Ребенок – это не пустой сосуд, в который родители могут поместить все, что считают нужным. Дети рождаются с собственными сердцами и душами, и полностью переделать это уже не получится, какой только любовью и заботой их ни окружай.

Ее "Тринадцатая сказка" была бомбой. Вихрем, торнадо, ураганом, цунами, землетрясением. Перечитала раза три по кругу, и это при том, что к две тыщи седьмому давно вышла из возраста, когда такие вещи норма. А много позже, проводя образовательный эксперимент над единственным человеком, находящимся в моем распоряжении в режиме 24/7, выбрала для параллельного чтения на английском испанском и болгарском языках этот роман. Ну и достаточно о первой книге Дианы Сеттерфилд, потому что вторая, "Бэллмен и Блэк"оказалась катастрофой. То есть, от любого другого этот была бы просто ерунда на постном масле, не от нее. Сеттерфилд не могла позволить себе написать плохую книгу. Но позволила. Будем искать во всем позитива - от третьей ничего хорошего уже не ждалось и когда она оказалась тем, что в сетевом общении выражается аббревиатурой УГ, это даже уже не больно. Ни капельки.

И ведь совершенно непонятно, в чем дело, почему так плохо. У истории все предпосылки к тому, чтобы стать интересной: есть потерянные в разное время и при совершенно различных обстоятельствах маленькие девочки, предположительно утонувшие в Темзе. есть одна, которую река возвратила и в которой не только каждая утратившая в свое время ребенка семья признает свою дочь, внучку, сестренку, но даже и люди, по всему не чадолюбивые, готовы принять участие. то есть, немыслимое какое-то очарование, способность одним своим присутствием высветлять реальность. И девочка не говорит, хотя по возрасту уже должна бы (угу, Принц называл ее своим маленьким найденышем).

Есть маленький городок на берегу реки, жители возделывают салат, которого сами не едят, а отправляют на продажу в крупные города. Не по причине жадности, а оттого, что считают его вкус горчащим: в давние времена на месте, где нынче городок, была жестокая битва, много воинов полегло и салат этот растет на их костях (Вывеска… кровью налитые буквы/Гласят: "Зеленная",- знаю, тут/Вместо капусты и вместо брюквы/Мёртвые головы продают..) Зато их любимое развлечение в отсутствии сериалов заключается в рассказывании историй за пинтой пива в местном трактирчике.

Есть гимн техническому прогрессу в виде мобильного фотографа, оборудовавшего передвижную дагерромастерскую на лодке и обслуживающего жителей приречных городков. Есть реверанс суфражизму, заключенный в фигуре медсестры, специализирующейся на акушерстве, которая отказывается от замужества потому что от этого бывают дети, а на родовые муки она насмотрелась - будьте пожалте. Есть медиум, есть ярмарочные шарлатаны и самогонщики, есть новозеландский богач, женатый на независимой прекрасной английской розе, превыше всех радостей жизни ставящей возможность заниматься гребным спортом (угу: авто, мото, вело, фото, гребля, ... и охота). По всему должна бы получиться хорошая книга.

Но вышел вечно пробуксовывающий и глохнущий каждые десять футов пути трамвай. Чуть забрезжит интересное и начинаешь радоваться, как опять затык, скука смертная наваливается, душит пыльной подушкой. Остановите, вагоновожатый,/Остановите сейчас вагон! а впрочем, может кому и понравится.

Казалось бы странные, но заявляющие о себе своей очевидностью, сближения между авторами, традиционно разводимыми академической наукой и определяемыми ею в разные, не имеющие друг к другу отношения литературные лагеря.

Для начала стоит определиться с тем, что есть феноменология. Гегель. который ввел термин, говорит: все дело в том, чтобы понять и выразить истинное не как субстанцию, но равным образом как субъект. Непонятно? Ну вот смотрите. Можно рассматривать что-то как объект, описывая каждую его характеристику в отдельности, все вместе и в некоторых сочетаниях. А можно позволить этому чему-то самому стать субъектом со своей историей, собственными связями с окружающим миром. Феноменология рассматривает предмет изучения во всей совокупности его связей. Я отдаю себе отчет в том, что это крайне примитивное профанное объяснение, но оно позволяет уяснить алгоритм, лежащий в основе книги Андрея Аствацатурова. Рассказывающей о текстах как об известных, но непонятых.

Зачем читать? Затем что Аствацатуров пишет о литературе интересно, и так, как в его "И не только Сэлинджер", я прежде нигде не встречала. Не то. чтобы революционные откровения и мой мир уже не будет прежним, но отчего не послушать умного эрудированного человека, профессионала, рассказывающего о книгах как мало кто умеет? Еще потому, что он уже подарил мне знакомство с "Бесплодной землей" Элиота и "Кентавром" Апдайка, на которые давно заглядывалась, да прочесть случая не выпадало. И потому, что аннотация обещала не только разговор о признанно великих Уайльде, Элиоте, Вулф, Хемингуэе, Воннегуте, Апдайке, но и о Тиборе Фишере, которого открыла для себя нынешней весной и не подозревала о его культовом статусе.

Книга в трех частях: I. Игра воображения или дух критики, рассматривающая ранние произведения Оскара Уайльда, поэмы Томаса Элиота, романы и эссеистику Вирджинии Вулф и сочинения Тибора Фишера одновременно с точек зрения читателя, оценивающего рассказанную историю; критика, проводящего параллели с культурным контекстом; литературоведа, вскрывающего методологию. Интересная концепция, хотя до логического завершения заявленное не доведено, оставляя у читателя впечатление калейдоскопа занятных, но разрозненных фактов.

II. Культура как репрессия. Эта часть в значительной степени посвящена анализу того, как в романах Генри Миллера "Тропик Рака" и "Тропик Козерога", "Бойне номер пять" Курта Воннегута реализована идея противостояния социально навязанным моделям поведения, социальному давлению. Я не читала Миллера и рассказ о нем автора еще более укрепил во мнении, что читать его не хочу, но "Крестовый поход детей" один из самых любимых романов. Дополнительным и немалым удовольствием стало то, что рассказывая о книге, автор широко привлекает для сравнения "Путешествие на край ночи" Луи-Фердинанда Селина, которое люблю (странною любовью)).

III, Человек в мире вещей., рассматривающая в сравнении отношения с миром вещей у Хемингуэя, Сэлинджера, Джона Чивера и Апдайка. Эта часть должна была бы стать самой привлекательной для меня, у солнечного Тельца особые отношения с предметным миром, мы питаем к ним пристальный интерес и уделяем особое внимание. Должна была, но не стала. Философия вещного мира глубже, сложнее, значительнее, чем сведение к двум типам взаимодействия: впадать в рабство к вещам либо пытаться обратить их в рабство. Но это уже придирки, не имеющие прямого отношения к книге Андрея Алексеевича, замечательно интересной и полезной.

И весенний ветер надувал парус
Пахнущей морями простыни...

Их ведь по пальцам пересчитать можно, писателей, которые, пережив десятилетие яркого взлета, продолжают регулярно сочинять достойные книги. Я сейчас не о сокрушенном читательском вздохе: "Да, N уже не тот"; и не о возмущенном: "NN совершенно исписался, а все туда же!". Нет, имею в виду авторов, продолжающих оставаться интересными. Таких, о которых читатель, доведись ему свести первое знакомство не по официально признанным шедеврам, но по одному из тех, каких исследователи творчества писателя особо высоко не ставят, выдохнет: "Понимаю почему NNN лучший". На самом деле, мне всего двое на память приходят: Стивен Кинг и Владислав Крапивин. Трое, еще Дмитрий Быков (и можете кидать в меня тапками).

Мне в детстве не повезло не спознаться с книгами Крапивина, виноват советский книжный дефицит. Только "Журавленка и молнии" в "Пионере" прочла. Выросши, долго пребывала в убеждении, что это подростковый автор, пишущий по преимуществу для мальчиков. Поскольку из возраста вышла, а мальчиком никогда не бывала, то мне, стало быть, и не подойдет. Нет, в пору увлечения Лукьяненко, который боготворит крапивинские повести, прочла "Голубятню на Желтой поляне". Восхитилась мастерством, стала думать, что вот ужо всего Крапивина и превзошла. То есть, почему-то считала Владислава Петровича автором пары книг, две из которых уже прочла. Скажи мне кто-нибудь, что у него написано под сотню, не поверила бы – так не бывает.

Но так бывает, а большое читательское счастье в том, что книги мэтра начитывает сейчас Игорь Князев, его исполнение всегда высший пилотаж, и само по себе достаточная причина взяться за книгу. "Давно закончилась осада" повесть о послевоенном Севастополе. Я имею в виду Крымскую войну. Ту, которую Лев Толстой прославил "Севастопольскими рассказами". Мальчик Коля растет без родителей, но сиротства своего не ощущает, его воспитывает сестра отца Татьяна (Тё-Таня), женщина образованная, серьезная, с племянником в меру строгая, но не чуждая нежности. Был в их жизни неприятный эпизод, когда Колю определили в Морской корпус, и это место, прежде бывшее пределом мечтаний для мальчика, сделалось для него воплощением ада земного. И дело было даже не в травле новичка компанией старшекурсников, но в самой атмосфере этого места, которому слово "бесчестье" подходило больше, чем декларированная честь.

Опекунша, испробовав все доступные формы убеждения, решает забрать племянника из корпуса, однако просто так его не отпускают, учебное заведение военного образца, а такие либо оканчивают в положенный срок в положенном чине, либо отчисляются оттуда с позором, либо комиссуются по состоянию здоровья. Именно этот путь предлагает Татьяне Петровне начальник училища. При посредстве коллег убитого на севастопольской войне брата, военного медика, получить документ о том, что Коля негоден по состоянию здоровья. Но после получения искомой справки доктор, что осматривал мальчика, говорит о подозрении на туберкулез (времена дорентгеновские) и советует везти его в Ялту, черноморский-де климат не в пример пользительнее балтийского. Легкая на подъем женщина, которую ничто не держит в Петербурге, но племянник дороже ей всего на свете, тотчас собирается и, невзирая на охи знакомых, едет. По пути решают посетить Севастополь, поклониться могиле отца и брата. Да там, в еще не восстановленном после войны городе, и останутся, найдя друзей и судьбу.

И это была предыстория. А дальше невероятно интересная история взросления, дружбы, любви, многих приключений. Скучно не будет ни на минуту, хотя ничего экстраординарного с героями не произойдет. И пистолет (На пути не стой, у меня пистоль), что появится на сцене в первом акте, никого здесь не убьет, не ранит. И у Крапивина чрезвычайно ценное для автора подростковой литературы свойство, он умеет давать четкие алгоритмы прохождения тупиковых ситуаций; объясняет своему читателю, что не нужно бояться нарушить социальные табу и уйти из места, где тебе невыносимо плохо; что жить в ладу с собственной совестью важнее, чем одержать номинальную победу; что дополнительные знания, умения, навыки не могут быть лишними и обязательно на что-нибудь сгодятся. Браво, Мастер, с вами интересно.

Бесчеловечно? - говорит Ви, - Но это пустое слово. мы поступали так друг с другом испокон веку со времен пирамид. Люди бесчеловечны, будь то прямое действие или принятие чужого ужасного деяния как нормы. Inhuman, V says. But that’s an easy word. We’ve been doing that sort of thing to each other all through history, back past the Pyramids. Humans are inhuman, whether it’s by direct action or by acceptance of a horrible action as normal

Люди неравны изначально, один из постулатов астрологии и сколько бы человечество ни писало на знаменах: "Свобода. Равенство. Братство", второе и третье так и останутся лозунгами. Что до свободы, за нее придется побороться, и есть среди людей такие, кто делает это всей своей жизнью. Варина Энн Бэнкс Хоуэлл Дэвис, первая леди КША (Конфедеративных Штатов Америки), на поверхностный взгляд, исповедовала диаметрально противоположные принципы. Она была, страшно выговорить, против отмены рабства. Но при этом считала,что женщины, возможно, не являются второстепенным полом и было ошибкой отказывать им в избирательном праве. Когда бы женщины имели право голоса, гражданской войны могло и не случиться.

Жена президента Джефферсона Дэвиса вряд ли могла бы претендовать на титул Мисс Популярность, для этого нужно искренне любить общество людей, а Варина всю жизнь предпочитала им книги. Нет, синим чулком не была. и о ее вечеринках отзывались, как о веселых, но той микронной грани, что отделяет индифферентное, хотя поверхностно приязненное отношение от народной любви, она не перешагнула. Может быть потому, что и не пыталась уверять людей в своей искренней любви, маскируя проскальзывающее высокомерие. У книжных девочек такое случается, а Варина Дэвис считалась самой начитанной дамой в Вашингтоне. Но это в бытность в ранге жены высокопоставленного политика. А прежде было так.

Родилась в богатой южной семье, вторым ребёнком из одиннадцати, однако выжили лишь семеро, позже горькая статистика детской смертности соберёт дань и с детей самой Варины. Не помогут ни высота положения супруга, ни возможность пользоваться услугами лучших медиков. Но вернёмся к детству героини: отец, не имевший талантов в бизнесе, однако жить предпочитавший на широкую ногу, скоро разорился, имущество и рабы проданы были с молотка, девочка выросла в достатке, но лишь благодаря помощи со стороны материнских родственников. Помните эту тему из Унесённых ветром, когда богатые плантаторы южане принимали у себя в гостях родню, которая оставалась жить на годы и десятилетия? Немудрено, что семнадцатилетняя Варина приняла предложение вдовца Джефферсона Дэвиса, который лишь двумя годами был моложе её матери. Иллюзий о неземной любви к нему девушка не питала, хотя надеялась построить с этим приятным джентльменом семейное гнездышко и прожить в достатке и согласии тихую спокойную жизнь.

Мечтам не суждено было осуществиться, потому что муж, вместо того чтобы вести жизнь плантатора, как подобало человеку его класса, вплотную занялся политикой. Оставив молодую жену под опекой своего брата. Джеффри и сам зависел от него, бывшего двадцатью годами старше и имевшего на младшего брата огромное влияние, каково же пришлось юной невестке, старший Дэвис не стеснялся в выражениях и, случалось, в глаза назвал её корыстной маленькой сучкой. В целом, жизнь была прекрасна и удивительна, первые семь лет брака, большей частью проведённые вдали от мужа, делавшего карьеру, Варина не беременела, но с переездом в Вашингтон, где сразу почувствовала себя много счастливее, чем в имении деверя, родила шестерых, трое детей умерли, не дожив до совершеннолетия.

И это чудовищная материнская трагедия, двести лет назад женщины чувствовали все не менее остро чем сегодня. Просто жизнь была другая, повседневная обыденность смерти максимально приближала нормальную жизнь к о"как на войне". Впрочем, войны в жизни героини и в чистом виде хватит. Она ещё за год до войны скажет, что не надо бы Югу ввязываться в противостояние, ресурсов для того, чтобы победить недостаточно и война окажется катастрофой. Книжные люди обычно видят ситуацию яснее и меньше подвержены военному психозу, чем остальные члены социума.

Чарльз Фрейзер, знакомый русскому читателю по Холодной горе (не путать со скандальной "Горбатой горой"), рисует свой образ Варины Дэвис, оговорившись, что книга не является биографической, и многие описанные в ней ситуации плод авторского вымысла, а диалоги и мысли героини воссозданы с опорой на её дневники и прозу (потому что к финалу жизни писатель в ней возобладал таки над читателем и помимо редактирования мемуаров мужа, Варина писала собственные воспоминания. Я не знаю, к правде или вымыслу отнести историю спасённого ею беспризорника, едва не забитого насмерть толстухой торговкой. Позже мальчик вырастет, станет журналистом и ему она поведает историю своей жизни.

Роман построен как цикл воскресных интервью, предваряющих каждую главу, автор навещает свою леди по воскресеньям в элитном пансионе, где она коротает старость после смерти мужа. А дальше следует очередная серия воспоминаний, в которых причудливо переплетаются авантюрный сюжет Золота партии, романтическая линия, ужас войны, леденящий кровь, и насколько более вольное, чем ожидаешь от исторического романа, обращение с веществами, изменяющими состояние сознания. Хотя, чего ожидать от времени, когда всякое недомогание лечили лауданумом?

Занятная и познавательная книга. А я теперь читаю Thirteen Moon Фрейзера и это вообще прелесть, что за роман.

Бесчеловечно? - говорит Ви, - Но этого палегковесное слово. мы поступали так друг с другом испокон веку со времен пирамид. Люди бесчеловечны, будь то прямое действие или принятие чужого ужасного деяния как нормы. Inhuman, V says. But that’s an easy word. We’ve been doing that sort of thing to each other all through history, back past the Pyramids. Humans are inhuman, whether it’s by direct action or by acceptance of a horrible action as normal

Люди неравны изначально, один из постулатов астрологии и сколько бы человечество ни писало на знаменах: "Свобода. Равенство. Братство", второе и третье так и останутся лозунгами. Что до свободы, за нее придется побороться, и есть среди людей такие, кто делает это всей своей жизнью. Варина Энн Бэнкс Хоуэлл Дэвис, первая леди КША (Конфедеративных Штатов Америки), на поверхностный взгляд, исповедовала диаметрально противоположные принципы. Она была, страшно выговорить, против отмены рабства. Но при этом считала,что женщины, возможно, не являются второстепенным полом и было ошибкой отказывать им в избирательном праве. Когда бы женщины имели право голоса, гражданской войны могло и не случиться.

Жена президента Джефферсона Дэвиса вряд ли могла бы претендовать на титул Мисс Популярность, для этого нужно искренне любить общество людей, а Варина всю жизнь предпочитала им книги. Нет, синим чулком не была. и о ее вечеринках отзывались, как о веселых, но той микронной грани, что отделяет индифферентное, хотя поверхностно приязненное отношение от народной любви, она не перешагнула. Может быть потому, что и не пыталась уверять людей в своей искренней любви, маскируя проскальзывающее высокомерие. У книжных девочек такое случается, а Варина Дэвис считалась самой начитанной дамой в Вашингтоне. Но это в бытность в ранге жены высокопоставленного политика. А прежде было так.

Родилась в богатой южной семье, вторым ребёнком из одиннадцати, однако выжили лишь семеро, позже горькая статистика детской смертности соберёт дань и с детей самой Варины. Не помогут ни высота положения супруга, ни возможность пользоваться услугами лучших медиков. Но вернёмся к детству героини: отец, не имевший талантов в бизнесе, однако жить предпочитавший на широкую ногу, скоро разорился, имущество и рабы проданы были с молотка, девочка выросла в достатке, но лишь благодаря помощи со стороны материнских родственников. Помните эту тему из Унесённых ветром, когда богатые плантаторы южане принимали у себя в гостях родню, которая оставалась жить на годы и десятилетия? Немудрено, что семнадцатилетняя Варина приняла предложение вдовца Джефферсона Дэвиса, который лишь двумя годами был моложе её матери. Иллюзий о неземной любви к нему девушка не питала, хотя надеялась построить с этим приятным джентльменом семейное гнездышко и прожить в достатке и согласии тихую спокойную жизнь.

Мечтам не суждено было осуществиться, потому что муж, вместо того чтобы вести жизнь плантатора, как подобало человеку его класса, вплотную занялся политикой. Оставив молодую жену под опекой своего брата. Джеффри и сам зависел от него, бывшего двадцатью годами старше и имевшего на младшего брата огромное влияние, каково же пришлось юной невестке, старший Дэвис не стеснялся в выражениях и, случалось, в глаза назвал её корыстной маленькой сучкой. В целом, жизнь была прекрасна и удивительна, первые семь лет брака, большей частью проведённые вдали от мужа, делавшего карьеру, Варина не беременела, но с переездом в Вашингтон, где сразу почувствовала себя много счастливее, чем в имении деверя, родила шестерых, трое детей умерли, не дожив до совершеннолетия.

И это чудовищная материнская трагедия, двести лет назад женщины чувствовали все не менее остро чем сегодня. Просто жизнь была другая, повседневная обыденность смерти максимально приближала нормальную жизнь к о"как на войне". Впрочем, войны в жизни героини и в чистом виде хватит. Она ещё за год до войны скажет, что не надо бы Югу ввязываться в противостояние, ресурсов для того, чтобы победить недостаточно и война окажется катастрофой. Книжные люди обычно видят ситуацию яснее и меньше подвержены военному психозу, чем остальные члены социума.

Чарльз Фрейзер, знакомый русскому читателю по Холодной горе (не путать со скандальной "Горбатой горой"), рисует свой образ Варины Дэвис, оговорившись, что книга не является биографической, и многие описанные в ней ситуации плод авторского вымысла, а диалоги и мысли героини воссозданы с опорой на её дневники и прозу (потому что к финалу жизни писатель в ней возобладал таки над читателем и помимо редактирования мемуаров мужа, Варина писала собственные воспоминания. Я не знаю, к правде или вымыслу отнести историю спасённого ею беспризорника, едва не забитого насмерть толстухой торговкой. Позже мальчик вырастет, станет журналистом и ему она поведает историю своей жизни.

Роман построен как цикл воскресных интервью, предваряющих каждую главу, автор навещает свою леди по воскресеньям в элитном пансионе, где она коротает старость после смерти мужа. А дальше следует очередная серия воспоминаний, в которых причудливо переплетаются авантюрный сюжет Золота партии, романтическая линия, ужас войны, леденящий кровь, и насколько более вольное, чем ожидаешь от исторического романа, обращение с веществами, изменяющими состояние сознания. Хотя, чего ожидать от времени, когда всякое недомогание лечили лауданумом?

Занятная и познавательная книга. А я теперь читаю Thirteen Moon Фрейзера и это вообще прелесть, что за роман.

— Здесь у нас в горах особый мир. Он изменяет людей.
Я кивнул.
— И болезнь особая, — добавил он задумчиво. — От нее острее чувствуешь жизнь. И иногда люди становятся лучше, чем были. Мистическая болезнь. Она растопляет и смывает шлаки.
— Восторженный болтун, не правда ли? — спросил кто-то позади меня.
"Три товарища" Ремарк

"Волшебная гора" одна из священных коров мировой литературы XX века, на которую всякий уважающий себя читатель рано или поздно обязан замахнуться. Их не так много, на самом деле, книг, из обязательного списка, о которых нужно иметь представление не по ридерс-дайджесту, а из собственного опыта чтения, хотя бы даже и не уразумев львиную долю высот и глубин, что открывается критикам и литературоведам; хотя бы даже общий вердикт относительно них был: "Нечитаемо!" Маншмаль, Федя, маншмаль, в смысле - надо. Ну вот навскидку: "В поисках утраченного времени"(хотя бы первую часть, "В сторону Свана") Пруста; "Улисс" Джойса; "Игра в бисер" Гессе, "Радуга тяготения" Пинчона,"Человек без свойств" Музиля, какой-нибудь из "Тропиков"Миллера.

Сподвигнуться ужо на "Волшебную гору"я давала себе задание прошлым ноябрем, когда читала "Против правил" Никиты Елисеева, который кроме того, что очень интересный критик, еще и перевел этот роман. Не знаю, как сложились бы мои отношения с книгой, доведись прочесть ее в переводе Елисеева, но достался тот, что был сделан Верой Оскаровной Станевич и Валентиной Николаевной Курелла еще в пятьдесят девятом году. И это оказалось не самым приятным чтением.

То есть, на беллетристику я и не рассчитывала, хотя, справедливости ради, "Молодые..." и "Зрелые годы короля Генриха IV" авторства старшего брата великого литератора Генриха Манна - куда как приятное чтение, мы с подружками оба тома еще в седьмом классе одолели. Томас не Генрих и трафить читателю занимательной книжкой не намерен. Книга строится на принципе: Тебя никто сюда не звал, но уж коли забрел - пеняй на себя и, как у всякого модернистского романа, сюжет имеет весьма приблизительное значение. Несомненным плюсом чего является возможность пересказать его, не опасаясь спойлером испортить читательское впечатление.

Итак, молодой человек Ганс Касторп, сирота со средствами, отправляется в горный санаторий "Волшебная гора", чтобы навестить своего кузена Иоахима, который лечится горным воздухом от туберкулеза. Ганс не намеревается пробыть там более трех недель, однако застрянет, (забегая вперед), на семь лет. Отчасти потому, что доктора заведения начнут предполагать у него заболевания, на предмет которых нужно бы обследоваться и подлечиться на всякий случай. Главным же образом потому, что встретит здесь людей, которые наполнят его жизнь более качественным, сложным, интересным содержанием, чем все, с кем имел дело "внизу".

Изолят санатория предоставит Гансу возможность более полной реализации, своего рода прообраз искусственно смоделированной виртуальности, где можно найти все, что требуется душе и телу: два наставника: просветитель Сеттембрини и выкрест-иезуит Напфа - каждый из которых придает мыслям Ганса собственный вектор, а поскольку оба пребывают в перманентом диспуте, где ни одна сторона не может одержать окончательной победы, то общение с ними избыточно утоляет ментальный голод.

Сердечная привязанность тоже имеется, куда же без нее, да не абы-какая, а самая, что ни есть Femme fatal - супруга высокопоставленного российского чиновника, киргизская аристократка мадам Шоша. Вялотекущий роман в атмосфере особенно чувственного настроя, сопутствующего, по уверениям многих авторов, чахотке, развивается до странного медленно, достигая кульминации к завершению первого тома. Ночь любви герои переживут после костюмированного маскарада, названного вальпургиевой ночью и обменяются "внутренними портретами" - рентгеновскими снимками грудных клеток. Еще прекрасная дочь чингизидов подарит Гансу серебряный карандашик (в пару к уже имеющемуся у него карандашу фаллических размеров и очертаний - дару бывшего одноклассника к которому Ганс неровно дышал. После чего дама покинет Волшебную гору, оставив поклонника.

Ее отъезд совпадет по времени с возвращением в мир Иохима, которого атмосфера санатория глубоко угнетает. Он военный и вернется в полк, несмотря на предостережения и угрозы врачей. Парадоксальным образом, больной юноша покидает санаторию, а его здоровый кузен остается там, не в силах расстаться с зачарованным миром (хотела сказать "под холмом", но тут с точностью до наоборот, хотя аналогия ясна). Вернутся они тоже почти одновременно. Иоахим, болезнь которого перейдет в необратимую стадию, приедет умирать. Блистательная Клавдия Шоша прибудет в сопровождении господина Пепперкорна, в высшей степени харизматичного магната, который немедленно станет новым центром притяжения Волшебной горы.

Не останется равнодушным к очарованию седовласого Гэтсби и наш герой (хотя как по мне, манера Пепперкорна изъясняться многозначительными недомолвками более всего напоминает "телеграфный" стиль Джингля из диккенсова "Пиквикского клуба". Пепперкорн, кроме прочего,знаток различных ядов и он не найдет ничего лучше, чем картинно покончить с собой посредством шприца, филигранно выполненного из драгоценных материалов в виде имитации змеиных челюстей. Стоит ли уточнять,что введенный яд тоже будет змеиным.

В этом, как мне представляется, основная метафора "Волшебной горы": мелкие люди, мающиеся бездельем, придумывающие способы бегства от жизни в придачу к тому, какое уже совершили, приехав сюда. Пустота, многозначительно раздувающая щеки в тщетном желании стать значительной. Нечто, что хотело бы быть Касталией, но до дивного нового мира, созданного гением Гессе в "Игре в бисер" героям, как и их автору, далеко.

Тебе – все самое родное
И драгоценные дары Аравии,
Чего же сердце ноет?
О, Мэделин, женись на мне,
Ведь вправе я.

Мне кажется, что он делает это специально, потому что не может отказать себе в удовольствии стебануться над читателем. Я сейчас о переводчике этой, и многих других отличных книг, которых без Максима Немцова и Шаши Мартмы не узнали бы. Давно и целенаправленно читаю Немцова, и знаю, какими потрясающе поэтичными могут быть его переводы прозы, "4321" Пола Остера самое яркое, глубокое, горько-нежное читательское впечатление этого года. Помню, как легко и без малейших видимых усилий дается ему словесная эквилибристика с переводами сложной интеллектуальной прозы Пинчона, и каким фонтанирующе хулиганским предстал в его интерпретации Бротиган. Немцов может быть очень разным, наверно такого рода стилистическая переимчивость, способность к языковой мимикрии и есть свойство хорошего переводчика. С Джонатаном Коу бесхитростно-повествовательный, Так-то прежде этого писателя не читала, только слышала о нем.

Может быть "Карлики смерти" не самая удачная вещь для начала знакомства с писателем, может нужно было выбрать "Случайную женщину", "Дом сна" или "Клуб ракалий", но уж очень понравилось название. И кажется, я не прогадала. Уильям молодой музыкант, приехавший в Лондон из своего провинциального Шеффилда, чтобы поймать за хвост удачу. За плечами благополучное детство в приличной семье, занятия музыкой, учеба в колледже. Помолвка с подругой детства, позже расторгнутая по обоюдному согласию, просто любви не было, а то, что принимали за нее, истаяло. И вот он едет.

Как-то все само собой устраивается, находится квартира на паях с сестрой жены его наставника. Девушка работает ночной машинисткой в пишбюро и по ночам отсутствует, а днем большей частью спит. Они и не видятся, и следовательно, не раздражают друг друга, как могли бы раздражать два чужих человека. вынужденных делить ограниченное пространство. Общаются посредством записок в блокноте на кухонном столе. И работа нашлась. Непыльная, хотя и с мизерной оплатой – продавец музыкального магазина. Ну так это же временно, пока не прославятся.

Хотя с тем составом группы, в котором Уильям вынужден играть,грядущий успех более,чем сомнителен. Чего стоит один только барабанщик, который зарабатывает на основной работе раза в четыре больше каждого из членов группы и страшно трясется над своей ударной установкой, но любой ритм в его исполнении звучит как "бум-ца-ца, бум-ца-ца", ну или что-то в этом роде. Отстойные, короче, музыканты. Но ничего, директор обещает свести нашего приятеля с другой своей группой, им как раз нужен клавишник. Те ребята получше будут.

Те ребята получше, только музыка, которую они играют – пожар в Бедламе. А композиции, которые сочиняет Уильям, тяготеют к старой доброй мелодичности, да тут еще эта история с их вокалистом. Мальчишка совершенный ребенок в свои восемнадцать, дурак дураком, заподозрил владельца дома, который предоставил им для репетиций общий директор двух групп, в наркодилерстве и вознамерился кинуть его поставщиков, заграбастав большую партию товара без оплаты. Надо же было такому случиться, что глупого юнца убивают на глазах Уильяма... двое карликов.Он свидетель, на огромной скорости несущийся навстречу тому, чтобы оказаться главным подозреваемым.

А тут еще эта глупейшая неопределенность с Мэделин. Она самая красивая, шикарная и стильная девушка из всех, кого герой знал, и они встречаются уже полгода. За это время успели побывать в куче этнических ресторанчиков, что совсем не по карману Уиллу, и даже на "Призраке оперы", пробившем в его бюджете изрядную брешь. Но еще не спали вместе. Да-лан, неужто такое динамо впрямь возможно? Возможно, когда ты молод, романтик и влюблен. Я все время вспоминала "Разбитую музыку" Стинга, ту часть, где рассказывается о его попытке покорить музыкальный Лондон. То же время, тот же талантливый провинциал. Но с ним была любимая. Которая верила в него, помогала, делила тяготы. Ну и конечно толика везения, это не считая огромного таланта. И еще есть такая книга "Билли-Враль" Уотерхауса , ее тоже люблю. В "Карликах смерти" что-то от обеих историй. Качественная проза. За тем же и беру читать переводы Немцова.