Увидел у отца Андрея

БАБКА
В храме девушка стояла
И молилась горячо.
Кто-то свечку передал ей
Через левое плечо.

Тут, хромая, к ней со скрипом
Баба Фрося подошла
И прошамкала беззубо:
"Зря ты свечечку взяла!

Это бес тебя попутал.
Это, знай, тяжелый грех.
Ты клади теперь поклоны
Сорок раз. Земных. При всех!"

Ясно - девушка смутилась,
Говорит, раскрыв глаза:
"Я ни в чем не виновата.."
Даже в голосе слеза.

Баба Фрося ей: "А как же?!
Ты взяла свечу рукой
Через левое :shock: плечо, ведь.
Это грех сугуб, ой-ой!"

Та внезапно рассмеялась
И спокойно ей в ответ:
"Это ж древний предрассудок.
Сумрак, принятый за свет!"

Тут, поняв, что ей не верят,
Открывает баба рот,
Покраснела, задымилась
И на девушку орет:

"Как понять такие речи?!
В храме Божьем произвол!
Ну-ка, быстро на колени
И смиренно лбом об пол!"

На истерику старушке,
Не сказавши слов плохих,
Дальше девушка молилась
Пред иконами святых.

Ну, а бабка пеной брызжет
И на весь бел свет вопит:
"Ах ты, ведьма! Ах, бесовка!"
От натуги аж хрипит.

Увели под белы руки
Наконец ее домой,
Дабы в ревности безумной
Не страдала ерундой...

Ну, а девушка стояла -
Нерушимая стена.
А чего ей волноваться -
Настоятеля жена!


Дмитрий Васильев

фото: kiyevskiy_drug

Наследием и собственными «трудами» приобретенная особенность человеческой жизни - повседневное наслоение забот и проблем, за которыми трудно отыскать Христа.
Даже поговорка по этому поводу появилась. Помните?
«До Бога высоко, до царя далеко»

Мы знаем, что Бог есть, молимся ему, в храм ходим, но на службе, раз за разом, вынуждены возвращать себя в богослужебную реальность и даже малейшее "не так, как всегда" мешает сосредоточится на молитве, вызывает раздражение и неприятие.
Да что там в храме! Дома, за укороченным молитвенным правилом, понимаешь, что опять не с Богом, а сам с собою рассуждаешь.
Лишь только тогда, когда припечет, заколет или "достанет" вырывается искреннее: "Господи, дай!".
Он дает и помогает. Мы принимаем очередной дар и забываем сказать "спасибо".
Некогда! Потом!

Но каждый год наступает именно то время, когда это "потом" вполне можно реализовать.
Великий пост.
Святая Четыредесятница.
Наша десятина Богу.
Теперь и только теперь, можно и нужно выбросить из головы гордое: "Я хозяин своей жизни" и перестать петь советскую песню: "Нам нет преград ни в море, ни на суше". Пора прекращать смешить Бога своими собственными планами, где алфавит исполнителей начинается с "Я" и этой же буквой заканчивается.

Что "ТЫ"?
Тебя то и писать надобно с маленькой буквы, просто: "ты".
Вот когда к Богу придешь, не потонув в житейском море оттого, что засмотрелся на смазливые чресла греха, в гавань Света Тихого войдешь, тогда и будешь с заглавной буквы...

А ведь хочется доплыть благополучно. Очень хочется.
И вы знаете, это сделать можно.
В конце концов, что бы прожить, достаточно хлеба и воды, а что бы еще и спастись надобно добавить к этому скромному набору молитву и любовь. Хлеб и вода в наличии присутствия, молиться умеем, а что бы любить по-настоящему, изначально простить надобно.
Всех. Особенно близких. Тех, кто рядом спит, живет и работает.
Трудное это дело: простить всех, кто тебя окружает.
Ведь тогда получается, что никто не виноват в твоих собственных неудачах, ошибках и грехах. И нужно оставить привычное оправдательное предисловие "Если бы не он (она, они), я бы..."

Опять сложности.

Но ведь я христианин. Православный.
И прекрасно знаю, как апостол Христов просил, криком кричал: "Ибо ныне ближе к нам спасение, нежели когда мы уверовали. Ночь прошла, а день приблизился: итак отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света" (Рим.13:11-12).
Так неужели мне не под силу сделать хотя бы тысячную долю того, о чем умолял апостол Павел и чему учил Господь?
Давайте в очередной раз попытаемся.
Постараемся.
Потрудимся.
Время то "благоприятное" наступает....

Простите и благословите меня грешного!

Перед постом, в феврале и о днях крымских...
На улице метель. Наверное, последняя и оттого особенно холодная и злая.
Увидел в ленте фото ялтинское и захотелось свои посмотреть.
Много их накопилось, с Крымом связанных.
Благодатное место.



Заходите в альбом, лето вспомните...
Потеплеет.

Православие и Мир

выложило моё, уже давненькое

Слово Исповеди




В каждом слове бездна пространства,
каждое слово необъятно…
Гоголь Н.В.

Есть в храме Божием особое место – исповедальный аналой. Именно здесь слова о грехе, который в своей изощренности и разновидности многолик и многообразен, становятся объективной реальностью. Если слова эти произносятся с искренним покаянием и смирением, а грешная душа и скорбящее сердце стремятся к удивительному состоянию стать «паче снега убеленными», то можно наблюдать чудо: к аналою с крестом и Евангелием подходит поникший и расстроенный грешник, а после исповеди и разрешительной молитвы, уходит иной, преобразившийся человек, готовый вместить в себя Христа.

Плач о грехах заповедан Господом. Блаженны плачущие, ибо они утешатся (Мф. 5, 4). Но для утешения одних слез не достаточно. Необходимо слово покаяния и слово разрешения. Если под священнической епитрахилью слышишь лишь всхлипывания и сокрушения со скороговоркой «грешна (или грешен), батюшка во всем», то это далеко не исповедь. Это не слезы раскаяния, а просто сожаление о содеянном, тем более, когда обуревает страх о наказании.

Грех конкретен и четко выражен, так же конкретно должно быть и слово о нем. Иначе миазмы толком не исповеданного греха обязательно дадут себя знать в ближайшем будущем. Именно поэтому вполне оправдана практика, если кающийся растерян, скован или не может по ряду причин четко изложить свои преступления пред Богом, попросить его записать грехи на бумаге. Не надобно забывать и то, что врагу мира сего крайне неприятно видеть кающегося грешника. Понимая, что он лишается потенциального союзника, лукавый чинит препятствия до последнего покаянного вздоха.

Чувства и слово помогают друг другу, но все же приоритет остается за вторым, недаром в одной из молитв перед исповедью говорится: Сам яко Благ и Незлобивый Владыко, сия рабы Твоя словом разрешитися благоволи. Покаянный плач дело хорошее, но за слезами должно быть понимание тяжести падения, решимость бороться с этим грехом и словесное подтверждение принятого решения.

И вот здесь, когда становится понятен приоритет слова, появляется новый камень преткновения – многословие, за которым стоит в большинстве случаев или желание оправдать свой грех, или чисто психологическое стремление «выплакаться». Тем более, что в лице священника исповедник часто находит молчаливого слушателя, вместе с ним вздыхающего, сочувственно кивающего, да еще и успокаивающего. Отрицать и избегать пастырского сочувствия конечно не надо, но необходимо и держать в уме евангельское:

«За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Мф. 12, 36-37).

Так уж устроен человек, что согрешив, он ищет себе оправдание. Это не порок дня нынешнего. Начало положил наш прародитель Адам, когда после собственного греха он изначально обвинил в нем Еву. А затем и Бога, за то, что Он дал ему эту жену (см. главу 3 Бытия).

Лишнее слово пред Евангелием на исповеди может повредить раскаянию, сделать его лишь повседневным сожалением и не преобразит душу. За многоглаголаньем теряется четкий смысл греха и обычно из состояния «я грешен» следует невидимый переход в безликое сожаление «мы грешны».

Споры и дискуссии о том, как подробна должна быть исповедь идут со времен давних и, наверное, не прекратятся до дней последних, но вывод из них можно сделать уже сейчас: исповедь должна быть настолько подробной, чтобы ее понял священник.

Всё. Иного не надо.

Не редки сетования наших прихожан на то, что одних священник исповедует подолгу, а на других, казалось бы, только епитрахиль положил и уже молитву разрешительную читает.

Здесь не нерадения батюшки и не желание выделить кого либо из кающихся. Просто одни приходят и говорят «слово», четкое, конкретное и покаянное, а вторые устраивают из Таинства монолог с перечнем причин, последствий и влияний греха на всех, кого знают, любят или отвергают. Этот театр одного актера, особенно в исполнении человека, которого исповедующий священник видит первый раз в жизни, не только затягивает исповедь, но и очень часто не приводит ни к какому результату. Итог предсказуем: священник превратился в психолога, исповедующий гордится своей смелостью и радуется, что его наконец то выслушали, а Бог остается в стороне. Покаяния ведь не было. Вернее, те ростки искреннего сожаления и стыда забетонированы потоком оправданий и обстоятельств.

Несомненно, многие из нас часто испытывают желание о котором эти поэтические строки:

Но ведь столько раз в любом кричало

и шептало это же начало:

“Граждане, послушайте меня…”

Граждане не хочут его слушать,

гражданам бы выпить да откушать.

Действительно, в сегодняшнем мире прагматизма, рациональности и современных технологий очень часто перемолвится даже двумя искренними словами можно только с компьютером в интернете, да и то зашифровав себя псевдонимом. Все болеют собой и своё «я» является приоритетом в жизненной повседневности, но исповедальный аналой не телевизионное шоу, куда приходят излить душу по ранее написанному сценарию. Иное это место. Страшное своей голой, неприкрытой откровенностью зла и великое по результату. Сам Господь устами священника говорит: «и аз, недостойный иерей, властию Его мне данною, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих».

Священник предстоит пред Богом у престола церковного, совершая Евхаристию. Верующему чаду церковному тоже дано это право, оно реализуется именно на исповеди. Поэтому здесь, под священнической епитрахилью, пред Крестом и Евангелием каждое слово должно быть правдиво, искренне и достойно Того, с Кем разговариваешь.

Надобно помнить апостольское: «Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело». (Иак.3:2)

Бережно, целомудренно обращаясь с бесценным даром слова, мы в результате становимся сородником Самого Божественного Логоса, Воплощенного Слова, – Господа нашего Иисуса Христа.

:0))))



ежели в постовой номер газеты поставлю, пойдет?

к вселенской поминальной субботе



Не столь давно ездил освящать дом благополучного и материально обеспеченного семейства.
Красивый особняк с дорогой мебелью, продуманной планировкой и оборудованный всем необходимым для комфортной жизни. Особняк украшали практически определившиеся два взрослых чада, солидный хозяин и вполне соответствующая ему хозяйка.
Живут в доме уже не первый год, поэтому, когда после освящения пригласили отобедать, то первое о чем спросил хозяев в завязавшемся за столом разговоре: что стало причиной освящения дома?
Вопрос вполне естественный, так как среди прихожан я их никогда не видел, а с главой семейства общался лишь в его большом рабочем кабинете.

- Понимаете, батюшка, у нас год назад умер отец, - начала повествование хозяйка. – Все было благополучно, но вот уже прошло почти два месяца, как он стал к нам ночью приходить.
- Ко всем сразу или к кому то конкретно? – встрял я с вопросом.
- Да всех он пугает – вступила в разговор дочь семейства, - вот, только к папе раньше не заходил никогда…
- Что, и вы его видели? – обратился я к главе дома.
- Видел. Как вас вижу, видел – ответил он и продолжил. – Знаете, отец, я не верил раньше рассказам ни жены, ни дочек. Думал это у них женские фантазии какие то. Фильмов насмотрелись, да книжек начитались, вот и чудится несусветное. А здесь, на тебе, просыпаюсь три дня назад, я обычно в своей комнате сплю, от чувства, что на меня кто-то пристально смотрит. Открываю глаза – рядом отец покойный что-то мне говорит. Голос слышу, а слова понять не могу… Я даже испугаться толком не успел. Поднялся переспросить, что ему надо, он тут и пропал, как растворился куда-то. Лишь потом до меня дошло, что отца уже год как похоронили.

- Вы его хорошо рассмотрели? – спросил я.
- Да, как вас вижу, - ответил хозяин.
- Понимаете, я когда отдыхать ложусь, телевизор включаю и засыпаю под его бормотание. Если жена не придет, не выключит, он у меня до утра работает. Вот и в ту ночь, когда отец приходил, телевизор работал…
- Знаете, батюшка, не страшно, когда его видишь ночью, - вступила в разговор вторая дочь. - Но вот потом, когда он пропадает, такой, иногда, ужас накатывает… Мы с сестрой раньше по своим комнатам отдельно спали, а теперь вместе. Боимся.
- Действительно испугаешься, - подумал я.

Расспросил, как и отчего умер их дед и отец, отпевали ли. Оказалось, что о смерти своей покойный говорить начал месяца за два, хотя внешне образ его жизни ничем не изменялся. Все думали – чудит дед. А он возьми и умри, прямо в кресле, после обеда с альбомом в руках. Для всех это было столь неожиданно, что и поверить не могли: вот только что с ними говорил за обедом, а тут уже и нет его…
Священника отпеть на кладбище приглашали, но тот отказался ехать, сказал, что там, где трубы с литаврами, ему со своими псалмами делать нечего. Предложил землю с кладбища в храм принести, да и отпеть – «заочно». Так они и поступили.
- Не молились больше о нем дома или в храме?
- Да не научены мы молиться, батюшка. Жена ходила на сорок дней, службу заказывала – начал объясняться хозяин, - да дочки, когда отец начал по комнатам ночью ходить, к вам в храм забегали. Свечи за упокой ставили.

Рассказал я всем им, как поминать надобно, молиться попросил о благополучии души деда своего, да и поехал на приход.
На поминальную субботу, увидел я в храме всю женскую половину того семейства. Уже после панихиды подошел к ним с мыслью, что опять неблагополучно в их доме и оказалось, что ошибся. Вот, что они мне рассказали.

После моего ухода, долго обсуждали в семье происходящее и неожиданно, каждый в отдельности и все месте, вспомнили, что покойный как будто, что-то об альбоме им говорил. О том альбоме с фотографиями, с которым он в руках и умер. Открыли они этот альбом и там, среди пожелтевших листов и ветхих снимков с их далекими предками конвертик лежит, а в том конверте записка к сыну, невестке и внучкам, что-бы когда он умрет, его обязательно отпели, но только не с именем Григорий, а как Дмитрия. Именно так его когда-то окрестили, но так уж сложилась жизнь, что стал он Григорием…
Отпели мы приснопоминаемого Димитрия, в синодик храмовый его записали и не беспокоит он больше семью моих новых знакомых, да и в храм они теперь приходят, о нем и о себе молятся…

Служил сегодня в соседнем приходе.
После службы мальчик-алтарник за рукав дёргает:
- Батюшка, вас там в храме парень ждёт.
Выхожу и вижу своего старого приятеля, который по храмам уже с пол-года ходит, и всегда вопросы задаёт.
Да и ни один прямой эфир на TV без его вопрошений не проходит.
Но то что он у меня спросил сегодня, ввергло в ступор.
- Вот скажите, отец Александр, вы ведь недавно в телевизоре говорили, что НЛО это одно из проявлений зла.
- Говорил, - отвечаю.
- Так почему же вы о пришельцах молитесь?
Смотрю на него с мыслью, что это шутка какая-то. Оказалось он не шутит. Вполне серьёзно на меня смотрит.
- Это где же мы и как за гуманоидов молимся? - спрашиваю.
Открывает мой любознательный собеседник всем известную книжицу: "Всенощное бдение и Литургия" и ногтем подчёркивает фразу:
"Господь хранит пришельцы, сира и вдову приимет, и путь грешных погубит"
Начинаю объяснять, что в данном случае "пришельцы" это далеко не гуманоиды, а сам думаю:
- Это же надо, уже почти четверть века в Церкви и ни разу подобной мысли при пении этога стиха из псалма не появлялось, а тут на тебе!