Усни, мой совенок, усни!
Чуть брезжат по чумам огни, -
Лапландия кроткая спит,
За сельдью не гонится кит.
Уснули во мхах глухари
До тундровой карей зари,
И дремам гусиный базар
Распродал пуховый товар!
Полярной березке светляк
Затеплил зеленый маяк, -
Мол, спи! Я тебя сторожу,
Не выдам седому моржу!
Не дам и корове морской
С пятнистою жадной треской,
Баюкает их океан,
Раскинув, как полог, туман!
Под лыковым кровом у нас
Из тихого Углича Спас,
Весной, васильками во ржи,
Он веет на кудри твои!
Родимое, сказкою став,
Пречистей озерных купав,
Лосенку в затишьи лесном
Смежает ресницы крылом:
Бай, бай, кареглазый, баю!
Тебе в глухарином краю
Про светлую маму пою!
* * *
У горенки есть много таин,
В ней свет и сумрак не случаен,
И на лежанке кот трехмастный
До марта с осени ненастной
Прядет просонки неспроста.
Над дверью медного креста
Неопалимое сиянье, -
При выходе ему метанье,
Входящему - в углу заря
Финифти, черни, янтаря,
И очи глубже океана,
Где млечный кит, шатры Харрана,
И ангелы, как чаек стадо,
Завороженное лампадой -
Гнездом из нитей серебра,
Сквозистей гагачья пера.
Она устюжного сканья,
Искусной грани и бранья,
Ушки - на лозах алконосты,
Цепочки - скреп и звеньев до ста,
А скал серебряник Гервасий,
И сказкой келейку ускрасил.
Когда лампаду возжигали
На Утоли Моя Печали,
На Стратилата и на пост,
Казалось, измарагдный мост
Струился к благостному раю,
И серафимов павью стаю,
Как с гор нежданный снегопад,
К нам высылает Стратилат!
Суббота горенку любила,
Песком с дерюгой, что есть силы,
Полы и лавицы скребла
И для душистого тепла
Лежанку пихтою топила,
Опосле охрой подводила
Цветули на ее боках...
Среда - вдова, Четверг - монах,
А Пятница - Господни страсти.
По Воскресеньям были сласти -
Пирог и команичный сбитень,
Медушники с морошкой в сыте,
И в тихий рай входил отец.
"Поставить крест аль голубец
По тестю Митрию, Параша?"
"На то, кормилец, воля ваша"...
Я голос из-под плата слышал,
Подобно голубю на крыше,
Или свирели за рекой.
"Уймись, касатка! Что с тобой?
Покойному за девяносто..."
Вспорхнув с лампады, алконосты
Садились на печальный плат,
И была горенка, как сад,
Где белой яблоней под платом
Благоухала жизнь богато.
* * *
Ей было восемнадцать весен,
Уж Сирин с прозелени сосен
Не раз налаживал свирель,
Чтобы в крещенскую метель
Или на красной ярой зорьке,
Взыграть сладчайшее люблю...
Она на молодость свою
Смотрела в веницейский складень,
При свечке, уморяся за день,
В большом хозяйстве хлопоча.
На косы в пядь, на скат плеча
Глядело зеркало со свечкой,
А Сирин, притаясь за печкой,
Свирель настраивал сверчком,
Боясь встревожить строгий дом
И сердце девушки пригожей.
Она шептала: "Боже, Боже!
Зачем родилась я такой, -
С червонной, блёскою косой,
С глазами речки голубее?!
Уйду в леса, найду злодея,
Пускай ограбит и прибьет,
Но только душеньку спасет!..
Люблю я Федю Стратилата
В наряде, убраном богато
Топазием и бирюзой!..
Егорья с лютою змеей, -
Он к Алисафии прилежен...
Димитрий из Солуня реже
Приходит грешнице на ум,
И от его иконы шум
Я чую вещий, многокрылый...
Возьму и выйду за Вавила,
Он смолокур и древодел!.."
Тут ясный Сирин не стерпел
И на волхвующей свирели,
Как льдинка в икромет форели,
Повыьел сладкое "люблю"...
Метель откликнулась: фи-ю!..
Параша к зеркалу все ближе,
Свеча горит и бисер нижет,
И вдруг расплакалась она -
Вавилы рыжего жена:
"Одна я - серая кукушка!..
Была б Аринушка подружка, -
Поплакала бы с ней вдвоем!.."
За ужином был свежий сом.
"К Аринушке поеду, тятя,-
Благославите погостить!"
"Кибитку легче на раскате, -
Дорога ноне, что финить,
В хоромах векше не сидится!.."
Отец обычаем бранится.
|
|
|
|
|
|
|
