Сенсацией поразил коллег американский археолог. Если ему верить, то с помощью старинного заклинания он открыл секрет вечной молодости и испытал его на себе, на 30 лет "законсервировав" свой организм.
Эту тайну Генри Сервин хранил почти треть века. И только недавно решился открыть ее. А началось все в 1970 году в Мексике, во время поисков античных реликвий. Тогда в одной из пещер близ города Фреснилло Сервин обнаружил выбитые на стене слова, являющиеся, по его мнению, ключом к вечной молодости. Опасаясь насмешек коллег, он и не опубликовал тогда тайну заклинания, которое в английском написании звучит как: "Iska tonga feen".
Почему он решил, что это заклинание молодости? Дело в том, что, согласно старинным преданиям, еще в XIV веке у ацтеков были какие-то магические заклинания, позволяющие им оставаться молодыми. Специалистам известны некоторые из них, записанные примерно 500 лет назад. Ключевые же слова заклинания, как полагали ученые, всегда передавались устно из поколения в поколение.
«После высадки в 1521 году на земле ацтеков испанских конкистадоров под предводительством Кортеса, уничтоживших цивилизацию древнего народа, исчезло и знание, - рассказывает доктор Сервин. - Когда же я обнаружил надпись в пещере, то от волнения простоял перед ней добрый час. Долго решал и затем все-таки захотел ее использовать. Я начал ежедневно по 15 минут повторять заклинание... И вот что удивительно: прошло уже тридцать лет, но внешне я не постарел».
Самое удивительное, что ничего удивительного здесь нет. Наука довольно давно уже разгадала этот эффект, который можно назвать просто - самовнушение. Хотя за внешней простотой таятся очень сложные физиологические и психологические процессы. Всей работой организма управляет головной мозг, и если создалось убеждение, что некая фраза останавливает старение, мозг и будет при повторении этой фразы работать в нужном направлении - заменять отмирающие клетки молодыми, настраивать железы внутренней секреции на выработку нужных гормонов в нужных количествах, короче говоря, не допускать дряхления всех органов. Так что неизвестно, действительно ли найденная Сервином фраза - ключ к вечной молодости, но она подействовала. Как, наверное, подействовала бы на ее месте любая другая, если бы молодой археолог поверил в нее.
«Я проводил комплексное исследование доктора Сервина, - сказал Мануэль Лопез, специалист по проблемам старения. - И к своему удивлению, должен отметить, что мне никогда не приходилось иметь дело с людьми, имеющими так мало признаков старения. Доктору Сервину 62 года, но ему не дашь более 30. Его сердце, легкие, кровяное давление и реакции - все, как у человека в два раза моложе».

Мы сегодня сталкиваемся с определенным противоречием между христианством и попыткой выдать за христианство некое иное мировоззрение, которое я бы назвал мировоззрением хорошего человека, привыкшего приятно жить в грешном мире.

За последнее время я прочел много полемических статей, авторы которых, особенно представители старшего поколения нашей интеллигенции, отождествляют христианство с безразличием к истине, со смирением перед любым грехом, с учением о том, что спасется каждый человек, с пацифизмом, с отрицанием государства, с отрицанием всякого принуждения, всякого насилия, со стремлением любого человека, вне зависимости от его поступков и его внутреннего настроя, считать хорошим и достойным всяческой поддержки.

Вот свежий пример. Многие смотрели фильм «Царь». Я признаюсь, что я впервые со школьных лет пошел в кино на сеанс, потому что, как правило, смотрю фильмы либо на дисках, либо на специальных просмотрах, которые организуют кинокомпании и авторы фильмов.

Митрополит Филипп в фильме «Царь»- это не митрополит Филипп, это Андрей Дмитриевич Сахаров. Тоже человек вполне мною уважаемый. Это не христианин, а абсолютный пацифист и гуманист, который выступает против всего, что предполагает принуждение человека в ситуациях, неизбежных в нашем испорченном грехом мире, в частности в государстве, которое, так или иначе, вынуждено принуждать людей к тем или иным вещам. Чтобы ограничивать зло и поддерживать добро. Образ митрополита Филиппа в этом фильме - это образ человека, который мыслит как типичный интеллигент-шестидесятник, хоть он и носит на себе старинные одежды и предстает как святитель. В фильме христианство приравнивается к идеологии ненасилия и отказа от государственности. Думаю, что святитель Филипп носителем этой идеологии не являлся. Мы сегодня очень часто сталкиваемся с полемикой, которая пытается очень эмоционально, иногда агрессивно, утверждать, что Христос бы никого не обрек на смерть, Христос бы выступил за отмену смертной казни, Христос не помыслил бы даже предать кого-нибудь анафеме. Христос простил бы всех, одобрил бы все, не увлекался бы рассуждениями о том, что истинно, а что ложно в религии. Он бы все одобрил, всех поддержал и поставил бы вопросы о религиозной истине на второе место после вопросов о том, как сделать так, чтобы всем людям было комфортно, весело и приятно жить в этом мире, не заботясь ни о чем, кроме таких приятных и естественных для современного человека вещей, как благосостояние, душевное спокойствие и тихая радость от созерцания по телевизору какой- нибудь слащавой кинокартины или рекламного ролика.

Так вот, все это - не христианство. Это все совершенно другое мировоззрение. И что самое удивительное, многие люди, не часто читающие Евангелие, отдельно цитируют все избранные места, которые им нравятся и которые укладываются в их мировоззрение, и с ужасом отшатываются от Евангелия, когда слышат о других вещах: о том, что Христос обрекает на вечные муки людей, которые не соответствуют высочайшему, неисполнимому человеческими силами нравственному идеалу. Когда Христос говорит о целых категориях людей, как о порождениях ехидниных, когда Христос говорит о том, что «Кто не собирает с Ним, тот расточает». Он говорит: «Кто не против вас, тот с вами», - уча апостолов находить себе союзников в их миссии. Но о верности Себе Он говорит иное: «Кто не со Мною, тот против Меня, кто не собирает со Мною, тот расточает». И вот эти грозные предзнаменования, слова, обличающие ложь, слова, обрекающие на вечное страдание людей, которые не соответствуют очень высокому нравственному идеалу, современные читатели в свете того мировоззрения, о котором я только что сказал, не замечают.

И, когда им напоминаешь эти слова, то они с ужасом переспрашивают: «Он действительно так говорил? Этого не могло быть так. Это не тот Христос. Христос, которого мы знаем, он правильный». Это тот самый Христос, которого иногда именуют «богом в душе». Я веду ночные радиоэфиры и часто звонят люди, у которых есть такой «бог в душе», похожий на плюшевую игрушку или тамагочи, - очень удобное существо, которое можно включить, выключить, приспособить под твои привычки. Некая конструкция, которая одобряет твои пороки, не судит тебя строго, она поддерживает все, что ты делаешь, она входит в положение, если ты ленишься или если ты просто, ради житейской пользы, придумываешь оправдание для своих пороков и грехов.

Господь ясно говорит о том, кто именно войдет в Царствие Небесное. Прежде всего, Он говорит о том, что человек, желающий войти в Царствие Небесное, должен иметь веру, веру в Него, истинную веру: «Кто веру имел и крестился - спасен будет, а ежели не имел веры - осужден будет». Не имеющий веры будет осужден, ибо знаем из многих слов Господа Иисуса Христа о том, что Он предрекает осуждение людей на муки. Он не желает этого, Господь милосерден, но Он в то же самое время говорит о том, что людей, не соответствующих высокому нравственному идеалу, ожидает плач и зубовный скрежет. Мы не знаем, каким будет рай, мы не знаем, каким будет ад, но очевидно, что люди, которые свободно выбрали жизнь без Бога, жизнь, противоречащую Его заповедям, не останутся без грозного воздаяния, прежде всего связанного с внутренним душевным состоянием этих людей. Я знаю, что есть ад, я знал людей, которые покинули этот мир в состоянии уже готовых жителей ада. Некоторые из них, кстати, покончили жизнь самоубийством, чему я не удивляюсь. Им можно было говорить о том, что этого делать не нужно, потому что тебя ждет вечная жизнь, но они не хотели вечной жизни, они хотели вечной смерти. Люди, разуверившиеся в других людях и в Боге, по смерти встретившись с Богом, не изменились бы. Господь предложил бы им Свою милость и любовь. Они сказали Ему: «Нам этого не надо». Таких людей много уже в нашем земном мире, и я не думаю, что они могут измениться после перехода границы, отделяющей земной мир от мира вечности.

Почему вера должна быть истинной? Когда человек хочет общаться с Богом, он должен понимать Его таким, каков Он есть, он должен обращаться именно к Тому, к Кому он обращается, не представляя себе Бога чем-то или кем-то, чем и кем Он не является.

Сейчас модно говорить, что Бог один, но пути к Нему разные, и какая разница, каким та или иная религия или конфессия, философская школа представляет себе Бога. Все равно Бог один. Да, Бог один. Нет многих Богов. Но этот Единый Бог, как веруют христиане, - именно Тот Бог, который открыл Себя в Иисусе Христе и в Своем Откровении в Священном Писании. И обращаясь вместо Этого Бога к кому-то другому, к существу с другими характеристиками, к существу, не обладающему личностью, к несуществу, мы не обращаемся к Богу.

Мы обращаемся, в лучшем случае, к чему-то или кому- то, кого мы сами себе придумали, будь то «бог в душе» или кто-либо еще, а иногда мы можем обращаться и к существам, которые от Бога отличны и Богом не являются. Это могут быть силы природы, темные силы, ангелы, люди.

Итак, для того чтобы войти в Царствие Божье, нужно иметь веру и быть готовым ко встрече именно с Тем Богом, который в этом Царствии является Царем. Чтобы Он тебя узнал, чтобы ты был готов со встречей именно с Ним.

Для спасения важно внутреннее, нравственное состояние человека. Понимание этики, как исключительно сферы межчеловеческих отношений, особенно в прагматическом измерении человеческой жизни: бизнеса, политики, семейных, корпоративных отношений - это очень усеченное понимание этики. Этика, нравственность имеет прямое отношение к тому, что происходит внутри тебя, и именно такое измерение нравственности задает Нагорная проповедь Христа Спасителя.

Господь говорил не только о тех внешних нормах, формальных нормах ветхозаветного закона, которые были даны древним. Он говорит о состоянии человеческой души. «Блаженны чистые сердцем» - блаженны именно те, кто внутри себя не имеют грязи, не имеют побуждений к пороку, не имеют стремлений творить грех. И это состояние души, намерения Он оценивает так же строго, не менее строго, как и внешние поступки человека. Богочеловек, Господь Иисус Христос, дает новые заповеди, никак не вместимые в рамки житейской морали, Он дает как совершенно непреложные указания, не подлежащие релятивизации, то есть объявлению их относительными. Это безусловный императив, из которого следует безусловное требование совершенно нового уровня нравственной чистоты от тех, кто станет достойным войти в Его Царство.

Спаситель однозначно, решительно объявляет недопустимым злословие по отношению к ближним, блудные помыслы, развод и вступление в брак с разведенной, клятвы небом или землею, противление злу, совершенному против тебя самого, показное творение милостыни, молитвы и поста, получение соответствующей моральной награды от людей - все те вещи, с точки зрения светской этики, нормальны и естественны.

Христос осуждает и удовлетворенность человека своим нравственным состоянием, своими нравственными заслугами. Очевидно, что такие нравственные мерки неприменимы для обывательской морали, примиряющейся с определенной мерой зла. Ни с какой мерой зла не может смириться истинный христианин, и Господь запрещает это делать. Он говорит о том, что любое греховное движение души - это путь в сторону от Царствия Небесного.

Господь говорил и о том, что вера, нравственное состояние человека не может не выражаться в том, что он делает. Знаем из Священного Писания слова апостола Иакова: «Вера без дел - мертва». Точно так же и порочное состояние человека выражается в злых делах. Мы не приобретаем себе неотменимых заслуг своими добрыми делами, как об этом говорит католический юридизм. Формально сделанное доброе дело, имеющее выражение в долларах, рублях, количестве оказанных услуг и так далее, не обеспечивает человеку спасение само по себе. Важно, с каким намерением ты делаешь это дело. Но человек, по-настоящему верующий, не может отказываться от помощи ближнему, не может пройти мимо страданий человека, нуждающегося в помощи. И Господь говорит о том, что стандарты, заданные им в области, в том числе, добрых дел, должны благодатно превосходить стандарты, данные для ветхозаветного мира. Вот его слова: «Говорю вам, что если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царствие Небесное». Что такое праведность книжников и фарисеев? Это праведность лучших людей общества, живущего без Божьей благодати, общества, живущего по житейским законам, по законам примирения со злом, по законам падшего человеческого естества. Книжники и фарисеи - это не исчадья ада, это нравственный авторитет общества, живущего по законам ветхозаветной морали. Это люди умные, просвещенные, религиозно очень активные, не склонные к порокам, имеющие внутреннее моральное право обличать отступников от той самой житейской морали народа или семьи, из общечеловеческого. Это не мытари, которые собирали оккупационный налог, это не блудницы, проститутки, не пьяницы, это не бродяги. Это приличные люди. Фарисеи - это те моральные авторитеты мира сего, которые на нашем телеэкране подаются как самые достойные люди. Именно их праведность должен превзойти христианин, их праведность не достаточна для спасения.

Очевидно, что Господь не считает большинством людей, входящих в Божье Царство. Мы веруем и всегда будем веровать в милосердие Божье к каждому человеку, даже к грешнику, даже к преступнику, даже к не раскаивающемуся. Недавно Святейший Патриарх сказал о том, что мы будем обсуждать в Церкви возможные формы молитв о самоубийцах. Это не будут те самые формы молитв, которые идут при обычном отпевании или при обычной панихиде, когда мы говорим: «со святыми упокой, Христе, души раб твоих». Это будет особая молитва. Может быть, мы будем просить о том, чтобы Господь принял душу человека, проявил к нему милосердие. И мы веруем в милость Божью к каждому человеку: неверующему, грешнику, преступнику. Но вхождение его в Царство - это особый дар, который, как совершенно ясно говорит Господь, не принадлежит большинству людей.

Господь Иисус Христос предостерегает людей от увлечения обывательским образом жизни, Он предлагает Своим апостолам, Своим последователям образ жизни иной. Говоря при этом, что не всякий может его вместить, но об опасности обывательского существования Он явно предостерегает. Это не значит, что Господь объявляет Своих учеников некой общественной или моральной элитой. Царствие Божие открыто любому человеку, вне зависимости от образовательного или интеллектуального уровня. Но уровень нравственности, необходимый для спасения, радикально отличается от праведности книжников и фарисеев, почитавшихся в мирской среде или в ветхозаветной среде, как наивысшее достижение

Нравственный идеал, который дан нам Господом Иисусом Христом, очень радикален. Он не исполним человеческими силами. Сам Господь говорит, когда Его спрашивают апостолы, после того, как Он отвечает человеку, что труднее верблюду войти в игольное ушко, чем богатому войти в царствие Божье, апостолы после этого Его спрашивают: «Кто же может спастись?». Он отвечает, что человеку это невозможно, Богу же все возможно. Высокая нравственная планка, заданная в Нагорной проповеди, недостижима человеческими силами. Нравственные требования в Евангелии представляют собой не просто систему запретов, исполнить которые в человеческой воле, они настолько высоки, что никакая воля не способна их исполнить.

Да, воспитание, внешние ограничения важны, но они одни не способны привести человека к достижению нравственного идеала, а значит, и к спасению. Скорее, важен свободной выбор личности, позволяющей Богу действовать в ней, в душе, в сердце человека. Христианская этика говорит прежде всего не об испытании воли, не о самосовершенствовании, не о принуждении к деланью добра, а о действии на человека благодати Божьей, преображающей человека настолько, что сами мысли о грехе становятся невозможны. Без действия Божья, без таинств Церкви человек не может стать нравственным, в том смысле, который заложен в Нагорной проповеди. Решающим в нравственном совершенствовании личности является действие не человека, но Бога. И понимание этого радикально отличает христианскую этику от других этических систем.

Из выступления протоиерея Всеволода Чаплина на православных молодежных курсах в Политехническом музее.


читать в Татьянином дне
http://www.taday.ru/text/284106.html

Очень важную истину открыл мне святой Феофан Затворник: все я недоумевал, как собрать мысли, как перестать развлекаться и расточаться на разные глупые мечтания. Оказывается, необходимы три главных приема.

Первый — постоянно хранить чувство присутствия Божия, что Господь близ , что Он тебя всего видит, что Он совсем рядом. «В сем памятовании надо всячески укрепиться до того, чтобы оно было неотходно от внимания. Бог везде есть и всегда с нами, и при нас, и в нас есть. Но мы не всегда с Ним бываем, ибо не помним о Нем и, потому что не помним, позволяем себе много такого, чего не позволили бы, если бы помнили. Возьмите на себя труд навыкать этой памяти. Тут ничего особенного не требуется, только намерение принять и напрягаться помнить, что Господь в Вас есть, и близ есть, и смотрит на Вас и в Вас так же зорко, как кто смотрел бы Вам в глаза. Что бы Вы ни делали, все помните, что Господь близ и смотрит. Станете трудиться навыкать сему и привыкнете и, как только привыкнете или еще только мало-мало навыкать станете, увидите, какое спасительное действие происходит от этого в душе. Не забывайте только, что память о Боге надо иметь не как о всякой другой вещи, но соединять ее со страхом Божиим и благоговеинством. Благоговейными люди все от этого бывают»[1].

«Мысли ума нашего все обращены на земное, и никак не подымешь их к небу. Предмет их — суетное, чувственное, грешное. Видали вы, как туман стелется по долине? Вот это точный образ мыслей наших. Все они ползают и стелются по земле. Но, кроме этой низкоходности, они еще бурлят непрестанно, не стоят на одном, толкутся, как туча комарей летом. Между тем они не остаются без действия.

Нет, под ними лежит сердце, и от них в сие сердце непрестанно падают удары и производят соответственное себе действие. Какая мысль, такое и движение сердца. Отсюда то радость, то досада, то зависть, то страх, то надежда, то самоуверенность, то отчаяние — одно за другим возникают в сердце. Остановки нет, и порядка никакого, так же как и в мыслях. Сердце непрестанно дрожит от чувств, как осинов лист.

И на этом дело не останавливается. Мысль с чувством всегда рождает желание, более или менее сильное. Под мятущимися мыслями и чувствами беспорядочно мятутся и желания: то приобресть, другое бросить; одному подоброхотствовать, другому отомстить; то бежать от всех, то выступить на средину и действовать; в одном послушаться, а в другом поставить на своем, и прочее, и прочее, и прочее. Не то чтобы все это исполнялось, но загадки — то на то, то на другое — непрестанно роятся в душе. (Присмотрите за собою, когда, например, сидите Вы за работою; все это увидите происходящим в себе, как на сцене.)

Так вот какое у нас нестроение и смятение внутри. От него нестроение и в жизни, и мрак какой-то вокруг. И не ждите порядочной жизни, пока не уничтожите этого внутреннего нестроения. Оно и само по себе много зла причиняет, но особенно оно недоброкачественно потому, что к нему подседают бесы, и крутят, и мутят там внутри еще более, направляя все на зло нам и на нашу пагубу»[2].

«Если бы для исправления нашей внутренней жизни достаточно было захотеть и все бы там явилось в наилучшем виде, или дать слово и за словом тотчас явилось бы и дело, то Вам более не о чем было бы и хлопотать… Но таков уж закон нравственно-свободной жизни, наипаче в существе поврежденном, что и твердая решимость есть, и благодатная помощь готова, а все же надо напрягаться и бороться, и прежде всего — с самим собою. <…> Требуется и предлежит усиленный труд над собою, над своим внутренним, — труд и усилие, обращенные на то, чтобы царствующее внутри нестроение уничтожить и вместо него водворить порядок и строй, за чем последует внутренний мир и постоянное обрадовательное состояние сердца. <…> Внутри нестроение: это вы опытно знаете. Его надо уничтожить: этого вы хотите, на это решились. Беритесь же прямо за устранение причины сего нестроения. Причина нестроения та, что дух наш потерял сродную ему точку опоры. Опора его в Боге.

Итак, первое: надо навыкать непрестанному памятованию о Боге, со страхом и благоговеинством. <…> Все с Господом будьте, что бы Вы ни делали, и все к Нему обращайтесь умом, стараясь держать себя так, как кто держит себя пред царем. Скоро навыкнете, только не бросайте и не прерывайте. Если будете добросовестно исполнять это небольшое правило, то этим внутреннее смятение будет стеснено извнутри и хоть будет прорываться то в виде помыслов пустых и недолжных, то в виде чувств и желаний неуместных, но Вы тотчас будете замечать сию неправость и прогонять этих непрошеных гостей, спеша всякий раз восстановлять единомыслие о едином Господе»[3].

«Чтобы удобнее навыкнуть помятованию о Боге, для этого у христиан ревностных есть особый прием, именно непрестанно повторять коротенькую, слова в два-три, молитовку. Большею частию это есть: Господи, помилуй! Господи, Иисусе Христе, помилуй мя, грешную! <…> Ходите ли, сидите ли, работаете ли, кушаете, ложитесь спать — все твердите: Господи, помилуй! Господи, Иисусе Христе, помилуй мя, грешную! От долгого упражнения в этом слова эти так навязнут на языке, что сами собою будут повторяться. А это очень остепеняет парение и блуждание мыслей. Но опять не забудьте соединять с словом сим благоговеинство»[4].

«Воодушевляю Вас! Возьмитесь поретивее и продолжайте не прерывая — и скоро достигнете искомого. Установится благоговейное внимание в едином Боге, а с ним придет и мир внутренний. Говорю: скоро, однако ж не чрез день или два. Потребуются, может быть, месяцы. О, когда бы и не годы! Просите Господа, и Он Сам Вам поможет.

В пособие к сему приложите и следующее: ничего не делать, что запрещает совесть, и ничего не опускать, что велит она делать, — большое ли то или малое. Совесть всегда есть наш нравственный рычаг. Что внутри нас детки наши — мысли, чувства и желания — предаются непозволительной резвости, причина сему, между прочим, и та, что совесть потеряла силу. Возвратите ей силу, изъявляя полную ей покорность. Вы теперь просветили ее, выяснив все, что Вам должно делать и чего не делать. Извольте же следовать сему неуклонно и так решительно, что хоть умереть, а ничего против совести не позволять себе сделать. Чем решительнее будете так поступать, тем могущественнее будет становиться совесть, тем полнее и сильнее будет она внушать Вам должное и отклонять от недолжного и в делах, и в словах, и в помышлениях, — и внутреннее Ваше будет спешнее упорядочиваться. Совесть с благоговейною памятию Божиею — биющий ключ истинной духовной жизни. <…>

Больше этих двух правил ничего и не требуется. Дополните только их терпением. Вдруг не придет успех, надо ждать, трудясь, однако ж, неутомимо. Надо трудиться и, главное, ни в чем не уступать себяугодию или мироугодию. Непрестанные будут противления начатому порядку. Надо одолевать их, следовательно, напрягать силы и, следовательно, терпеть. Облекитесь же в это оружие всемощное и никогда не падайте духом, видя неудачи. Все придет со временем. Воодушевляйтесь в терпении сею надеждою. Что это так бывает, оправдано опытами всех людей, искавших и содевавших спасение.

Так вот и все! Памятовать благоговейно о Боге, следовать совести и вооружаться терпением с надеждою. Это немногое — семя всего. Благослови Вас, Господи, так настроиться и стоять в сем настроении»[5].

Как это все важно! И действительно, у нас чаще всего устанавливается неправильное воззрение на себя, на Бога, на мир окружающий оттого, что уму всегда представляется, будто мы совсем одни, вокруг нас огромный холодный и чужой мир, а Бог где-то далеко-далеко, где-то за высоким небом, за едва видимыми звездами, где-то еще бесконечно дальше. Он, конечно, оттуда с высоты все видит, знает, но все-таки — издалека, свысока. Мы ищем «след» Его, «тень» Его в близком нам мире, чтобы как-то оживить в своем сердце память о Нем. Мы смотрим на иконы, на приближенный к нам Его образ, лик, писанный на доске красками из растертых камней, чтобы собрать свои чувства в один луч, направить его куда-то далеко в неизмеримую даль, и нам представляется, что наша молитва должна лететь в эту бесконечную высь, где-то там долго стучать в наднебесную дверь у пренебесного жертвенника, чтобы быть услышанной. Но наше молитвенное обращение к святым скорее достигает своей цели, наши святые ходатаи, если мы расположим их заступиться за нас, возьмут наши прошения, пойдут с ними (опять же далеко-далеко, высоко-высоко) и там будут просить за нас…

Но ведь все это образы, которые только отдаленно рисуют нам тень реальности. Беда, когда мы саму реальность начнем путать с ее тенью. Как уныло, вяло, безрадостно такое настроение, тем более что молитва наша и без того не имеет горячности и дерзновения. И как меняется все, когда вспоминаешь, что Бог здесь же, рядом, совсем близко к тебе, ближе всех и всего. Он «вокруг» и «внутри» — и всюду! Он весь здесь же, сейчас же, во всей Своей полноте, в трех Лицах — Отец, Сын, Дух Святый! И Он не только слышит мою молитву сразу же, но даже прежде, чем я успеваю ее произнести, знает мою мысль прежде, чем я сам успеваю ее рассмотреть, облечь в слова. Он ближе к моей душе, чем я сам. Он видит меня лучше, чем мое внутреннее око, — видит насквозь; как я могу видеть сосуд из прозрачнейшего стекла на ярком свете, так Он видит меня всего здесь же, сейчас же, в каждое мгновение моего бытия. Он весь здесь и всюду во всем Своем могуществе, славе и силе! И мы отдалены от Него не местом, не расстоянием, не временем, а лишь грубостью, дебелостью, омраченностью своего падшего состояния. Нам не дает видеть Его, Его славу и сияние чехол грубой, оземлянившейся, поработившейся праху душевности, словно мешок из плотной ткани, как смирительная рубашка, наброшенная на наше возгордившееся, вознесшееся «я».

Потому-то и надо не устремляться сердцем и умом за пределы видимого мира, в «далекую высь», чтобы там докричаться до Бога, но собирать их воедино, сосредоточивая в самой сердцевине нашей жизни, здесь смиренно звать и днем и ночью Того, Кто ближе всех и всего к нам, Кто душе необходимее и вожделеннее всех и всего. Именно для этого взираем смиренно на иконы, чтобы, тут же потупив взор, искать Того, Кто промелькнул тенью, — вернее, блеснул светлым лучом сквозь писанный красками лик: искать Его через глубину своего сердца здесь же, в самой близкой к душе, касающейся ее области духа. Потому обращаемся к святым, просим их помощи, ходатайства, что здесь же — у души — те запертые двери, в которые надо стучать непрестанно, что здесь же надо присидеть запертым вратам в надежде, что стучащему отворят[6] и ходатаи могут исходатайствовать скорейшее их отворение. Но все это здесь же, совсем близко от нашего сердца![7]; войди в клеть твою и затвори двери и помолись втайне[8]; и Мы приидем и обитель у него сотворим[9]. Как все близко, как рядом, — кажется, только руку протяни и прикоснешься. Как это важно для оживления внутренней жизни — чувство вездеприсутствия Божия. Пожалуй, здесь ключ к внутренней жизни, здесь и дверь в нее.

[1] Святитель Феофан Затворник. Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться. С. 184.
[2] Там же. С. 186-187.
[3] Там же. С. 188-190.
[4] Там же. С. 185.
[5] Там же. С. 190-191.
[6] Ср.: Мф. 7, 8; Лк. 11, 10.
[7] Ср.: Лк. 17, 21.
[8] Ср.: Мф. 6, 6.
[9] Ср.: Ин. 14, 23.

Архимандрит Лазарь (Абашидзе)