властей сложной оставалась и проблема снабжения военных гарнизонов Сибири хлебным жалованьем. Если в оплату соляного жалованья шла соль с Ямышевского озера, хотя с каждым годом добывать ее из-за враждебного отношения Джунгарии становилось все труднее, то хлеб приходилось ввозить из России. На доставку его требовалось много времени (5-6 месяцев), при этом приходилось отвлекать значительное число служилых людей. Поэтому важно было "заводить государеву пашню" на месте, чтобы снабжать этим хлебом гарнизоны Сибири. Удобными районами для заведения "государевой пашни" были южные степи Западной и Восточной Сибири и Приамурье.
Иными словами, большую остроту приобретал вопрос о скорейшем хозяйственном освоении этих районов русскими людьми.
Мы полагаем, что к концу первого десятилетия XVIII века у правительства Петра уже созрел план колонизации Южной Сибири путем единовременного продвижения военных отрядов вверх по рекам Иртыш, Обь и Енисей и закрепления Южной Сибири за Россией системой оборонительных сооружений – в виде острогов и крепостей.
Начало исполнению этого плана было положено строительством в 1707 г. нового острога в Кузнецке – главной опорной базе на восточном фланге – и сооружением острога на р. Абакане.
В отписке, поданной в Сибирском приказе сыном боярским Гвинтовкиным, кузнецкий воевода сообщал, что он "построил в городе новый острог со всяким осторожным строением мерой против прежнего острогу". "А прежней, государь, острог от многих лет весь згнил и обвалился. А на то, государь, осторожное строение," – хвалился воевода, – "ис твоей государевой казны расходов никаких не было. Построили острог кузнецкие всяких чинов люди своею работою" (7). В том же 1707 г. кузнецкий воевода О. Кочанов послал с сыном боярским И. Сорокиным 1000 человек строить острог на р. Абакан, и в тоже лето Абаканский острог был построен (8). Следующим шагом стало сооружение острога в устье Бии и Катуни.
29 февраля 1708 г. в Москве Петр распорядился подготовить указ об этом. Цель постройки была сформулирована кратко – "для збору ясашной казны" и "к поселению пашенных крестьян". Чиновники из Сибирского приказа понимали, что ни то, ни другое не возможно без борьбы с другими претендентами на сбор дани с алтайских племен, поэтому, готовя указную грамоту, добавили третью цель: "от приходу воровских калмыцких и киргизских воинских людей". Действительно, после смерти Галдан-хана в 1697 г. Цэван-Рабдан объединил под своей властью Западную и Восточную Джунгарию и укрепил зависимость от Джунгарии ее окраинных кыштимов – кыргызских и телеутских князьков. Претензии Джунгарии на сбор алмана с населения Южной Сибири окрепли, но в то же время возросли и аппетиты телеутских и кыргызских владетелей на свою долю алмана. Ясно, что Джунгария могла не позволить и поселение пашенных крестьян в предгорьях Алтая, поскольку земли до широты Новосибирска считались областью кочевания подвластных Джунгарии телеутов. Русские власти признавали наличие межи, отделявшей "Телеутскую землицу" от русских владений – на левом берегу Оби это была территория между реками Уень и Ирмень, а на правобережье Оби – между реками Иня и Лаилахан (9). Последовавшие с 1710 г. столкновения с Джунгарией и ее вассалами на Оби и Иртыше подтвердили прозорливость дьяков Сибирского приказа.
5 марта 1708 года черновой вариант указной грамоты воеводе Кузнецка М.В. Овцыну о строительстве острога в устье Бии и Катуни был готов, 10 дней ушло на редактирование и беление документа, наконец, 15 марта грамота была отправлена в Кузнецк, куда была доставлена только 30 сентября 1708 года.
Грамота позволяла воеводе по своему усмотрению выбрать место для острога вблизи устья Бии и Катуни. Ему предписывалось построить острог по всем правилам фортификационной науки – "со всякими крепостьми". Всех строителей острога надлежало снабдить полным жалованьем и хлебными припасами. По окончании строительства М.В. Овцын был обязан оставить на "обереговую службу" в остроге (на "житье" и для сбора ясака) "сколько человек пристойно" и для надзора за служилыми людьми и пашенными крестьянами "начального человека" из числа детей боярских. Остающимся в остроге следовало выдать полные оклады хлебом, солью и деньгами "из московской присылки" и из доходов Кузнецка, который и в последующие годы обязан был снабжать бикатунский гарнизон "на хлебные и нехлебные расходы".
Комплектуя гарнизон нового острога, воевода должен был исходить из того, что служилые его должны были иметь "всякие воинские припасы" и быть "к городовому делу заобычны". Для увеличения гарнизона грамота предлагала воеводе вербовать добровольцев из "козачьих детей", их родственников и свойственников, обещая им жалованье в тех же размерах, в каких его получают служилые люди других острогов и городов.
Петр 1 придавал настолько большое значение Бикатунскому острогу, что, отдавая его в ведение кузнецкого воеводы, давал последнему полную самостоятельность, выводя его из подчинения томским воеводам: в частности, s случае нехватки людей для строительства острога он получал право обращаться с просьбами о добавке ратных людей непосредственно в сибирский приказ и даже к самому царю, минуя томское начальство. Об исполнении указа он обязан был доложить "генеральному президенту и сибирских провинций судие" М.П. Гагарину (10).
Итак, честь сооружения первого русского острога на алтайской земле была предложена Кузнецку, его служилым и всяких чинов людям. Царская грамота обеспечивала и успешное строительство нового острога, и определяла его место в хозяйственном освоении Северного Алтая. Однако в 1708 г. Бикатунская крепость не была построена: указная грамота пришла очень поздно, и, как писал в своей отписке М.В. Овцын, "за дальним расстоянием и за зимним путем и за опасением воинских воровских людей" острог построить не удалось.
Весной 1709 г. из Кузнецка по Калмыцкой дороге, к устью Бии и Катуни, выступил большой отряд, которым командовал сын боярский Яков Максюков. Он перевалил через отроги Салаирского кряжа, спустился в долину Бехтемира и вышел к устью Бии и Катуни. В отряде было более 30 детей боярских, 87 конных казаков, 74 пеших казака, более 250 казачьих детей, 30 пашенных крестьян, 48 "выезжих телеутов", 25 абинских татар, 15 посадских, 6 подъячих, 4 барабанщика, татарский голова П. Максюков и "колмацкий" толмач И. Максюков. По нашим подсчетам, в строительстве острога принимали участие свыше 660 человек, из них только 6 были томичами, все остальные – кузнечане. Руководил постройкой острога Яков Максюков.
Кстати, все участники сооружения Бикатунской крепости перечислены в специальной росписи, которую М.В. Овцын отправил позднее в Москву. Можно назвать ряд фамилий: возможно, потомки некоторых строителей крепости в наши дни живут в Новокузнецке и в Кемеровской области. Так, среди детей боярских в росписи названы Степан Грожевский, Михаил Валишевский, Леонтий Годлевский и др.; из неверстанных детей боярских – Дмитрий Винтовкин, Федор и Алексей Ефтифеевы, Василий Попов, Иван Сорокин и др.; из конных казаков – пятидесятники Яков Вагинов и Максим Севергин, десятники Иван Вызов, Михаил Калачев и др., рядовые – Андрей Пареной, Федор Уманский и др. Из пеших казаков – пятидесятники Степан Серебренников, Тимофей и Федор Бессоновы, сотники – Кондратий Пареной и Василий Вызов, рядовые – Максим Пестерев, Алексей Вагин и др., из казачьих детей – Иван Уманский и др. В росписи названы все четыре барабанщика – Обрам Недосекин, Архип Алексеев, Андрей Свешников и Иван Скобке; из пашенных крестьян – Федор Ховыгин, Иван Беспалов, Степан Васильев др,, из посадских – Влас Михайлов, Федор Власов и др. Из абинских татар можно назвать Бакарака Адиякова, Барбагача "да Катыша с товарищи". "Выезжие телеуты" в росписи представлены лишь главами подгородных улусов – Сортоевым, Василием Поросенковым и Давыдом Торгаевым (11).
Строительство крепости шло быстрыми темпами: уже 18 июня 1709 г. острог был построен "со всякими крепостьми". Большая часть строителей была отпущена домой и уже 10 июля возвратилась в Кузнецк (12).
В Бикатунской крепости был оставлен гарнизон численностью в 100 человек: это были казаки и стрельцы. "Начальным человеком" в крепости был оставлен кузнецкий сын боярский. Джунгарские зайсаны во время переговоров с русским посланцем И. Передовым в 1714 г. называли его по имени – Андреем (13), наказная память сыну боярскому Ф. Сорокину, назначенному 9 ноября 1720 г. приказчиком "Бикатунского острога" (то есть уже Бийской крепости), назвала фамилию первого приказчика этого острога 1709 г. – Муратов. В этом документе Андрей Муратов (как и, впрочем, в переписи 1719 г.) значится кузнецким дворянином (14).
Как выглядела Бикатунская крепость 1709 года? К сожалению, ни чертежей, ни описаний ее не сохранилось. М.В. Овцын, докладывая о сооружении острога, кратко сообщает, что крепость построена "со всякими крепостьми и з башнями и з жилыми избами". "Крепостьми" (укреплениями, оборонительными сооружениями) тогда считались ров, вал, надолбы, рогатки. Видимо, Бикатунский острог имел такие сооружения, кроме собственно стен. Неизвестно также, что представляли собою стены острога – были ли они "рублены в забор", как у новопостроенного Кузнецкого острога, или были выполнены в виде "стоячего тына" из бревен, как у Уртамского острога, рисунок которого есть на чертеже Томского уезда С.У. Ремезова (в последнем случае бревна ставили вплотную друг к другу, нижние концы их закапывали в землю, а верхние заостряли). Видимо, Бикатунский острог мало чем отличался от построенных несколько позже Белоярской и Бийской крепостей, а Бийская крепость (1718 г.), по описанию Г.Ф. Миллера, представляла собою в плане четырехугольник "длиною 24 сажени, поперег 20 сажен, по углам 4 башни, под ними 4 казармы". В стенах ее было двое проезжих ворот, а внутри "анбар кладовой для провиянту да погреб зелейный" (15). Впрочем, в Бикатунском остроге "жилые избы" располагались отдельно, а не в нижних этажах башен, проезжие ворота находились в противолежащих стенах, причем одни из них были в стене, обращенной к реке.
Гарнизону крепости были оставлены две медные пушки, ядра, свинец, порох. Правда, воевода М.В. Овцын понимал, что людей и вооружения с боезапасами в остроге недостаточно, поэтому он просил Сибирский приказ и губернатора Сибири М.П. Гагарина немедля прислать "для оберегания Кузнецкого и новопостроенного острога" "пушек всяких и всякого ружья, пороху и свинца". Следует отметить, что Петр 1, получив отписку М.В.Овцына, тут же (18 ноября 1709 г.) распорядился, чтобы князь A.M. Черкасский послал из Тобольска в Кузнецк "пять пушек чюгунных да к ним ядер и пороху и свинцу" и об исполнении этого приказания доложил М.П. Гагарину (16). Пушки и припасы были действительно отправлены в Кузнецк, но помощь эта запоздала.
Едва кузнецкие служилые люди, строившие Бикатунский острог, возвратились домой (прошел лишь месяц), как на деревни и села Кузнецкого уезда совершили дерзкий набег князьки Бойдон Сакылов, Бейуон Уежин и другие вассалы джунгарского хана, "Воровские воинские люди" полонили многих русских крестьян, выезжих телеутов, подгорных абинских татар, отогнали их скот, потоптали и сожгли хлеб на полях. Это был ответ на сооружение Бикатунского острога. Враги подошли к самому Кузнецку. Но 23 августа против них выступил крупный отряд служилых под командой Якова Максюкова. В коротком бою под стенами города Максюков разбил нападавших и 30 верст преследовал их по Калмыцкой дороге, остатки их "розбежались к реке Бии разными дорогами". Кузнечане отбили и полон, и скот, По русским (возможно, преувеличенным данным) нападавшие потеряли троих князцов и около 300 рядовых воинов. Значительны были и потери кузнечан; были убиты 14 человек (трое детей боярских – Я. Буткеев, И. иА. Бугримовы, 4 конных казака-М.Хворов, Я. Синкин, А. Карпов, С. Ефремов, пеший казак Б. Логинов, 5 казачьих детей, один новокрещен). Кроме того, 13 человек были ранены, в их числе сын боярский Д. Буткеев, конные казаки А. Богданов, Т. Бессонов, В. Пономарев, два брата Пондевых, пятидесятники пеших казаков С. Серебренников и Ф. Бесцонов (Бессонов?), пашенный крестьянин С. Васильев, один казачий сын, один новокрещен и др. В числе взятых в плен кузнецких людей оказался и сын Якова Максюкова (17).
Набег на беззащитные деревни Кузнецкого уезда до осады Бикатунского острога свидетельствует о том, что джунгары и их вассалы, и кыштимы, вероятно, побоялись напасть непосредственно на Бикатунский острог, опасаясь его пушек и ручных пищалей, и, видимо, не имея опыта осады и штурма даже таких, сравнительно небольших крепостей, как Бикатунский острог.
Но.уже летом 1710 г. ойратско-телеутское войско во главе с Духаар (Тоухар)-зайсаном, насчитывавшее около 3-4 тысяч воинов, переправилось через Бию выше слияния ее с Катунью и по правому берегу подошло к Бикатунскому острогу. В остроге в это время находилось 60 человек, остальные были "в рассылках" – собирали ясак, уехали в Кузнецк за годовым жалованьем. Несмотря на огромный перевес в силах, взять острог враги не могли и осадили его. Позднее казаки, сидевшие "на сбереженье" в остроге, утверждали, что они "с ними, калмыки, бились трои сутки днем и ночью". Не имея осадной техники, джунгары "подошед под острог, башни и острог зажгли". Обороняться стало невозможно, "и они-де служилые люди из острогу через протоку убежали на остров" (18), вероятно, через ворота, обращенные к реке. Здесь, на острове, все 60 русских воинов вместе с начальником А. Муратовым были пленены. Однако, не желая обострять отношения с Россией, джунгары вскоре отпустили пленников в Кузнецк (19), хотя, видимо, не всех.
Итак, Бикатунская крепость просуществовала всего около года. Ее не просто раскатали "по бревнышку", а именно полностью сожгли: об этом есть сведения во многих документах. Так, комендант Кузнецка Б.А. Синявин в отписке томскому воеводе М.С. Колычеву, сообщая о разорении кузнецких деревень джунгарскими кыштымами, добавляет: "А на Усть Бии-Катуни острог сожгли" (20).
Долго еще потом русские начальники от кузнецкого коменданта до сибирского губернатора М.П, Гагарина укоряли кузнецких служилых людей за потерю Бикатунского острога. В наказной памяти белоярскому приказчику С.Серебренникову в июле 1717 г. Б.А. Синявин, порицая последнего за потерю 4 служилых в стычке с калмыками, под страхом жестокого наказания "безо всякого милосердия" запрещал самовольные "посылки" разведчиков, "чтоб такими посылками не потерять города, также как и Бийский острог отдан напрасно калмыкам" (21).
В ноябре того же года М.П. Гагарин в памяти новому коменданту Кузнецка Д.И. Востинскому наказывал "смотреть", чтоб "новопостроенных крепостей отнюдь неприятельским людям не отдать, а если отдадут и выйдут и явятца кто, и тех в Кузнецку… всех казнить смертью для того, что и в прошлых годах отдали кузнецкие крепость, а им смертной казни не учинено". Д.И. Востинский переадресовал эти угрозы С. Серебренникову (22). Еще десять лет спустя (9 февраля 1720 г.) в наказной памяти сыну боярскому Ф. Сорокину, назначенному приказчиком Бикатунской (так называлась построенная в 1718 г. Бийская крепость) предписывалось "…от прихода воинских людей калмыков жить с великим опасением не так, как прежний приказчик дворянин Муратов, Бикатунскую крепость отдал калмыкам" (23).
Все это говорит о том, что русские власти весьма болезненно отреагировали на разорение Бикатунского острога, так как пострадал престиж русского оружия, а главное – не удалось закрепиться в чрезвычайно важном в стратегическом отношении пункте предгорного региона.
В июне 1713 г. М.П. Гагарин направил к хану Джунгарии Цэвана-Рабдану тарского казачьего голову И. Чередова с "листом". Чередов имел наказ требовать возврата пленных, имущества (скота) кузнецких людей и наказания виновных в сожжении острога: "…чтоб на калмык, которые российский город, бывшей меж Бией и Катуней рек разорили, дать оборон". Посол должен был твердо стоять на том, что "город тот построен на земли ж царского величества, потому что те земли на сибирских реках его царского величества" (24).
Цэван-Рабдан не принял И. Чередова и даже запретил давать ему продовольствие и фураж. При встрече 26 февраля 1714 г. зайсаны, которые вели переговоры с Чередовым, предъявили свои контрпретензии к жителям Томска, Кузнецка и Красноярска, якобы чинившим многие обиды подданным хана. Что касается Бикатунского острога, то, по их словам, Духар-зайсан сбил его, ибо он был поставлен на земле Духара, а пленных он отпустил в Кузнецк. Зайсаны предупредили, что города в стрелке Бии и Катуни они "вновь ставить" не дадут (25). Хан грозил взять русские города (26).
Неудача миссии И. Чередова лишь активизировала действия русских властей: русское продвижение вверх по Иртышу и Оби ускорилось: в 1713-1716 гг. были построены Ямышевская и Омская крепости на Иртыше и Чаусский и Бердский остроги на Оби.
В то же время русских воевод комендантов в Сибири не оставляла мысль о необходимости скорейшего построения нового острога на устье Бии и Катуни. Зная об этом намерении, джунгарские владетели и их телеутские кыштимы-князьки постоянно грозили "воевать" за это Кузнецк. Так, 20 июня 1713 г., ясашный Катунской волости Т. Шибичеков сообщил русским властям, что, будучи в "Телеутской землице", видел телеутского князька Бейкона Мачикова, который говорил ему, Тайдыге "…ежели кузнецкие построят по прежнему Бии-Катунский острог или какую крепость, то будем Кузнецкой воевать" (27). Любопытно, что противники России при этом пытались уверить кузнечан, что они в таком случае останутся без помощи. Так, побывавший накануне в Томске телеут Б. Некерев уверял кузнечан, что томичи ни за что не станут помогать Кузнецку, если на него "хоть трижды" нападут ойраты (28).
Свои угрозы джунгары подкрепляли военными демонстрациями в предгорьях Алтая. По "сказкам" ясашных из бийских волостей в 1713 г. здесь, за Бией, появлялся Черен-Дондук с трехтысячным отрядом, а зимой 1714 г. он привел сюда якобы пяти-семитысячное войско и собирал дополнительные силы для похода на Кузнецк (29). В мае 1715 г. кумандинцы "подсмотрели… многие палатки поставлены на усти Бии Катуни, на месте, где был преж сего поставлен по указу царского величества острог. И при тех палатках людей многое число и другие к ним через Бию переправляютца… А по признаку они де люди воинские" (30).
Джунгары и их кыштымы – телеутские князьки буквально терроризировали ясашное население Кузнецкого уезда. Они запрещали ясачным сдавать ясак царю, насильно отбирали уже собранную ему дань, избивали и калечили непокорных. В 1714 г. князец-телеут Байгорок Табунов разгромил улус Чеоктона, а у самого Чеоктона "у живого глаза вынел и ремни ис спины резал, повесив его на дерево" за то, что он "подал ведение" в Кузнецк в 1710 г. о нападении ойратов на город. Под давлением джунгар тау-телеуты отказались платить ясак и бежали в горы. Весной 1715 г. русские крестьяне опасались пахать и сеять, многие бежали в Кузнецк и требовали от властей "воевать" ойратов (31).
Сообщая о возможном нападении Черен-Дондука вешним временем 1715 г. губернатору Сибири МП. Гагарину, Б.А. Синявин напоминает о набегах врагов в 1709-10 гг., когда они разорили многие деревни и Бикатунский острог" (32). Он просит тобольское начальство распорядиться о присылке в Кузнецк половины томского гарнизона, обращается за помощью к томскому воеводе М.С, Колычеву и даже предлагает совершить совместный превентивный поход в ‘Телеутскую землицу" (33).
К счастью, поход Черен-Дондука на Кузнецк в 1715 г. не состоялся; внимание его было отвлечено на Иртыш. Дело ограничилось ультиматумом Черен-Дондука, Шала Табунова и Манзу Бойдонова Б.А. Синявину. В "листе", доставленном от телеутов Б. Некеровым, они писали: "Мир хочешь – людей моих отдай, воеватца хочешь – скажи", и дан был срок в пятнадцать суток (речь шла о Байгороке Табунове, пойманном в 1714 г. и находившемся в Кузнецке) (34). Угроза "воевать" Кузнецк в случае отказа отпустить Байгорока повисла в воздухе.
Далее
здесь https://matveychev-oleg.livejournal.com/14684853.html
