Мы ощущали себя соотечественниками, франкофильными эмигрантами в советской России.

Для кого "Парижские мальчики в сталинской Москве"? Наверно для всех, кто в детстве восхищался "Золотым ключиком", а позже читал и смотрел "Хождение по мукам". Стоп, ты о чем сейчас, где Красный Граф и где Цваетаева-Эфроны? Ну, на самом деле, все они сейчас примерно вместе, и уж точно, ближе друг к другу, чем можно было бы предположить, исходя из разницы в занимаемом при жизни положении. А общего, ну хотя бы, что все они репатрианты, все в своей время вернулись из эмиграции на родину.

Дмитрий Быков говорит, что всякая нация порождает свой устойчивый тип, по которому в значительной мере судят о ней: британский полковник, немецкий философ, французский любовник. Русский эмигрант. Тот, что покинул страну и более-мере удачно ассимилировался в другой, но все продолжает грустить о родных берегах и березах. Абсолютное большинство предпочитает делать это издали но есть те, кто рискует вернуться, и вот тут предсказать результат сложно. Возможно окажешься вознесен к вершинам славы и благополучия, обласкан властью, увенчан лаврами и объявлен живым классиком, как это было с Толстым и Горьким.

Не менее реален иной вариант. бесприютные скитанья, арест допросы с пытками, лагеря, расстрел, петля (обещать, не значит исполнить, знаете ли). Как для Марины Ивановна и ее близких. Книга Сергея Белякова, в общем, об этом, и в первую очередь заинтересует поклонников Цветаевой, для кого не пустой звук имена ее близких и людей, вовлечённых в сферу притяжения ее личности. Признаться, к их числу не принадлежу, я люблю Ахматову, и конечно, спорить о вкусах бессмысленно. Но читала цветаевского много и ещё больше читала о ней. Так уж вышло, что на эту тему довольно интересного написано.

Книга Белякова не исключение, хотя посвящена в первую очередь Муру, таково было домашнее прозвище сына Цветаевой и Эфрона, под этим именем он вошел в историю русской литературы двадцатого века. Дмитрий Сеземан, второй парижский мальчик, о котором рассказывает книга, выглядит в сравнении с ним более, чем скромно, и не потому, что первый был сыном звезды русской литературы, а второй, хотя и внук академика принадлежал к числу людей куда мере публичных.

Тут дело в том, что Мур все время вел дневники, это помимо тяготения к эпистолярному жанру и колоссального числа оставленных по себе писем. В то время, как Сеземан благородному греху графомании не был столь привержен, и знаем мы о нём гораздо меньше. Связывало двух этих подростков, кроме принадлежности по праву рождения к интеллектуальной элите, кроме того, что оба большую часть жизни прожили в Париже, ещё и то, что дружили, много времени проводили вместе, читали одни книги, слушали одну музыку, смотрели одни фильмы. Случалось, ссорились на всю жизнь, но позже всякий раз мирились.

Я сказала, что "Парижские мальчики в сталинский Москве" адресованы в первую очередь поклонникам Цветаевой и русской литературы середины прошлого века, но это не совсем так. Книга даёт живую красочную и яркую панораму московской жизни конца тридцатых, начала сороковых во множестве ее проявлений, и дарит удивительный эффект присутствия. Ты словно бы сама гуляешь по Парку Горького с его аттракционами, лекториями, зелёными библиотеками, очередями в столовые и уютными террасами ресторанчиков. А праздники, боже. как хороши праздники страны победившего социализма. А чего стоят сравнительный экскурс в заработки представителей различных сфер тогдашней жизни и того. что они могли себе на эти деньги позволить. И жуткое, от которого до сих пор потряхивает, описание московской паники шестнадцатого октября сорок первого. Что-то я об этом уже слышала, но так подробно и страшно - никогда.

И это главное достоинство книги. Она не только хорошо рассказывает о героях, но дарит объемный, насыщенный деталями и замечательно интересный взгляд на эпоху. И теперь, когда я знаю, насколько важна роль редактора в том, каким произведение предстанет перед читателем, не могу не сказать, что все книги под редакцией Алексея Портнова дивно хороши.

мой мозг просто горит в огонии!!!

Это бомба, товарищи. Спросите меня зачем нужны соцсети, и я отвечу: затем, чтобы разместив пост о литературной премии, открывшей в своей библиотеке доступ к произведениям номинантов, получить комментарий: "Спасибо за информацию, я давно нацелилась на "Стрим"Ивана Шипнигова". И, не имея до того ни малейшего представления ни о книге, ни об авторе, тоже взяться читать.

Поначалу оторопев от лексики и гадая, неужто так оскудела редакторами и корректорами земля русская? Понемногу начать догадываться, что дело в стилистическом приеме имитации просторечия. Догадка перерастет в уверенность, когда в начале очередного абзаца встретишь красивое слово "вообщем". И тогда начнешь смеяться. Не-ет, не смеяться, хихикать, хохотать, гоготать, рыготать, ржать. Практически безостановочно.

Что ж они там такого смешного делают? В том-то и дело, что ничего. Источник веселья лексика, и вот тут стоит уточнить, я не принадлежу к числу людей с особенно тонкой нервной организацией, но все, что касается работы со словом занимает меня необычайно. От хорошего текста получаю удовольствие, сравнимое с доставляемым гурману изысканным блюдом, меломану прекрасной музыкой, а сластолюбцу качественным сексом с объектом долгого вожделения. Просто такой талант, в каждого положен свой, в меня - оценивать написанное. И заявляю со всей ответственностью: это немыслимо хорошо.

Сюжет незамысловатый и, задайся целью пересказать, воображения не поразит. Отчасти "Бедные люди", "Идиот", "Преступление и наказание" Достоевского, частью "Анна Каренина" с "Войной и миром" Толстого, "Невский проспект" и "Записки сумасшедшего" Гоголя, довольно много "Бесприданницы" Островского - все в антураже сегодняшнего спального района. Сказать о героях, что они простоваты, значило бы сильно польстить. На самом деле, Наташа и Леша являют собой человеческий аналог амебы (хотя оскорбились бы подобной аттестацией). Они снимают на паях московскую двушку, изредка пересекаясь в местах общего пользования, и до определенного времени никаким образом не взаимодействуют.

Продавщица обувного бутика Наташа красотка, нацеленная на поиск богатого покровителя. Бухгалтер Леша, как бы поделикатнее, в общем, лошпед: зарабатывает смешные, по московским меркам, деньги, львиную долю отдает за аренду, мизерный остаток оставляет в демократичной "Пятерочке", гордится собственной практичностью и о высоком до поры не помышляет. Пока, в привычном заблуждении российских мужчин, что всякий из них сам по себе лучший подарок любой женщине, не решает пригласить соседку на свидание.

То, как Наташа расценит неожиданный интерес, вызовет первый, хотя далеко не единственный, взрыв смеха, станет двигателем сюжета и введет в повествование Настю. Филологическая дева в классическом изводе: окончила филфак, работает копирайтером в турагентстве и ужасно надоела родителям, которым жить с дочерью кидалтом под тридцать от знакомых неудобно. В общем, случится так, что кубанская краса Наташа станет снимать квартиру в руммейт с мышкой серой-несмелой Настей, это послужит причиной многих коллизий, пересказывать которых я не буду, да и не они здесь главные.

А что? Язык. Главный герой "Стрима" великий, могучий, правдивый свободный, который один был нам опорой, далее по тексту. Шипнигов немыслимо хорош с языком - правда. Но это далеко не вся правда. Он не только создает посредством внутреннего монолога героев зримые живые образы, он рисует, пользуясь этим инструментом, картину реальности. Да, несколько иллюзорной и субъективированной но кто из живущих может с уверенностью утверждать, что обладает полным и целостным знанием о мире?

Самое время сказать об основном приеме. Это поток сознания, оформленный как письменная речь с сохранением синтаксиса и орфографии говорящих. То есть, формат аудиокниги противопоказан, в нем это потеряло бы половину обаяния. Недалекий и напрочь лишенный брутальности Леша; маскирующая неуверенность в себе бредом о самодостаточности Настя; Наташа, которой этой самой уверенности отсыпано с избытком, но уровень общей культуры в районе полуподвала; квазифеминистка Вика; совершенный Свидригайлов Владислав Эдуардович; пенсионер Владимир Георгиевич, неуловимо похожий на Макара Девушкина.

Так всего не расскажешь, это надо читать. Это НАДО читать.

- Есть много людей, не любивших Алана.
-Есть много людей,которые не любят многих других людей, но при этом не убивают их.

Когда приходит время идей, они витают в воздухе. "Сороки-убийцы" вторая в этом году книга, в которой внезапная смерть автора популярного книжного сериала заставляет редактора дописывать роман. Первой была "Позже" (Later), и если история Стивена Кинга решена в мистическом ключе, то писатель, к которому Фонд наследия Конан Дойла обратился с предложением написать новый роман о Шерлоке Холмсе - ожидаемо сделал детектив.

Кстати, "Дом Шёлка", который он тогда написал, мне очень нравится. Но сейчас не о нем. Что такое "Сороки-убийцы"? Это первая часть серии Сьюзан Райленд, где следствие ведет молодая женщина, которая была постоянным редактором детективов Алана Конвея о сыщике Аттикусе Пюнде (греко-немец, антифашист, в годы войны прошел Собибор).

Действие романов о нем разворачивается после Второй Мировой. Последнее золотое время классического детектива: есть телефоны и дактилоскопия, но еще нет компьютеров с интернетом и возможностью мгновенной передачи данных, нет ДНК-тестов. И, по ходу действия нам придется познакомиться с фабулой по крайней мере еще одного раннего романа о Пюнде.

Итак, последняя книга Алана приходит в редакцию почти одновременно с известием о его кончине вследствие падения с большой высоты. Несомненно самоубийство, в письме писатель говорит о смертельной болезни и о том, что хочет избежать страданий, разом покончив со всем. Проблема однако, в том, что рукопись "Английских сорочьих убийств" обрывается на самом интересном месте, и что теперь с этим делать, совершенно неясно.

Как издавать неоконченный роман, который мог бы стать ударным аккордом серии Пюнда - трагедии со скандальной ноткой всегда подогревают интерес публики. И это так непохоже на Конвея, который человеком был не самым удобным в общении, но автором аккуратным и педантичным. Где-то наверняка должно быть окончание рукописи. Сьюзан Райленд пускается на поиски текста, которые неожиданно (или ожидаемо) перерастают в поиски убийцы.

А в ходе расследования выяснится, что Алан Конвей терпеть не мог персонажа, сделавшего его богатым и знаменитым. Изначально он рассматривал детективы лишь как возможность войти в литературу с черного хода, завоевав внимание читающей публики, чтобы потом раскрыть свой талант во всей широте и глубине (такое: глаголом жечь сердца людей). И нам даже покажут фрагмент его "серьезного" романа, к слову сказать, отличное начало книги, которую хочется читать.

Однако даже редактор и издатель, казалось бы, понимающие толк в текстах, находят его скверным и отказываются рассматривать вопрос об издании.Что уж говорить о рядовых поклонниках: не поймут, засмеют, отвергнут. А начинать с начала смертельная болезнь не оставляет времени и сил. По большому счету, книга Энтони Горовица об убийстве дара, которому сорочья одержимость мишурным блеском легкого чтения не оставила шансов реализоваться.

Но это все лирика, ты скажи, детектив хороший? Офигенный! К финалу будут раскрыты тайны обоих сюжетов: и опоясывающего, и вставного. Больше того, думаю нас ждет продолжение приключений Сьюзан со второй книгой - "Убийствами лунного цветка" Moonflower Murders. Не дадут девушке спокойно жить на Крите, снова ей придется участвовать в расследовании, связанном с - Та-Дамм! - одним из прежних дел Аттикуса Пюнда.

Не может быть, чтобы Азбука-Аттикус упустила возможность перевести и издать такую книгу.

Вот тот, чьи речи заставляют луну побледнеть, дубы- вернуться в желудь, а фракийцев - жить прилично.

Да, это он, Роман Шмараков, коему давнее преданное поклонение мешалось в моем читательском сердце с... назову это бережливостью. Оно конечно, может и неуместно в разговор о высоком вплетать меркантильную ноту, но за полторы тысячи купить новую книгу никак не могла решиться, все ждала, когда появится на Литресе где мои скидки позволят насладиться не только чтением, но и сознанием разумной экономии. Не дождалась.

Но! Для тех, кто подобно мне, мечтал об этой книге и так же не мог решиться, есть отличная новость: премия НОС предоставляет возможность прочесть произведения вошедшие в короткий список, в своей библиотеке. Кстати же, поздравляю Романа Львовича с шорт-листом.

Итак, "Алкиной", заглавие книги - имя героя-рассказчика, римского юноши из обеспеченной но не слишком знатной и богатой семьи, который покидает дом за тем, чтобы в Апамее - одном из городов Малой Азии, учиться риторике у прославленного мастера Филаммона. Время действия - IV век, закат Римской Империи. Такое, еще под сенью крыл имперского орла, но уже "что там в Ливии, мой Постум, или где там, неужели до сих пор еще воюем?"

В путешествии его сопровождает дядька Евфим, и это уже оммаж великой русской литературе, ну, вы помните юношу, которого отец отпускал с напутствием "Береги платье снову, а честь смолоду". И да, "Алкиной" роман воспитания в неменьшей степени, чем филологический, плутовской, псевдоисторический. И нет, в жанровом смысле ни то, ни другое, ни пятое, ни десятое, а совершенно самостоятельная, шмараковского изобретения вещь, которую условно можно назвать книжицей наших забав.

Попробую сформулировать для себя особенности этого уникального субжанра:

- Виртуозная стилизация языка времени-места, о которых пойдет речь, будь то Россия XIX века, античность, средневековье, возрождение, викторианская Англия (разумеется, с поправкой на ветер переводческой традиции, сформировавшей у русскоязычного читателя представление об эпохе) - всегда разное, но безошибочно узнаваемое;

- Высокая степень рекусривности, скорее даже высочайшая - в основное повествование вплетается множество исторических анекдотов, курьезных случаев, законченных вставных новелл;

- Личностные характеристики персонажей практически не прописаны, ни о каких языковых особенностях не идет и речи, все говорят примерно одинаково, в условной манере выбранного микрокосма;

- Сюжет не играет сколько-нибудь значимой роли, часто условен, а в большинстве случаев отсутствует. За историей с завязкой, развитием, завершением, вам не сюда. Причинно-следственные связи имеет смысл воспринимать по принципу "после не значит вследствие", каузальность минимальна. Это действует не только на уровне основного нарратива, вставные истории могут так же неожиданно обрываться, завершаться нелогичной, а то и просто абсурдистской концовкой;

- Случается (все-таки выговорю), это становится довольно утомительным чтением. Но, по крайней мере на меня действует так, удивительно чистит ум и сердце от напластований житейской мерзости. За тем и беру всякую новую его книгу.

Так что же с Алкиноем? Все в русле традиции. Явившись в Апамею и пройдя первоначальную инициацию, устроенную сотоварищами по школе риторики, столь же обидную для объекта, сколь веселящую нас, ее свидетелей (так мы устроены, ничто не радует больше, чем зрелище собрата, поскользнувшегося на банановой кожуре). Так вот, наш герой не только становится учеником славного Филаммона, но удостаивается чести, в числе немногих избранных учеников, сопровождать его в странствии.

Из путевых баек и рассказов встреченных во время путешествия людей и сложится книга. Что, прямо совсем ничего не будет происходить? Ну зачем же, весь набор полной жизни по версии О.Генри: бедность, война и любовь. И фантастическая телепортация посредством одной только речи учителя за многие тысячи лиг от места неминуемой гибели, из осажденной персами крепости (это уже по Гумилеву: "Солнце останавливали словом, словом разрушали города" - а вы думали он просто так решил учиться именно риторике? в античном мире слово главная сила).

И духовные искания в хижине отшельника. И закономерный финал, в котором герой сам становится ритором (ну хорошо, для начала помощником). Хорошая книга, стоило столько ждать.

И все же я верю,
Что прямо за дверью
Нас ждут чудеса.

Эта рождественская сказка от ирландской писательницы Кэтрин Дойл сделана не по мотивам даже, а как прямая отсылка к "Рождественской песни в прозе" Диккенса, которую вы, без сомнения, помните. Первая и самая известная из пяти святочных историй, написанных им с 1843 по 1848 годы, герою которой, жестокосердному скряге Эбенезеру Скруджу является под Рождество призрак его недавно умершего компаньона Марли и говорит, что сам он теперь в аду, заклиная Скруджа, пока не поздно, позаботиться о спасении души.

После чего, на протяжении трех следующих ночей, духи Рождества: прошедшего, нынешнего и будущего показывают старику как он дошел до жизни такой; что творится вокруг сейчас, как много боли и страдания, которые можно было бы облегчить его деньгами; наконец - безрадостная кончина, которая ждет скупца. Эти видения так потрясают Скруджа, что он решает исправиться, помогает клерку с лечением его больного сына, налаживает отношения с племянником и заслуживает всеобщую любовь.

Чудо из волшебного шара не столь драматично, здесь нет бедного больного мальчика, который умрет, если его родители не найдут денег на лечение, но есть душевная рана, нанесенная гибелью мамы в аварии как раз под Рождество. Эта трагедия заставила отца отказаться от праздника, который он винит в происшедшем. В семье десятилетнего Джорджа под запретом все, что напоминает о главной зимней радости. Кроме того, папа прекратил общение с семьей маминой сестры, бывшей за рулем во время той аварии, а ведь двоюродные сестры мальчика - его единственные родственницы, близкие по возрасту.

И вот, в канун очередного Рождества, бабушка Флоренс, которая тоже немало страдает от сыновней нелюдимости, втихомолку отправляется с Джорджем на предрождественскую ярмарку, где ему дарят украшение в виде шара. Ну, знаете. такого, какой потрясешь и внутри снег начнет сыпаться на домик. Только здесь внутри не домишко, а кое-что, чего никак не может быть. Но, упс (делая закрывающий жест у рта) - молчу, иначе вам будет неинтересно.

Кэтрин Дойл отменный сторителлер, на русском пока только эта сказка, но для детей у нее есть еще остросюжетный "Остров Повелителя бурь", а в жанре янг-эдалт трилогия "Вендетта", "Инферно", "Мафия" о том. как Ромео и Джульетта встречают крестного отца. Я бы почитала. А для тех, кто не прочь послушать хорошую сказку вместе с детьми, есть аудиокнига в замечательном исполнении Игоря Князева.

Ночь бродила вокруг, и стоило ему задремать, как она подкрадывалась и заталкивала в полуоткрытый рот космы своей древней шали.

"Призраки осени" оказались не самым приятным осенним чтением. Мягкое кресло, клетчатый плед не сюда, к этой книге из культовой песни разве что не нажатый вовремя курок. Что до солнечного дня в ослепительных снах, то здесь об этом остается только мечтать. Бесплодно и бесплотно, как принято у призраков в самую унылую пору года. Понемногу развоплощаясь до призрачного состояния: "но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман, ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя".

Так что же, нехороша книга? А вот этого я не говорила. Скажите, когда вы берете мистический триллер, ожидаете ли, что это чтение станет гладить по шерстке? Ведь нет? А чего ждете? Погружения в иную реальность, испуга до вздыбленных рудиментарных волосков вдоль позвоночника, дрожи омерзения, и в целом выхода из зоны комфорта. Затем, чтобы вернувшись в свою обыденность, прежде скучную и серую, понять, насколько она уютна. И это еще игра по минимальным ставкам.

Максимальные на порядок - на много порядков выше. Лучшие книги жанра входят в тебя глубже и цепляют больнее. Позволяя по-новому осмыслить собственный травмирующий опыт, пережить заново и проститься с некоторой его долей. Осознать свои глубинные страхи и, нет, не расстаться - это было бы слишком просто, но научиться более мирно сосуществовать с ними. Показывают выход из экзистенциального тупика, как бы пафосно ни звучало. За то и любим Стивена Кинга, а вы думали за страсти-мордасти и бяк-бук?

Так вот, книга Юрия Некрасова, безусловно талантливая, новаторская, яркая и представляющая интерес как артефакт, не помогает и не выводит. По большому счету, даже и не пугает. Для этого недостаточно тараканов по стенам и пары крючкозубых вампироподобных тварей. А череп с медузьими щупальцами от верхней челюсти если и вызывает какую эмоцию, то смутную брезгливость - не священный ктулхианский трепет (я вообще не по Лавкрафту).

Скрещение такого утилитарного жанра, как хоррор, с разбитой на куски эстетикой постмодернизма требует тщательной проработки, и не факт, что результат окажется удачным. В кино или компьютерных играх места спаек можно камуфлировать видеорядом, саундом, эффектами, актерской игрой ("Малхолланд драйв", "Сайлент Хилл"). В книге ты наедине со словом, корневая суть которого, прояснение смысла, изначально противится мути. Не в последнюю очередь поэтому, такого рода попыток в литературе исчезающе мало. Собственно, только "Дом листьев" Данилевского вспоминается (да-да, у нас "С ключом на шее" Шаинян, но это нехорошо, воля ваша).

И это все-таки, жанр, которому экспансия не показана, как правило, количество персонажей строго ограничено. Юрий Некрасов, словно бы задавшись целью нарушить все возможные запреты, создает масштабное полотно, невероятно сложно организованное, с дюжиной персонажей, претендующих на главные роли - количество, которое и для семейной саги бывает чрезмерным. Кто все эти нелюди? В каких отношениях они между собой, с другими членами социума, с древним злом дома, с населяющими его призраками? Дай ответ. Не дает ответа.

Это замечательно хорошо в части отдельных историй: пушер Винс мастерит куклу Шейлу, операционная, гиньольный детектив и его экстрасенсорная Барби. И неряшливо как цельная история, которая даже не пытается собраться воедино. Мне маленькая птичка принесла на хвосте, что "Призраки осени" лишь первая часть трилогии, вторая и третья книги которой уже написаны. Что ж, буду ждать продолжения