Предыдущая страничка 29.01.10 Всю ночь я в полудрёме сражалась с холодом, нифига не выспалась, а только устала, и когда утром мама заглянула меня будить через полчаса после бесплодного звонка будильника, я, разбуженная им и завернувшаяся в тёплый плед, попросила разбудить меня через часик ко второй паре. Естественно, разбудить меня забыли и проспала я часа три, после чего идти в школу в принципе не оставалось никакого смысла, зато снилось мне столько всего (всегда меня сюжетные сны посещают уже после шести утра), что всё запомнить я просто не смогла. Сначала снилась какая-то скучнейшая пошлейшая опера с какими-то девицами в розовых платьях под кабаре, доставшая меня настолько, что я ушла, не дожидаясь антракта, хоть и сидела в первых рядах партера. Потом метропоезд, в котором я ехала, остановился на какой-то незнакомой мне станции, очень большой, светлой и чистой, но совершенно безлюдной, открыл двери и остался там вместе с пассажирами; было ясно, что другие поезда на эту станцию не ходят и придётся её обживать. Со мной были мои родители, отошедшие в сторонку совещаться, и не запомнившийся смутно знакомый человек, эдакий собирательный образ, иногда нужный в моих снах для моральной поддержки; с ним мы пошли на общее собрание. Там народ сидел на полу полукругом перед обломками статуи, некогда бывшей очень большой; среди руин лежала шарообразная лысая голова, словно это была статуя Будды. Человек, выступавший перед людьми, спросил, кто пойдёт на поверхность, и я, конечно, вызвалась; со мной пошло ещё двое парней, и, поднявшись, мы вскоре подошли к эдакому зверинцу, не выглядевшему особо заброшенным. В вольерах были куры, утки, под открытым небом стояли на тумбах клетки с мышами, с одним слишком крупным и жирным хомяком, с каким-то неизвестным мне зверем. Этот зверь был очарователен – комок серого меха с короткими лапами, вроде шиншиллы, но больше и с вытянутой лисьей мордой; парни сказали, чтобы я забрала его, но зверь шипел и скалился, и я предположила, что он может меня укусить. Однако парням было пофиг, они стояли на приличном расстоянии и ждали; тогда я резонно заметила, что когда я открою клетку, зверь может выскочить, но они заверили меня, что успеют его поймать. Тогда я залезла в клетку, схватила зверя за запястья когтистых лап, разводя их в стороны, чтобы он не дотянулся зубами до моих рук, вытащила и, прижав его спиной к своему животу, потащила, успокаивающе целуя в мягкую макушку, на что ему явно было наплевать. Всё это плавно перетекло в очередной тупой фильм с Харатьяном, происходящее в котором я время от времени воспринимала от лица главной героини; потом пошли титры, оказалось, что это была только первая серия из двух, но мы с мамой сошлись во мнении, что эта попса не стоит дальнейшего внимания, ибо все эти фильмы одинаковые. Проснувшись и пострадав ерундой, я после обеда поехала по делам – платить за лицей и наконец-то закупаться билетами в театр на март. Первым делом вышла на Парке Победы, дошла до банка… и там выяснилось, что я сослепу схватила в полумраке не ту квитанцию – не за лицей, а за квартиру, так что пришлось возвращаться в подземку несолоно хлебавши. Следующей остановкой была Арбатская и театральная касса возле неё, но там была тупая кассирша, у которой снова где «остались только дорогие», где «ещё не дали в продажу», так что я смогла взять только два билета. Двинувшись по Арбату, я зашла в театр Вахтангова, отстояла очередь (была замена, и многие сдавали билеты) и взяла ещё билет, купила рыбкам корм в зоомаге, вытребовала в кассе театра Симонова репертуар, но ничего подходящего в нём не нашла, заглянула, наконец, в театральную кассу под крышей. Там подтвердилось, что репертуары некоторых театров ещё не открыты для продажи на вторую половину марта, так что придётся ждать и надеяться, бо Виктюк в кои-то веки вовремя выдал репертуар, а ради него можно будет и один будний день прогулять. Дойдя до Смоленки, я поехала домой и теперь прощаюсь с вами до завтра, до театральной рецензии)
P.S. да, мне впадлу иллюстрироваться.)

21.12.09 Снег валил всю ночь и к утру похоронил многие дорожки во дворах, сравняв их с давно засыпанными газонами. Я съездила в школу только на последнюю пару, на литературу, благополучно пропустив контрольную по зарубежной истории. На самую длинную ночь в году обещали звездопад, но сколько я, выключив в комнате всё светоиспускающее, ни ломала глаза, прижавшись лбом к заиндевевшему стеклу, падающих звёзд не увидела – зато статичных было пруд пруди, и месяц был красивый.
22.12.09 Я молодец – я сдала зачёт по литературе и написала контрольную по социологии, на чём сессию можно было считать закрытой.)
23.12.09 Со вчерашнего вечера я решила пробить информатику и завела будильник к третьему уроку, но он сдох, и вместо него меня разбудил звонок от классной руководительницы, срочно требовавшей принести ей заполненное заявление на сдачу ЕГЭ. Успела я уже только на четвёртый, то бишь на второй английский, предварительно занеся вышеназванное заявление – как позже выяснилось, «срочность» позволила большинству остальных сдать свои заявления только в конце учебного дня, а некоторым – не сдать вовсе. Зато англичанка заняла меня какой-то письменной работой, благодаря которой я в итоге получила пять, а не четыре, за полугодие. На алгебру я шла с уверенностью, что задолжала вторую контрольную, однако оказалось, что она у меня каким-то макаром уже написана на трояк, а в долгах продолжает с далёкой осени неприкаянно висеть первая, дважды написанная на два. В который уж раз повторив, что в третий раз писать на два одну и ту же работу нерационально, я писать ничего не стала и благополучно вышла на каникулы, ибо четверг – последний лицейский день – обещает стать днём пересдач для не сдавших историю и литературу. Также со вчерашнего вечера я решила сходить в Брест на Аватара на четыре часа – сразу после школы, но только сегодня в метро вспомнила, что в Бресте мне формат 3D вряд ли предоставят. Пришлось идти на шесть в Художественный, заломивший 350 рублей за билет. Прибыв на Арбатскую за час до сеанса, я, купив билет, прошлась по Арбату до зоомага и обратно, дабы купить собаку еды, а когда вернулась в кинотеатр, в Большой зал уже гостеприимно распахнули двери. Место у меня было комфортное, посему на нём я и осталась, протерев выданной влажной салфеткой и напялив казённые стереоочки.
In future there is only war... есть планета с тривиальным названием Пандора, где все живые существа, включая разумных гуманоидов, сосуществуют в идеальной гармонии, поддерживаемой на некоем ментально-энергетическом уровне. Естественно, что в этот рай приходит агрессор в лице гоняющегося за богатствами человечества, но среди homo sapiens’ов естественно оказывается ничем не примечательный морпех-инвалид, в котором богиня всея Пандора признаёт мессию. В шкуре аборигена проникаясь духом своей новой родины, избранный, естественно, в конце концов мочит зарвавшихся хуманов и спасает Пандору от гибели. Сюжет предсказуем от первого кадра до последнего – все возможные клише, свойственные героическим блокбастерам, в «Аватаре» наличествуют, что вызывает одно дежа вю за другим – и даже сцена финальной битвы персонифицированных добра и зла беззастенчиво слизана с «Района №9» - первой ласточки в антиксенофобском жанре «плохой человек и хорошие инопланетяне», которая, да полетят в меня тапочки, понравилась мне больше, нежели «Аватар». Однако последний берёт не социальным пафосом: в этой красивой бескровной сказке с хорошим концом (да, это ни разу не научная фантастика, скорее уж «Хроники Нарнии», прибавившие в масштабе) главное – компьютерная графика. Проще говоря, это одна сплошная графика – чертовски реалистично выписанный мир фосфоресцирующих джунглей и парящих островов с уникальной фауной, аки у Миядзаки, столкнувшийся с не менее впечатляющей техникой, и шумные спецэффекты, к которым сие столкновение привело – не одним же BBC (вспоминались «Прогулки с динозаврами») да Питеру Джексону (вспоминался «Кинг Конг») собственные полноценные вселенные создавать! Радующая глаз картинка, достаточно эпичная для того, чтобы время от времени вдоль хребта пробегались мурашки от глобального размаха, захватывающего экшна и эффекта присутствия, вместе взятых, и к этой картинке – достойная музыка, немного трогательных моментов (почему-то не цепляющих – видимо, слишком «мультяшно» смотрятся синекожие пардусоморфные красавцы, чтобы я могла им сопереживать, как настоящим актёрам) и немного улыбающего юмора. Но мне этого мало, чтобы записать сие феерическое зрелище в свои личные шедевры, хотя я, конечно, понимаю, что для многих родившихся не в том теле, а то и не в той реальности заодно (эльфов, фуррей, драконов и прочая) «Аватар» стал откровением, этакой воплощённой мечтой, да и для кинематографа это – однозначно эволюционный шаг вперёд. И понимаю, что от создателя «Титаника», «Терминаторов» и «Чужих» глубокой философии ждать не следовало – сии кинокартины тоже вошли в историю техническим новаторством, но в плане моральных ценностей тоже просты как валенок. Желающим получить эстетическое удовольствие и поклонникам ведических культур (ибо даже у меня, отнюдь не специалиста, возникали ассоциации с оными) самый-дорогой-фильм рекомендуется, предпочитающим форму содержанию – необходим к просмотру. А я – быть может, сейчас я кого-то обижу, посему заранее прошу извинить – предпочитаю содержание форме и, видимо, именно поэтому просиживаю выходные вечера в театре, а не за гаманьем в World of Warcraft (при всей к нему симпатии). Хотя… я не исключаю и того, что Кэмерон на гребне успеха создаст из «Аватара» трилогию, если не эпопею, на’ви станут культовыми персонажами, как джедаи, а я с удовольствием буду пересматривать их похождения при каждом удобном случае.
Почти трёхчасовая экскурсия на Пандору закончилась, я приехала домой. Впереди у меня – две недели почти сплошного театра, в которых придётся находить время и для кино. Прощаюсь до завтрашней рецензии :)

В понедельник я, «нищаасный больной человек»©, легла к рассвету, встала к четвёртому уроку и сходила в школу только на зарубежную историю и литературу. Во вторник мы со второго урока писали в школе второй пробный ЕГЭ по русскому вместо полноценного лицейского дня; я пришла как раз к раздаче заданий, быстро осилила несложные части А и В, а над текстом для эссе застопорилась: это была история о подвиге партизанского отряда. Я привыкла, что эссе предполагает высказывание по проблеме, для чего оную нужно найти в тексте, обозначить отношение к ней автора, аргументировать своё отношение… то есть, что на эту проблему существует столько взглядов, сколько человек о ней пишет, и ты доказываешь свой взгляд воображаемому оппоненту. Тут же проблемы не было, лишь очевидный факт: они – герои; конечно, могут найтись те, кто захочет с этим поспорить, но поскольку своим эссе я де-факто обращаюсь к проверяющим, я не смогла представить среди них таких желающих. Чесала репу не только я – как оказалось, всему классу достался один и тот же автор – Дмитрий Медведев (видимо, выбранный по принципу созвучия с президентом) – только разные отрывки его военных воспоминаний. Заходил русист, помянул Зою Космодемьянскую, некоторых из пионеров-героев, и все бросились добавлять их в эссе, в большинстве своём не зная, кто они такие и как правильно пишутся их фамилии, приплели даже Дениса Давыдова и прочих упомянутых в «В&М» партизанах; я же продолжала думать, что ЕГЭ по русскому – не ЕГЭ по истории, где надо вспомнить как можно больше событий, имён и дат, и за неимением проблемы в тексте выдумала свою. А именно – начала писать о современности и оседлала любимого конька по имени «Неблагодарное человечество», максимально корректно дав понять, что большинство обывателей склонно отбояриваться от памяти прошлого пафосными речами, а когда прошлое повторяется в настоящем, относятся зачастую с осуждением к поступкам, достойным тех героических предков, чьи жертвы они привыкли рассматривать как должное. Получилось мало, без абзацев, без аргументов – тупо вольный поток сознания моими традиционными мегадлинными предложениями. В кои-то веки я (да и большинство остальных) досидела до окончания выделенного на написание ЕГЭ времени; завуч, собиравшая работы, пришла злая, сначала рыкнула на меня за то, что я, уже дописав, подошла к Диме, потом вырвала у меня эссе Вали, которое она дала мне почитать, и, наконец, поорала на меня за мелкий почерк. Раза три она делала паузы, в которые я пыталась успеть вставать, что если я буду писать крупнее, почерк станет непонятным, но не успевала – она начинала орать снова, перебивая меня на полуслове, и только когда она проорала, что я буду орать, когда получу за эссе 30 баллов, а я ответила, что пишу не ради баллов, она заткнулась и посмотрела на меня как на сумасшедшую, сдвинув очки на кончик носа. Меня это позабавило, но я хотя бы смогла объяснить, что пишу потому, что это необходимо, и договорить наконец насчёт почерка. А в среду я в школу не пошла вовсе – к болеющей мне добавилась ещё и болеющая мама, да ещё и с температурой – и полдня писала шпоры к зачёту по истории на двух длинных бумажках, всего 11 билетов, двух из которых в учебниках не было, и пришлось довериться Википедии. В четверг благодаря проблемам с транспортом и тому, что сперва на автопилоте приехала на Цветной вместо Китая, я опаздывала на экономику минут на 20 – и опаздывала не одна, а с Валей, и мы решили немного поторчать на подоконнике третьего этажа и прийти на вторую половину пары. Потом был, собственно, зачёт – я, как обычно, отвечала первой, благополучно перекатала со шпоры свой десятый билет о живописи и архитектуре XIX века, вот только в ней была почему-то только первая половина, и о второй (благо искусство – моя тема, только фамилии из головы вылетают) пришлось говорить самой – но зато угадала со второй частью задания, опознанием отрывка исторического документа, и ушла в итоге с четвёркой. Спать легла как никогда рано, до полуночи, хоть и послушала немного радио, а в пятницу утром я проснулась, но поняла, что дойти смогу только до ванной и обратно. Мама заставила померить давление, оно оказалось очень низким, она пыталась заставить меня выпить чаю, но я просто легла спать дальше, ещё на несколько часов, и потом валяться до обеда. После этого, второго, засыпания что-то снилось – какие-то красивые пейзажи, собачьи бои, много всего, но запомнилось плохо. Потом до самого вечера, до четырёх часов, я тупо загонялась под ГрОб в ушах – очень много вспомнила, очень много обдумала, очень много поняла и очень много решила. Предпосылки к этому появлялись в голове с начала этого учебного года, даже чуть раньше, копились, как снежный ком, и вот прошло полгода, настала, видимо, пора со всем этим бредом разобраться, и я не поленилась. Пришла в итоге к главному и весьма отрадному выводу: я постоянно меняюсь, постоянно загоняюсь по чему-то новому, никогда не зная заранее, что ждёт меня за поворотом, когда моё больное сознание выходит на новый виток, но при этом внутри всего этого серпантина сохраняется один и тот же авАтар. Главное – о нём не забывать и не открещиваться от него как от «пережитков детства» а прислушиваться к тому, что он хочет и что он считает правильным. И я, кажется, незаметно для себя, прислушиваюсь – и подспудно, вне быта и досуга, вне учёбы и планов на будущее, вне Интернета, вкусов и фетишей, предпочтений и приоритетов – делаю себя такой, какой он хочет, то бишь какой я хочу. За последние пару лет иногда казалось, что мне больше не интересны те пафосности, которым я присягала на верность на пике романтичного и безбашенного неформальства – но оказалось, что нет: эти пафосности по-прежнему составляют основу моих жизненных принципов, я не предавала их, просто теперь я могу высказать их более «умным» языком, без розовых очков, зато аргументированно. Проще говоря, этот вывод сводится к следующему: я не повзрослела и не зачерствела, не превратила жизнь в привычку и не пустила её на самотёк – я жива, я псих, я чужеродный элемент, я в поиске, я в игре. У меня есть прошлое, настоящее и будущее, решения спонтанны, желания сбыточны, всё зависит от меня и всё будет по-моему – эти простые истины снова актуальны. И на этой пафосной ноте я, не успевающая написать всё остальное о вчера и о сегодня и оставляющая это на сегодняшний вечер (хорошо хоть, в последний момент вспомнила, что это надо бы выложить), прощаюсь с вами, господа хорошие, на считанные часы – ухожу в театр)
P.S. со следующего лытдыбра делюсь на абзацы. А то, реально, нечитабельно (дошло до утки на седьмые сутки))

Предполагаемого шанса выспаться в воскресенье у меня не было: спустя несколько часов после моего отбоя на рассвете бабушке утром вызвали скорую. Затем я немного подождала, пока не приедет с работы папа, но, узнав, что он будет позже обычного, ждать больше не стала и после обеда, закинув в торбу плеер (порванные карманы мне зашили, так что теперь туда не то что плеер – даже рука еле влазит), вывалилась в предвечерние сумерки. Нужно было докупать билеты на январь, и я поехала на Арбатскую с намерением отовариться в своей любимой кассе и отправиться бродить по Ордынке, видов которой мне показалось мало за две поездки на олимпиады. Однако в кассе была не моя знакомая кассирша, а другая тётка, с которой крайне сложно было общаться – не обращая внимания на то, что я со списком, она забегала вперёд, запутывала меня, так что возвращаться назад и разбираться мне надоело очень быстро. К тому же дешёвых билетов в районе 100-200 рублей, которые всегда первыми предлагала мне моя знакомая, у неё не находилось в принципе – все расценки начинались от 300 с лишним и выше, остальное, дескать, уже раскупили. Я, конечно, понимаю, что новогодние каникулы общие для всех и на них спрос больше, чем на школьные, но тем не менее у меня закралось подозрение, что мне просто не хотят продавать подешевле, и, взяв только два билета на Бронную, я решила подъехать позже ещё раз, созвонившись со знакомой кассиршей, чтобы точно застать именно её. Однако в шаговой доступности находилось два театра, не дающих билеты в городские кассы, и прежде, чем гулять, я пошагала по Арбату к ним – то бишь первым делом к Вахтанговке. Там я быстренько приобрела ещё три билета, тут же забыла об их количестве и переместилась к кассе театра Симонова, что перед Стеной; хоть репертуара ещё не было на сайте, там он уже был, вот только билеты пока не продавали – но я хотя бы узнала, что они там недешёвые, и ещё подумаю, брать мне туда билет на что-нибудь или же нет. Покончив с шоппингом, я развернулась на 180 градусов и, двигаясь в обратном направлении, привычно проверяла содержимое конверта с билетами и кошелька… как вдруг, сопоставив суммарную стоимость билетов с оставшимися у меня после закупки деньгами, заметила исчезновение лишних ста рублей. Смирившись с тем, что меня обсчитали или я выронила купюру из кошелька, как с обидным, но непоправимым фактом, я забыла о нём и, перейдя с Арбата на Гоголевский бульвар, пришла по нему на Кропоткинскую и вместо того, чтобы, как планировала, дойти до Ордынки, машинально свернула на Остоженку и пошла по ней до Парка Культуры. Там я спустилась в подземку и только в вагоне, достав свой список и посмотрев вычеркнутые спектакли, на которые купила билеты, поняла, что сотку я не проебала, а потратила на билет, просто у меня в конверте билетов в Вахтанговку не три, а два – то бишь проебала я билет. Оказавшись дома, я туда позвонила и узнала, что потеря благополучно найдена и ждёт моего возвращения (при этом меня назвали мальчиком… ну ладно по виду я сойду, но по голосу-то!..), а также вспомнила, что на понедельник училкой по зарубежной истории была назначена ролевая по Французской революции, как в прошлом году – по Реформации, а у меня, представителя якобинцев, и конь не валялся. Посему понедельник я решила пробить, снова просидела за монитором до рассвета и снова была разбужена утром, не то чтобы очень рано, но, по крайней мере, до обеда. Пострадав ерундой, я отправилась выручать свой билет – доехала до Смоленской, дошла по Арбату до Вахтанговки, забрала пропажу и двинулась дальше, до Арбатской, к театральной кассе, в надежде застать знакомую кассиршу – но была всё та же, и я забила и пошла гулять по бульварам при фонарях. Никитский – с заходом в театр у Никитских ворот в обломившейся надежде на недорогие билеты. Тверской, Пушкинская площадь – пришлось поплутать по подземным переходам. Страстной – умерла батарейка плеера, Петровский, Трубная площадь – пора было закругляться. Я прошла ещё свой родной Цветной до конца, под бьющее по мозгам неумолчное монотонное гудение автомобильных пробок, затем вернулась к метро и приехала домой. Вторник не ознаменовался ничем особенным, кроме того, что мы с Асей таки сподобились купить в монастырской трапезной упаковку постных оладьев с маком и изюмом и осилить по три штуки, а ещё три я утащила домой подкормить родню, напрочь забыв, что покупали мы не в складчину, а на Асёнином добровольном пожертвовании. Четверг порадовал отсутствием последней пары русского, и в честь сего знаменательного события мы с Асей, как раз успевшие пообедать в монастыре пирожками, прошлись пешком по ЧП. Оказавшись дома и сев обедать, я осознала, что мне настолько не терпится снова отправиться гулять, что кусок мне решительно не лезет в горло, и после нескольких минут бесплодных попыток сосредоточиться на еде я забила на всё и пошла бродить по вечернему району – в библиотеку, мимо храма, растворившегося в кофейных сумерках и видного благодаря только отсветам от фонарей и окон на куполах да собственным окнам, вдоль дороги до метро, по неузнаваемым из-за новостроек, непроходимым из-за проваливающейся под ногами грязи и перегороженным местам «раскопок» подземных коммуникаций дворам, просто по улицам и аллеям – конечно же, с Нашим в ушах. Сон с половины третьего в ночь на пятницу, сон с половины четвёртого в ночь на субботу – и сегодня у меня весьма удачно сдох будильник, позволив мне выспаться до одиннадцати. Но в школу к последней паре я таки приехала – соскучилась по зарубежной литературе, моему давно не используемому из-за олимпиад и всегда поднимающему настроение поводу пообсуждать с умными людьми любимую литературу и немного – театр.
Теперь – сумбурно:
1)Давно создала и всё никак не открою сообщество для фотографий и рисунков с кофе. Надеюсь, что найдутся ещё фетишисты вроде меня. Вообще замечаю, что в текущем учебном году у меня прибавилось новых фетишей, в том числе касательно одежды, чего раньше за мной замечаемо не было. Впрочем, это скорее хорошо, чем плохо. Также ушло частично или полностью несколько старых – в частности, начал притупляться коллекционерский азарт (взрослею, ёпта?..).
2)Незаметно началась календарная зима – с температурой до +10, зелёной травкой, дождями и туманами. Не то чтобы это напрягало, но в такое межсезонье у меня всегда нестабильное настроение, мечущееся из крайности в крайность – от извратно-прушного до мизантропически-меланхоличного. Каждой крайности соответствует своя музыка. Свои стихи не пишутся, зато запоем читаются чужие, учебные дни тянутся медленно и муторно, несмотря на навык создавать себе халяву на ровном месте.
3)Волосы начали отрастать и лезть в лицо, пытаясь изобразить непредусмотренную чёлку. Возникла охота снова пойти в парикмахерскую и отстричь всё лишнее. Начинает казаться, что отстригание может затягивать, как татуаж или пирсинг – стоит начать, и остановиться сложно. Я сама об этом прекрасно помню, но всё же – напоминайте мне почаще на всякий случай, что стрижка под бобра/ежа мне не пойдёт.
4)Недавно (не помню уже, когда именно) приснился бред: еду с мамой в метро, читаю, как обычно, книжку. К маме подходит толстая монашка в католической рясе, с большим и тяжёлым металлическим крестом на шее, и начинает что-то говорить. Я поначалу не обращаю на это внимание, но потом понимаю, что треплется одна монашка, а мама моя молчит, и, взглянув на маму, увидела, что та сидит замерев, уставив в монашку остекленелый взгляд. Сообразив, что имеет место быть гипноз, я быстро сунула свою раскрытую книжку маме под нос, прерывая визуальный контакт, и монашка с завидной прытью убежала в противоположный конец вагона, мама очнулась, я же – проснулась. К чему бы?..
(Теперь пишу рецензию, не отвлекать))

Прободрствовав в субботу до половины пятого утра, я умудрилась проснуться в воскресенье раньше полудня. Весь день субботы, всю ночь и всё воскресное утро шёл дождь, а к обеду прояснилось и стало так тепло и хорошо, что грешно было бы оставаться без веской причины в четырёх стенах. И я решила забить на кино, тем паче что Художественный мог предложить мне только Чудо на шесть вечера, а так же и на метро, ведь о способе добраться от своей периферии до центра я задумалась ещё тогда, когда заблудилась, хотя мысли на эту тему возникали и раньше. Посему я засунула плеер в карман, включила в ушах Наше радио и отправилась за железнодорожную линию, вышла на Можайское и пошагала вдоль. Солнце светило по-мартовски прямыми греющими лучами, влажно блестевшая зелёная трава усиливала ощущение на денёк заглянувшей весны, но когда Можайское плавно перетекло в Бутусовский проспект, солнце скрылось, начали постепенно опускаться приятные сумерки. Зайдя по дороге в тамошний салон элитных аквариумов, где продавались только весьма большие рыбины и среди них маячил в клетке одинокий тукан, я дошла до Славянского бульвара и прошла по алее яблоневого сада, где все деревья уже стояли обнажёнными во всём гротескном великолепии своих перекрученных стволов, затем двинулась дальше. Когда я добралась до парка Победы и пошагала по крайней аллее из его конца к началу, начало еле уловимо моросить – лужи рябило, но на лицо падала одна холодная капля раз в несколько минут и таяла, как снежинка. Стоило мне миновать площадь и начать удаляться от парка, как зажглись фонари; у меня за спиной оставалось чертовски красивое зрелище – над подсвеченным парком быстро неслись по серебристо-седому небу тёмные дождевые облака, а впереди поднимались не менее впечатляющие зиккураты небоскрёбов Сити с подъёмными кранами на недостроенных верхушках. У меня хватило бы сил дойти до Арбатской и дальше, но время приближалось к вечеру, поэтому я ограничилась постановкой конечного пункта маршрута на Бутусовской и оттуда вернулась на метро до родной Молодёги. Домой оттуда я пошла через дворы, решив – Бог троицу любит – забить ещё и на воцарившуюся там темнотень, худо-бедно нарушаемую только горящими окнами домов, и даже сделать по этим дворам ностальгический крюк вместо привычного следования прямому вектору кратчайшего пути. Прободрствовав до примерно четырёх утра, я худо-бедно ограничилась двумя часами сна и героически приехала в школу на биологию, где помимо всего прочего нам показали кусочек фильма BBC про йифф преимущества полового размножения в сравнении с клонированием. На последней, не считая снова миновавшую нас литературу, паре состоялась контра по зарубежной истории, на которой у историчке проснулась тяга к рукоприкладству. Сначала она вздумала посадить нас по шесть человек в ряду, и поскольку никто из сидящих на задних партах пересаживаться на передние не захотел, она решила пересадить нас с Настей с передней парты на последнюю, подкрепив свои малопонятные изречения попыткой перетащить меня за локоть. Я переместилась самостоятельно, но когда контра была благополучно мною дописана и я осталась сидеть в ожидании, когда Настя не без моей помощи составит последнее предложение своей работы о Локке и Гоббсе, историчка подошла снова и спросила, закончила ли я. Я ответила, что закончила, но жду, чтобы вместе сдать и свалить, а она внезапно поинтересовалась, куда я собираюсь поступать, и услышав, что на театроведение в Рагу или ГИТИС, заявила, что полагала, будто я обладаю более точными знаниями. Я не сразу впилила, о чём она; Настя же сочла, что она о точных науках, и сообщила, что с математикой у меня хреново, а историчка ответствовала, что она не об этом, ибо, дескать, среди гуманитарных наук тоже есть более точные – видимо, это была её неудачная шутка, выражающая её разочарование в моих интеллектуальных возможностях. Затем она попыталась самостоятельно поднять меня с места за плечи и выпроводить, но я опять её опередила и вышла дожидаться Насти в коридоре. Во вторник нас было мало народу, а домашки по истории я не сделала, при том что историчка наверняка должна была с меня её потребовать, посему я с удовольствием составила компанию Даше в прогуливании второй пары; поскольку ей было в принципе всё равно, где скоротать время, а мне хотелось кофе, и мы зарулили в Кофе Хаус на Маросейке и сели в первом зале на диванчик под окном. Даша заказала чай пуэр и бутерброд, я – как обычно, тупо кофе без сахара и молока; сначала я хотела дождаться, пока чай у неё остынет, и попробовать, что это за зверь, но так и забыла, зато когда совсем остыл уже и мой кофе, периодически забываемый в разговорах, у Даши нашёлся мандарин, который мы разделили пополам (всё-таки это чертовски вкусно – заедать кофе мандаринами!). Под конец посиделок к нам заглянула Лада (всё-таки я чертовски соскучилась по этому позитивному человеку!), а к концу пары мы все разошлись от лицея в разные стороны – я, в частности, на социологию, на которой нас было четыре (после первой половины пары – три) человека. В среду я благополучно прогуляла первую пару информатики, а в четверг, после того, как история прошла без обращений исторички к моей персоне, мы с Асей, вспомнив древнегреческий глагол proeballo, переводящийся как «двигать вперёд», решили двинуть вперёд последнюю пару русского. Сперва мы пришли в монастырскую трапезную, где я предложила Асе съесть по пирожку, но она упорно отказалась, и я, взяв, как обычно, парочку с картошкой, решила есть на ходу; по дороге аппетит в Асе таки проснулся, и второй пирожок был пожертвован ей. Шли мы переулками подальше от родного лицея, и когда вышли на Покровку, в нас проснулся топографический кретинизм, и мы стали искать Белые Облака в противоположном направлении, пока не упёрлись в поворот на ЧП. Пришлось разворачиваться на 180 градусов, и в итоге мне удалось зайти в Облака и купить колбасы, после чего мы дошли до метро и разъехались по домам. Сегодня я проснулась с болью в горле, притащилась на контрольную по алгебре, а вскоре после возвращения домой с французского, на котором с месяц не была, отправилась гулять с Нашим в ушах куда глаза глядят – до метро и мимо, на каштановую аллею за Рублёвским шоссе, частое место моего обитания в далёком детстве. Быстро стемнело и зажглись фонари, небо заслоняли однотипные новостройки, и уже невозможно было вспомнить, что раньше было на их месте; из неизменного остался только детский дворик – ряд качелей и песочница, с которой уже спёрли «грибок», были там столько, сколько я себя помню. Естественно, я ностальгически немного покачалась, и сквозь врубленного на полную громкость «Беспечного ангела» какая-то сердобольная бабулька чудом докричалась до меня, что эти качели неисправны и я могу навернуться; я дождалась конца песни и слезла – старость не радость: устали ноги и поясница. Возвращалась дворами, в которых очень давно не бывала, мимо многолетних строек, по любимому микрорайону-«островку» на возвышенности, продуваемой всеми ветрами, дотягивающейся фонарными столбами до мутной растущей луны… Так и закончилась неделя, показавшаяся, несмотря на все многочисленные прогулы, длинной и тяжёлой – видимо, с непривычки после затянувшихся каникул. Завтра у меня опять окружная олимпиада, на сей раз по литературе, и снова театр, так что до завтра и прощаюсь)

Среда, с которой продолжилась моя прерванная халявным вторником минувшая учебная неделя, порадовала инглишем, на котором мне вернули моё написанное на перемене на подоконнике эссе и письмо с самостоятельной классной работы: за первое – кол, за второе – два, остальной класс, хоть и тоже не ахти как написавший, нервно покуривал в кустиках по сравнению с такими колоритными оценками. Эссе не было даже проверено, в нём просто было подсчитано количество слов – получилось 155, что на пару десятков превышает предусмотренный ЕГЭ лимит, а это уже не комильфо: словом меньше, словом больше нормы – и считай, работу ты не писал (интересно, подсчитывала ли училка слова в остальных эссе?). В письме была подчёркнута и снабжена тремя вопросительными знаками подпись (имя-фамилия-класс и дата), относящаяся не к нему, а к работе в целом, в его начале и конце проставлено по непонятному ряду из трёх галочек в каждом, плюс подчёркнуто шесть мест текста, из которых Ася при моём согласии идентифицировала как негрубые ошибки только два. Очевидно, что это учительская мстя за то, что я написала обе работы в каждой строчке листа и оставила их у неё после того, как она сообщила мне о том, что тексты полагается писать с пропуском строчек, уже тогда, когда я их закончила и принесла ей сдавать. Не менее весело было и в четверг на истории, когда я получила два за своё большое подробное сочинение об отмене крепостного права с надписью «не по теме?» (ей-богу, это был именно вопросительный знак), и к тому же мою классную работу в лице составленной по бестолковому учебнику таблицы историчка тоже не зачла. Поскольку же русичка продолжала болеть, пар в четверг было не три, а две, и, пораньше оказавшись дома, я после обеда захватила плеер с Нашим радио и отправилась гулять в компании света фонарей. Перешла через пути, дошла до зоомагазина, зашла поглазеть, да и пошла дальше вдоль Можайского, пока не добралась до высоких домов на перекрёстке, всегда привлекавших к себе мой взгляд, когда я сотни раз проезжала мимо – не зная, что не так уж они и далеко и что вполне быстро можно дойти до них от дома. Оттуда можно было бы идти хоть до Славянского бульвара, хоть до самого парка Победы, но, во-первых, время было уже позднее, а во-вторых, меня уже занимала другая цель – желание заблудиться в окрестностях этих величественных домов. И я свернула к ним от перекрёстка, намереваясь пройти мимо них к какому-нибудь параллельному шоссе, но они, конечно же, были огорожены, так что я, поплутав по дворам, вышла к какой-то улице, как выяснилось впоследствии – имени некоего Ращупкина, которая тоже вроде бы была параллелью. Я пошла по ней, но она упёрлась в какой-то перпендикуляр, как я теперь вижу по карте – имени Багрицкого, и по нему я вышла на третью параллель, оказавшуюся улицей Красных зорь – мне это показалось чертовски красивым названием, к тому же я поняла, что действительно заблудилась, как и хотела. Железная дорога тянулась на противоположной стороне, но я уже не была уверена в том, что движусь вдоль неё в правильном направлении – то бишь что я точно приближаюсь к родным пенатам, а не отдаляюсь от них. Однако я не изменила раз выбранному вектору и с приподнявшимся благодаря исполнившемуся желанию настроением (даже начала подпевать радио) пошагала по Красным зорям… пока не поняла, что заблудиться всё-таки проще, чем сориентироваться на незнакомой местности, а местность тем временем становилась всё глуше, безлюднее и темнее, и пешеходная дорога всё сильнее отклонялась в сторону от автодороги с сопутствующей ей линией жд. И я решила больше не играть в скаута и вернуться на Можайское, для чего ломанулась вбок во дворы Красных зорь… и оказалась, не сразу поверив глазам, перед респектабельных размеров прудом, окружённым домами, чьи огни отражались в нём, и обсиженным перекликающимися утками: должен же у улицы с красивым названием быть не менее красивый вид (см. неудачное фото внизу)!.. А пройдя мимо пруда, я вышла на Можайское как раз возле зоомагазина и привычным маршрутом вернулась домой, проплутав в общей сложности около двух часов. В пятницу снова не пришла наша англичанка, и мы в составе трети класса по традиции засели в Кофе Хаусе пить кофе (американо у них стал крепче, что не может не радовать), курить и трепаться, после чего мне, также по традиции, стало крайне влом идти на французский, и я пошла домой. Легла пораньше – и лучше бы не ложилась: снились сначала какие-то пытки со стороны, потом – как будто мне самой вырывают целиком ногти. Было совсем не страшно, но больно, хотя не столько больно, сколько мерзко, – неэстетичное зрелище и во время, и особенно после, – а ещё интересно, отрастут ногти заново после этого или уже нет. Проснулась раньше будильника, больше засыпать не стала, но и вставать было очень влом, а надо – меня к девяти ждали в школе для препровождения на окружную олимпиаду по русскому. Четверых из нашего класса – меня, Асю, Аню и Валю – и ещё народ из параллельных 11-х, из 10-х, 9-го и, возможно, ещё 8-го потащили на метро до Кропоткинской, а именно – повёз наш школьный препод по, кажется, русскому, очень парившийся по поводу того, что некоторые забыли дома паспорта (я давеча этот грёбаный паспорт часа два вечером искала, перерыла всю квартиру, думала – придётся новый делать, а он нашёлся… в детской книжке про таблицу умножения), и называвший памятник Энгельсу памятником Достоевскому. От Кропоткинской он повёл нас в переулки Ордынки, 1-й, 2-й и 3-й Обыденские, где напротив храма Илии Обыденского располагалась пафосная гимназия с электронными воротами во двор и с холлом с аквариумом с большими рыбками, большой клеткой с попугайчиками и витриной с кубками и прочими наградами. Мы поднялись на нужный этаж, вошли в нужный кабинет, сели с Асей за одну парту, долго ждали; когда говорить стало не о чем, я положила голову на парту, спать не хотела, но от скуки заснула. Ася разбудила меня, когда принесли распечатки с олимпиадными заданиями; я успела напрочь отлежать левые ногу и руку и еле разлепила глаза, несколько секунд не втыкая, почему я проснулась в чужой школе, а не в своей, и почему от меня требуют ответов на такие сложные вопросы. Заданий было 12, их, если верить ремарке, взяли из прошлогоднего всероссийского тура, проходившего в Брянске (нехреново, да – а откуда тогда всероссийские задания для этого года возьмут?), и долгое время я тупила, просыпаясь, возясь с наиболее простыми. Проснулась окончательно я уже тогда, когда Ася сочла свой необходимый минимум сделанным и засобиралась; пробуждение выразилось в том, что меня пропёрло и я вскорости, когда Ася уже ушла, сделала все задания, кроме одного. К этому времени нас уже осталось 6 человек, из них пятеро – из одной параллели одной школы, и все быстренько ко мне пододвинулись и возжелали моей помощи; я поняла, что осилить оставшееся задание они мне не дадут, а если я засижусь ещё немного, у нас у всех будут одинаковые олимпиады и попробуй потом докажи, что это я придумала, и сдала работу. Сфотографировав из окна Илию Обыденского со старомосковскими крышами на переднем плане и куполом Христа Спасителя на заднем, я спустилась, вышла и, дабы не делать пересадки, дошла по Гоголевскому бульвару до Арбатской и уже оттуда поехала домой. А поскольку сегодня суббота, ждите вечером с рецензией)

Вот он и наступил – глобальный влом писать об учебных буднях, мало отличающихся друг от друга. Вторник порадовал тем, что историчка подозрительно добродушно встретила нас после нашего предыдущего прогула и даже отклонила извинения некоторых из прогулявших как нечто не стоящее повышенного внимания, и тем, что не было последней пары социологии. В тот же день мы с Асёной, когда отправились в обеденную перемену за пирожками в монастырскую трапезную, заметили бегущих белых кроликов, нарисованных через шаблон на стенах и асфальте; нам стало интересно, куда они ведут, мы последовали за ними и пришли к воротам шоу-рума Joki, куда мне надо бы заглянуть за новым веганским значком на смену посеянному летом вегетарианскому, но с пирожком в лапе я решила туда не переться. В четверг после лицея мы с Настей пешочком дотопали до книжного на Лубянке Библио-Глобуса, где она с энтузиазмом затарилась учебниками по отечественной истории, зарубежной истории и праву, а я поискала книжечку по алгебре, но, естественно, безуспешно. Но круче всего было вчера: после алгебры нас согнали на третий этаж, к нам пришли Маруся, Макс и фотограф, и последний по очереди сфотографировал нас для портрета на дембельский альбом – я распустила гриву и со свисающими космами, в мешковатой кофте и болтающимся молотом Тора получилась весьма хиппово. Мы немного повыбирали фотки – какой из трёх-четырёх вариантов оставить – и пошли фотографироваться всем классом на пороге школы, пока Маруся не сбежала; затем все, кроме меня, ибо мне было и так тепло, сбегали за куртками, и нас повели на фотосессию на Цветной бульвар. Там мы стояли на бордюре фонтана, а Валя с Машей даже сбегали к его центру и все промокли, висли на церетелевских клоунах, рассаживались и разлёживались по лавочкам в разнообразных эффектных положениях, валялись на траве газонов, вытаптывали цветы на клумбах, подпрыгивали в центре аллеи, извращались на тему лысины Макса и бюста Полины, и так далее, и тому подобное. Было весело – достаточно весело, чтобы после этого (инглиш был за это время полностью пробит) было бы кощунственным идти на французский и портить такой настрой, поэтому мы всей группой за исключением Аси и Лины пробили и французский тоже. Что касается будней неучебных – писать ночами мне стало влом, поэтому одну свободную (когда папа дома и я сплю в своей комнате) ночь минувшей недели я читала, другую – слушала Наше, но не до утра, конечно, а стараясь всё-таки высыпаться. Погода радует дождями, хоть и редко удаётся под дождём пробежаться от метро до дома – чаще он заряжает после того, как я оказываюсь дома, или ночью, что особенно приятно слышать. Не то из-за похода с однокашниками в Кофе Хаус, где я, впрочем, ничего не пила, не то из-за осеннего (в хорошем смысле этого слова) настроения я давеча покончила со своей завязкой и выпила немного кофе, но уже не по-наркомански, в качестве заменителя успокоительного, а по-эстетски, в качестве красивой, вкусной и ароматной вещи, особенно если корицы сыпануть (я ж теперь как вег камру не могу пить) да вафлями закусывать, окуная их в мёд (хочется сварганить кофейное сообщество – наверное, вскорости так и поступлю). Однако после этого кофе и, может, отчасти из-за того, что я узнала о появлении репертуара на ноябрь на сайте Юго-запада и незамедлительно выписала шесть спектаклей, благословляя человека, придумавшего в ноябре каникулы, меня вечером так пёрло, что я едва смогла успокоиться. Потом снился всякий бред, в частности – мы с Асей шли по Арбату от Смоленки и, остановившись у какого-то массивного тёмного памятника прямо посреди улицы, увидели среди других зевак никого иного, а Льва Николаича Толстого, седовласого и бородатого, только больно уж низенького ростом, почти как мы сами; потом мы встретили Марусю и направились в какую-то галерею, которая тоже была прямо на Арбате (отголосок нашего с девчонками обсуждения вторичного похода на Солянку – экспозиция уже сменилась). Ещё снился какой-то новый ночной клуб на выходе из станции Пушкинская, в здании закрытого казино Шангрила, снилось, что у меня фиалка расцвела на окне, чего за ней в реале уже давно не наблюдалось… а сегодняшним утром я снова пошла в школу, в то время как моя мама съездила на Юго купить билеты на выписанные мною спектакли. По возвращении я успела только пообедать, немного пострадать ерундой и встретить маму с билетами, после чего собралась и поторопилась снова на свет Божий – как и всегда по субботам, меня ждал театр, но на сей раз – не просто театр, а всё тот же Юго-запад, где я три месяца не была и успела, конечно же, неслабо соскучиться. Добралась я вовремя, купила программку, прочитала, не успела схватиться за книжку (Тихий Дон наконец-то был добит и сменился не менее любимым Доктором Живаго), как прозвенел первый звонок, и я пробралась на своё место с краю пятого ряда – ввиду того, что он был коротким, относительно остального зала место это было почти что посередине, и видно и слышно оттуда было едва ли не лучше, чем с моего обычного порта приписки в центре шестого ряда, под потолком. Открывала же я свой новый Юго-западный сезон премьерой прошлогоднего декабря, ещё одной шекспировской вещью в тамошнем репертуаре – «Укрощением строптивой».
Шекспир написал комедию, которая могла рассмешить его современников. Белякович создал сценическую версию, которая качественно смешит современного зрителя. И все довольны: не искажаются сюжет и смысл, в большинстве эпизодов вполне органично звучит шекспировский текст, в шутках нет пошлости, в персонажах – нарочитой карикатурности. Каждый элемент спектакля, что неизменно на Юго-западе, продуман до мелочей с отменным вкусом, так что действие ни на секунду не даёт отвлечься, подумать о чём-то постороннем и уж тем более заскучать. Помимо замечательного юмора – большой редкости на театральной сцене – в «Укрощении» можно лицезреть и все прочие отличительные черты театра Беляковича: филигранные «живые» актёрские работы, неожиданные режиссёрские находки и импровизации, удачно подобранную музыку, симпатичные танцы и песни, создающие нужную атмосферу свет и минимум декораций. Бесспорный гвоздь программы – Грумио (Анищенко), первое место на конкурсе трансвеститов. В итоге хрестоматийная шовинистическая история о медленном и мучительном достижении семейного счастья методами дрессировки превратилась в позитивное красочное шоу, очередной маленький праздник от труппы Юго-запада с аппетитным вкраплением трогательных и житейски-мудрых моментов. Всем желающим как следует отдохнуть и запастись хорошим настроением – рекомендуется однозначно.
В антракте я помаячила в коридоре, ибо меня собиралась отловить форумчанка Heline и напоить кофейным ликёром домашнего приготовления, однако этого так и не случилось. Посему после спектакля я дотопала обратно до метро, доехала до Молодёги и там на платформе встретила бывших однокашников - Руслана и Сашу, уже студентов, и Аню, ушедшую в этом году в экстернат - мелочь, а приятно. У метро меня уже ждал папа, довёз меня до дома. Планы на завтра у меня уже в общих чертах определены, засим до завтра, скорее всего, и прощаюсь)

Среда минувшей учебной недели была отмечена только самостоятельной по инглишу (честная четвёрка, тогда как за прошлый тест – трояк), зато четверг лишь немногим был менее интересен и приятен, нежели описанный в предыдущем посте вторник. Количество заболевших на этот светлый лицейский день достигло максимума – к концу первой пары экономики собралось около дюжины человек из двадцати, и когда в начале второй пары историчка не появилась, несложно было мнением большинства решить сваливать после пятнадцатиминутного ожидания. Сказано-сделано: засекли по самым спешащим часам, вмиг собрались, погасили в аудитории свет, прикрыли дверь, забили на скромно предложенную особо сознательными личностями идею предварительно зайти в деканат – в противном случае нас заставили бы сидеть и ждать. Соответственно, мы, преодолев коридоры и лестницы и выйдя на улицу, не стали проходить мимо окон деканата, а ломанулись во дворы, попутно потеряв нескольких отправившихся сразу домой и оставшись в составе ровно десяти душ. Мы собрались пробить всю пару истории, после которой намечалась ещё пара русского, и в надежде пробить и её тоже мы фактически заставили Полину, как обладателя наибольших актёрских данных, по Ромкиному телефону позвонить русичке и наплести, что истории у нас не будет и нас всего шестеро, так что неплохо было бы нас отпустить, но та не отпустила. Мы двинулись в сторону Покровки, и на ходу Гарик, неформально возглавивший этот побег из лицея, провёл голосование – «кто хочет в Макдональдс», «кто хочет в Кофе Хаус» и «кому тупо похуй»; я была за последний вариант, как завязавший с кофе веган с поющими романсы финансами, но победил Кофе Хаос, и мы завалились туда. Забрались в самый дальний зал, к столику с диваном у стенки под монитором, по которому крутили море и тюленей, позаимствовали стульев у соседних столиков и расположились по кругу; народ в большинстве своём закурил, начался трёп, я попускала слюни на карту коктейлей и затем завладела одним из двух меню, дабы убедиться, что все разновидности кофе стоили в районе 200 рублей – а в моём кошельке тогда валялась лишь одна сотня да мелочь на маршрутку. Но, когда к нам подошла официантка и счастливые обладатели денег (примерно половина компании) начали заказывать, Даша вспомнила, что у неё есть три флаера Кофе Хаоса с правом на бесплатный напиток, и решила использовать их все; после того, как её попытка заказать мне капуччино или эспрессо провалилась ввиду моего неупотребления молока, я перестала интересоваться тем, что мне закажут – просто кофе или вообще ничего, мне было всё равно. После появления на столе первых заказов запахло самым классным в мире запахом после запаха корицы – смесью кофе и табака; разговоры стали сдержанней, ощущение идиллии – сильнее, я немного пофотографировала, некоторые начали делать на коленях уроки, а море и тюлени на экране сменились мультиком про Чипа, Дейла и суперпса Флэша (так вот откуда взялся Вольт!). В числе последних принесли зелёный чай, заказанный Дашей по флаеру для Юльки и который вскоре перешёл в моё полноправное владение, ибо Юлька его пить не стала; чай был вкусный, прохладный и красиво подан – в высоком бокале с двумя ломтиками лимона и ароматной веточкой мяты. Постепенно беседа перешла в несколько неприятное русло, и я, выпав из него, впала в окончательный релакс, потягивая чай, пялясь в мультик, вдыхая запахи и любуясь пенкой на поверхности ёмкостей с кофе; нарушил наши уютные посиделки лишь звонок Ане её мамы, сообщившей, что ей позвонили из деканата по поводу нашего прогула. По окончании пробитой пары мы возвращались вдесятером – изначально планировалось четырёх особо желающих отпустить и предоставить русичке обещанную полудюжину человек, но коли стало ясно, что деканат нас хочет – пропадать полагается вместе. Завуч зашла, когда мы ждали русичку в аудитории, сказала зайти в деканат на перемене между парами; мы пришли, ожидая, что нам от души поимеют мозги, а то и четвёртой парой историю таки устроят, а в итоге с нами посюсюкались на тему того, что в следующий раз при отсутствии учителя нам следует не стесняться и заходить в деканат, ибо нам нельзя покидать территорию лицея (впрочем, нас ещё наверняка настигнет месть исторички). В тот же день я, будучи окончательно выздоровевшей, возобновила свои пробежки от метро до дома, а ночью для разнообразия решила поспать – и в итоге всю учебную часть пятницы после этого спала на ходу, даже не могла читать в метро по дороге в школу из-за отчаянно слипающихся глаз. Часть эта была примечательна ещё парой тестов по инглишу, а с физры я, конечно же, ушла и пробежалась до дома под классным дождём – спорым, мелким, прохладным; неучебная часть выдалась получше – наскоро пообедав, я снова выскочила на улицу, добралась до метро, приехала на Арбатскую, в Художественный – наконец-то «Рыбку Поньо на утёсе» смотреть. Синий зал был уже неплохо заполнен, но местечко с краю третьего ряда за традиционные 110 рублей нашлось и для меня; администраторша на входе лыбнулась мне и обозвала постоянным посетителем, при том что я с самого открытия Синего зала бываю там с завидной регулярностью.
Новый (но, как всегда, в течение года добиравшийся до России) мульт Миядзаки оказался ничем не лучше и не хуже его прежних средне котирующихся работ: экология, любовь между детьми (их возраст сократился уже до пяти лет), волшебство – все основные темы на месте. Сюжет представляет собой нечто среднее между «Русалочкой» и «Красавицей и чудовищем»: его героиня – плод любви прекрасной морской богини и чудаковатого, но по-своему симпатичного рыжего алхимика-мизантропа (его облик с самого первого появления так и подмывал обозвать его грешным Магистром), мечтающего о господстве водной стихии над загадившем её человечеством. Она смогла обрести способность превращаться из рыбы в девчонку через промежуточную стадию – похожего на лягушку водяного, а заодно нечаянно осуществила раньше времени планы своего папаши на второй вселенский потоп в одном отдельно взятом городке. В процессе решения этих двух проблем, личного и глобального свойства соответственно, по-миядзаковски переплетаются эпический размах и трогательная бытовуха, а рисовка и музыка красивы, как всегда у детищ Гибли. Рекомендуется любителям Миядзаки типа меня, нуждающимся в релаксе и кавае, а также тем, кому на нынешнем безрыбье наивно-детская «Рыбка Поньо» сгодится для просмотра.
После сеанса я, как всегда, прогулялась по Арбату до Смоленки, приехала домой, сделала физику, а написание всего вышеизложенного уже по традиции оставила на ночь – с того момента, как закончила зависать на ролёвках, и примерно до половины четвёртого утра. Теперь я ухожу в театр, дабы о сегодняшнем дне, включая рецензию, рассказать уже по возвращении)

Вечером в воскресенье я ушла спать, потом проснулась утром… и поняла, что мне сильно влом идти в школу. И не пошла, а легла спать дальше, до прихода папы с работы, встала уже без насморка, зато выяснилось, что я умудрилась заразить бабушку и маму. Неспешно я занялась всем тем, что в воскресенье напрочь не успела сделать, а также вспомнила про сообщества и уроки на вторник; до вечера сделала историю, вечером же, когда спала жара и наступила чертовски приятная прохлада, вышла прогуляться через железнодорожную линию до зоомага, заодно зашла в тамошний книжный, но неуловимых тестов по алгебре и там не обнаружила. Вернувшись, засела за русский, но не успела ещё закончить, как меня погнали спать, и, отложив завершение заданий на учебный день, а о домашке по литературе с понеда на вторник так и вовсе не поинтересовавшись, я сделала вид, что легла, решив немного построчить в черновике. Конечно же, не тут-то было – вместо этого я засела читать и читала до половины пятого, потом уползла спать, а будильник прозвенел уже через полтора часа, возвращая меня к реальности вполне выспавшейся и бодрой. Я приехала в лицей впритык, отыскала нужную аудиторию… там сидело человек восемь: больше половины класса за один выходной и один будний день моего отсутствия свалила простуда, подозреваю, что некоторую их часть могла перезаражать я. День прошёл вполне халявно, а по окончании пар Маша с Валей согласились сходить со мной в Белые Облака за вегской колбасой; на выходе из лицея к нам присоединились ещё Наташа и Настя, и мы, по решению Маши отправившись в сторону Покровки дворами и проходя мимо величественного тёмно-зелёного недостроя, высящегося над Китай-городом по соседству с лицеем, единодушно вспомнили, что ещё ни разу туда не лазили – в отличие от многих. И единодушно ломанулись исправлять сию досадную оплошность, пробравшись сквозь отсутствующий кусок забора, гостеприимно выходящий на дорогу; я тут же достала фотик и принялась запечатлевать все детали урбанистического антуража для последующего отчернобеливания снимков. В районе зимы, когда я в первый раз приходила туда с народом и стояла перед чернеющим отверстием подвала, там было атмосферней, какой-то автомобильный остов одиноко стоял в снегу, а теперь всё густо заросло зеленью, а на пустыре перед зданием навалили груду мешков с цементом и какой-то рабочий что-то невозмутимо приваривал к чему-то. Мы поднялись, цепляясь за провисающую решётку забора и ветви деревьев, по осыпающемуся склону из мусора, земли и камней к окнам первого этажа здания с того его торца, где стены этажей обнажались старым кирпичом и камнем, серыми от цемента; за забором виднелась уже жилая зона – какие-то флигельки, много припаркованных автомобилей, безучастные к нам люди. Окна этажей над нами были просто квадратными дырами или пустыми глазницами рам с выбитыми стёклами, а окна перед нами были предусмотрительно заварены решёткой из толстых ржавых прутьев; окно над вершиной склона было заварено крест-накрест, не пролезешь, а следующее за ним – параллельно, с большими пробелами, протиснуться реально. Надо было только сделать шаг по карнизу, оттуда переставить ногу за решётку – и ты внутри; сначала Валя, потом я, Маша, Наташа, портфели пролезшим передавали ещё не пролезшие, не стала ходить по карнизу только Настя, сославшись на объёмный бюст, который-де не пролез бы между прутьями. Мы не стали долго её уговаривать – в конце концов, даже если человеку тупо страшно куда-то лезть, это ни разу не возбраняется – и оставили на стрёме, перед нами же открылись живописные внутренности здания, должного быть, наверное, больницей: коридор на всю длину, за ним – поддерживающие потолок плоские широкие колонны, провалы дверей, смежные помещения… и толстый слой мусора, как строительного, так и самого тривиального, на полу, соответствующий запах. Мы пошли по прямой, до тупиковой комнаты с зарешёченным окном, в большой зал с рядом сквозных окон, выходящих на противоположный двор здания, потом вбок, где стена обвалилась, создавая вход потокам света, и откуда сквозь пролом вывешивалась над обрывом широкая доска, как обрушившийся на середине мост куда-то. В стене сбоку от пролома была тщательно зарешёченная круглая дыра, вход в узкий тоннель, и в её жерле за решёткой трогательно примостился эмалированный чайничек в цветочек; сфотографировав его, я ступила на «мост», туда, где под доской уже не было каменного пола, а только воздух, чтобы Валя меня сфотографировала на фоне буйной зелени древесных крон, живописный вид на которые открывался с этой «смотровой площадки», но ко мне присоединились Маша и Наташа, посему пришлось вставать чуть в ряд, иначе бы «мост» обрушился с нехреновой высоты под нашим весом – так получился кадр «говносталкеры на объекте». Надо было искать лестницу на верхние этажи, я хотела идти по тёмному коридору, но мнение большинства решило выйти из здания со стороны, противоположной той, где входили, и пойти снаружи; там тоже было неплохо – зелень, тишина, над головой нависает застеклённый переход со второго этажа нашего здания в соседнее, выглядящий несколько более ухоженным, на стенах граффити, в пустые окна видны комнаты. За нашим зелёным зданием – жёлтое, оно смотрит на нас глухой, без окон, грязной стеной, с его крыши до середины стены спускается пожарная лестница, и под ней крупными зелёными буквами написано что-то про то, что «Глаза у тролля были как 2 счастливых ребёнка, и потому в них ничего не читалось…» и так далее. А вот в уголке между стенами притулился кусок зеркала, я пытаюсь сфотографировать своё отражение, а оно – меня… и тут из здания, смежного с зелёным, вывалился дед, добродушно спросил, что мы тут делаем; дед был не страшный, мы хором ответили, что гуляем. Дед поворчал, заявил, что мы выбрали не самое лучшее место для прогулок, и, несмотря на наши возражения, намекнул, что нам следует убираться с территории, указав на лесенку в дальнем конце двора, однако я ещё не оставила надежды облазить весь дом до самой крыши, и ответила, что мы лучше выйдем там, где входили, потому что нас там наши люди ждут; услышав мои заверения в том, что мы не заблудимся и вскорости исчезнем, дед заполз обратно в свой домик, а мы вернулись в здание, двинулись по комнатам, но единственная настоящая лестница, которую мы нашли, была нещадно зарешёчена и только заманчиво виднелась между прутьями. Оставались стены-колонны – к ним были вплотную прибиты лесенки из ржавых прутьев, упирающиеся в потолок, но в одном месте над такой лесенкой в потолке была небольшая дыра, и мы подумали было воспользоваться ею; сначала под потолок взобралась Валя, но у неё ничего не вышло, потом попробовала я – несложно было упираться ногами и цепляться пальцами за выступы ступеней, но вверху была металлическая рама с острыми краями, за которую не представлялось возможности ухватиться, чтобы, повиснув, подтянуться в дыру – я только разрезала палец, пытаясь, держась руками за раму, частично перенести на руки вес тела. Пришлось спускаться, дальше изучать комнаты, засунув палец в рот и наслаждаясь кровью – жаль, зализалась царапина слишком быстро; в одной из комнат мы нашли чьи-то кости, но лестницы так и не нашли, а идти по тёмному коридору так никто, кроме меня, и не захотел – пришлось идти самой, ведь в конце могла таки ожидать нас другая лестница! Фотик благополучно заменил мне фонарь – на снимке было видно, что впереди на ближайшей перспективе; в итоге коридор привёл в тупик, к двум уходящим вверх, в темноту, шахтам, видимо, для грузового и пассажирского лифтов, надёжно закрытым решётками и трубами, заваленным барахлом. Когда я подбиралась к ним поближе, чтобы сфотографировать, меня уже позвали наружу; я добежала обратно по коридору до того места, где мы вскоре пролезли обратно, к Насте, спустились вниз по склону – я умудрилась ухватиться рукой за крапиву – и ушли, чтобы когда-нибудь ещё вернуться, проверить, не появился ли снова проход на верхние этажи. Дальше уже ничего особо интересного

Минувшей ночью я уползла спать только где-то между тремя и четырьмя часами, уладив все дела интернетные, послушав Наше и родив пару куплетов. Как результат, поутру я не без труда отодрала себя от кровати, чуть было не опоздав на второй урок (первый, физру, я по определению пробивала, к тому же его ещё и не было) – ОБЖ (субботнее расписание осталось таким же, как и в прошлом году). ОБЖшник пугал нас ДТП и эскалаторами, часто употребляя слово «фарш» (ну, то, что на автомобилях люди разбиваются в лепёшки, я в курсе, но чтобы человека в эскалаторе перемололо – это явно из разряда больных фантазий), затем была физика, после неё – ИОК с новой преподшей (видимо, предыдущую благодаря помешательству на почве Матрицы наконец-то отправили в психушку). Она только что вернулась с выгула десятого Г по Цветному и устроила нам, к вящей нашей радости, один урок вместо пары, рассказав нам о Булгакове – начав с кое-каких фактов биографии, продолжив историей народного культа «нехорошей квартиры» и закончив наибредовейшим разбором персонажей и сюжета «Собачьего сердца», согласно которому профессор Преображенский и доктор Борменталь оказались Лениным и Троцким, Шариков – Сталиным, Даша – Дзержинским, Зиночка – Каменевым, а чучело совы (!) – Крупской. Также сегодня к нам в гости заходили покинувшие нас в этом учебном году Макс (отсидел ОБЖ и частично физику, затем физичка его прогнала) и Саша (появилась после окончания уроков, но мы с Асей пропустили сие событие, поспешив прочь из родной школы и разбредшись по домам). Дома я пообедала, пострадала ерундой и пораньше вышла из дому, добралась до Арбатской и оттуда пошагала по Никитскому бульвару, зайдя по дороге в книжный в надежде найти зловредную книжку по алгебре; не найдя, я, как и в прошлый раз, пошуровала в полках с мангой в отделе детской литературы и нашла вышедший по весне этого года однотомник «Сны эпохи Тайсё» в трёх рассказах (жанр – квайдан aka мистика, сёнен-ай и яой, нет, Ушастая, почитать не дам, а то окончательно извращенкой станешь), полистала, убедилась, что хочу и что завтра, получив наконец свой денежный подарок на минувший день знаний, куплю помимо всего прочего, а также погыгыкала, что манга с рейтингом 18+ соседствует с книжками для дошколят. С Никитского я перешла на Тверской и дотопала до театра имени Пушкина, который сегодня открывала для себя; оказалась я там как раз вовремя, с людским потоком влилась внутрь, за 100 рублей приобрела программку с прилагающимся свежим выпуском Театрала, почитала в нём, какие премьеры ожидаются на начавшийся сезон, чуть не захлебнулась слюнями и с первым звонком вошла в партер и направилась к передним рядам, а отнюдь не на бельэтаж, куда у меня был билет на последний ряд за те же самые 100 рублей. Сперва я устроилась с краю третьего ряда, но после второго звонка меня согнали, и пришлось переместиться поближе, в серёдку второго ряда, где я и осталась; оттуда хорошо было видно и слышно, и, несмотря на насморк, я смогла оценить спектакль – «Недосягаемую» по пьесе Моэма, уже второй его пьесе на моей театральной памяти.
Комедийные стереотипы, как доказала практика, настолько живучи, что постановки, ими переполненные, имеют место быть едва ли не на каждой второй сцене – «Недосягаемая» не стала счастливым исключением, встав в один ряд с Утомлённой счастьем и Верной женой (коя также по Моэму): все три спектакля на удивление похожи друг на друга. Первое – аляповатые декорации, составленные, казалось бы, из всего нашедшегося дома у работников театра ненужного барахла, должные изображать роскошь, но вместо этого режущие глаза своей убогостью. Второе – классический набор плоских и шаблонных персонажей-богачей: пожилая «мадама» (так сегодня оговорилась исполнительница роли горничной), выставленная в качестве женщины среднего возраста, её седовласый любовник с 10-летним стажем и молодой поклонник, в искренность чувств которого (если это только не геронтофилия) невозможно поверить чисто физически; имеется и муж главной героини, связанный с ней, конечно же, исключительно формальными отношениями. Третье – банальный и предсказуемый сюжет: наша несвежая «красавица», меняющая безвкуснейшие наряды в каждом акте, узнаёт из газеты о смерти благоверного и торопится обзавестись новым супругом, пока возраст не достиг отметки «Я стою я ресторана, замуж поздно, сдохнуть рано»; не то что романтики, но и просто любви или хотя бы дружбы вы в этом сюжете не увидите – только прагматичный расчёт, как бы и на ёлку влезть, и задницу не ободрать. Четвёртое – полное отсутствие какой бы то ни было морали (в Верной жене хотя бы была вполне полезная житейская мудрость), а следовательно – и смысла, если только не считать таковым низвержение классических семейных ценностей и пиетета в отношении того, чем хорошее дело не назовут, и воспевание с максимальными удобствами организованного «левака». В качестве «приятных дополнений» к этому винегрету – жалкие попытки танцевать, «оригинальное» музыкальное оформление в лице марша Мендельсона, не самая удачная актёрская игра: частое переигрывание второстепенных персонажей и, что наиболее удручающе, явное непопадание в роль главной героини – у вполне мною уважаемой Веры Алентовой (Москва слезам не верит и др.) вместо светской дамы получилась несуразная простушка, словно пытающаяся безуспешно прикидываться предметом восхищения кавалеров и зависти товарок. Форма подачи блюда – растянувшиеся на два с половиной часа два акта, первый скучен и утомителен настолько, что глаза слипаются сами собой и со сном бороться невероятно сложно (недаром публика заметно поредела после антракта), второй, что свойственно комедиям, несколько живее и энергичнее и смотрится проще. Юмор, однако же, представлен лишь несколькими худо-бедно смешными моментами, моэмовский драматизм борьбы с одиночеством и за право на свободу и счастье уничтожен ещё в зародыше, посему я не вижу решительно никаких причин смотреть сей водевиль, получившийся из кастрированной классики жанра – лишённой чувств, национального колорита, подобающих антуража и атмосферы.
По окончании спектакля я двинулась по бульвару до Тверской, с пересадкой добралась до дома, там же позволила себе отвлекаться вовсю и, как следствие, закончить сей пост в половине четвёртого. Завтра, то бишь уже сегодня, в идеале следует, помимо шоппинга, посмотреть и Девятку, и Рыбку Поньо, а лучше – и то и другое, плюс – сделать уроки и всё то, что должна была сейчас сделать в инете, но так и не сделала. Как бы ни сложились и не повернулись планы, прощаюсь я, скорее всего, ненадолго)

Бытовуха Если западный кинематограф медленно, но верно движется по пути улучшения качества картинки, то отечественный быстро наигрался в операторские изыски и пошёл по пути прямо противоположному, а именно – докатившись наконец до съёмки большей части фильма в жанре любительской псевдодокументалки, одной трясущейся в руках, мажущей камерой. В условиях вездесущего слова на букву К – самый лучший вариант: бюджет тратится небольшой, снимается всего за месяц… то, что смотреть на это, мягко говоря, удовольствия зрителю не доставляет, уже дело десятое. Натурализм, на который, видимо, молятся создатели фильма, и так присутствует в лице подлинных декораций – психиатрического интерната на территории бывшего монастыря в Дмитровском районе – и подлинной массовки в лице пациентов оного, но многочисленные интервью этот натурализм только делают чрезмерно выпяченным и надуманным, да к тому же усыпляют своим однообразием, статичностью, повышенным вниманием к ничего не значащим мелочам. Но форма – это ещё полбеды, настоящая беда – содержание: как известно, осовременивание классики есть занятие сложное, практически ювелирное, под силу оно далеко не каждому, а на сей раз от подгона общеизвестной «Палаты №6» под реалии XXI века пострадали и непосредственно сам Чехов, и всё тот же несчастный натурализм: когда подустаревшие словечки из оригинального текста рассказа соседствуют с рассуждениями о сломавшейся видеокамере или отдыхе в Анталии, ощущение крайней фальшивости происходящего только нарастает и нарастает, как снежный ком. Третья же и главная беда – смысл: вместо чеховской аллегории на несправедливость и жестокость мира и общества в фильме представлена мрачная философия бесполезности борьбы и безвыходности положения каждого отдельно взятого индивида. Да, смотреть на ночные метания по коридорам больницы обманом запертого там Рагина по-настоящему страшно, но когда фильм ставит целью максимальное нагнетание давящей атмосферы и ничего более, я не люблю, и к тому же, при всём своём пессимизме, не люблю фатализм. В качестве заманухи для публики, видимо, использовались актёры, почти сплошь узнаваемые; играют они старательно, убедительно, так что в кадре за все полтора часа видишь довольно-таки маловато персонажей без диагноза, но главные герои всё равно при этом не впечатлили: и Рагин тут – больно уж жалкий, бесхарактерный человек, которого не громовские проповеди с ума свели, а сам он постепенно опустился, а добила его окончательно Москва с её пробками, ночными клубами и казино, и Громов слишком редко появлялся на экране, так что до «пророка» явно не дорос – впрочем, он хотя бы симпатичен и ему хотя бы сочувствуешь (пусть он и слишком молодо выглядит). Но в любом случае объективных причин к просмотру «Палаты», кроме последующего написания рецензии, я не вижу: есть немало качественных фильмов по классике и немало качественной документалистики, и всё это не заменит словно на коленке слепленный маловразумительный гибрид обоих этих жанров. В который уж раз за державу обидно.
Когда я вышла с фильма, уже стемнело; постояв на площади перед станцией и послушав исполняющих немало мною любимого «Беспечного ангела» музыкантов, я поехала домой, не стала добавлять к дневному пробегу ещё и вечерний и от метро до дома добралась на маршрутке. Ныне, поздновато закончив сей пост ввиду занятости на двух ролёвках, откланиваюсь и иду спать, завтра меня, как всегда по субботам, ожидает театр, вас впоследствии – свежая рецензия.)

В ночь на понедельник ко мне неожиданно пришёл ночевать от родителей собак, и в его компании я урывками проспала до звонка будильника в районе девяти утра, встала, успела немного пострадать ерундой и позавтракать, собрала торбу и вывалилась на свет Божий. Путь неспешно лежал на автобусе до метро, на метро до Таганской, по Таганке пешочком до московского Покровского монастыря, где я в ближайшем киоске обзавелась белой розой, обернулась одним платком вместо юбки, другой на голову повязала, да и переступила порог территории, связанной с именем святой Матроны Московской для всех в целом и со сбычей мечт – для меня в частности. Очередь к находящейся под открытым небом иконе была ещё длиннее, чем в прошлый раз, однако я нашла её конец, подождала, пока и за мной скопится немного народу, запомнила тех, кто впереди и сзади меня, и отправилась проделывать всё то же самое в очереди к мощам в храме, которая была покороче и двигалась быстрее. Затем я отстояла очередь в церковную лавку за свечами, отойдя разок, чтобы зайти в церковный магазин побродить, и после этого мне осталось только одно занятие: проверять попеременно обе занятые очереди, попутно прогуливаясь вокруг храмов и живописных клумб с фонтанами, наслаждаясь тишиной и отмеряющим время боем часов; в процессе прогулок были спалены и сфотографированы монастырские кошки (мой любимый вид кошек): тощая попрошайка в сопровождении прикольного котёнка, два серых кошака-близнеца, сидящих рядышком в холодке, чёрного красавца с подругой – либо беременной, либо просто толстой, но лихо прыгающей за бабочками и пчёлами. Очереди периодически терялись – сначала я не увидела ни одного знакомого лица, подойдя к очереди к иконе, и, поискав, остановилась в стороне, чтобы дождаться чьего-нибудь возвращения, и тут ко мне подошла девушка, спросила, не была ли я недавно в Сергиевом посаде, и, получив утвердительный ответ, сказала, что запомнила меня и что если я потерялась, смогу встать в очередь перед ней. Мило, конечно, но одна из стоявших передо мной женщин таки появилась, и я отправилась к очереди к мощам, где тоже не увидела ни стоявшей передо мной коляски, ни стоявшего позади меня мужика; у меня возникли подозрения, что они уже вошли в храм, но когда я попыталась туда сунуться, какая-то бабка из очереди остановила меня, решительно заявив, что-де точно помнит, что я стояла раньше неё. Я ещё пару раз как следует обошла очередь, снова безрезультатно, и таки прорвалась в храм, где и нашла своё место и вскоре дошла до мощей, где и оставила свою многострадальную (за время пребывания у меня в лапах она лишилась всех шипов и большинства листьев) розу; на сей раз у мощей дежурил охранник (да и вообще охраны в монастыре поприбавилось), служивший регулировщиком человеческого потока – за локоть подтаскивал тех, чья очередь подходила, и оттаскивал тех, кто уже приложился к мощам, не давая тем самым никому ни единого шанса замешкаться. После этого у меня осталась только одна очередь, что было, конечно, проще, но время шло, и перво-наперво мне захотелось пить – и, хоть у меня дома и скопилась уже целая коллекция бутылок святой воды из разных мест, пить тёплый сок из фляги мне не захотелось, и я, купив бутылку в часовне, наполнила её из источника вкусной прохладной водой. Спустя ещё некоторое время стояния в очереди, сидения по лавочкам и прогулок по территории (со скуки зашла даже во второй храм, обнаружила там очередь к другой иконе, но забила) мне захотелось есть, и я временно покинула монастырь, дабы перекусить в кафе-трапезной (от собственно трапезной там была только постная выпечка, коей я и ограничилась, с трудом уничтожив два холодных пирожка с картошкой и гипотетическими грибами); когда я вернулась, моя очередь была уже совсем близко – ещё немного, и опоздала бы. В итоге я оказалась перед иконой спустя добрые пять часов после прибытия в монастырь – как и в прошлый раз, поясница и ноги немало устали, зато за время ожидания потихонечку пришло осознание того, что лето кончилось, что было оно замечательным, что впереди ещё много всего хорошего и разного. До метро я снова прошлась пешком, заглянув по дороге в некий супермаркет «вкусной и здоровой пищи», где не обнаружила ничего здорового, а приехав на родную Молодёгу, до дома уже добиралась на маршрутке; дома же я, написав всё вышеизложенное, занялась наведением порядка: разложила содержимое стола на три кучи «программки», «комиксы» и «выкинуть», освободив тем самым стол, для программок завела вторую уже файловую папку, для комиксов выделила коробку из-под подарка на прошлый др, привела от хаоса к порядку всё наваленное в ящиках, заменила надоевший плакат Tabula Rasa (игры, а не группы) на новый с Элисом Купером плюс добавила ещё несколько ранее не повешенных плакатов… Затем узнала от Настёны расписание дня грядущего, частично заполнила новый дневник, кинула его в портфель вместе с пеналом (даже одна пишущая ручка нашлась) и детской книжкой на откуп библиотекарше (взамен спёртого у меня учебника географии). Легла незадолго до полуночи, во сне играла в странную игру по типу напёрстков: подошла из интереса к столу на какой-то ярмарке, на столе было много чёрных маленьких, с горошину, шариков и несколько таких же белых, и похожая на цыганку тётка предложила мне маленьким непрозрачным стаканчиком накрыть один. Я накрыла белый шарик, и она начала водить стаканчиком по столу, постепенно собирая под него все шарики; когда ни одного не осталось, она снова начала водить, но на сей раз постепенно выпуская шарики, пока под стаканчиком не остался только один. Тётка сказала, что можно открывать – я подняла стаканчик, и под ним оказался чёрный шарик: значит, я проиграла – и проснулась по будильнику в шесть утра. Выспавшись, хоть глаза и не разделяли этого мнения и норовили слипнуться, я плотно позавтракала (аппетиту весьма способствовала передача на Дискавери про Orange County Choppers), оделась по форме и вышла в направлении автобусной остановки, откуда на автобусе доехала на метро, а на подземке – до Цветного. Выйдя из вагона, я узрела и догнала шедшую с веником Настю Кузьмину; снаружи мы присоединились ещё к нескольким однокашникам и с опозданием к линейке на добрые минут десять двинулись к школе, где обнаружили во дворе разномастную беспорядочную толпу без знакомых лиц. Вскоре толпа начала затекать внутрь, мы последовали за ней и постепенно поднялись на пятый этаж в актовый зал, причём к шапочному разбору – свободных мест не осталось, пришлось маячить стоя за галёркой, то есть, простите, за камчаткой; речь толкнули директор, председатель совета ветеранов, самая матёрая учительница района и самый понтовый выпускник этого года, первоклашки прочитали стихи, прослушались гимны России и Москвы, и под гимн школы нас отпустили. Снаружи оказалось ещё немного нашего народа; первым был замечен Дима как самый заметный, затем Лада, а там и Даша заметили меня (простите за обилие тавтологии), и после этого я решила отправиться в наш класс, где обнаружила всех остальных за добросовестным переписыванием расписания (опять тавтология >< ) и присоединилась к этому полезному занятию. Зашед к нам, наша классная вернула мне дневник за прошлый год (окончила десятый я, оказывается, всего с четырьмя трояками – думала, будет хуже), благословила нас на страдание ерундой вместо классного часа, и последующий урок мы преимущественно трепались с Асёной, пока нас снова не погнали в актовый зал (до которого, впрочем, дошли далеко не все) – на общий для старших классов урок, посвящённый грядущей 65-й годовщине Великой Победы. Урок этот ничем не отличался от обычных уроков истории – училка по презентации с мелким текстом и общеизвестными фотками выдавала тупо информацию о предпосылках войны с датами и именами, старательно обходя острые углы частым употреблением эпитета «спорный»; до начала войны она едва успела дойти, потом ещё несколько страниц пролистала в быстром темпе и отпустила соскучившуюся публику. Мы с Асей, ожидавшие обещанного урока биологии, дисциплинированно спустились к кабинету оной, но, заслышав слух, что никакого урока не будет, рванули по домам; доехав до Молодёги, я до дома стартанула быстрым шагом через дворы, пользуясь хорошей погодой, а после обеда снова вывалилась на улицу и тем же маршрутом дотопала обратно до метро, по дороге решив погулять на поверхности так ещё и не пропалённой мною новой станции – Славянского бульвара. Ещё чуть-чуть

Написав давеча рецензию и пропалив все ленты, я легла спать во втором часу, но спокойно спать мне всю ночь не давали комары; проснувшись в пять, когда было уже совсем светло, я удивилась, почему они перестали донимать меня, и увидела, что они вдвоём сидят у меня над головой на стене, раздутые от крови. Расслабившись, я, уже не прячась ни от кого под одеялом с головой, проспала до звонка будильника, позавтракала, прихватила торбу, набитую учебниками, которые надлежало сдать в библиотеку, и поехала в школу. При этом я ступила дважды (вот что значит смотреть такие вещи, как Калигула, которые забивают мозг полностью на всю ночь и на всё утро): во-первых, сначала приехала не на Цветной, а на Китай, так что пришлось возвращаться, а во-вторых, поехала не к часу, а к двенадцати и когда приехала, в раздевалке никого из наших не было. Я посидела-почитала, потом по очереди появились Ася, Маруся и Дима; сперва мы сунулись было в библиотеку, но там было больно людно, к тому же у Аси с Марусей были библиотечные учебники географии, которые они не хотели бы сдавать до экзамена по этой самой географии. Решив сдать учебники после экзамена, мы поднялись к кабинету географии, сунулись в дверь – там сидели по одному десятиклассники вперемешку, в том числе и наши, приехавшие к 9-10; нас не пустили – не было мест, но не успели мы выйти, как географичка подозвала Асю с Марусей и сообщила, что поставит им оценки автоматом и никакого экзамена им сдавать не надо (с одной стороны круто, а с другой – зря готовились, зря приходили-приезжали). Маруся презентовала мне свои распечатки с ответами на билеты, и мы с Димой остались под дверью одни; вышедшая Лада сообщила, что палят жутко не то что с большими шпорами, но даже с мобилами, что для того, чтобы списать, нужна очень маленькая шпора, и я поняла, что Марусины билеты мне не помогут. Наконец, когда уже много народу вышло, мы снова попросились в кабинет, нас пустили, мы сели по одному друг за другом на Камчатке, ожидая своей очереди; я по диагонали читала Марусины билеты, листала атлас. Когда наша очередь подошла и географичка соизволила посмотреть на нас, она углядела Диму и его тоже отпустила с автоматом, мне же сказала, что автоматом может поставить только трояк и что мне надо ответить на четыре, и я вышла тянуть билет; мне достался 17-й, с теоретическим вопросом про транспорт и практическим – про хозяйство Зарубежной Европы, мне дали листок и позволили пользоваться атласом, а поскольку в нём были все данные, я начала бодро строчить план ответа. Строчила я долго, потом снова ждала своей очереди и вышла отвечать, когда уже в классе осталось всего несколько человек; я едва успела договорить вступление к ответу на первый вопрос (то есть лить воду перед тем, как зачитывать выписанные из атласа данные), как географичка остановила меня и поставила четвёрку; я возмутилась было, нафига я тогда целый лист исписала, и географичка позволила мне оставить его ей на память. Отмучившись с последним экзаменом (типа ура, начались летние каникулы, я теперь, ёпта, полноправная одиннадцатиклассница), я потопала в библиотеку сдавать учебники, однако… её дверь была закрыта! Я подождала немного, потом решила сходить к нашей классной и попробовать забрать свой дневник с годовыми оценками – я, конечно, знала, что теоретически без справки из библиотеки о том, что все учебники сданы, она дневника не выдаст, но попытка не пытка; но и её кабинет был закрыт, а наша математичка, к которой я сунулась, сообщила, что та, скорее всего, уже ушла. Я вернулась к библиотеке, но вскоре весь толпившийся там народ из других десятых разошёлся, а когда я присела на подоконник почитать, меня с него согнала музейщица (у нас есть музей, если кто ещё не в курсе), но только когда прошедшая мимо завуч подтвердила, что и библиотекарша, и наша классная уже ушли, я тоже пошла домой – унося с собой торбу с учебниками и без дневника. Пообедав и пострадав ерундой, я получила от родных в честь окончания учебного года положенный подарок в размере тысячи рублей и отправилась превращать его в подарки себе любимой. До Киевской я решила прокатиться на любимой сороковой маршрутке; на выезде на Бутусовский мимо Крыльев Советов мы попали в пробку, сначала двигались медленнее пешехода, потом надолго встали – я успела прочитать газетную статью. Но, вырвавшись на проспект, поехали вполне бодро, и, выйдя на конечной, я вошла в Европарк и начала подниматься на последний этаж; поскольку вошла я не в тот вход, в какой обычно, и пользовалась боковыми, а не центральными, эскалаторами, я попала на этот этаж с той стороны, с какой ещё ни разу ещё там не была, и принялась изучать магазины игрушек. В одном из них я сразу, как только вошла, увидела большие коллекционные модели мускул-каров из новой специальной серии, долго пускала слюни, понимая, что такая роскошь мне не по карману; однако стоило завернуть за угол стеллажа – и я увидела полку, ломящуюся от коробочек с такими же моделями, только маленькими и стоящими по 270 рублей. Там были Торино, Чарджер, Понтиаки и Плимуты, Шевроле Нова и Корвет, какой-то Мерс и какой-то Ягуар и ещё множество всего на любой вкус, но я не успокоилась, пока не нашла то, что, взяв в руки, не положила бы на место ни за что на свете – Шеви Камаро Z-28 1967 года (да-да, знаю, я больше люблю тачки 70-х, но довольствоваться, как известно, следует имеющимся) цвета морской волны-металлик с неизменными белыми полосами. Вернув на полку относительный порядок, я притащила заветную коробочку сначала на кассу, а потом утащила с собой; всем, кому после этих строк стало завидно, ещё не поздно сбегать в ближайший магазин игрушек, выбрать себе тоже машинку и похвастаться, как хвастаюсь я на фотке ниже. Наконец достигнув старой доброй Хитзоны, я неспеша направилась в отдел сувениров, начала обходить его издалека; бустеров Звёздных войн было дофигища, а вот ДнДшные бустеры ютились небольшой кучкой в уголке – при том что в предыдущий мой визит их ассортимент был огромен. Сегодня там были все те бустеры, которые я уже брала: Desert of Desolation, Unhallowed, Nights Below, плюс один-единственный бустер War Drums (Барабаны Войны), который я собиралась брать последним, ибо относительно остальных он казался мне самым голимым; сперва я отошла было от полки, попялилась на по-прежнему продающихся дорогими наборами новых Конфровских волчков, пафосные мини Варкрафта и прочая, собралась уходить, но стало жаль уходить ни с чем. Рассудив, что рано или поздно я всё равно куплю этот бустер, к тому же никогда не знаешь, какие миньки попадутся, я вернулась за War Drums и купила его, засим от изначального капитала у меня осталось чуть менее двухсот рублей. И вот я, довольный ребёнок с двумя игрушками в руках, покинула Европарк уже в половине девятого (воистину за шоппингом время летит незаметно), в час пик добралась на метро до дома и дома распаковала и свою машинку (куда бы её теперь поставить? Объективно места на полках уже нет, а мой стол – место опасное), и свой новый, уже четвёртый, бустер. Попалось следующее: рейнджер лесных эльфов, тётка – военный медик (с такой плёткой, что точно вылечит, а потом догонит и ещё раз вылечит), троглодит-разбойник (мой первый лизардмен, забавно прикрывший срам дубинкой), святой наблюдатель (добрый дух павшего воина), охотящаяся пума, стадный (иначе horde не переведёшь) зомби с криво покрашенной мордой, редкая миня – боевой пронзатель (т.е. impaler – шестилапое ожившее растение с мордой Хищника, что странно – доброе) и – ура – тифлинг – мастер клинка (ну люблю я тифлингов, что с меня взять, и вот это уже второй мой тифлинг). Теперь мои злые и добрые мини практически сравнялись по очкам (перевес буквально очка в три, так что можно будет при случае сыграть с мамой по облегчённым правилам), а подыскать новичкам место на полке мне ещё предстоит. Завтра я собираюсь выгулять Ушастую, а заеду ли я завтра в школу сдать учебники зависит от того, узнаю ли я, работает ли она завтра или нет; в любом случае, смело прощаюсь до завтрашнего поста)

Худо-бедно выспавшись, я перво-наперво сегодня поехала к десяти в родную школу сдавать инглиш. Экзамену предшествовала та ещё путаница: англичанки нашей группы не было вообще, завуча по инглишу мы тоже так и не увидели, встретившись же, столпились на втором этаже; у одних был реф, другие собирались сдавать по презентациям, по которым остальные давно уже сдали и по которым их теперь, запоздавших, никто не собирался слушать. Сначала нас не хотели пускать в свои кабинеты другие англичанки, потом одна пустила, мест там было мало, ибо сидел народ со всех четырёх десятых классов понемногу; заявился какой-то мужик, типа социолог, с психологическими тестами (очень вовремя), один вопросов на 70 с лишним, другой на 90 с лишним. Когда мы закончили отвечать на тесты, нас, тех, кто с рефом, перегнали в другой кабинет, и сначала незнакомой мне строгой англичанке сдала реф на четыре Маруся, потом я, тоже на четыре (четвёрку она обусловила банальной темой – у меня реф про Тауэр); Асенцию ждать не стали, поехали на Китай, мимо лицея прошли по Забелина до Владимирского храма на холме. Далее я достала из кошелька давеча распечатанное добиралово до магазинчика хэндмэйд-сувениров, и мы ориентировались по нему:

От церкви направо
Обойти церковь справа и пройти вперёд по Хохловскому переулку
После перекрёстка с Колпачным переулком уже видно дом 7
Зайти во двор через решётчатые ворота мимо фиолетовой двери
По Хохловскому мы бродили совсем недавно, но без этих указаний найти сей двор было бы абсолютно нереально. А так – и фиолетовая дверь в стене, наполовину закрашенная белым, была, и ворота были, однако нас сначала удивило, что они заперты на замок, и только потом мы углядели в воротах калиточку для пешеходов. Далее добиралово гласило:

Войти в дверь справа от зелёных ворот, поздороваться с охранником)
За дверью оказалось сразу двое охранников, загородивших узкий коридор, служивший сквозным проходом через здание со двора во внутренний дворик. Я им объяснила, куда мы идём, показала добиралово, где под конец значилось:

Пройти внутренний дворик, войти в белую дверь
Подняться по красивой лестнице на второй этаж
Попадёшь в зал со всяким барахлом)
Тебе за пятнистую ширму, там надпись Joki
Один из охранников вызвался нас проводить и болтал без умолку: что мы теперь не раз сюда вернёмся, что это очень интересное место, где есть студии танца и прочей ерунды, и что купить можно много всего, и что вообще дом этот – времён Петра I. Внутренний дворик, к слову говоря, был замкнутой четырьмя стенами квадратной коробкой, а дверь, расположившаяся в одной из стен напротив той, из которой мы вышли, миновав транзитный коридор, действительно была белой. У лестницы, действительно красивой (широкой, старинной, с вылепленным из стенной штукатурки деревом), охранник нас оставил, и мы поднялись на второй этаж, где действительно был зал с различным креативным шмотьём хипповатого стиля и скучало двое пареньков; там в творческом беспорядке висело, лежало и грудилось много всего симпатичного и интересного, из приоткрытых маленьких окошек открывался какой-то совсем не московский, а скорее питерский (как мне показалось) вид, стояли швейные машинки. Вобщем, мне там понравилось вполне, вот только отдельная комнатка искомого магазинчика была закрыта на ключ, ибо работает он с часу, а заявились мы в половине двенадцатого; ждать мы не стали, решив ещё когда-нибудь вернуться, и снова вышли во дворик, где запалили классную пожарную лестницу, спускавшуюся до земли, причём удобную – не отвесную, а пологую с перилами и площадками, – но на крышу (пока?) не полезли. Попрощавшись с охранниками, я на всякий случай предупредила, что мы ещё вернёмся, и вот мы покинули этот славный уголок мира, сокрытый от непосвящённых взоров (с фотиком туда вернуться надо будет, однозначно). Двигаясь по Хохловскому дальше в сторону Маросейки, мы неожиданно увидели между двумя домами узкий проход, как бывает в Венеции; поднявшись по ступенькам и миновав этот проход, мы оказались в зелёном цветущем дворике, путь через который настолько срезал нам маршрут, что мы сразу вышли на Покровку напротив поворота на ЧП. Немного налево – и мы оказались в Белых Облаках, где после того, как мы опять побродили по главному залу и попялились на ассортимент разношёрстной привлекательной сувенирни, я таки позарилась на вегетарианскую колбасу из отдела с едой и выбрала на пробу небольшой батон ветчинной классической. Пока я извлекала её из холодильника, Маруся заинтересовалась жевательной «сибирской смолкой», то бишь обычной сосновой смолой – исконным здоровым аналогом жвачке, который мы не раз уже видели, в том числе и в Пути; в итоге она разорилась на 20 с лишним рублей за эту маленькую радость, мы отломили по кусочку, сунули в рот. Сначала смола хрустела и крошилась, но потом превратилась в мягкий и вкусный комок, пахнущий лесом, причём вкуса и запаха долго не теряющий; жуя, мы покинули Облака и разошлись: Маруся двинулась в гости к некоему своему другу, обитающему на Покровке, я по ЧП пошла к метро, откуда и приехала домой. Дома колбаса была продегустирована и оказалась вкусной штуковиной; на сайте произвёдшей её на свет фирмы Малика, славной также и своими тортами, я порадовалась обширному ассортименту веганской закуси и в списке магазинов, принимающих сей товар, ближайшим обнаружила Перекрёсток, что в Крылатском (надо будет как-нибудь наведаться). Скоро мне в театр, вернусь с рецензией, надеюсь, скучать без меня особо никто не будет)

Рано ложиться и рано вставать после трёх с половиной замечательных выходных не хотелось очень, но таки пришлось: итоговый ЕГЭ по русскому не прогуляешь. Приехала в школу к восьми, хотя надо было к половине девятого, вместо обещанного кабинета химии нас согнали в кабинет шизики, нашу лицейскую русичку ждали, но она не явилась вовсе, наконец начали писать без неё, практически без слежки с учительской стороны, благодаря чему меня периодически отвлекали. Я бы не назвала задание стопроцентно элементарным, но в целом я ожидала чего-нибудь более сложного, так что без особых напрягов я со всем экзаменом, включая сочинение, сначала в приступе вдохновения накатанное на черновике аж на целую страницу, а потом перекатанное на чистовик (позже выяснилось, что Ушастой попался такой же текст для сочинения), сладила за два часа из отведённых двух. Приехав домой, домучила реф по инглишу, а на улице то и дело хлестал ливень, сверкали молнии и грохотал гром первой в этом году грозы – весенней, быстрой, яркой и шумной. В среду англичанка одобрила мой реф, была написана контра по экологии, а в метро меня угораздило сесть в «Акварельный» поезд с картинами из галереи Андрияки на стенах, и в вагон ввалилась съёмочная группа Первого канала – видимо, готовить репортаж к юбилею Метрополитена, так что высматривайте меня теперь в вечерних новостях – они всем сидевшим в лица потыкали своей Canon’овской бандурой и опросили какого-то старичка, смотревшего картины. А маршрутка, которая от метро везла меня к дому, на перекрёстке на скользкой дороге вписалась впритирочку в выезжавший с парковки джип – пришлось пассажирам разбредаться кто куда, и я остаток маршрута прошла неспеша пешком, под редким тёплым дождём, словила немало кайфа. Вчера пришлось снова идти в школу к половине девятого, на сей раз на ЕГЭ по алгебре; часть B писали все вместе в кабинете химии, она была не то чтобы очень лёгкой, но и не страшной совсем, а часть C надо было писать в кабинете географии, и туда пошли только мы с Асей и Сашей. Поскольку я те единственные два задания из C решила на черновике ещё до перемещения в другой кабинет, я их переписала, чисто для имитации деятельности поковырялась с остальными задачами, поняла, что бесполезняк, чуть не заснула, дожидаясь Асенции, и наконец мы сдали и вышли с подаренными нам листочками с заданиями. Маруся уже пилила пешком от школы до лицея, и мы решили было последовать её примеру, но погодка не располагала к прогулкам: промозглый ветерок, что-то мокрое и холодное мелко сыпется сверху, задувается под капюшон; в итоге, дойдя до тёплой и уютной подземки, мы с Асёной устремились туда и доехали до Китай-города на метро. К этому времени Маруся была уже там и ждала нас в Теремке на Маросейке, до которого мы, с нашим топографическим кретинизмом, умудрились добраться самым длинным маршрутом и за время пути вполне согрелись (или это погодка улучшилась со временем или просто разнилась в разных частях центра столицы). Там я теоретически могла съесть свой традиционный блин со сгущёнкой, но ввиду того, что рядом был лицей с его буфетом, меня задушила жаба, а посему Маруся взяла кофия себе, я – Асе, и мы засели потрепаться и покоротать время. Кофе кончилось раньше, чем время, и мы пошли к лицею окольными путями, пришли раньше обеденной перемены, поели (я – два пирожка за неимением грибной лапши, Ася с Марусей – пиццу на двоих) и пошли дальше гулять. Сразу же за лицеем наткнулись на магазин издательства «Медицинская книга», больше напоминающий заставленную книжными шкафами квартиру, где в первой комнате за компьютерным столом ютился мужичок и бегали кошка с котёнком, которыми (помимо книг) пропахло всё помещение. Маруся набросилась на ассортимент, мы с Асей тоже полапали и полистали литературу, нашли даже книжонку Велеслава на полке философии, потискали кошку, а мужик распечатал нам лист визиток, который при желании можно было бы разрезать; сначала мы было подумали, что Маруся останется там ночевать, но в итоге мы таки двинулись дальше и пришли в другой магазинчик – АкадемКнигу, вместилище старых и потому чертовски привлекательных книг. Там мы тоже долго изучали содержимое полок, нечаянно переждав первый дождь, и я даже приобрела всего за 150 рублей книжку-репринт 1990 года с издания 1899 года (со всеми ерами и ятями) «Средневековые процессы о ведьмах» (весьма интересное чтиво, Маруся уже забила взять у меня почитать, когда я сама прочитаю). Потом мы ещё долго бродили по улочкам, переулкам и тупикам, пропалили кафе с надписью над меню «Не бойтесь – у нас точно не отравят» и ВарвАрские ворота, обозванные нами ВАрварскими, а там и второй дождь начался, и Асенция убежала прятаться в лицей коротким путём, а мы с Марусей потопали круговым, ловя кайф. И было с чего поймать: дождь тёплый, быстрый, грибной, так что Маруся даже признала, что никогда прежде не видела у меня такой счастливой физиономии! У лицея мы постояли сначала у сирени, потом у тополя, потом заглянули ещё и в уже однажды пропаленный нами ретро-магазинчик «Винтаж», и пришло время идти на философию – и, мокрые в жопу, но довольные, мы пошли. Философичка, как всегда, опаздывала, зато и долго мучить нас не стала – дала не особенно сложный тест, написав который, я в Марусиной компании двинулась к метро (жаль, дождь уже прошёл и так больше и не начинался). Сегодня же географичка попыталась без предупреждения провести зачёт, но потерпела неудачу и дала письменную работу, отчасти благодаря которой я получила автомат в семестре (четвёрку, надо полагать) и зачёт сдавать мне уже не придётся – только годовой экзамен по билетам (которые давно потеряла и готовить как всегда не собираюсь). Так же стали известны оценки за пробный по алгебре – у нас с Асёной по 8 баллов и итого честные четвёрки (у меня гораздо меньше правильно решённых заданий из части B, чем я думала, зато я наполовину правильно решила первое задание из C) – для меня это немалое достижение, при моих обычных отношениях с математикой, и не может не радовать дружественный народ Зимбабве. В остальном всё тоже вроде как хорошо, не считая мамы, по синусоиде то болеющей, то выздоравливающей, и неизбежных ностальгических отходняков, наступающих после ловли кайфа от дождя. Завтра ждите из театра, сегодня откланиваюсь)

Сегодняшний учебный день был угарным, и я буду сволочью, если не сохраню его себе на память в письменном виде… (читать дальше) Пообедав щавелевыми щами, я вывалилась из дому на свет Божий и поехала на Новослободскую, откуда потопала неспеша до театра Российской Армии. Бабушка на входе, проверявшая билеты, что-то проворчала мне в спину про мою цепь, парниша, шмонавший мою торбу, рассыпался в пожеланиях удачного вечера и приятного просмотра – а далее всё как обычно: купила программку, поднялась на второй этаж, с первым звонком вошла в большой зал. Моё место было с краю в девятом ряду амфитеатра – место удобное, но зал заполнялся неохотно, чем грешно было не воспользоваться – к тому же одна из старушек-надзирательниц, подобрее, сама предлагала зрителям, забиравшимся вглубь, пересаживаться поближе, в то время как другая бабка, уже знакомый мне цербер, гоняла их назад, требуя билеты. Я переместилась, вчитываясь в программку и жуя шоколадку, сначала на краешек первого после ложи ряда амфитеатра, а со вторым звонком метнулась в обход цербера в партер, на первый ряд; дважды, если не больше, меня шугали со свободных мест их законные обладатели, пока я не оказалась в середине второго ряда, где и осталась на последующие два с половиной часа и откуда видно и слышно было превосходно (ибо как по мне, так Гамлета – я сегодня я смотрела ни много ни мало, а именно Гамлета – стоит смотреть только вблизи, чтобы не упустить ни единой чёрточки, чтобы уловить каждое слово, ибо в этой пьесе не только нет ничего малоценного – более того, в ней всё бесценно).
Этот спектакль был в равной мере как по Шекспиру с его могучим словом, так и по Шостаковичу с его не менее могучей музыкой, способной так заменить слова, чтобы ни единой ноты их смысла не терялось. Да, перевод был не Пастернаковский, который я больше люблю, но и слова звучали как величественная симфония, не просто читались со сцены, а словно бы заново рождались на ней. В том, конечно же, заслуга пантеона замечательных, безусловно талантливых актёров, от первостепенных ролей до самого заднего плана, чьи мастерство и, главное, искренность заставили историю, рассказанную Стрэдфордским бардом, зазвучать так живо, как бы и хотелось мне – законченному Гамлетоману, все лучшие посмотренные спектакли меряющему по Гамлетовскому лекалу как по эталону наивысшего психологизма и драматизма. Как не отметить, даже если бы каждый печатный знак этого текста стоил мне как один билет в театр, правдоподобнейшее безумие Офелии (Морозова), цинизм Клавдия (Новиков), истинно Воландовскую инфернальную монолитность Призрака (Юшко), харизму Лаэрта (Кириличев), хоть фехтовать его так и не доучили? А из Лазарева – несомненно достойный Гамлет (что немаловажно, я наверняка сказала бы так, и если бы увидела его в какой-нибудь другой роли): эмоциональный, убедительный, цепляющий, располагающий к себе и к тому же чисто внешне чертовски симпатичный. Я всегда была и буду уверена в том, что сыграть этого персонажа без фальши, без героического пафоса, без опасения за собственные нервы – невероятно сложно, и всегда снимала и буду снимать шляпу перед теми, кому такая задача по силам. И в первую очередь благодаря великолепному Гамлету просмотр этой постановки оказал на меня такое же воздействие, как и каждое очередное перечтение великой пьесы – то есть всколыхнул старые мысли в новом свете и вызвал новые мысли о былом; но если не вдаваться в область субъективного, скажу, что каждый, когда-либо задававшийся вечными вопросами над произведениями Шекспира, будет ещё не один день ходить задумчивым после этого спектакля, как, полагаю, теперь буду я. Прибавить ко всему вышесказанному запоминающиеся декорации, которые всегда на высоте в ЦАТРА, освещение, выгодно подчёркивающее всё происходящее, костюмы, которые интересно разглядывать – и, казалось бы, останется только пополнить мой личный список шедевров, но я воздержусь. Не потому, чтобы что-то оказалось мне не по нраву: всё было безупречно; но я обещала себе быть строгой с интерпретациями произведения, не менее важного для меня, чем, к примеру, Новый Завет или Преступление и Наказание, и лучшее буду познавать в сравнении. Проще говоря, я планирую со временем пересмотреть в разных театрах как минимум столько же Гамлетов, сколько пересмотрела год назад Горе от ума, чтобы на прочном основании утверждать, который из них выше прочих поднялся к звезде Шекспировского гения. А пока, на самом старте этого увлекательного изыскания, могу только посоветовать всем также ознакомиться с той постановкой, которую сегодня увидела я – постановкой, в любом случае заслуживающей моей оценки в десять баллов из десяти и вашего внимания с, желательно, последующим сравнением своего мнения с моим. Посоветовать – и тут же схватить зачитанный до дыр томик Гамлета, чтобы прочитать его ещё раз (положительно, я уже хочу Гамлета в оригинале).
Но всё хорошее рано или поздно кончается, и чем лучше, тем скорее: ЦАТРА попрощалась со мной до моего следующего визита, а я потопала тем же маршрутом в обратный путь. Завтра, хоть и выходной, вставать мне рано – ехать на День открытых дверей в РГГУ, откуда, возможно, привезу небольшой отчёт; а там не за горами очередная, вряд ли менее насыщенная, нежели минувшая, учебная неделя. На этом прощаюсь и уползаю палить ленты да спать – прощаюсь в любом случае не настолько надолго, чтобы кто-то успел соскучиться.)

Первый день последней недели самой длинной третьей четверти перед долгожданными каникулами начался с контрольной по алгебре, продолжился двумя геморными тестами по инглишу, чуть было не ознаменовался ещё и контрой по русскому и закончился известием, что у меня едва ли не единственная пятёрка за прошлонедельную контру по истории. Вторник был халявен, и так как на истории мы строчили конспект всю пару без перерыва, нас пораньше отпустили, и мы успели поесть до звонка с урока. Впереди была двадцатиминутная обеденная перемена, и мы с Марусей и Настей пошли гулять по окрестностям – Маросейке, Покровке и переулкам; я не одевала куртки и ботинок и шла в кофте и в туфлях, но на ходу и особливо по той стороне улицы, где припекало весеннее солнышко, было тепло, даже жарко. И это солнышко, вкупе с капелью и голубым небом, весьма порадовало; на литру мы не опоздали, и на ней я ещё и хорошо выспалась и высохла (ибо ноги промокли). Ночью снился бред: как будто я – в своей старой школе, и туда пришёл новый учитель не то ОБЖ, не то труда, а я откуда-то знаю, что он – опасный маньяк. И вот он, не внушающий никаких подозрений у окружающих полноватый улыбчивый дяденька, здоровается с нами, пожимает руки, только каким-то странным методом, в котором надо ладонь зажать в кулак и сцепиться мизинцами; я не палилась, что о нём что-то знаю, и приветствовала его едва ли не дружелюбнее всех остальных. Потом я некоторое время думала, что с ним делать, так, как будто администрации в школе вовсе не было; проходя мимо его кабинета, я увидела, что там сидят Костя и Паравоз, и почему-то решила, что в моём присутствии ничего страшного случиться не должно. Поэтому я вошла в этот кабинет под каким-то предлогом и начала о чём-то трепаться то с самим учителем, то с пацанами, а пацаны при этом начинают коситься на меня, мягко говоря, с удивлением – на том и проснулась. Среда была памятна самостоятельной по геометрии (двойкой больше – двойкой меньше…), тестом по инглишу (совсем элементарным), тестом по экологии и тем, что меня завербовали модерить сообщество Пиар_котами, кое рекомендую всем обладателям и любителям кошек. Ночью опять снился Костя (уже достал), ток на сей раз с Ушастой – мы втроём сидели за столиком в какой-то кафешке, и я всё думала, куда бы мне сыбаццо, чтобы им не мешать, и, наконец, ничего лучше не придумав, сыбалась в туалет и проснулась. Четверг начался с соцопроса на философии про взаимоотношения в классе, в котором одна половина моих ответов была «мне всё равно», а другая половина – «это зависит от каждой конкретной ситуации», и тестом по философии же. Исторички не было, и всю пару истории мы смотрели в библиотеке полтора фильма про Петра I и выполняли по нему задания (мне, как ближайшему к нему человеку, доверили находить общий язык с видаком). Потом в буфете было принято решение пробить латынь, и мы с Настей и Аней вернулись в пустую аудиторию, по дороге встретив правовика и наплетя ему, будто мы вернулись за моей кофтой (я её действительно там оставляла, только нарочно). Вольготно там расположившись, мы блаженно страдали ерундой, пока не услышали приближающиеся шаги и медленно поворачивающуюся ручку… мы бросились делать вид, будто ищем потерянный Анин кошелёк – а это оказалась зашедшая зачем-то Юлька, которая ручку медленно вертела, чтоб нам сыкотней было. Решив, что погулять на улице будет безопаснее, мы покинули кабинет и, пройдя мимо Юли (уже другой), пробивавшей латынь на подоконнике, зашли в туалет, откуда услышали, как та здоровается с историчкой. Когда гроза миновала, мы вышли, и Настя пошла прямиком на улицу, а мы с Аней сперва взяли куртки в гардеробе; завернув за угол, мы решали, куда пойти, чтобы не под окнами кабинета латинистки. Настя вспомнила, что неподалёку был недостроенный дом – и он там оказался: живописно возвышавшийся над домиками исторического центра столицы зелёный бетонный скелет с зияющими проёмами вместо окон, и только какой-то дядечка, видно рабочий с соседних строек, на одном из этажей делал зарядку. Подумав и решив, что он не сторож какой-нибудь и ничего нам не сделает, мы пролезли в огромную дыру в решётчатом заборе и по слякоти через замусоренный двор дошли до небольшого косогора, преодолев который, мы оказались прямиком перед входом в подвал. Вблизи дом был ещё круче; девчонки пофоткали его на мобилы, у меня же фотика с собой не было, но я спрыгнула в подвал оглядеться – там не было ничего живописного, а уходившие вбок коридоры, ничем, естественно, не освещавшиеся, были слишком тёмными, чтобы имело смысл туда лезть. Жертвовать зарядкой мобил для освещения никто не захотел, и, когда Аня тоже полюбовалась подвалом, мы развернули лыжи, решив вернуться в другой раз уже с фотиком и фонарём; на обратном пути я, естественно, наебнулась в самую грязь, угваздав пальто и руки, которые худо-бедно удалось протереть салфеткой. Переулок, по которому мы пошли, вывел нас к перекрёстку, так что мы смогли двинуться в сторону метро; по противоположной стороне шли Макс и Гарик, также пробивающие латынь. Мы же отправились на сквер за Славянской площадью и, облюбовав дальнюю лавочку, уселись на ней; девчонки курили, я же сняла туфли и сушила на ветерке и грела на солнышке опять промокшие лапы. К праву мы вернулись в лицей, и я, пока девчонки рванули в аудиторию, ещё в куртке и шапке, завернула в туалет помыть не до конца оттёртые ладони; естественно, по дороге оттуда в кабинет я встретила правовика, дабы не оставить ему уже никаких сомнений о нашем преступном времяпровождении. Однако он, как мужик нормальный, ничего не сказал, пара прошла как обычно, нас даже пораньше отпустили, и мы с Юлей решили поехать ранее не езженным мной маршрутом через Краснопресненскую и Киевскую; в итоге на кольце мы сели не на ту сторону, только на Белорусской спохватились, вышли и пересели, и потом ехали уже без приключений. В пятницу после четвёртого урока мы, как после каждой четверти, получили халявные ластики и потёрли стены родной школы, дабы те снова засверкали белизной, после чего нас отпустили по домам. Также нам вручили дневники с предварительной аттестацией за четверть – ОБЖшник, сукин сын, поставил мне двойку, ибо я не написала ему последнюю контрольную (сначала я, поскольку пропустила все темы, не стала писать, а взяла списать эти темы у Маруси, а потом я была на экскурсии, а сегодня было уже поздно пить боржоми, поэтому сегодня я в школу не пошла). Но обо всём по порядку: вчера, как известно, был день весеннего равноденствия, и если меня в принципе по весне стабильно прёт, то вчера меня не просто пёрло – меня расплющило сначала об чтение Фрая, потом об прослушивание Нашего радио, потом об блокнот с черновиками, и в нём родилось следующее (уже четвёртое бредовое безымянное четверостишие, на большее меня давно уже не хватает):

Кто же знал, что клочок весеннего света,
Принесённый нечаянно ветром с залива,
Упавший за шиворот и отогретый,
Настолько окажется жизнелюбивым,

Что станет началом безумного мира?..
(Безумному миру – безумная вера).
…Можно выйти, конечно, сквозь чёрные дыры,
Но сгоришь за пределом его атмосферы.

Ночью Наше повторилось, снился всякий бред, плавно перетекающий один в другой. Проснулась в половине одиннадцатого, скоро поеду за провиантом в Метро, вечером театр, потом рецензия. Но главное, что наконец-то начались каникулы! А это значит что-то интересное каждый день. С чем и поздравляю себя и вас)

В понедельник я еле встала утром – череда коротких и бессмысленных снов никак не хотела отпускать, я то просыпалась, то засыпала опять. Наконец, я выпинала себя из-под одеяла и, не откладывая в долгий ящик, дотопала пешком до метро и доехала до парка Победы. Там всё было залито талой водой от снегопада, туманно, безлюдно, звенящая тишина лишь изредка нарушалась шёпотом ветра в ушах – вполне подходящая погода, чтобы помесить слякоть по аллеям и на одном из газонов поваляться на чистом снегу, а потом вернуться домой стирать хаир и страдать ерундой (позже выяснилось, что в то же самое время по тем же самым местам гуляли обе Даши, Ушастая и Фреда, и мы не пересеклись). Во вторник нас теоретически должны были поздравлять с прошедшим восьмомартом пацаны, но они сэкономили даже больше, чем я ожидала (думала, всучат по тюльпанчику), ничего нам не подарив. На литературе же писали сочинение по Преступлению и Наказанию, и меня так пропёрло, что я еле остановилась, исписав своим мелким почерком почти три страницы. В среду выяснилось, что контрольный тест по химии на бум Лазаря я написала на два, а так же был написан тест по экологии, выявивший, что мне, при всей моей посильной заботе об окружающей среде, нужно в два раза больше площади для жизни, чем следует иметь каждому человеку для того, чтобы люди не изгадили всю планету. С физры я, конечно же, ушла и днём выкроила время прогуляться до почты и до книжного (в частности в надежде найти свежевышедшее Метро 2034 незадорого). Четверг ознаменовался пробным ЕГЭ по истории (не так он страшен, как его малюют) и очередным трояком по латыни (уже кажется четвёртый подряд, что не радует), пятница – тем, что я узнала о своём трояке за пробный ЕГЭ по алгебре (так что с ним тоже всё не так уж страшно), и тем, что я две перемены питалась, за неимением чего-либо съедобного в буфете, морковкой, наконец-то принесённой мне Настей (она давно мне обещала за то, что я написала ей топик по инглишу, а она за него четыре получила). Ночью же я просмотрела во сне целый бредовый фильм – правда, как обычно, конец я помню значительно лучше, нежели начало, однако сюжет там был примерно таковой: жил-был один мужик, алкоголик и тунеядец, и вдруг однажды превратился в волка и кого-то там загрыз. А потом и вовсе открыл у себя способность управлять электричеством силой мысли и взял да и обесточил не то целый город, не то вообще весь мир – мне запомнился только кадр, в котором весьма живописно испускают дух компьютеры Пентагона, а повскакивавшие из-за них господа в костюмах пялятся на панораму за окном, медленно, дом за домом, погружающуюся во мрак. Далее этот зловредный дядечка выступил со своими требованиями с трибуны перед Белым домом (который в Вашингтоне), а человечество, видимо, выполнить их было не в состоянии, и, чтобы оно не начало освещаться буржуйками, откуда-то появился борец со злом в лице старушенции, у которой не то дочка, не то внучка была тоже оборотнем. Эта бабулька и повела нашего мужика-электроника улицами, подозрительно смахивающими на мой родной район, пока не привела к самому обычному газону на обочине шоссе – обычному во всём, кроме того, что там на травке блаженно дрых крупный брутальный вервольф явно мужского пола. Бабка с мужичком сныкались в кустах, и вскоре появился ещё один вервольф, более изящный, явно женского пола – видимо, вышеупомянутая родственница бабки. Трогательно укрыв спящего сородича откуда-то взявшимся пледом, она устало улеглась рядышком – и тут мне в глаз что-то попало, а когда я закончила его тереть, вервольфы уже целовались, так и не приняв своего человеческого обличья, а фоном играла какая-то славная песня на русском – жаль, я не запомнила слов. Неизвестно, как эта семейная сцена должна была подействовать на мужика, но факт, что она не подействовала, и бабка прибегла к последнему, крайнему средству: налила ему водки. Наверное, это был самый драматический момент сего фантастического блокбастера: зритель должен был до конца надеяться, что мужик встанет на путь истинный, начнёт применять свои силы во благо и станет очередным супергероем, но обломался. Потому что мужик выпил водки и снова превратился в самого обычного алкоголика и тунеядца. Человечество спасено простой старушкой от энергетической катастрофы, а мораль сей басни такова: пить надо меньше. Happy end. Я проснулась от sms-ы Асенции, ещё немного повалялась, вспоминая в дремоте увиденное, поняла, что проспала не только физру, но и ОБЖ, сперва хотела пробить эту субботу вообще, но потом вспомнила, что у нас сегодня экскурсия, на которую я уже сдала 120 рублей. Пришлось в срочном порядке выдёргивать себя из-под одеяла и ехать в школу на одну физику, на которой меня много спрашивали и даже один раз вызывали к доске и в итоге поставили четыре, потому что на один вопрос из множества я таки не ответила. Потом мы с Асенцией, Лизой, Даней и Ромой распрощались с физичкой и остающимися однокашниками и неспеша направились к привычному месту сбора групп – на перекрёсток, где нас уже ждал автобус. Мы с Асенцией расположились поближе, подождали, пока все желающие не соберутся и не подтянется сама наша главная по культуре, с которой мы ездим на все экскурсии, получили одну на двоих распечатку с расписанием мест, которые мы должны были посетить (в итоге все не посетили), и экскурсия по Толстому началась. Под рассказ приглашённой экскурсоводши мы поехали сначала по Страстному бульвару, откуда начинаются все наши автобусные поездки, мимо Английского клуба, про который упоминал Толстой, потом по Гоголевскому и оттуда – по Пречистенке, где остановились для посещения двора музея Толстого. В этом дворе был памятник Толстому работы Меркурова, изображающий писателя каким-то больно жалким; мы немного постояли-помёрзли, послушали экскурсоводшу, потом решили сфотографироваться, устроились так, чтобы всех хоть немного было видно, так что при этом одни пацаны залезли на других, и тут оказалось, что фотик снимавшего разрядился. Оттуда приехали в Хамовники, вышли на Девичьем поле, где стоял ещё один памятник Толстому, более внушительный, изображавший его каким-то больно свирепым, ещё помёрзли-послушали, сфотографировались всем скопом, на сей раз успешно (при этом некоторые залезли едва ли не на колени к Толстому); потом пошли по улице, названной именем Толстого, мимо знаменитого пивного завода в Хамовниках. Эта улица привела нас в ещё один музей – московскую усадьбу Толстых, где нас пустили в сад, ещё немного рассказали и позволили погулять. Народ радостно бросился к снежной горе в дальнем конце сада, и более шустрая половина оного забралась на самую её вершину и частично уселась на стоявшей там скамеечке, а более медленная половина осталась внизу. Началась игра «Царь горы» - отряд, занимавший стратегическую точку, и отряд у подножия этой точки принялись перекидываться снежками, периодически пытавшимися долететь до нас с Асенцией, неспеша добравшихся по слякоти до вышеупомянутой горы и теперь лицезревших эту идиллию. Однако вскоре нас позвали назад, и мы с Асенцией послушно вернулись во двор музея, разведя сопровождавшую нас Виту Викторовну на два из купленных на наш класс билетиков на эту самую музейную территорию и поинтересовавшись, где тут обещанные сувениры. Нам указали на какую-то сторожку, куда мы и ломанулись; мои радужные надежды на, к примеру, маленького оловянного Толстого мигом сдулись, когда мы оказались в каморочке с двумя витринами, но что-то покупать надо было хотя бы из приличия, и Асенция остановила свой выбор на солидном медальоне с профилем Толстого, а я – на магните с фоткой музея. Потом мы с дожидавшейся нас Витой рванули догонять остальных, уже потопавших обратно, и быстро догнали; наша культурологичка при виде нас всучила нам халяву – буклеты проходящей в этом музее выставки кукол – исторических персонажей, организованной галереей Анастасии Чижовой, в которой я уже была. Вернувшись в автобус, мы совершили небольшой круг почёта по столице – выехали к роскошно смотрящемуся в свете весеннего солнца Новодевичьему, прокатились по набережной мимо Лужников, по Можайскому шоссе и т.д., до храма Христа Спасителя, откуда повторили свою петлю по вокруг Сретенского бульвара, выехали на Новый Арбат и свернули в Поварскую. Остановиться перед «домом Ростовых», во дворе которой стоял ещё один, третий памятник Толстому, мы не смогли и прямо выехали на Садовое, которое вскоре привело нас туда, откуда мы и стартовали. Попрощавшись с экскурсоводшей и культурологичкой, мы с Асенцией потопали к метро, где и расстались, и вот я приехала домой, чтобы менее чем через час сорваться в театр, а поздно вечером вернуться с рецензией. Ждите)

В школе на прошлой неделе, половину которой меня здесь не было, ничего интересного не произошло, а если и произошло, то не запомнилось, посему упоминания на вечную память достоин только день моего возвращения, он же первый день весны, последний – Масленицы и по совместительству Прощёное воскресенье. Я рано проснулась, по радио уловила, что Масленичное шествие пойдёт от Триумфальной площади до Васильевского спуска с двух часов дня, а поскольку и из дома я вышла тоже рано, то перво-наперво отправилась на Арбат: только так можно было закупиться билетами в театры на апрель без пропаливания репертуаров через инет (не считая поездки в Фоменко днём ранее). Сначала я искала театр Щукинки в Спасопесковском переулке, а он в итоге оказался в Большом или каком-то там ещё Николопесковском, потом искала театр Рубена Симонова в Калошном или ещё каком-то, но не нашла; Триумфальная же площадь, по моему разумению, должна была быть там, где и Триумфальная арка, и, пройдя Арбат от Смоленки до Арбатской, я поехала на Парк Победы. Выйдя к арке, я не заметила ни толп народа, ни перекрытого движения по проспекту, не было ни музыки, ни продавцов всякой ерунды, ни блинов – ничего не только у арки, но и в самом парке: жизнь там шла своим чередом, то есть народ гулял сам, и его никто не развлекал. Из этого следовало, что Триумфальная площадь находилась где-то ещё, но поводом отказаться от прогулки сей факт не являлся, и я двинулась вдоль проспекта до самой Бутусовской и дальше, изначально твёрдо намереваясь преодолеть маршрут до Васильевского спуска, где гуляния обещали начаться в пять, самостоятельно. Однако вскоре мне надоело идти там, где я сто раз уже ходила, и при виде моста «Багратион» я зарулила к нему, прошла по нему мимо большей частью закрытых магазинчиков и вышла на противоположной стороне, к Крокусу-Экспо. Сей достославный выставочный центр ничего интересного предложить мне не смог, и, обойдя его, я двинулась куда глаза глядят вдоль Краснопресненской набережной, где за спинами небоскрёбов Москвы-Сити пряталась классическая промзона, закоптившая небо трубами и сделавшая тамошний воздух душным, вонючим и тяжёлым. Потом свернула на улицу 1905 года, по которой и дошла до одноимённой станции метро, вернее, чтобы дойти, надо было преодолеть подземный переход, а я, войдя в него, вышла не на той стороне, где было метро, а на той, куда всегда выхожу, чтобы идти к Урфину. Решив, что это судьба, я, изначально не планировавшая заходить в Урфин, в итоге дошла до него и заглянула посмотреть, какой симпатичный и уютный клуб они там устроили, заняв соседнее помещение; там стало просторнее, но и многолюднее, на порядок шумнее, от внешнего мира окна были теперь полностью завешены плакатами, а продающегося крашеного осталось совсем немного. Можно было от Урфина дойти ещё и до зоопарка, но пятку я уже стоптала, да и хорошего понемножку – и так я уже доказала, что от парка Победы до Урфина можно запросто добраться всего за какие-то пару часов, не прибегая к услугам метрополитена. Затем началась вполне халявная неделя: в понедельник нам сообщили, что русичка и историчка заболели, посему мы отучились только первую пару алгебры, на второй наша группа страдала ерундой, потому что наша англичанка заболела тоже, а потом пошли домой. Во вторник я пришла ко второй паре и не прогадала – русичка продолжала болеть, так что её и не было, на истории мы смотрели какой-то польский фильм про гайдаматчину, а на литре, как обычно, можно было читать и спать. В среду какой-то фильм про реакции мы смотрели на химии, а с физры я ушла, но что наиболее интересно – в ночь со вторника на среду мне приснился прикольный сон. Снилось, будто я, спускаясь вниз на эскалаторе в Трамплине или каком-то торговом комплексе, похожем на него, я увидела на соседнем эскалаторе, тоже идущем вниз, какого-то своего знакомого, которого я в реале не знала, но знала во сне. Мы принялись трепаться, будучи рядом друг с другом, но, доехав вниз, ещё не наговорились и таким же макаром поехали обратно наверх, потом опять вниз. Так бы мы и катались, никому не мешая, но какая-то бабка-уборщица заругалась на нас и согнала с эскалаторов; надо было куда-нибудь податься, и тут мне в голову пришла мысль завести своего знакомого к себе в гости. Мы поднялись на какой-то чердачный этаж, где было пусто и ни души, а потолок был очень низким; я щёлкнула пальцами под этим потолком, и в нём открылся люк, а из люка опустилась лестница. Мы поднялись и оказались в какой-то прихожей, напоминающей прихожую моей реальной квартиры; там какая-то незнакомая мне семья – мама, папа и ребёнок лет десяти, не помню, мальчик или девочка – поспешно и молча одевалась, и мы так же молча и терпеливо подождали, пока они не соберутся и не выйдут через дверь, предоставляя квартиру в наше распоряжение. Сперва мы прошли в маленькую комнату, похожую на мою реальную, где я сняла верхнюю одежду, чтобы не было жарко, и позвонила в свою реальную квартиру, сообщив, будто встретила Дашу Васильеву и мы с ней решили «погулять по Трамплину, то есть покататься на эскалаторах и побродить по бутикам». Затем мы прошлись, разглядывая полки, по коридору; на первый взгляд это был коридор моей реальной квартиры, но на полках были книги, которых у меня не было, а так же много минек и оловянных солдатиков, которые в реале стоят у меня только в комнате. Большая же комната, куда мы прошли потом, только размерами напоминала комнату моих родителей, которая была бы на её месте, если бы мы ходили по моей реальной квартире; может, она была даже больше, а может, только казалось такой, потому что была просторнее – почти пустой – и светлее. У дальней стены стоял открытый прилавок с большими рожками разнообразного мороженого, и я предложила своему знакомому угощаться и сама взяла один; только уже протянув руки за мороженым, мы увидели в прилавке щель для денег, как у автоматов, и надпись, что рожок стоит 700 рублей. Ни у меня, ни у моего знакомого таких денег не было, но я рассудила, что либо я сама потом заплачу, либо те, другие жильцы, которые ушли, заплатят за нас, когда придут (мне при этой, второй, мысли стало несколько стыдно). При этом, стоило нам отвернуться от прилавка, как мы увидели у окна стол, на котором стояли такие же порции мороженого и, кажется, абсолютно бесплатные; этого стола или раньше не было, или мы не заметили его. А когда я снова повернулась к прилавку, между ним и перпендикулярной стеной открывался проём, вроде дверного, за которым в перспективу уходил коридор, из стен которого то там, то здесь выступали перегородки, лишь частично загораживающие людей, занятых своими повседневными делами и не обращающих внимания на нас и друг на друга. Я сообщила, что это было ничто иное, как ряд квартир, стены которых были большей частью мне невидимы, и что именно из-за этого я не люблю ходить туда. Однако время шло, и мне пора было домой, то есть в свою реальную квартиру, и я вернулась в маленькую комнату и начала одеваться, чтобы уходить, и на этом, кажется, и проснулась. В четверг перечень заболевших пополнила философичка – вместо первой пары философии мы писали контру по праву, а последней пары права не было, так что единственной запарой была контра на афоризмы по латыни посредством компа, на которую я зря не написала шпаргалку, понадеявшись на мобильную связь с сидящей дома Асенцией, а у Асенции в итоге вырубили инет, и я ничего не написала. Сегодняшний же день «порадовал» контрольным тестом по химии, который я решила на бум Лазаря, будучи уверенной только в двух с половиной из 14-ти заданий, двумя географиями и одним французским, на котором мы в количестве четырёх человек болтали за жизнь с училкой (я в прошлую пятницу практически самовольно перешла в другую группу), а потом пошли домой – день сократили благодаря праздничному концерту к 8-му марта, что стало достойным завершением халявной недели. А впереди ещё три с половиной (считая сегодняшний вечер) выходных – почти пол-каникул, что не может не радовать.)

После воскресного просмотра Восстания ликанов я лелеяла надежды на качественные сны, но не тут-то было: приснилась редкостная муть. Началась она с того, что я со своими бабушкой и собаком гуляла по какой-то аллее посреди леса, а нам навстречу из-за угла вырулила компания пацанов из моего класса. Они указали мне на двух зверей, сидевших возле маленького зелёного болота: белоснежного песца и чернобурую лису; я захотела их сфотографировать, расчехлила свою мыльницу, начала медленно подкрадываться и бабушку попросила не делать резких движений. Однако она продолжала бодро шагать в том же темпе прямо к зверям, с явным намерением спугнуть их мне назло; я бросилась наперерез, но не успела – бабушка оказалась перед ними раньше, и они убежали. Выдав нечто вроде «Вот ведь чёрт, а!», я как следует приложила ни в чём не повинный фотик оземь, а бабушка, кажется, восприняла этот выпад на свой счёт: толкнула меня так неожиданно и сильно, что я не успела сориентироваться и упала навзничь – хвала Магистрам, не в болото, а в колючие заросли борщевика возле него. Снизу вверх глядя на грозно нависшую надо мной бабушку, я быстро поняла, что она, пожалуй, утопит как нефиг делать; услышав доносившиеся из-за деревьев смех и выкрики пацанов, которые ещё не успели отойти очень далеко, я проорала: «Помогите, убивают!» в надежде, что кто-нибудь придёт мне на подмогу. Однако в ответ мне прокричали только несколько вопросов – кого, да где, и как, и за что… наплевав на них, к тому же бабушка уже куда-то делась, я сама выбралась из зарослей и увидела, что мой собак ходит по болоту аки посуху. Затем сон прервался, и в следующем эпизоде я уже входила в вагон метро после всего произошедшего и не успела усесться, как меня окликнула Лина, которая сидела неподалёку со своей мамой (я эту маму ни разу в реале не видела, но, описав её впоследствии Лине, убедилась, что это действительно была она) и которую я умудрилась не заметить. Подойдя к ним, я попыталась оправдаться, что немного в неадекватном состоянии и не замечаю ничего вообще, на что Лина ответила, что заметила, будто у меня руки дрожат. Не помню, говорили ли мы ещё о чём-нибудь или на этом я и проснулась, но факт, что проснулась с заранее немного потрёпанными нервами. А то, что коли уж снится песец, то жди писец, оправдалось: в понедельник в школе на каждой из четырёх пар была какая-то работа. В итоге контру по алгебре я написала на трояк, два теста по инглишу – на три и на четыре, потом были ещё самостоятельная по русишу и контра по зарубежной истории, а дома надо было написать сочинение по русишу о каком-нибудь событии, наложившем отпечаток на всю жизнь. А поскольку сочинять я не умею, а попытки обратиться к личному опыту выковыряли наружу тонны негатива, я грузилась с Нашим в ушах добрые часа два с половиной, потом голова разболелась настолько, что монитор зарябил перед глазами, и я вырубила Наше и заснула в кресле, пока не проснулась мама. Мама имела мне мозг в компании бабушки ещё примерно столько же, сколько я имела его самой себе, и только потом вспомнила случай, который и лёг в основу моего сочинения. Во вторник у меня был, по сути, только русский – историчка не пришла, и целую пару я читала Обломова, а с литературы я ушла, а это как-никак целых две последних пары. Прибыв на родную Молодёгу, я зашла в Ашан, приобрела упаковку мексиканских лепёшек – они оказались чертовски вкусными, в них очень удобно заворачивать самую разную еду – рис, овощи, пюре, а если напихать в неё сыра и разогреть – так вообще божественно. В среду я узнала, что за последнюю контрольную по геометрии у меня банан, написала сложный тест по инглишу, практически не написала ещё более сложную самостоятельную по химии (впоследствии получила «между тройкой и двойкой») и получила пятёрку за самостоятельную по экологии. На физру нас снова пришло три человека, и физрук нашёл нам занятие: Настя диктовала с монитора задания для олимпиады по физре, я их переписывала на листок, а Маруся мурчала у Насти на коленях. В четверг вернули эссе по философии – у меня четыре без объяснения причин, зато потом вместе с Настей и Юлей пробила латынь и целую пару блаженно прострадала ерундой в пустой аудитории, слушая Настин плеер и подпевая Кипелову или читая Обломова. На праве тоже было хорошо – контрольная была перенесена на следующую неделю, а под конец нам с Асенцией и Марусей за просто так обломилось по пятёрке. В пятницу на большой перемене моя мама приезжала поговорить с хренцуженкой по поводу перевода меня в начинающую группу, та послала нас к завучу по иностранным языкам, а завуч сказала написать заявление на имя директора, и после этого мне пришлось вернуться в прежнюю группу и написать наконец-то диктант на четвёрку; на алгебре в тот же день писали пробный ЕГЭ. Сегодня же я впервые за весь учебный год пришла к первому уроку – на физру, ибо надо было продолжить переписывание; мне пришлось не только самой писать, но и самой читать с монитора, так как Настя каталась по залу на роликах, пока физрук учил на них кататься другую Настю. На ОБЖ мы написали ажно четыре анонимных психологических теста со ржачными, как всегда, вопросами на выявление эмо, психов и наркоманов, на физике написали проверочную (кажется, я написала хорошо), на ИОК начали с попыток изучить древнеславянский языческий пантеон (в весьма своеобразном представлении училки о нём) и скатились в итоге в обсуждение вопроса, что такое Бог вообще (но и то лучше, чем Матрица). А сейчас я уже скоро пойду в театр и вернусь, как обычно, вечером с рецензией, засим прощаюсь ненадолго.)