Одно из самых сложных в попытках хоть что-то понять в этой жизни - это понять смысл глагола "есть". Настоящее понимание начинается с особой операции - с феноменологической редукции. Если по-простому, то это временный отказ от навязанного извне поясняющего говорения. Возврат к непосредственному восприятию, к фактам. Отец наш Гуссерль так и говорил, - "Назад к вещам". Сделать это не так просто. По той причине, что без речи мы... как бы это сказать... ну тупые мы без речи. Как рыбы. Вот к этой тупости и надо прорваться. Например, попробовать послать нахер глагол "есть". Какое ещё "есть"? Ничё непонятно. Нахер. Попробуйте. Видите монитор перед собой? Теперь отвернитесь. А теперь видите? Опять повернитесь. О!, откуда взялся!? Шайтан!  
    Другими словами, прежде всего есть опыт. Феномены. Факты. Вещи. Но если вы до сих пор ещё не впали в самадхи без семян, то задайтесь вопросом - что такое "есть" монитора? Стола, стула, стены напротив. Так вот, дело в том, что вещи не есть как какая-то повисшая вечность. Они становятся. Появляются хрен знает откуда и мельтешат перед восприятием. Сделаем сильное допущение. С допущениями вообще-то всегда надо быть настороже. Помнить, что ты их допустил в сознание, и ты же можешь их послать... да, нахер. Так вот сильное (мощное, чреватое серьёзными последствиями) допущение - вещи есть. Что это такое? Что это значит? Сам по себе глагол "есть" бессмысленнен. Нет никакого "есть" без вещей. Без того, что стоит за именем существительным.   

Тщетны все обозначенья,
Чем манит, страшит она, -
Лишь когда благодареньем
Жизнь сбылась, в ней есть цена.
                                 И.В.фон Гёте

    Чтобы понять что такое причастность, необходимо напрячь свойственное нам некое умное чувствилище. А подсказка лежит именно в указанном мной парадоксе. Я приемлю этот яростный мир. Я причастен ему. Но я же и вырван из его пут, я не есть просто сущее, наподобие камня или собаки. Но я же и часть этого мира, не большая чем пёс или валун.
    Странно устроена психика современного человека; человека, как мы его знаем. Как только он начинает рефлексировать собственный жизненный мир, он, человек, сразу помещает себя в центр особого пузыря восприятия, как-бы кокона, который вращается вокруг центра-субъекта. Человек говорит себе - "Вот мой жизненный мир. Мой". И становится его центром. Это кажется настолько естественным, что чаще всего уже не рефлексируется. Мой мир и всё тут. Другая крайность - человек казалось бы отбрасывает свой эгоцентризм и начинает воспринимать себя малой мошкой в огромном космосе. Такой поборник онтологического сервилизма, в своём псевдосмирении или даже отчаянии, просто косвенно подчёркивает антропоцентризм модерна. Модерна, редуцирующего мир до огромной, чётко устроенной машины. Впрочем, ныне в моде организмические модели универсума. Но по здравому разумению, это мало что меняет; над умами по-прежнему властвуют метафоры постава. Эта плен такого видения, при котором мир, так или иначе, определяется человеческой волей и воображением. Будь-то гармонический лад языческой Аркадии и её эротических пантеистических метаморфоз, или жуткая реальность всемирного МетрОполиса, населённого механическими големами. По мне, так это компенсаторный маятник, раскачанный логикой метафизического постава.