В понедельник я совершила чудо: я получила четвёрку (не двойку!) за самостоятельную по алгебре на производные. Во вторник выяснилось, что у меня четыре за контру по истории, плюс литераторша, собака, поставила мне четыре за домашку, ибо у меня не были указаны мысли Обломова об Алексееве и Тарантьеве, потому что их и у Гончарова не было тоже. В среду я отсидела только два первых урока – на первом что-то решила у доски, а на втором мы писали контру по геометрии (вернее, кто-то, может, и писал, а я только сделала чертежи ко всем трём заданиям и второй решила через задницу, так что в итоге получила пару). Потом десяток человек, включая меня, заранее записавшихся или, в случае с Асенцией, записанных, отправился с нашей школьной культурологичкой на экскурсию в Третьяковку; я ожидала, что она будет халявной, но с нас потребовали по 100 рублей, и за нас с Асенцией заплатила Полина. Поехали до Полянки, там пошли уже хоженым в этом учебном году маршрутом через Замоскворечье пешком до Третьяковки; на сей раз я взяла с собой фотик и таки сфотографировала тамошний храм (Никольский, кажется), для чего с фотиком пришлось долго препираться и немного отстать от остальных. В Третьяковке я отправила торбу и сапоги в камеру хранения, напялила бахилы на туфли и почувствовала себя крайне уютно, особливо при том, что хоть Третьяковку я и знаю уже наизусть настолько, что экскурсии могла бы водить с закрытыми глазами, я в ней давно уже не была и заметила, что соскучилась. Культурологичка сама была нашим экскурсоводом, показывала, рассказывала, задавала вопросы и заботилась, чтобы нам было где присесть и чтобы мы не сталкивались с другими группами; всех она заставила записывать, кроме меня, ибо я решила, что не знаю, запомнить, а знаю я, как выяснилось, весь необходимый минимум сведений об отечественной живописи, помимо дат, которые мне и записывать бесполезно – цифры я не запоминаю патологически. Впрочем, дальше Крамского мы не дошли, а основной темой экскурсии была всё-таки не живопись как таковая, а её связь с отечественной литературой; и как бы урывочно мы ни перемещались по залам, мне было интересно и удовольствия от созерцания хоть и привычных уже, но шедевров я получила немалое – в итоге два часа пролетели как пять минут. По окончании экскурсии я не могла не затащить Асенцию в новооткрытый Врубелевский зал, в который так много лет не было доступа, ведь Врубель – моя единственная вечная любовь (т.е. одна из). И вот что скажу я вам: в этом зале всё роскошно – высокий потолок, лиловые стены, полумрак, и само его строение почему-то напомнило храм: центральное широкое помещение, два узких крыла по бокам его, и узкие высокие панно – как готические витражи. Когда я поторчала немного у любимого Демона и не без сожаления покинула зал, мы с Асенцией отправились на выход, хотя если б у ней не болел желудок, я бы протащила её по всем залам, оставшимся нами необойдёнными; спустившись в гардероб, большинство народу мы уже не обнаружили, но нам никто нужен и не был – тем же маршрутом мы дошли до Полянки и разъехались по домам. Четверг – очередной трояк по латыни и вполне удачно написанная пробная контра на Конституцию по праву. А пятница 13-е в своей учебной половине полностью оправдала свою репутацию: пронесло на химии, зато отымели мозг на географии и французском, а из-за первой я опоздала в буфет и в итоге съела только полбатончика мюсли на одной перемене и оставшуюся половину на другой. Дома появилась злым, голодным, уставшим существом, на то, чтобы отдохнуть и пообедать, оставалось меньше часа, так что успеть осуществить как следует удалось только второе. А все эти жертвы, собственно говоря, искусства ради: ведь на сегодня, если кто забыл, у меня был запланирован выбившийся из общего субботнего графика театральный день, и не где-нибудь, а на родной Покровке, где я около месяца не была и успела уже соскучиться. За этот месяц произошли там некоторые перемены: помимо уже знакомых двух администраторш появилась ещё одна, и гардеробщица была новая, и касса получила апгрейд в виде стеклянной защиты от посетителей, и новую книгу отзывов положили – старая, видимо, закончилась. С программкой и репертуаром на март я засела в буфете и обнаружила, что в последнем я уже все спектакли посмотрела; когда же напрягла память, пришла к выводу, что непосмотренными на Покровке у меня остались только два спектакля, и на один из них – на Три сестры – я иду в следующую субботу (впрочем, буфетчица мне по секрету наябедничала, какие премьеры репетируются). С привычной уже задержкой позвали в зал; место на сей раз у меня было – лучшего и пожелать нельзя: самая середина третьего ряда.
А смотрела я «Феномены» - комедию, которая действительно смешная, но не меньше, чем смеяться, заставляющая и задумываться. Комедию, просто и понятно доказывающую, что для того, чтобы быть сверхчеловеком, надо быть человечным, а не видеть сквозь стены или передвигать предметы силой мысли. Комедию с увлекательным, непредсказуемым сюжетом, которая вряд ли заставит заскучать даже самому взыскательному зрителю. И, наконец, комедию трогательную, оптимистичную, праздничную, как нельзя более удачно приуроченную к завтрашнему дню всея влюблённые, то есть совершенно не похожую на то, что сейчас принято называть комедиями. Те, кто уже читал какие-нибудь мои прежние рецензии с Покровки, могут на этом закончить чтение этой, ну а те, кто о том, что это за театр такой, ещё, не дай Бог, не знают, могут быть уверены, что вышеописанная история воплощена талантливейшими актёрами (меня весьма порадовали те, которых я раньше ни разу не видела на сцене Покровки – Бунькова и Емельянов в главной роли), в правдоподобнейших декорациях, с безупречным освещением, уместным музыкальным оформлением (меня снова баловали Высоцким, за что Покровке снова большое спасибо) и… с фокусами. Да-да, с фокусами – и хоть, глядя на сцену, ты, конечно, понимаешь, что рюмка не поползёт по столу, лампа не кивнёт головой, а телевизор не закружится сами по себе, но почему-то вера в чудеса в эти моменты просыпается всё равно. А разве не это – наиболее благоприятное условие для выхода со спектакля с бесценным запасом положительных эмоций и хорошего настроения? Если вы согласны, более убедительного аргумента для того, чтобы посоветовать вам сходить на «Феномены», у меня вряд ли найдётся. Засим – советую самым настоятельным образом, такой антидепрессант – то, что доктор прописал!
Оставив свою первую запись в новой книге отзывов, я после спектакля засобиралась домой. Да и сейчас у меня есть смысл поторопиться: как-никак, школу завтра ещё никто не отменял, хоть и можно будет завалиться ко второму, а то и к третьему уроку. А ещё завтра я намереваюсь отметить День святого Вазелина Валентина просмотром «Австралии» и, возможно, покупкой подарка себе любимой, так что и суток не пройдёт, как я намусорю в ваших френдлентах и ящиках очередным постом. Короче говоря: прощаюсь ненадолго! Ждите свежих новостей)

Под катом бытовуха минувшей недели, прикольная, но к прочтению не обязательная) Однако выспалась и сегодня пришла в школу ко второму уроку – на ОБЖ, на котором в этом триместре ещё не была (а на первом уроке, физре, я по субботам никогда не была и не собираюсь). На ОБЖ нам показали фильм про испытание 50-мегатонной ядерной бомбы при Хрущёве, на физике пронесло с несделанной домашкой, а с последней пары, с ИОК, я сделала ноги (как и большинство – осталось человека четыре). Засим дома я была достаточно рано, чтобы успеть всё запланированное да ерундой пострадать, а в путь отправилась пораньше по одной простой причине: в Модернъ я с момента покупки билета (мне его фактически навязала продавщица в билетной кассе, уверяя, что великолепный спектакль) звонила трижды, и два раза мне сказали, что от метро надо идти направо, а один раз – что налево. В итоге я ограничилась тем, что запомнила местоположение театра на карте Яндекса и проложила свой маршрут вполне успешно: доехала до Бауманской, вышла на Бакунинскую (красивое название улицы, не правда ли?), дошла до подземного перехода через ТТК (третье транспортное) и оттуда уже увидела здание Модерна. Оно действительно было модерновым в самом хорошем смысле этого слова как снаружи, так и внутри; сначала я немного постояла в тамбуре, ибо стояли все, но потом сказали тем, кто с билетами, входить, и я вошла. Времени у меня было товарняк и маленькая тачка, и я зашла в гардероб, посмотрела сувениры, купила программку, изучила её в буфете за поеданием фирменной шоколадки в картонной упаковке с изображением кадра из одного спектакля театра, потом прочитала бесплатный буклет о спектакле Петля, устроившись в кресле в холле. Но вот прозвенел первый звонок, я поднялась в большой зал, заняла своё место в середине девятого ряда (там был один только партер, с приличным возвышением между рядами) и стала ждать; ждать пришлось долго – сначала пускали только тех, кто был с билетами, а когда они заняли свои места, пустили приглашённых, они долго рассаживались по свободным местам, и в итоге получился форменный аншлаг. Ещё звонок – и двухчасовое действо под названием «Старый дурдом» началось.
Я недаром позволила себе искажение названия спектакля: тот, кто хочет услышать о нём что-нибудь хорошее, могут на этом предложении закончить чтение рецензии. Ибо то, что я увидела и услышала, с трудом досидев до конца, я не могу назвать иначе, кроме как банальнейшей, скучнейшей бытовухой, которую какой-нибудь мастер-ваятель мыльных опер запросто растянул бы серий эдак на 25 и пустил в эфире Первого канала после новостей на радость дамам переходного и пожилого возраста, навроде давеча кончившегося абсурда под названием «Широка река», который посматривала моя мама. Ну да не буду растекаться мыслию по древу: дабы не оставить свои высказывания необоснованными, вкратце перескажу вам сюжет. Он таков: звёзд с неба не хватающий сынок махровой интеллигентки и романтичная и амбициозная дочь пролетария-алкоголика, оба 17-ти годов от роду, любят друг друга вопреки взаимной ненависти своих семей, аки Ромео и Джульетта. Однако он изменяет ей с 38-летней писательницей исторических рассказов, а в довесок на их свидание ещё и вламываются борцы за чистоту нравов локального пошиба, и в итоге вместо того, чтобы вместе уехать из ненавистной кунсткамеры, они уезжают порознь. А во втором действии, если вы ещё не догадались, они, конечно же, много лет спустя встречаются в том же самом доме, конечно же, по-прежнему любят друг друга и, конечно же, согласно «мудрой» русской пословице «В одну реку дважды не входят», которую глубокомысленно поминали зрители после спектакля, вовсе не собираются быть снова вместе. Никакой морали и никакой философии в этой «оригинальной» истории замечено не было, но это ещё полбеды – сыграна она с потрясающей бездараностью: переигрывают практически все, от первостепенных ролей до самых эпизодических, убедительно смотрится только забулдыга Максим Ферапонтыч (роль исполнял Владимир Левашов – недаром заслуженный артист, хоть и не единственный в труппе). Из-за периодических ничем не обоснованных срывов нормального человеческого голоса на якобы комические писк и кваканье Крылов (Царёв, оба Олеги) и Пётр Кузьмич (Пинегин) смотрятся дебилами вместо того, чтобы воплощать образы вполне серьёзных людей, а из-за чрезмерной манерной экзальтации Юлия Михайловна (Стародуб) выглядит не умной аристократкой, как должно, а развратной маразматичкой. В плюс к этим двум жирным минусам – сонмище мелких: во-первых, музыка чересчур громка и навязчиво бьёт по ушам даже мне, привычной к завышенным децибелам, декорации совершенно никакие, юмор - избитый, плоский или пошлый. Во-вторых, время действия пьесы – 60-80-е, и вроде проскальзывают все необходимые признаки эпохи – комсомол, рок-н-ролл и всё такое прочее, но колорита, атмосферы не создано, не передано, да и несколько ляпов закралось: например, «с голыми животами» девушки тогда ещё не расхаживали, тогда ещё о джинсах только едва-едва прослышали, а то, чтобы молодой актрисе из неблагополучной семьи меньше чем за десять лет работы дали статус заслуженной, так и вообще нонсенс. В-третьих, я так и не поняла, для чего присутствует массовка в финальных сценах, какие такие тёмные силы олицетворяют эти «люди в чёрном»? И в-четвёртых, на мой взгляд, совсем необязательно периодически устраивать на сцене курятник, когда актёры кто во что горазд пытаются перекричать друг друга, так что в итоге толком не слышно ни одного из них. В общем, абсолютно никаких эмоций спектакль во мне не оставил: не над чем задуматься, не над чем посмеяться, некому посочувствовать. Даже повозмущаться – и то нечему: только удивиться, как такое ширпотрёбище претендует на причастность к высокому искусству театральной сцены.
По окончании «Старого дома» зал аплодировал стоя, не давая мне уйти, пока занавес не опустился. Наслушавшись комментариев восторженных старушек в битком забитом гардеробе, я дезертировала из самопровозглашённого «Собрания театральных шедевров Москвы» (так гласят их буклеты) с сильно уменьшившимся желанием вернуться туда на расхваленную «Саломею» (что ещё не значит, что не вернусь: практика показывает, что у одного и того же театра могут быть как великолепные, так и отвратительные спектакли, причём ещё вопрос, какие из них имеют больший успех у публики). Тем же маршрутом я дотопала до Бауманской и доехала домой, сейчас скоро пойду спать, ибо вставать придётся рано – завтра… а что будет завтра, завтра вечером и узнаете из оччота и фоток! Должна же я хоть разок, для разнообразия, не анонсировать свои похождения, а поинтриговать, к тому же и сглазить не хочется (хотя отдельные люди, с кем регулярно общаюсь по аське, о многом уже в курсе). Так что ждите новостей!)

Вечер воскресенья был у меня продуктивным: дописала эссе, поздравила первую учительницу Татьяну Алексеевну с именинами, зачем-то досмотрела до конца Последнего героя, вспомнила, что у меня по-прежнему не подключается принтер, упросила Марусенцию распечатать мне мой доклад по инглишу про мать Терезу, и только тогда пошла спать. Родная школа встретила меня самостоятельной по алгебре, а англичанка не пришла и мы всю пару страдали ерундой, так что моя мать Тереза оказалась не у дел. Во вторник не было первой из двух последних пар литературы, а ещё из-за перепадов погоды отчаянно не хватало кислорода и постоянно сильно хотелось спать. В среду снова не было англичанки, и мы с Настей два урока провели на подоконнике туалета пятого этажа, причём я успела наделать фоток и снять видюху о том, как она сначала забиралась на верхнюю перекладину перегородки между кабинками, а потом босиком спускалась оттуда, и поперечитывать Обломова, который в идеале должен был быть перечитан к следующему вторнику. Также я даже снизошла до того, чтобы сходить на физру последним уроком в компании Асенции и Маруси, где физрук просветил меня, что как девушки обращаются с мячами, так они обращаются и с парнями, и учил – почти успешно – эти самые мячи ласково подкидывать, а не убивать об стену на бешеной скорости, по методике моего прежнего физрука. В четверг не было философички, так что моё писанное вечером в четверг эссе не пригодилось, а на паре мы написали ещё одно, но что самое главное – в буфет вернулся грибной Роллтон, хоть он и стал теперь каким-то безвкусным. В ночь на пятницу снился странный сон: сначала я была в каком-то классе, где за партами сидели дети, а у доски вместо учителя стояла лошадь; я начала её гладить, и сначала она была очень ласковой, а потом начала пытаться меня укусить, и я послала её подальше и собралась уходить. Однако не успела я выйти, как лошадь пошла по рядам и малышня начала кормить её всякой гадостью; я вышла, оказалась в коридоре лицея, встретила историчку, хотела ей пожаловаться, но поняла, что та вряд ли сможет что-то сделать. Потом я перенеслась в какой-то супермаркет, где на витринах было много больших и красивых пачек, коробок, жестянок с сигарами и сигаретами с пафосными названиями, дотоле невиданными мною вкусами и прочая, и прочая. Миг – и я обнаружила себя идущей по Молодогвардейке поздно вечером, курящей и подумывающей о том, что надо бы перед возвращением домой жвачки пожевать, чтоб не запалили. Зайдя в магазин, перед прилавком я обнаружила, что жвачка стоит ажно 30 рублей, а у меня в кошельке осталась одна только какая-то мелочь, но добрая бабушка-продавщица заявила, что я смогу купить жвачку в долг, что я и сделала. Выйдя из магазина, я пошла почему-то не в ту сторону, где живу сейчас, а в ту, где жила раньше – перешла дорогу и встала у начала пути, ведущего вглубь дворов, где царила кромешная тьма, как в колодце. Благо я догадалась светить себе мобильником, чтобы видеть дорогу перед собой, батарейка у него садилась, но у меня в запасе был ещё один источник света – фотик; к сожалению, я проснулась раньше, нежели добралась посреди ночи до своего прежнего дома, и добираться пришлось уже до школы. В школе же в этот день вместо географии были сидение на биологии на одном уроке и алгебра на другом, а с последней алгебры, второй из двух запланированных по расписанию, нас отпустили. Сначала я хотела куда-нить стаскаться с Марусей, но она отказалась, и я решила ехать домой, но увязалась за одним симпатягой до Библиотеки и в итоге съездила до Алегриса. Брожение там как раз заняло освободившееся время второго урока; там снова было множество всего такого, над чем можно было захлебнуться слюнями насмерть, и снова ничего не продавалось. Вечер был отдан под уроки на понед, потом посмотрела пол-КВНа, легла спать, и во сне гуляла с Марусей, Наташей и, возможно, с кем-то ещё по Арбату. И снова откуда ни возьмись появившаяся у моего сновидческого альтер эго вредная привычка проявила себя: я достала пачку сигарет и наконец-то смогла разглядеть её как следует. Пачка была большая, картонная, плоская, как коробка карандашей, бордового цвета, и на ней значилась надпись – не то «Lord Black Phoenix», не то просто «Black Phoenix»; и сами сигареты были длинными, как карандаши, и свёрнутыми из серой бумаги. Но что самое удивительное – огоньку мне дала Маруся и сама, кажется, что-то закурила, но не такое необычное, как я. Однако на первых же моих затяжках сон прервался, уступая место новому, в котором мы с мамой в сумерках шагали по какой-то незнакомой улице, явно заблудившись; темнело быстро, мы понимали, что придётся заночевать где-нибудь, но первое пустующее помещение, на которое мы наткнулись, было, извините, больше всего похоже на общественный туалет или на баню: внутри – светло, белый кафель, нечто вроде кабинок. Не успели мы расположиться, как услышали, что кто-то вошёл; сначала мы испугались немного, особенно мама, но это были не какие-нибудь бандиты, а обычные туристы, которые сообщили нам, что ехали на маршрутке, сделали здесь остановку и могут взять нас с собой. Выбирать не приходилось, и вскоре мы уже неслись в битком набитой маршрутке сквозь кромешную тьму города; что было потом, в течение ночи, я не помню, но поутру за окном открылись удивительные пейзажи. На бескрайнем зелёном поле стояло странное огромное деревянное сооружение – нечто вроде избушки на курьих ножках, не уступающей по высоте небоскрёбу, на крыше которой была ещё одна «ножка», на которой покоилась деревянная же «шляпка», как у гриба; не успели мы задуматься, что бы это могло быть, как заметили, что «шляпка» вращается, словно центрифуга. Далее по маршруту всё на том же поле, в несколько большем отдалении, показалось ещё одно гигантское деревянное строение – на сей раз обычная мельница, вот только крылья её были плавно s-образно изогнуты, как лопасти вентилятора, и вращались так же быстро. Но вот маршрутка остановилась, и нас высадили на краю этого поля, у тропинки, ведущей вдоль леса; стоило мне выйти, как я тут же обратила внимание на то, сколько разнообразнейших растений буйно росло по краям тропинки и сколько разнообразнейших насекомых роятся вокруг них. Особенно великое множество было пчёл и бабочек-голубянок, которые даже не улетали прочь от моей руки, так что их можно было потрогать. Но задерживаться в этом райском уголке мы не стали и двинулись дальше, вскоре тропа свернула в лес и вывела нас к выходу из заповедника – да, это был заповедник, о чём мы догадались даже прежде, нежели увидели почётную доску на столбе, сообщающую, что такие-то баснословные средства на его содержание перечислили… Ксения Собчак и Фёдор Бондарчук (XD). Там, у выхода, был вольер с дружелюбным жирафом, на фоне которого какая-то тётка пыталась сфотографировать своего толстяка мужа, и, кажется, были ещё вольеры, но я уже плохо помню – прозвенел будильник. Подумав немного, я послала его подальше и провалялась ещё где-то до половины десятого, так как следует и не поспав, зато прогуляв школу. Пострадав ерундой и доделав уроки на понед, я посмотрела сеансы на завтра Операции Валькирии в Октябре: собираемся сходить с Денисом и Марусенцией, вернусь, естественно, с оччотом и рецензией. А сейчас я пойду в театр Гоголя на Театральный роман по Запискам покойника Булгакова – да-да, ещё в начале недели я взяла несколько билетов, дабы на ближайших выходных не скучать, так что оччот и рецензия и сегодня вечером будут вам тоже. И колитесь, от кого симпа под красивым номером 177 пришла, и почему квест отредактированный не читаете) На этом и прощаюсь. До скорой встречи)

В ночь с воскресенья на понедельник я бухала во сне, но почему-то проснулась как после реального бодуна, и кабы не мамино вмешательство, не встала бы ни за что, тем паче уроки, сделанные вечером воскресенья лишь на одну пятую, были хорошим стимулом к тому, чтобы оставаться под уютным одеялом. Однако всё оказалось не так страшно: когда я пришла в школу, меня встретили дежурившие Асенция с Марусей, чем напомнили тот факт, что наш класс дежурит на этой неделе, о чём все благополучно забыли. Вызвавшись помогать Марусе (всё лучше, чем сидеть на алгебре и проверять домашку, которую я не делала), я почти весь первый урок пробродила вместе с ней по кабинетам, где она спрашивала у учителей, кто из учеников не пришёл к первому уроку, и записывала их фамилии на бумажку, как ей велела директор – я же при этом ничего не делала. Две перемены между алгебрами и после них я промаялась попытками сочинить таки топик по инглишу, который не могла сочинить ни в субботу, ни в воскресенье, так и не сочинила и сообщила об этом вместе с другими несочинившими англичанке, но она пригрозила за нерассказанный топик поставить два, и пришлось мне на уроке сымпровизировать аж на четвёрку. Русский ознаменовался самостоятельной, на всеобщей истории проканало моё отсутствие домашки, дома поджидали новые принесённые папой рыбки – четыре маленьких золотых и два чёрных телескопа, прозванных за роботоподобные глаза Валли и Евой. Вечером с большим грехом пополам, но таки сделала домашку в состоянии глубокого шока от известий, сообщённых новостной лентой Ли и позже дебилизатором (об убийстве Маркелова и Бабуриной), засыпала под играющее в плеере Всенощное бдение на старославянском в исполнении Будапештского хора, а когда выключила, выяснилось, что у меня за мебелью снова скребутся мыши, очевидно опять привлечённые собачьей костью. Некоторое время это не давало мне уснуть, но потом я придумала навалить на ухо два слоя одеяла и урывками, но таки поспала, и последний сон был про какой-то спектакль, исполнявшийся не на сцене, а на большом пространстве прямо перед зрителями, стоявшими толпой без всяких заграждений. В этом спектакле, как в фильме, актёры ездили на лошадях, когда им надо было, а в финале появился чел весь в чёрном, типа Зорро, на абсолютно чёрной и абсолютно свободной лошади, и проделывала эта роскошная парочка такие трюки, что дух захватывало. Во вторник ничего особо интересного не произошло, кроме необходимости две пары подряд высасывать из пальца сочинение по крайне узкой теме по «Горю от ума» - про смысл названия комедии, ибо все остальные темы были ещё тупее и ещё банальнее; ночью спать никто не мешал, ибо я тупо сразу же отрубилась и даже не запомнила, что мне снилось. Среда началась с самостоятельной по геометрии, где я из трёх заданий сделала половину второго, а закончилась тем, что экологии не было, физры, что после неё, не было тоже, и мы пошли по домам после пятого урока. Я надеялась много успеть, но по возвращении домой мне стало муторно, и я провалялась на столе, пялясь в аквариум, до вечера, оклемавшись полностью только к концу новостей. В четверг весело было на латыни, вернее, до неё: училка снова запаздывала, и мы ждали её не в кабинете, а в буфете, честно не расходясь и будучи уверенными, что она либо пройдёт мимо, либо зайдёт за нами. Однако пара-тройка человек всё-таки осталось в кабинете, и училке, которая пришла с другой стороны, этого вполне хватило, так что когда мы, прождав 15 минут и решив проверить кабинет, увидели её в нём, она нас не пустила и потребовала, чтобы мы просили разрешения войти в деканате. Мы пошли в деканат, всё объяснили, там нам разрешение дали, и с ним мы вернулись к латинистке, но она нам не поверила, и пришлось нам кого-то из деканата срывать с рабочего места и просить нас сопроводить, и только после этого нас пустили. Выяснилось, что благодаря всему этому мы пропустили диктант, а при том, что и на праве обещанная контра по Конституции не состоялась, день можно было считать удавшимся. Поскольку я ещё во вторник решила пятницу прогулять, в четверг я сидела в ролёвке до 12-ти и встала потом в 12, но между этими двумя событиями мне приснилось несколько заслуживающих внимания эпизодов. Сначала снилось, что я с Ушастой и с Костей еду в Измайлово; сон начался с эскалатора, на подъёме на поверхность, мы уже тогда трепались, шутили и ржали. Потом пошли в тамошний торговый центр, там я зашла в магазинчик каменных изделий и удивилась, почему на ценнике к большой нефритовой свинье написано «20», а Костя предположил, что на самом деле она стоит 200 или даже две тыщи, просто часть ценника оторвалась. После этого магазинчика были ещё какой-то метальный закуточек и футбольный магазинчик со всякими майками и сувенирами, к витринам которого почему-то прилип уже Костя. Из торгового центра пошли в парк, и Ушастая, на которую это вообще не похоже, начала говорить, что сейчас там, в лесу, никого нет и поэтому как-то стрёмно, но я ей показала, как много народу гуляет по главной аллее, и мы пошли по этой главной аллее. Однако вскоре мы действительно оказались в каком-то густом лесу, где я увидела большого красивого глухаря и попыталась его сфотографировать, а потом ещё какую-то экзотическую птичку, названия которой не помню; в погоне за ними я, кажется, потеряла остальных, и на этом первый сон прервался. Во втором сне я пришла к какому-то деревенскому дому с маленьким рыжим котёнком за пазухой и, войдя в калитку, отпустила его, и он тут же убежал куда-то. Обойдя дом, на заднем дворе я встретила какого-то деда, который прогуливал молодую кобылу, светлую, но не белую, а скорее кремовую, очень красивую; я погладила её, а дед сообщил, что её зовут Ласка. Потом он отпустил кобылку, и она улеглась на какой-то охапке сена или травы, а у меня начался третий сон, в котором я из какого-то парка вышла в нечто вроде зоопарка, но не такого, как обычные зверинцы. Там у подножия холма на зелёном лугу были сделаны левады по двум сторонам аллеи, где паслись ослики, овцы и прочая домашняя живность, а самая большая огороженная территория пустовала, и табличка сообщала, что скоро там будет проживать слон; также протекала речушка, по берегам которой свободно прогуливались белые гуси. Я прошла по мостику через речушку и поднялась на холм, где меня встретила клетка с сердито уставившимися на меня курами, по бокам которой дремали гоповатого вида служители этого зоопарка. Я пошла по тропе вдоль края этого холма, где справа от меня стояли деревья, а слева вниз обрывался склон, по которому кое-где стояли домики; и если там, внизу, явно было лето, то наверху была осень с таким частым, как дождь, листопадом, что если фотографировать просто воздух прямо перед собой, то в кадр обязательно попадёт несколько кружащихся листьев. Также я хотела сфотографировать сверху груду тёмно-бордовых листьев, скопившуюся на крыше одного из домиков на склоне, но я стояла недостаточно высоко и притащила откуда-то стул, чтобы на него взобраться, и при этом чуть не свалилась с обрыва. Все эти виды были чертовски красивы, но самая неописуемо потрясающая панорама открылась передо мной под конец: речушка, тёкшая далеко внизу у подножия моего холма, превратилась в широкий бурный поток, через который был перекинут мощный живописный мост, а противоположным берегом этой реки был другой холм, такой же высокий, как и мой, и на его вершине стояло два храма – один белый, с высокой колокольней, другой поменьше, зелёный, узорчатый. Я хотела сфотографировать и эту реку между двумя кручами, и эти храмы, но у меня никак не получалось выбрать такой ракурс, чтобы в кадр одновременно поместились и ближний конец моста, и крест колокольни; так и проснулась, и засела делать уроки – на сегодня, на завтра и на понед. Только сейчас отвлеклась, чтобы пообедать, и, пользуясь этим, озвучиваю новую новость: мы с Мелифаро недавно подумали и решили, что ролевой по Фраю на ЛиРу таки быть (ибо, насколько вы помните, в прошлом году такая затея провалилась, ролевая была сделана на форуме и загнулась в итоге). Сказано – сделано местечко Labirints_of_Echo, призванное стать этаким продолжением «Лабиринтов Ехо»: действие происходит в Тайном Сыске тогда, когда Макса в Ехо уже нет. Персонажи – строгий канон, приключения – новые! Засим нам требуются игроки на свободные роли Джуффина, Шурфа, Кофы, Луукфи и Кекки, естественно – знающие Мир, по которому играем, пишущие грамотно и художественно, обладающие фантазией и желательно – с опытом в словесках и соответствующим своему персонажу полом. Проще говоря – кастинг открыт, заявки подавать можно прямо сюда, в каменты, а наиболее подходящих выберем непосредственно мы с Мелифаро. Дерзайте!)
Завтра в 12 я еду на халявную экскурсию по Гоголю, которая должна будет завершиться конкурсом по нему же, вернусь с оччотом и фотками, а сейчас пора возвращаться к урокам, так что прощаюсь – ненадолго)

После ночи с воскресенья на понед я таки поняла, что пить надо меньше, ибо на ностальгию ни с того ни с сего таки пробило, и это до утра не дало мне заснуть по-человечески, ибо дремота не в счёт. Однако по будильнику я вскочила с завидной бодростью и даже несмотря на то, что мама предлагала (!) мне остаться дома, поехала в школу, купив перед началом пути свежий новогодний Хаммер, поджидавший меня в киоске все каникулы. Первый учебный день после оных порадовал только контрой по алгебре на первой же паре (умудрилась написать на трояк, как и две предыдущих), а природа – потеплением, то бишь мерзопакостной погодой – слякотной, дождливой, промозглой, превратившей асфальт в сплошной каток, для передвижения по которому лучше подошли бы коньки, нежели сапоги. Но самой большой подлянкой было то, что у меня умер дед. Это не было неожиданностью, так как умирал он уже давно и теперь можно только порадоваться за него, что он отмучился наконец, и это не было очень большой потерей, так как мы очень мало общались, но всё равно для меня это было чертовски грустно, потому что я больше всего на свете не люблю и боюсь терять людей, а особенно близких, в том числе и родных. Так что царствие небесное рабу Божьему Евгению, и не будем больше об этом. Следующая ночь выдалась такая же бессонная, к тому же ещё и луна нагло пялилась прямо в окно; Старый Новый год отличился работой по Горю от Ума на литературе и тупейшей лекцией по нему же, состоявшей из пересказа сюжета пьесы, нескольких очевидных поверхностных фактов и небольшой доли вопиющей ереси. Вечер же вторника стал кульминацией ностальгических дней, ибо заставил меня перелистать почти десяток старых страниц блога под Наше радио, подкидывающее наиболее удачные для этого песни, зато ночью потом спала уже немного больше. Среда хороша была тем, что наша англичанка не пришла и мы целую пару страдали ерундой, а с последнего урока, физры, я съебалась, но дома мне за непосещённый инглиш (мы типа должны были в другую группу пойти) хорошо выебали мозг. Процент сна от прочего ночного времяпровождения ещё малец увеличился, мне даже приснилось немного урывков какого-то бреда. В четверг в школе ничего выдающегося не произошло, кроме того, что я ушла, как обычно, после четвёртой пары, а все не сдавшие до каникул зарубежную литературу остались на пятую, а к тому же после потепления, кое ознаменовало конец каникул, наконец-то снова выпал снег, а у меня карабин цепи оторвался от крайнего звена – цепь за что-то зацепилась, если лапки дойдут до плоскогубцев – починю. С момента моего прихода домой и до вечера тупил инет, вырубаясь каждые 5-10 минут, и наконец сдох совсем часа на два, во время которых я сидела на жутко медленном нете через флэшку Билайна. А в ночь на пятницу сон вернулся в полной мере, и во сне я посмотрела в кинотеатре какой-то тупой мульт в стиле Короля льва плюс трейлер к третьему фильму по Хроникам Нарнии, ещё не вышедшему, который запомнила лучше мульта (любопытно будет потом сравнить с трейлером, который выйдет в реале). День же принёс самостоятельную по химии, суть которой можно кратко выразить словом «пиздец», а ночь – кучу всяких разрозненных сновидений, под конец которых меня во сне укусила за кулак собака, которую я сначала нашла весьма симпатичной и дружелюбной. И вот, наконец, суббота; я честно попыталась встать ко второму уроку, как обычно пропуская первый – физру, но в итоге встала только к третьему и пришла в школу точнёхонько к контре по шизике, где написала треть теории и не решила ни одной из трёх задач (aka пиздец дубль два). На этом первую послеканикульную неделю, довольно-таки гадкую, можно было считать законченной, и, хоть мне и настоятельно требовалась разгрузка, планов на субботний вечер у меня так и не сложилось, и я просто стаскалась до зоомага и обратно, хоть мне и было как-то муторно – не то из-за атмосферного давления, не то усталость накопилась. Но две хорошие новости у меня таки есть:
а) мой тест «Твой Демон-Хранитель» наконец-то опубликовали. Пройти его можно здесь, он выложен в последнем каменте.
б) у Авиуса возникла респектабельная идея дать новую жизнь такому замечательному миру как Винфолт, который мне уже почти что вторая Родина^^ (и кстати, предыдущий и так ещё и не законченный Винфолтский квест я начну выкладывать уже начиная со следующего поста в рубрике «Бесконечное приключение», не пропустите), и для нового квеста с новыми персонажами была создана новая игровая площадка на просторах ЛиРу, Винфолтские_сказания. А теперь внимание - требуется пара-тройка игроков мужского пола, желательно с опытом в словесках, и тем паче с фантазией, фэнтезийным мышлением и грамотностью, конечно. Оставляйте заявки в каментах, а мы уже выберем тех, кого примем)
Засим до завтра! Завтра, перед Крещением, намереваюсь за святой водой сходить и прогуляться заодно, так что вряд ли без свежего поста останетесь.)

Вчера вечером я не только посмотрела вторую серию Волчьего Дождя, но и даже всё-таки отписалась в ролёвке, потом почитала немного Войну и Мир и пошла спать. Не то чтобы спалось мне очень гладко, но по будильнику я встала без эксцессов, позавтракала и отправилась в путь. Влезла в маршрутку, доехала до метро, влезла в вагон, добралась до Цветного, вывалилась на улицу… в итоге на месте я была не в 9.15, а в без десяти. Неспеша пропалив попавшиеся на пути дворики, я ни одного знакомого лица не обнаружила и дотопала до школьного двора, где знакомых лиц не обнаружила тем паче и осталась там торчать. Мне изрядно мешал веник из трёх белых роз, который меня заставила купить мама – сначала я еле протащила его в час пик в целости и сохранности, теперь же держать его у меня мёрзли руки. Время потихонечку шло, но я продолжала лелеять надежду на то, что если я не нашла своих, то свои найдут меня, и не спешила отправляться во вторичный обход двориков. И вот появились Асенция с Русью, последняя начала принимать поздравления с прошедшей днюхой от знающих её личностей, я познакомилась ещё с несколькими людьми из нашего класса, и всем скопом мы потопали на линейку, что проходила в тюремном дворике перед школой. Линейка, может, ещё и выглядела как линейка в отдалённом от нас своём конце, где стояли младшеклассники, в нашей же стороне линейка представляла из себя неупорядоченную толпу, находившуюся в постоянном движении. Вскоре нас нашла наша классная, и я поняла, что в прошлый раз, на уборке, приняла за классную другую училку, что, впрочем, не столь важно; она всучила Русе табличку с надписью «10 Г», которую та стала держать над головой (см. фото), а мы скучились вокруг неё в кружок. К нам постепенно присоединялись ещё люди, пока нас не стало 21 человек из 25-ти, 19 девчонок и 3 пацана, и вот классы начали впускать из-под едва моросившего дождика в тёплые стены школы. Погнали на пятый этаж, в актовый зал, где не всем хватило места, наш класс расселся где попало, я свой стул с краешку поделила с ещё одной девушкой из нашего класса, Аней. Постояли под гимн России, директриса зачитала нам обращения Лужкова и ещё какой-то тётки, связанной с образованием, сама наговорила кучу пафоса, постояли под гимн Москвы, причём директриса подпевала в микрофон, учителя вокруг неё тоже пели, пытались и некоторые из учеников, потом ещё кто-то толкал речи. Выходили из зала мы под гимн нашей школы, жутко ржачный, где в лошади упоминались в одном куплете и во всех припевах и который исполняла дурным голосом какая-то Долина, явно не Лариса, а очевидно, её дочка, как меня успели мимоходом просветить. Пришли в свой кабинет алгебры, расселись – мы с Настей устроились на второй парте у окна, Ася с Русей прикрывали нас на первой парте; поскольку времени от первого урока осталось уже немного, математичка успела сообщить нам только самую необходимую информацию: расписание звонков, примерное расписание уроков и пар на ближайшие два дня, а так же что те, кто через две недели хочет поехать на экскурсию в Константиново, должны как можно скорее ей об этом сказать (я, конечно, хочу, но экскурсия не бесплатна, так что еду я или нет, зависит от моих родителей). Потом нас выпустили на перемену, и голодное стадо новичков-гуманитариев, сплавив математичке свои веники (я тоже от своих роз наконец-то избавилась) вышло на тропу войны, то бишь на поиски буфета; буфет был обнаружен на первом этаже по сосисочному смраду, однако там ещё никого ничем не кормили и ничего не продавали, однако я уже пропалила там на прилавках свою традиционную школьную пищу – батончики мюсли – так что с голоду не помру. Третьим уроком был общий для всех московских школ «урок толерантности», на который все старшие классы, от девятого до одиннадцатого, согнали в актовый зал, и нас в том числе; из урока получился настоящий балаган, вернее, это было бы смешно, если б не было так грустно: ведущую урок училку постоянно прерывали глупыми провокационными вопросами, задающим аплодировали, менее храбрые просто ржали, да и сама лекция, которую нам прочитали, с какой-то ненужной статистикой, какими-то ненужными определениями, с хождением вокруг да около и неназыванием вещей своими именами, была откровенно жалкой. Кажется мне, что такими уроками ситуация только усугубляется, что не удивительно при том, что их разработчики вряд ли преследовали цель эту ситуацию исправить. Завершился урок показом слайдов с изречениями умных людей прошлого и с Интернет-бояном на тему того, насколько мы, имеющие еду, одежду, крышу над головой люди, счастливее большей части человечества. Из актового зала мы приволоклись в кабинет физики, бросили портфели, но до начала урока оставалось ещё минут двадцать, и мы вышли в коридор; между старожилами школы, бродящими парами и компаниями, трепящимися у подоконников и так далее, и нами, новичками, сбившимися в стайку и неприкаянно маячащих посреди коридора, не зная, о чём между собой говорить и куда идти, чтобы не заблудиться, тогда была особенно разительно видна. Относилось это, естественно, к женской, преобладающей части класса, из которой старожилов сегодня предоставляли, кажется, одни только Аська с Русей, которые постоянно куда-то исчезали, из пацанов же старожилами было, кажется, тоже двое, но им покорешить оказалось несколько проще. В итоге мы всё равно вернулись в кабинет раньше времени (звонки ещё не включили, и мы ориентировались по часам), и физичка сразу же начала урок с повторения понятий из курса девятого класса – хорошо, что я взяла с собой тетрадь и сразу же смогла начать всё в неё записывать и зарисовывать. Причём с зарисовыванием было сложнее, поскольку доску физичке ещё не повесили и она рисовала нам все чертежи ручкой на куске бумаги, так что их даже мне с моей второй парты, где на сей раз мне никто не рискнул составить компанию, плоховато было видно. Однако конспекты – это ещё полбеды, самое забавное то, что физичка забраковала тот учебник, который нам выдали в библиотеке, и обязала купить другой, новый, 2008 года выпуска, в магазине при издательстве, дав его адрес, телефон и сайт; ключевое слово здесь – «новый», так что вряд ли удастся найти решебник к нему даже в Интернете, а физичка уже задала по нему домашку – правда, на следующую субботу, ибо в эту субботу мы не учимся благодаря Дню города. После урока забежала математичка, ещё раз спросила про Константиново и, оставив свой мобильный, сказала до завтрашнего дня писать на него тем, кто решится, а Русю поставила над нами старостой и поручила завтра на всякий пожарный ещё и пересчитать тех, кто поедет. И вот мы свободны – спускаемся в гардероб, одеваемся (кажется, я одна сегодня пришла со сменкой) и, попрощавшись друг с другом, расходимся кто куда – в основном к метро. Руся дошла со мной до местного книжного, потом я решила туда зайти, дабы докупить толстых тетрадей, но таковых там не оказалось, и я дотопала до метро и вернулась домой. Позвонив в тот самый книжный, где полагалось покупать учебник, я узнала, что их осталось всего пять, так что медлить я не сочла целесообразным и, пообедав, отдохнув и написав всё вышеизложенное, отправилась в путь. Ехать предстояло почти что из одного конца ветки в другой, а это почти час, посему пока ехала, я доперечитала наконец второй том ВиМ. Там, непосредственно на Первомайской, я без труда нашла Измайловский бульвар и, спросивши дорогу, потопала по нему до 6-й Парковой, подрагивая от холода. Несмотря на то, что физичка сообщала, что идти туда минут десять, а на сайте было написано, что даже семь, добиралась я до искомого магазина минут двадцать, никак не меньше, хоть и не плутала вообще. Нужный учебник оказался там в наличии, и, приобретя его, я потопала в обратный путь… но ведь я – это я: не заблужусь по дороге туда, так заблужусь по дороге назад. Или хотя бы пройду мимо нужного перекрёстка и опомнюсь только на следующем, что со мной и произошло на этот раз – пришлось разворачиваться на 180 градусов и возвращаться. И вот я снова в метро, изучаю свежекупленный учебник; он развеял многие мои страхи – во-первых, уровень у него базовый, то бишь самый простой, а во-вторых, разработан он специально для гуманитариев и посему даже снабжён цитатами из классиков, отрывками из художественной литературы, пословицами и прочим «ненаучным» материалом. Таким макаром на обратном пути я благополучно прочитала заданные параграфы и убедилась, что могу ответить на вопросы к ним – останется только дополнить конспект и выполнить упражнение. Доехав до родной Молодёги, я сунулась на второй этаж Трамплина и там выстояла длинную очередь, дабы приобрести толстую тетрадь в линейку – для русского – и ещё две в клетку: с Харлеем и с летучей мышью с черепом вместо головы и какими-то готичными афоризмами. Итак, завтра мне предстоит ехать к половине десятого на Китай-город в ЦДО, на один урок и две пары, послезавтра – снова в школу на три пары, математичка обещала нам тест, чтобы было о чём говорить с родителями в четверг на собрании. Чтож, прорвёмся) Ухожу в ролёвку и прощаюсь ненадолго, скорее всего, до завтрашнего дня)

Вчера вечером я таки посмотрела первую серию Волчьего Дождя с лицензионного диска – в наушниках, чтобы никого не разбудить, поэтому звук провисал, да и картинка провисала – надо будет видеокарту получше поставить. Пока смотрела, меланхолично так жевала тортик и только потом обнаружила, что он плесневый, но таблетку проглотила, святой водой запила, вроде обошлось. А потом меня всё равно угнали спать, я проворочалась энное количество времени и отрубилась, дабы без всяких на то будильников поднять себя в районе десяти, пострадать ерундой, проснуться, позавтракать и отправиться в путь. Добралась до Цветного, под мелким прохладным осенним дождичком дотопала до школы, там под козырьком обнаружила Асю, и мы ввалились в школу палить расписание. Расписание, хоть и непонятное, сообщало нам о том, что завтра нам надлежит быть в школе в половине десятого на урок математики, далее планируется какая-то хрень типа классного часа, потом какое-то торжественное мероприятие в актовом зале, потом физика, итого мы свободны после четвёртого урока. Когда я всю эту информацию перекатала в блокнотик на случай склероза, мы вывалились на свежий воздух и, поскольку дождь уже кончился, решили немного побродить да потрепаться. Когда мы раза три прошли от конца до конца Цветной бульвар, а на лавочках сидеть было нельзя ибо они были мокрыми, нам стало тесно в его рамках, и мы ломанулись по окрестностям куда глаза глядят. Окрестности оказались красивыми вполне, как и везде в центре, – старые дома, храмы, монастырские стены, – но я в них сто лет не была и посему роль Сусанина предоставила Асе, причём все встречные нам светофоры были явно к нам недружелюбны, зажигая зелёный свет прежде, чем мы окажемся достаточно близко, так что дороги, на всякий пожарный, приходилось не переходить, а перебегать. После непродолжительного плутания по улицам, переулкам и бульварам, названия которых я не трудилась запоминать, мы выбрели к станции Чкаловская, где и попрощались – Ася пошла обратно домой, а я спустилась в подземку и подъехала к себе на Молодёгу. Когда там я выбралась на поверхность, снова заморосил дождь, и при этом было солнечно и тепло, так что я ещё бы малясь погуляла, но, во-первых, мне надо было успеть собраться в школу, во-вторых, у меня мама умудрилась заболеть и я могла бы быть ей нужна. Нужна я ей, конечно же, не была, да и собираться я начала только в половине седьмого, а именно – постирала хаир, собрала воедино все свои толстые тетради, выяснила, что их девять, распределила их по предметам (на те предметы, которым их не хватило, тетради придётся докупать), засунула в свежепостиранный портфель их в папке, дневник, пенал с новыми канцелярскими принадлежностями, и можно спать спокойно. А спать идти надо будет пораньше, поскольку Ася предложила мне завтра встретиться не в полдесятого, а в 9.15, и я согласилась. Что касается времени после школы, то я очевидно буду сидеть дома до вечера, ибо идти с бывшими однокашниками в пиццерию родичи мне запретили, мотивируя это тем, что я, во-первых, должна порвать со старой школой и не обязана ходить туда, когда меня зовут, а во-вторых, что с первого сентября я должна учиться, а не гулять. Таким образом мне очень качественно поимели мозги, убив вдохновение, которое я планировала потратить на ролёвку, в которой сто лет не была, а поскольку лежать и умирать – не мой способ лечения, пойду посмотрю ещё серию Волчьего Дождя, а там уже и погонят из-за монитора, так что прощаюсь. Всем удачного первого дня осени и всем учащимся удачного начала учебного года)

Вчера я легла пораньше и с твёрдым намерением исполнить свой ученический долг завела будильник на восемь. Что удивительно, ему даже удалось поднять меня поутру, и, позавтракав яблоком, я отправилась в путь на Цветной бульвар, захватив с собой маму, дабы она зашла в тамошний книжный и купила мне решебников. Поднявшись на поверхность на вышеуказанной станции, мы расстались, и я без труда нашла дорогу до своей новой школы, пробралась сквозь все прелести ремонта к гардеробу, избавилась от куртки, кроссовки сменила на туфли и потопала на четвёртый этаж. Стоило мне там заглянуть в ближайший открытый кабинет, как какая-то училка поинтересовалась, что я ищу, и, выяснив, что 36-й кабинет, направила меня на путь истинный. На пути истинном меня встретил тупик со сразу несколькими открытыми дверями кабинетов, но, не желая более связываться с учителями, я зашла в тот, где тихо-мирно сидели две девушки – одна оказалась ещё одной новенькой из моего класса, 10-го Г, представившейся Лизой, а другая – старожилом из 11-го. Я устроилась за одной из парт нашего, очевидно, кабинета; вскоре пришла ещё одна новенькая из моего класса и тоже Настя (теперь я знаю уже двух Насть из тех трёх, что будут в классе помимо меня, считая и Асю), вернее, её привела та училка, которая и меня послала туда. Долго ли, коротко ли, а появилась ещё одна училка, помоложе, которая, по всему видать, и была нашей классной, математичкой Ольгой Алексеевной Дробот, и они обе начали отдавать распоряжения, условившись на том, что нас троих следует послать в актовый зал протирать стулья, на которых нам, насколько я всё правильно поняла, первого сентября предстоит сидеть. Мы по-братски разделили между собой тряпки, порвав какую-то одну большую на несколько поменьше, и, оставив вещи в своём, поднялись в кабинет той училки, что постарше, где мне было выдано ведро, которое я наполнила до половины водой, когда мы снова спустились на четвёртый этаж, в мальчишеском туалете, после чего мы снова отправились на пятый и были введены в актовый зал. Там нашему взору предстали две больших группы стульев, сложенных горками: одна была уже чистой, другая ещё пыльной, и именно пыльные стулья нам и надлежало протирать, окуная тряпки в ведро с водой и отжимая их – вода периодически обновлялась, но я больше по воду с ведром не бегала, милостиво позволяя делать эти ходки до четвёртого этажа и обратно другим. Поскольку в противоположном углу зала какие-то мужики настраивали звуковую систему, стулья мы оттирали под бодрый русский шансон, звучащий из колонок и изредка перемежающийся тишиной и произносимыми в микрофон «раз-раз-раз», а один раз шансон даже на что-то переключили, и прозвучала Шевчуковская «Что такое осень». Вскоре к нам прибыла подмога со своими ведром и тряпками – ещё примерно четыре девушки, очевидно из старожилов, поскольку они все уже знали друг друга и трепались, в пример сосредоточенному молчанию нашей троицы; училки постоянно обещали нам, что прибудут пацаны и на них можно будет свалить часть работы, но они так и не появились. Радость при виде последнего оттёртого стула из той груды, что нам указали изначально, сменилась разочарованием пир виде ещё одной, поменьше, что стояла возле рояля; когда же засверкала чистотой и она, мы переместились к самой сцене, к третьей и последней груде пыльных стульев. Там я предложила второй команде импровизированных уборщиц познакомиться – они оказались из 11-го Б, кажется, экономического, назвали свои имена, но я запомнила только Ксюшу, кажется, ту, которая была в майке и кепке со Слипкнотом, и на этом дело и закончилось. Почти к самому шапочному разбору прибыла ещё одна девушка из нашего класса, Яна – за ней посылали Настю, чтобы она не заблудилась. Когда грязных стульев не осталось, училки, периодически забегавшие проконтролировать нашу деятельность, заставили нас протереть ещё колонки, микрофон, рояль и барабанную установку. После этого 11-й Б отпустили, а нас ещё нет, и мы устроились на подоконнике трепаться; вскоре училки вспомнили про наше существование и припахали помыть ещё и подоконники – нам уже влом было менять воду, и мы их помыли грязной водой. И только тогда, наконец, нас выпустили из актового зала, мы вернули в соответствующие кабинеты ведро и тряпки и вернулись в свой, за вещами. Яну припахали было протереть подоконники ещё и в самом кабинете, как опоздавшей, но когда та училка, что постарше, убедилась, что мы остальные трое собираемся её ждать, она отпустила и её, после чего девчонки начали эту училку спрашивать насчёт покупки проездных, и она потащила их в канцелярию, где им обо всей этой бадяге рассказали. Потом, со всеми распрощавшись, мы двинулись было к выходу, я начала отзванивать маме и тут вспомнила, что чуть не забыла в гардеробе куртку и кроссовки – пришлось возвращаться, но остальные девчонки подождали меня на перекрёстке. Дойдя до метро, мы остановились вторично – дождаться моей мамы; потом Лиза и Настя поехали в сторону центра, а мы с мамой и Яной – в противоположную, только она вышла на Чеховской, а мы доехали до Боровицкой. Таким образом я вполне хорошо провела время, не только познакомившись с новыми людьми из числа будущих однокашников, но и услышав от 11-классниц, то наша Дробот – хорошая училка и что в общем и целом учиться в этой школе вполне можно, поскольку на непрофильные предметы вполне можно забить и вообще не делать по ним домашку (как я, в принципе, и сама собиралась поступать). Правда, мне сообщили, что моя зелёная кофта и бело-голубая водолазка слишком яркие и ходить можно только в чёрном или тёмно-синем – видимо, придётся забраковать половину гардероба. Да и решебники мамой были куплены ещё не все, ну да недостающие реально будет найти, а если что, у меня весь инет к услугам. Вернувшись домой, я пообедала, пострадала ерундой, а как время пришло, снова выпинала себя на свежий воздух и отправилась в театр-мастерскую Фоменко, постепенно становящийся едва ли не таким же родным, как и Покровка. Поскольку явилась я туда снова за полчаса, я перво-наперво взяла билет на субботу 13-е на Белые ночи по Достоевскому, и передо мной какой-то мужик взял себе один билет в императорскую ложу за пять тысяч (!) на сегодняшний спектакль – нет, я поняла бы, если б он перед дамой так погусарил, но когда себя любимого так балуют – это странно. После этого я успела купить программку, изучить её в буфете за поеданием медовика – а я и забыла, что в Фоменко очень вкусные медовые пирожные! – и найти своё место, самое удобное, которое я и за пять тысяч никому не отдала бы – место в самой серёдке первого ряда балкона. Спектакль длился почти четыре часа, с двумя антрактами, и, напоминаю, представлял из себя сцены из начала романа «Война и Мир».Читать рецензию! После спектакля у театра меня встретил папа и подбросил до дома, где я ныне и нахожусь. С Нордом забили стрелку дубль два на пять часов вечера завтрашнего дня, поздновато конечно, но сойдёт. Как провести утро и день, пока не знаю, но думаю, чем-нибудь полезным займусь) Таким образом прощаюсь до нового, завтрашнего оччота, не скучайте)

Воскресенье, Троицын день, я решила отдать под шоппинг, век бы его не видать, ибо, напоминаю, мне нужны были новые туфли, а то старые совсем уже развалились, и длинная юбка для посещения храмов и монастырей во время поездок по городам и весям. Прознав, что там сейчас перед закрытием на реконструкцию глобальная распродажа под 70%, я решила совместить приятное с полезным и отправиться в центральный Детский мир, где, как мне помнилось, вроде бы как обычно был вполне богатый ассортимент всякого разного тряпья. Приятное заключалось в первую очередь в том, что, доехав до Лубянки, я вышла в свой любимый подземный переход, где продавались 65-тирублёвые металлические некрашеные миньки. Долго я любовалась новыми орчарами, убеждая себя в том, что у меня их и без того поголовье в 7 особей и надо бы расширять контингент гномов, которых у меня было только три. В итоге я купила себе четвёртого – с завязанной в три хвоста бородой, усами, с занесённым над головой топором в правой руке и с навьюченными за спиной рюкзаком и чем-то свёрнутым в рулон. С этим гномом я и вошла в Детский мир, оказавшись сразу на втором этаже – и сразу его не признала, так там многое изменилось. Прошла в хобби-центр, не нашла ничего достойного покупки, попускала слюни над коробками вахи и лотра, потом нашла перемещённый отдел настолок и попускала слюни над игрой «Волкодав». Почему попускала – потому что, для тех, кто не помнит, мои планы на лето с самой осени располагались в следующем порядке: хорошо сдаю экзамены – получаю обещанные родичами средства – учусь рисовать – покупаю «Волкодава» и тренируюсь красить мини на тех шести, что вложены в коробку, и на другом дешёвом дерьме от Звезды, которое испортить не жалко – и когда научусь красить, потихонечку перехожу на настоящие, дорогие мини, которыми уже можно будет играть. Планы сии накрылись… ну, вобщем, тем, чем обычно они накрываются. Экзамены я сдала хорошо, но материальной поддержки не дождалась, поскольку мне было заявлено: «учись рисовать сама». Сама я, естественно, не научусь, и ни одна бесплатная студия меня не научит, бездаря этакого, как училка по ИЗО в младших классах не научила. Сначала я, конечно, психовала, поскольку идея научиться рисовать была тем, чем я фактически жила с самого её появления весь миновавший учебный год – и хотя здравый рассудок предполагал вероятность облома, я всё равно понастроила кучу планов, привыкла не только каждую достопримечательность столицы и не только и каждый уголок живописной природы, но и каждое лицо, маячащее напротив в метро или ещё где, рассматривать как предмет для запечатления на бумаге или холсте, начала каждую книгу, фильм, песню воспринимать как широкое поле для изобразительного творчества, и так далее, и тому подобное, да и проиллюстрировать квесты ой как хотелось. Однако вскоре я решила, что «неприятность эту мы переживём»© и что я всё равно куплю «Волкодава» и буду учиться красить, а желание научиться рисовать пусть так и останется одной из моих многочисленных несбычных мечт. С такими рассуждениями я покинула второй этаж и поднялась на третий, где и должна была располагаться одежда и обувь, однако там меня ожидало печальное зрелище: про распродажу, видимо, остальные прознали ещё раньше меня, и половина полок были пусты – на них осталось лишь шмотьё для самых маленьких, ничего даже приблизительно мне подходящего не было! Придя к философскому выводу, что, дескать, не судьба, я решила день зря не тратить и поехала на Киевскую, где спустилась к пристани и встала в очередь за билетами на поездку на прогулочном теплоходе. Жара стояла несусветная, так что джинсы к ногам прилипали, а Бог послал страждущей мне лишь несколько капель влаги с неба, чего явно было маловато, и я купила бутылку тоника. Ничтоже сумняшеся я взболтала её перед употреблением, а когда открыла, мощная струя пены залила мне все джинсы, и стало малец попрохладней. Наконец, я взошла на борт судна, поднялась на верхнюю палубу и встала у перил, любуясь рябью на серебристой водной глади. Плыли мы, словно убегая от огромной тучи, которая, погромыхивая громом и сверкая молниями, наползала на небо из-за горизонта; когда судно останавливалось у пристаней, туча нас нагоняла и брызгала дождём, и только на Воробьёвых пролился хороший, мощный ливень, тёплый, летний ливень при ярком солнце, под которым я вымокла до нитки, что было кайф ещё тот. Незадолго до конечной я заняла одно из освободившихся сидячих мест, пожалев, что не взяла ни плеера, ни блокнота с черновиками. Выйдя на Новоспасской набережной или как там она называется, я безошибочно нашла дорогу к станции Пролетарская и вскоре доехала до родной Молодёги, где и вспомнила, что вопрос о покупке новых туфель по-прежнему стоит весьма остро. Так и начались мои поиски туфель без каблука (выяснилось, что они называются мокасинами), из шкуры зверя дерьматина (кожзама), варьирующиеся по размеру от 37-го до 39-го в зависимости от фирмы. Сперва я зашла в большой Центр-Обувь, перемеряла там несколько десятков пар – либо малы, либо велики, либо настолько страшны, что мои просящие каши старички приличнее смотрятся. Пошла в Оранжевый проспект, а там только натуральная, куда ни плюнь; в Обувь-Базаре и в Кавалетто или как оно там называется – то же самое. И только в маленьком подвальном Центр-Обуви выбор оказался побольше, и я купила первую же пару, соответствующую вышеописанным требованиям, то бишь подошедшую под мою нестандартную лапу, хоть и были эти туфли с ремешками вместо пяток и ко всему прочему кошмарной серебряной расцветки. В них я и пошла, чтобы разносить; жмут несильно и хлобыстают несильно, вобщем, ходить и даже бегать вроде как можно.
На следующий день, встав пораньше и откопав в шкафу сто лет не надёванные джинсы, по моему скромному мнению имеющие нечто общее во внешнем оформлении с новыми моими туфлями, я выпинала себя на свет Божий и в ближайшем ларьке приобрела для англичанки тяжеленный веник из пяти полураспустившихся лилий, сочтя, что все прочие учителя подобной чести не достойны. С этим девайсом я и добралась до школы, как обычно, за добрые полчаса, встретив по дороге какую-то училку и потрепавшись со скуки с ней. Завалившись в школу, я отправилась искать англичанку в её кабинете, но не нашла, а только напоролась на историчку. После этого я недолго скучала на первом этаже – появились Юля Чередниченко с Аней Осиной, и нас троих директриса позвала к себе. Мы принялись топтаться на территории секретарши, пока не поняли, что дело это бесполезное, и не постучались сами (вернее, я постучалась, как обычно). Нас запахали расписаться в какой-то книжице, после чего её пустили по рукам всех новоприбывающих. Прибывал народ долго и упорно, и торчать вместе со всеми прочими со своим веником мне пришлось немало – впрочем, это помогло мне отказаться от одного из одинаковых веников, купленных родительским комитетом и розданных всем с целью последующей выдачи их учителям. Наконец, ожидание завершилось восхождением в актовый зал на пятом этаже, где расселись мы, несколько родителей и несколько учителей; англичанки по-прежнему не было видно, да и Татьяна Алексеевна, рассматриваемая мною как запасной вариант, куда-то успела деться. Началось толкание речей, потом выдача аттестатов каждому по очереди, по алфавитному порядку, и снова толкание речей; помимо аттестата и дембельского альбома с фотографиями дражайших учителей и однокашников мне досталась грамота за участие в олимпиадах и творческих конкурсах (уже смешно) и предназначенное моей маме благодарственное письмо за работу в родительском комитете, из коего она уже давно вышла. По окончании сей церемонии я вручила веник завучу по инглишу, Анне Вадимовне, и отправилась вслед за Ушастой в кабинет истории, где ей предстояло подписать заявление о приёме её персоны в десятый класс сей школы. Затем мы вместе почапали на автобусную остановку и вместе доехали до моего дома, поскольку я обещала Ушастой вписку до отъезда на выпускной. Там я посидела в инете, моя мама настрогала нам бутеров и налила морсу, потом я начала писать всё вышеизложенное, а Ушастой забила в плеер первую часть ЭР, коей та и принялась наслаждаться. Потом я пыталась настроить себе на лето WiFi. Потом был чай с пирогом, и мы с Ушастой в две руки флудили Паровозу в аську. Так же она домогалась до моей собаки, рыбок, мобилы и прочая, потом сделала мне пробор и занялась своим нарядом, а я одела вышеупомянутые джинсы и красную майку без рукавов. Перед выходом брызнув мне таки в морду мерзко воняющими духами, Ушастая проследовала вслед за мной в авто моего папы, и мы поехали на выпускной – к набережной неподалёку от Киевской, в ночной клуб «Викинг», расположенный в стоящем на приколе средних размеров деревянном судне, изображающем драккар, который я ещё давеча видела, проплывая мимо на пароходе. Самое интересное, то бишь непосредственно выпускной, под катом! Осильте – не пожалеете)

Ночь с воскресенья на понедельник я начала прослушиванием в тысячный уж раз Стати Севера, закончила дрёмой, из которой меня вытащила sms-а скучающей Единороги. После полудня я в компании плеера с Нашим радио осуществила небольшую прогулку по району, погрелась на солнышке, зашла на почту. Вернувшись домой и пообедав, я вскоре спровадила маму на родительское собрание в лицей, а сама осталась торчать в ролёвке и повторять билеты по русскому. Мама вернулась с началом новостей, я и их, и её слушала вполуха, проще говоря – не слушала вовсе. Ночью был дождь – вот его я слушала, пока не провалилась в сон. Который день подряд уже что-то упорно снилось, а я так же упорно нихрена не запоминала.
Во вторник с утра я постирала хаир, благо дали наконец-то горячую воду после почти месячного её отсутствия, и уже никуда не пошла, а осталась дома – сохнуть. Поскольку я планировала за лето перечитать всю классику, а лето уже тихой сапой началось, я начала эти планы потихонечку осуществлять, начав, естественно, с Достоевского. За окном снова зарядил ливень – лучше погоды для погружения в атмосферу Преступления и наказания и пожелать нельзя!.. К вечеру мама ушла на второе родительское собрание, на сей раз в саму школу, а я осталась читать, писать, страдать ерундой. Вернулась она около восьми, я снова не запомнила ничего из того, что она сказала, вечером посидела в ролёвке, затем спешно сбежала оттуда для-ради просмотра второй части (первую я так и не видела) «Лошади распятой и воскресшей». Да, конечно, всю эту пафосную мистику они зря приплели – на мой взгляд, ни одно пророчество не следует толковать буквально, но я смотрела не ради фактов, которые уже давно и даже в большем объёме были мне известны, а потому, что любое свободное животное прекрасно, но свободная лошадь прекрасна настолько, что озноб продирает по телу всё время, пока на неё смотришь, так что спасибо создателям кина и на этом. Лёгши же спать, я вспомнила две вещи, о которых забыла напрочь: о том, что Единорога мне уже сообщила, что за экзамен по алгебре у меня четыре, так что можете меня поздравить, и о том, что скоро у меня изложение, а там и все прочие экзамены. После этого я заснула и наконец-то запомнила свой сон: снились лошади, снилась новая школа, снились оловянные солдатики.
В среду я сразу же после завтрака, не дожидаясь полудня, выскочила на свет Божий, под ливень, с Нашим в ушах. Добежала до автобусной остановки, заскочила в сороковушку, доехала на ней до Киевской, от Киевской по кольцу доехала до Краснопресненской, перешла на Баррикадную и поехала… нет, не в Урфин на Улицу 1905 года, денег-то всё равно не было (надеюсь, что пока не было), а в Мир фэнтези на Октябрьское поле, на разведку. Там я битые несколько часов бродила по совершенно хаотичной траектории по улицам маршалов Бирюзова, Конева и Рыбалко, исходила их все, пропалила даже торговый центр Пятая Авеню, но искомый магаз так и не нашла, и ни одна живая душа, а опросила я не один десяток встречных и не два, не знал к нему дороги. Так я и вернулась к метро по улице Народного ополчения несолоно хлебавши, описав по тамошнему району гигантскую синусоиду, и приехала опять на Краснопресненскую, ибо заведомо собиралась в зоопарк и даже яблок в пакет нарезала и в торбу засунула. Войдя на первую территорию, я пошла в сторону, противоположную той, в какую хожу обычно, и быстрее, чем обычно, добралась до волков. Волчицы не было видно, волк лежал на краю их маленькой территории и изредка только поднимал голову, заглядывая прямо в глаза, после чего снова устало опускал её. Я сунула первый кусок яблока старому, седеющему покатушечному поню, но хозяйка оттащила его от меня, не успел он дожевать, и ещё несколько кусков я бросила ему в ясли с какой-то несъедобной соломой, которую он после этого вместе с яблоками съел всю. По одному куску досталось диким ослам и лошадям Пржевальского. Видела парочки макак, кондоров и гепардов. Ела пончик, а ещё один смело расклёвывали воробьи в нескольких сантиметрах от моего носа, я его так им и оставила, конечно. Потом пошла на другую территорию, снова двинулась по вектору, противоположному привычному, и быстрее добралась до лошадей, по дороге скормив по куску яблока верблюдам. Там были серый понь и жеребцы – соловый, вороной, пёстрый и новый, которого я ещё ни разу не видела, тоже пёстрый, с полностью белой головой и удивительными голубыми глазами с белыми же ресницами. Все они получили по нескольку кусков яблока, а когда угощение закончилось, все, кроме солового и голубоглазого, отошли, и я минут десять их гладила, обнимала, почёсывала по очереди и обоих сразу, расцеловала им все морды, а они дышали мне в лицо теплом, ревниво огрызались друг на друга и всё никак не хотели меня отпускать. Наконец, я пошла дальше и забрела в обезьянник, на выставку рептилий и амфибий, там были змеи, лягушки и ящерицы, но меня интересовали в первую очередь первые, простите за каламбур. Конечно, там, как обычно, очень много было альбиносов, которыми надеялись завлечь народ, но которых я не люблю, но было и несколько пород полозов и молочных змей, которых я обожаю, а так же разные гадюки, питоны, куфии и прочая. Я шаталась между террариумами и любовалась, пока не стукнула половина седьмого и меня не попросили из павильона, после чего я пошла смотреть чуть подросших после моего предыдущего, с Единорогой, визита в зоопарк белых медвежат, и там меня снова застиг ливень, и я пошла не к горным козлам, а к выходу. Вот так я и обошла обе территории зоопарка, не заходя в павильоны, слушая Наше, не боясь дождя, фотографируя, пока фотик не сдох (а сдох он как раз прямо перед моим подходом к лошадям), и беседуя вслух со всеми зверями без разбору, называя их «мужиками» (я эту привычку ещё три года назад от Гамбита подцепила), чем пугала общественность. На обратном пути так и оставшаяся в плеере Стать Севера перекрикивала, хоть и не заглушала, в моих ушах песню рельсов и вагонных колёс. Дома я была к восьми часам, Единорога в аське меня развлекала, загадав загадку: «На лугу пасётся кы…». Я гадала несколько часов, перебрала около полусотни вариантов (включая кызляков, кыкаду, кыфир и т.п.), в итоге выяснилось, что это кызёл. Я от ржача подавилась кофе, а когда Ушастая поправила меня, что это кыфе, я от ржача пролила его на себя (благо холодный), на стул и на пол – пришлось из инета выбираться, дабы всё оттирать-отмывать.
В четверг с утра пораньше я налегке была подвезена папой до школы на второй свой экзамен – изложение. Встретились внизу с Единорогой, постояли-поржали о том – о сём, потом нас согнали в кабинет, кажется, опять химии – я не обратила на это особого внимания – и меня посадили с Ромой на последней парте ряда у окна. Дождались окончания лохотрона по телеку, выяснили, что нам выпал 44-й текст, про Сурикова; русичка хотела прочитать нам его трижды, а не дважды, и вся прочая комиссия в лице другой русички, исторички и англичанки была не против, но математичка запретила, и выходить до перерыва в туалет, чтобы комиссия проверила черновик, тоже запретила. Я на черновике написала сначала нечто вроде плана, потом законспектировала текст, потом на черновике написала изложение и мини-сочинение к нему в виде ответа на вопрос и на этом убила ручку, благо Рома писал своей и я смогла воспользоваться ещё одной. В перерыве нас кормили тем же, чем и в прошлый раз, и мой бутерброд с колбасой и сыром благополучно съел Рома, а я уговорила полшоколадки и остатки притырила. После перерыва я написала чистовик, проверила, заметила, что Рома ещё пишет черновик, пытаясь разобрать почерк, которым я коспектировала текст, и пришлось ему его буквально продиктовать, иначе он не успел бы изложение на чистовик перекатать, а сочинение написать и подавно (а меня ж не зря к нему посадили, а с наказом помогать). Сдав работу, я решила подождать Ушастую, которая делала мне знаки, что скоро закончит. Сначала я спустилась вниз с Аней Новиковой, потом с ней же снова поднялась, ибо она забыла свои очки, и родительницы, нас кормившие, запахали нас выкинуть мусор в контейнер, что на улице. Потом Аня ушла, а я осталась на улице и там встретила Паровоза, который тоже писал сегодня изложение; наконец, вышла Единорога, периодически появлялись и другие люди – Лёха, Аня с Вероникой, Наташа, мы потрепались, я попробовала растения со школьной клумбы и нашла одно из них похожим на вкус на щавель, потом мы с Единорогой пошли к метро, зашли в Красный куб, а там и разошлись по автобусным остановкам. Дома пообедав и почитав Достоевского, я пошла прогуляться за линию, до зоомага и обратно, послушала радио, посидела на лавочке, сделала кой-какие покупки, вобщем как обычно. Вспомнила, что 14-го у меня поход в театр, не вспомнила правда, на что и куда, но сам факт – что скоро уже.) Вечером немного поторчала в ролёвке, до полуночи потом читала Достоевского, потом немного послушала радио и легла спать. Под катом самое интересное.)

В субботу я с утра пораньше и, пока на улице шёл ливень, позанималась ерундой, а ближе к вечеру вывалилась на свет Божий. Путь мой лежал не много не мало, а на Арбатскую, в театр Маяковского, где худруком, так же, как и на моей любимой Покровке, был Арцибашев. Из метро меня угораздило выйти аж у Библиотеки, однако выяснилось, что я ещё помню дорогу к театру – я, честно признаться, ожидала куда как большей дырявости от своей девичьей памяти. Свернув в переулок от особняка Мамонтова, я вскоре достигла кирпичного здания и, отстояв длинную очередь, взяла билетик на 19 июня, на Мёртвые души, в которых сам Арцибашев играет Чичикова. Взяла за 500 деревянных – в середину третьего ряда бельэтажа (второй ряд оного – 800 рЭ, первый ряд оного – две тыщи рЭ, о партере я уже даже и не спрашивала). Если понравится – схожу туда же ещё и на Карамазовых. Обратно я шла по Большой Никитской, где на фоне разливающего колокольный звон храма с одной стороны и здания Консерватории с другой Мосфильм снимал какой-то фильм, и из-за столпившегося народа я углядела только камеры и красивый байк. Вернулась домой, остаток дня опять же прострадала фигнёй; осуществили с Жоржем попытку сыграть в Мурдрум онлайн, но так и не поняли, как там включается чат, а поскольку по sms скоординироваться было сложно, забили.
В том же духе прошло и воскресенье: пробуждение => страдание ерундой => вывалилась под дождь, направила стопы в ещё один запримеченный мною в программке театр – театр «Сфера». Для этого мне пришлось с пересадкой приехать на «Третий Рейх» - Пушкинскую-Чеховскую-Тверскую – выйти на поверхность к Пушкинскому кинотеатру и отправиться по вектору, на котором лежал и Ленком, дорогу в который я ещё помнила. Затем мне предстояло свернуть в очаровательный Успенский переулок, в котором были старомосковские одноэтажные домики и посольства разных государств, которые часто размещаются в таких вот тихих местечках. Так я дошла до сада Эрмитаж, в котором ещё ни разу раньше не была; там было безлюдно, и можно было спокойно разглядеть аллеи, клумбы, готичные чёрные беседки, подойти к голубятне. В процессе перемещения вглубь парка мною были замечены сначала театр Эрмитаж, потом Новая Опера, а затем я свернула к фонтану и памятнику всем влюблённым. Монумент представлял из себя металлическое сердце, с которого свисали металлические колокольчики; через него надлежало пройти, загадав желание, что я и сделала, и один из колокольчиков больно стукнул меня по лбу. После этого я и наткнулась на Сферу и взяла ещё за полкосаря билет в первый ряд на 19 число, на Весеннюю сказку по Снегурочке Островского. Обратно вернулась тем же путём, вечером страдала ерундой. Ночью снилась хрень: под влиянием, очевидно, Единорогиного американского президента, скончавшегося от передоза Виагры, мне приснился английский принц Чарльз, которого якобы отравили какими-то орехами с кокаином, дык я, дура, ещё и испугалась за него и побежала будить королеву, то бишь его матушку, на чём и проснулась.
В понедельник пришлось встать пораньше: надо было идти в школу сдавать учебники; они все влезли в портфель, кроме двух по истории, и я потащилась с полной выкладкой в путь. Припёрлась, оставила стопку книг на задней парте, спрашиваю у исторички, будет ли уборка, та отвечает – пока ничего не будет, приходи, дескать, после четвёртого урока с дневником, выставлять годовые оценки. В итоге все отправились на консультацию по алгебре, а я поехала обратно домой, ибо мне ни одна собака, как обычно, не сказала, что дневник надо было взять с собой, и я его оставила дома. Вернулась, позавтракала, отдохнула, забросила в торбу дневник и пенал и стартовала во второй заход. Приехала, поднялась наверх – а там генеральная уборка уже в самом разгаре: народ пораньше отпустили с консультации. Мы с Единорогой потёрли столы и стулья мокрой тряпкой, а нацарапанные нехорошие слова нас заставили соскабливать бритвой; потом Единорога слиняла, а я ещё немного пополивала растения за компанию с Наташей. Когда уборка закончилась и все ушли, историчка выставила мне годовые, а я списала шаблон оформления титульного листа реферата; в итоге выяснилось, что в году по алгебре у меня всё-таки трояк, а не четыре, что вполне справедливо. Придя домой, я остаток дня посвятила созданию и благоустроению нашей новой ролёвки, в том числе приглашению туда народа. Во вторник с утра я ещё немного позанималась ролёвкой, а вечером сходила в местный, Кунцевский храм, где уже расписали потолок в приделе и своды, там, где они были не бревенчатые, а дощатые; потом в магазин сходила, проходя мимо мясного отдела, видела бычьи яйца за 72 рубля)). Когда я вернулась, вскоре уже началась игра – креатив людей ведь не сдержишь, да мы решили, что и не надо. Ночью снилось, что на экзамене нам выпала самая первая экзаменационная работа.
Утром пришлось встать рано, как в обычный учебный день, скинуть в торбу пенал да и приехать в школу. Собрались мы все на первом этаже, учителя постоянно нас собирали в кучу и пересчитывали; многие были в чёрном, как на похоронах, кто-то был с вениками, словно в баню на праздник пришли. Наконец, нас пригнали на пятый этаж, в кабинет шизики, где меня уже поджидала Единорога и откуда она слала мне нетерпеливые smsы; там мы оставили свои вещи, я только ручку взяла с собой на всякий случай. Затем мы проследовали в кабинет химии и заняли свои законные места – я, в частности, сидела на четвёртой парте среднего ряда с Антоновым, Единорога сидела сзади с Руденко, так что мы смогли минут пятнадцать с ней потрепаться, пока комиссия, состоявшая из математички, химички, исторички, завуча по инглишу и Татьяны Алексеевны смотрела по телеку лохотрон, в котором нам должен был выпасть номер экзаменационной работы. Выпал номер 35, я открыла свой вариант – вроде лёгкий. Решила всё на черновике, причём даже девятый и десятый номера осилила, а вот восьмой у меня как-то через задницу решился, вряд ли правильно. Всё несколько раз перепроверив и осуществив безуспешную попытку помочь Антонову с его девятым номером, я дождалась удобного момента и вышла прогуляться до туалета и обратно (этот моцион осуществляли по очереди совершенно все, ибо выходя, надо было положить комиссии на стол черновик, и математичка его проверяла). Прогулялась я, видимо, быстро, ибо математичка не успела проверить мой черновик и сказала только, что первые шесть заданий плюс девятое у меня сделаны верно (если это так, то мне четвёрка полагается, а в принципе мне главное банан не получить, иначе будет жопа, а на трояк я не обижусь). Только я начала с черновика всё на чистовик перекатывать, как объявили обеденный перерыв, и несколько родительниц начали разносить нам хавчик: бутерброды с колбасой и сыром, шоколадки «Алёнки» и маленькие пачки сока (при том что на каждой парте по две бутылки минералки стояло). Поскольку я отказалась от бутербродов, меня обнесли ещё и жёлтой пластиковой тарелочкой и влажной салфеткой для рук, оставив меня при шоколадке и синей салфетке. Шоколадку я не доела и притырила, после чего закончила переписывать задания на чистовик, сдала его вместе с подождавшей меня Единорогой, и мы отправились за своими вещами в кабинет физики. Там была накрыта роскошная поляна с шампунем, двумя сортами мартини и Хеннеси; я скомуниздила клубничину с одной из вазочек – от них не убудет. Затем я пошла провожать Единорогу до кабинета биологии, где ей предстояла консультация; пока мы ждали конца урока, потрепались о ролёвке, а потом появился Ефим, у которого тоже был первый вариант и мы по памяти сверили свои ответы – в итоге выяснилось, что они у нас разнятся только в пресловутом восьмом задании. Потом я вернулась домой, пострадала ерундой, вечером вышла погулять, встретила свою бывшую соседку и тёзку Настю, удивилась тому, что я уже выше её ростом, да заметно. Узнала, что она ждёт ребёночка, сынишку, и скоро собирается выйти замуж – подумать только, а ведь она максимум на пару-тройку лет меня старше, не больше!.. Остаётся только порадоваться, хотя семейство у них большое, пополнения постоянно – узнала, что и у брата её старшего с женой его недавно третий ребёнок родился. Сходила на почту, подписалась на все газеты-журналы, а вечером получила ответное письмо от ВалеЗа – но об этом уже в соответствующем посте было написано. Под катом рецензия на нового Индиану и свежий стих!

Понедельник был днём во всех отношениях выдающимся. Во-первых, моя классическая бессонная ночь под утро разразилась странными музыкальными снами: сперва я собиралась послушать по плееру какую-то болванку, зная, что на ней – запись группы, в которой участвует Вероника, причём к болванке прилагался листок с написанным от руки трек-листом, в котором была ажная сотня песен; затем я оказалась на даче, и ко мне подошёл и поздоровался колоритный метальный мужиГ с пузом и бородой и о чём-то заговорил, причём я знала, что он представляет какую-то группу с каким-то тупым названием, вызывающим ассоциации с ТГЕ, только из двух слов (жаль, не запомнила), и не менее тупым девизом (точно не скажу, но кажется, он звучал примерно как «Во имя фолка, пива и угара»). В школе тоже было весело, особливо на русском, когда я узнала, что у меня 4/4 за изложение, и мы писали очередную проверочную в книжечках (за предыдущую у меня пять, а вот насчёт этой я не уверена). На физике выяснилось, что за итоговый тест у меня честный трояк, но поскольку шизичка уже обещала поставить мне четвёрку в аттестат, я на сей счёт не парилась. Хренцуженка же благополучно забыла о том, что грозилась спрашивать у нас топики (так что Единорога с Аней зря распечатывали шпоры с русской транскрипцией французских слов), и вместо этого мы писали аудирование, за которое я умудрилась получить четвёрку, написав всё абсолютно на бум Лазаря, и пели новую песенку. Перед химией Единорога недовыбила мне зуб – в результате я напилась собственной кровушки, а зуб устоял, хоть и подался немного вперёд, так что теперь а) когда я закрываю рот, у меня создаётся впечатление, будто на этом месте зуба нет; б) мне до него некоторое время было больно дотрагиваться языком, так что я шепелявила, а сейчас мне только больно надавливать на него губой, в частности улыбаться. Ну надеюсь пройдёт, а Единорога за это получила стеной по голове – то есть наоборот, короче вы поняли. На самой же химии была очередная проверочная, читай – очередная жопа, ибо я от отчаяния в уравнениях реакций начала вычитать. Историчка же благополучно забыла про рабочие тетради, зато мы в обычных своих тетрадях писали о современной внешней политике России – я написала несколько фраз по три строки моего мелкого почерка каждая. На литре же, дабы скоротать русичкину бубнёжку, я перечитывала Палату №6 – не доперечитала, конечно, но всё же. Дома я сделала русиш на среду (на этом кончилась моя тетрадь в 24 листа, начатая 3 сентября), потом сходила в библиотеку, сдала взятые ещё до НГ книги, взяла Уроки музыки Петрушевской – к пятнице перечитать.
Вторник же порадовал, да ещё как! Началось всё с того, что мы с Единорогой хотели скоротать географию у психологички, ибо не сделали контурные карты, однако той не было в кабинете, а географичка запалила, что мы стоим на втором этаже, пришлось уходить оттуда. Зато после этого мы смогли присоединиться к народу, листающему журнал, и выяснили свои триместровые и годовые оценки. Итог: у меня только один трояк – по химии (труд, физру и хренцузский я даже не считаю), по алгебре, геометрии, шизике, истории, общаге, русишу и литре – четвёрки, пятёрки, соответственно, - по инглишу, МХК, биологии, географии. Вывод: аллилуйя, я думала, будет хуже! Ну и ещё насмешило, что за ту работу в тетради по истории, про внешнюю политику, мне поставили четыре, написав: «Спорно!». Придя домой и решив ещё одну экзаменационную работу по алгебре, я поехала в Крылатское, в Ахматовскую библиотеку, возвращать книги, которые там брала тоже уже давным-давно. Три вернула, а четвёртую, Мёртвые души, оставила дома: забыла, что она не моя, ибо у меня на даче копия такая же книга лежит!.. Пришлось продлевать абонемент и возвращаться домой. А там я залезла на сайт РГГУ и узнала, что поступила-таки в лицей, то бишь за последний экзамен, за инглиш, у меня зачёт!

А это значит – здравствуйте, учебные субботы, пары, семестры и сессии, поездки в инст, изучение латыни и хренцузского с нуля, серая школьная форма, ежедневный подъём в 6 утра с дальнейшим метрослэмом с одной пересадкой в оба конца в час пик, здравствуй, красивое и просторное краснокирпичное здание на Большом Каретном! Я теперь – самый счастливый Феникс на свете. Воистину перемены в жизни рулят)
А там и среда пролетела. Наиболее запоминающимся событием стало то, что биологичка вызвала меня к доске, заявив, будто я совсем не хожу, много пропускаю. На моё возражение по поводу того, что я не пропускала и на всех уроках была, она ответила риторическим вопросом, что не зря же она «н»ы мне ставила, и начала задавать вопросы. Про то, что такое хромосомный комплекс, я худо-бедно ответила, после чего она спросила, сколько у человека в клетке хромосом; я почесала репу, чуть было не сказала, что 48, потом вспомнила, что 46. Биологичка среагировала саркастически, заявив, что если бы было 46, я бы тут сейчас не стояла и не сидела; класс отозвался подобострастным смешком. Затем меня спросили о том, что такое гетерозис, что окончательно повергло меня в кратковременный ступор: это мы не проходили, это нам не задавали! Класс тоже шумно и усердно залистал учебники и тетради; после того, как я заявила, что такое слово впервые слышу, биологичка посадила меня на место, я открыла свою тетрадь и прочитала там, что в клетке человека действительно 46 хромосом. Когда я обратила на это внимание биологички, она заявила, что я не учла то, что там не просто 46, а два раза по 22 плюс две половые хромосомы или как они там; я не стала возражать, что вопрос был о количестве, а не о качестве хромосом, ибо меня не волновала оценка по биологии – биологичка же небось немало порадовалась, исправив мне пятёрку в году на четвёрку. Так же мне пришлось сходить на физру, ибо в противном случае мне грозила бы неаттестация в третьем триместре, и стометровку я пробежала на 3, триста метров на 4 и семьсот тоже на 3, километр и прочие более длинные дистанции мы начать уже не успели, хотя нас было четыре девчонки и два пацана. На последний урок, инглиш, к нам в гости зашла Аня Чубарь, покинувшая нас после прошлого учебного года, со своей подругой, рассказала о своём житье-бытье в спецшколе на Парке Культуры, о том, как уже сдала экзамены в десятый профильный медицинский класс… мдя, я походу почти что по её стопам иду, только, если нам обеим повезёт, она будет гинекологом, а я театральным критиком. Придя домой и поваляв дурака, я прогулялась до почты, обломилась, ибо она была закрыта на ремонт. Ночью же во сне меня укусила за палец длинная зелёная змея, к которой я пыталась подобраться поближе, желая сфотографировать так, чтобы трава не заслоняла её морду. Было больно - благо я тут же проснулась.
В четверг мы с Единорогой припёрлись к третьему уроку, будучи совершенно уверенными, что труда не было, однако выяснилось, что он был, а не было черчения у пацанов – видимо, мы в прошлый раз именно эту информацию и приняли на свой счёт. Припёрлись же мы зря, ибо ничего интересного в тот день не произошло. В частности, вместо хренцузского нас согнали в кабинет математики подготавливать тетради и черновики к грядущим экзаменам; нам с Единорогой и Кариной досталась высокоинтеллектуальная работа по проставлению на них штампов школы, после чего у нас все руки были в чернилах, которые даже с мылом не отмылись. Так же я угорала над книженцией, которую читала Единорога – некоей «С первой леди так не поступают» Кристофера Бакли, этакой порнухой про американского президента, кишащей уржачными сравнениями, но ещё пуще я ржала тогда, когда уже позже, в аське, она рассказала мне о том, как президент умер. А умер он от передоза Виагры, ибо сам выпил 3 таблетки, а ещё 3 его любовница растолкла, подмешала в крем и этим кремом намазала себе «колыбель всего человечества», как выразилась Единорога, после чего Виагра, по её же выражению, «впиталась в организм через эпидермис» и остановила его слабое сердце (на мой взгляд, он скорее от перенапряжения умер). Потом были алгебры, и если на первой мы ещё что-то решали, то на второй просто тупо сидели и занимались своими делами, и мы с Единорогой сначала играли в балду и в слова, а потом она не захотела играть со мной в кроссворд, и я начала составлять его в одиночестве. Продолжила это занятие я и на шизике, на которой мы тоже ничего не делали, кроме как слушали вдохновенный монолог шизички, пугавшей нас сложностью программы будущего учебного года. Так же я рассчиталась с библиотекой, отдав туда пяток совершенно ненужных книженций заместо украденных у меня за два года учебников. С географии мы с Единорогой, и не только мы, ушли; на улице хлестал проливной дождь, которому я с удовольствием подставила башку и принялась ловить свой кайф. Мы немного подождали Паровоза, который обещал с нами встретиться; он появился со стороны поликлиники и пошёл провожать нас до метро. Сначала мы с ним посадили Единорогу, которую колбасило и она в кедах прыгала по глубоким лужам, на автобус, потом он посадил меня на маршрутку, и я поехала домой; завалилась я туда насквозь мокрая и счастливая до безобразия. Поскольку куртке, джинсам, сапогам, да и волосам надлежало долго сохнуть, гулять я не пошла, а осталась дома и весьма плодотворно провела время в аське и других местах. Ещё денёк

Пятница началась с пробного изложения по русишу – писали два урока с перерывом ещё на два урока, сначала собственно изложение, потом ответ на вопрос, по большому тексту про гуся, который был приведён в наших книжечках лишь частично и в сокращении. На инглише выяснилось, что за тест у меня честная четвёрка, ура. Физры не было, как мне днём ранее физрук и обещал, когда мы с ним на лестнице столкнулись, и истории, последнего урока, тоже не было – правильно я с ней в четверг не заморачивалась. Реферат русичке был сдан, это плюс, в школе мне было холодно даже в майке + водолазке + шерстяной безрукавке + шерстяной кофте, не говорю уж о тех, кто был в одних только майках, это минус, а в целом больше и сказать нечего. Домой меня папа подвёз после пятого урока, я успела пообедать, а затем неспеша двинулась в путь пораньше, чтоб уж точно успеть. Добравшись до Цветного, двинулась буквой Г вдоль дороги и в результате в Большой Каретный нырнула весьма нескоро, успев вполне нехило прогуляться; вскоре передо мной предстала задняя сторона школы, солидного краснокирпичного здания; я, конечно, в описании архитектуры не сильна, но на простую коробку это было похоже в последнюю очередь. Затем передо мной предстал фасад и дворик перед ним, обнесённый крепостной стеной с окошками-бойницами, похожей на тюремную; затем я вошла в стены школы. Появилась я там за полчаса, однако кто-то там уже сидел; я повесила куртку и мешок с сапогами в раздевалке первого класса, побродила по первому этажу, разглядела стенды, обсудила с мамой увиденное, да и примкнула к прочей молодёжи, услышав, как две девушки из старожилов начали что-то рассказывать об учителях и о прочем двоим девушкам-абитуриенткам вроде меня. Поболтали малец о всяком разном, много чего любопытного я узнала, вот только познакомиться мы так и не удосужились, а впоследствии выяснилось, что одной из старожилов и была Вредоносная_Пчела, тогда как я её среди абитуриентов выглядывала – причём меня она узнала, ибо все признаки, т.е. торба, бандана и наличие мамы, в чью высокую миссию входило разговорить родителей учащихся и абитуриентов лицея, были у меня налицо, но уточнять не стала вплоть до нашего прибытия обратно на ЛиРушные просторы. Однако не буду забегать вперёд – за нами тем временем спустилась училка и повела нас наверх, на четвёртый или пятый этаж, и, не дав никому устроиться на камчатке, заставила меня сесть на передней парте у себя перед носом, да мне и пофиг было, где сидеть. Экзамен состоял из двух частей – теста из 20 заданий и текста с пятком или около того вопросов к нему, тож с вариантами ответов; в тесте я не на все сто уверена максимум в паре-тройке заданий, остальные же были более или менее легкими, текст вообще был простой, полностью понятный, и ответы на вопросы к нему можно было запросто найти в нём самом. Всё несколько раз перепроверив, я сдала работу училке, которая всё время пила минералку и читала жёлтые газеты, заголовки которых меня смешили, и вышла; местные пацаны, дописавшие раньше меня и сидевшие на подоконнике, сказали мне «до свидания», так что я сразу не поняла, что это мне, и рассеянно отозвалась: «Гудбай». Мама ждала меня внизу; ей не удалось узнать столько, сколько мне, зато ей, пока меня не было, охранник, которого умилило то, что я пришла со сменкой, наплёл про меня комплиментов – типа что сразу видно культурного человека XDD. Более того, он даже показал нам короткую дорогу, по которой мы дошли от школы до метро за три минуты и, спустившись в подземку, мужественно взяли штурмом вагон и поехали в жуткой давке... а на следующей же станции толпа вынесла нас на платформу, пришлось ждать следующего поезда и до своей Боровицкой ехать уже на нём. Вывод: дорога, конечно, ахтунговая, но можно потерпеть, особливо если сесть на Молодёге и до Арбатской спать. Вывод второй: школа красивая, уютная, просторная, у них сейчас тоже правда ремонт, но хоть не холодно. Вывод третий и главный: мне на первый взгляд показалось, что публика там как-то адекватнее, что ли, чем наша гламурно-выщипанно-накрашенная, преимущественно из той породы, которая в нашем классе никогда больше года не выдерживала. А значит, буду с нетерпением ждать результатов экзамена и надеяться на то, что не провалила (ну если уж даже историю не провалила, думаю, всё будет хорошо). В тот же день я амнистировала Единорогу в аське – ну не умею я долго злиться, тем паче на детей неразумных, даже таких избалованных)
В ночь с пятницы на субботу я бодрствовала до рассвета; способствовало этому три фактора – великолепный дождь за окном, великолепная почти полная луна и великолепная ночная подборочка Нашего радио, а пущего удобства добавлял оставшийся со мной ночевать собак. Неудивительно, что когда наконец я решила лечь спать, добудились меня только ко второму часу дня. Поутру я сделала инглиш на вторник и, жутко ленясь, по маминой настоятельной рекомендации решила один вариант экзаменационной работы по алгебре из синей книжки, проверила себя – все те восемь заданий, что я осилила, были у меня выполнены правильно, хоть некоторые и показались геморными… вот дома так всегда, так что удивляешься, как меня на пробном угораздило на банан написать. Вечером я вывалилась на улицу с уже конкретной целью – посмотреть в Художественном Принца Каспиана на сеанс в половину восьмого, который обещала афиша Яндекса. Однако когда я добралась до Арбатской и вошла в кинотеатр, выяснилось, что ближайший сеанс – ровно на восемь, и оставшиеся полчаса протопталась на улице, поедая мороженое и изучая театральную программку на июнь. Но вот время подошло, и логично будет перейти к моему репортажу из самого центра пятого ряда. Когда-то первый фильм по Хроникам Нарнии меня разочаровал, потому что я ждала от него большего. Теперь меня не разочаровал второй – потому что я ждала от него того же, что уже видела в первом. И дождалась – очередного красивого, но бескровного мультика, в котором весь евангельский подтекст снова старательно затёрли, так что зрителю только и остаётся, что отдыхать глазами на качественно прорисованных зверушках, кентаврах, минотаврах и классических Диснеевских зелёных пейзажей. Одно небольшое различие – вторая часть, также согласно моим ожиданиям, вышла несколько повзрослее, позрелищней первой, драчки и скачки в ней были помасштабней, однако из-за недостатка реалистичности, проще говоря – из-за уже упомянутой бескровности, они не увлекали, казались затянутыми и утомительными. Добавим немного юмора и невтемной Музычки – получаем продукт, который можно порекомендовать разве что отчаянным любителям простеньких сказок, но на который не жалко – по крайней мере мне – потратить время и средства на фоне всего остального, сейчас царящего на экране. В итоге дома я была в 12-м часу, зато сразу спать легла.
На следующий день я встала пораньше и вскоре вывалилась на свет Божий. Шла я исключительно пешком: сначала через дворы – до метро, потом через дворы – до Рублёвского шоссе, а перейдя его по надземному переходу, ввалилась в магазин Винни и побродила по нему, попускала слюни на солдатиков, лошадей и мотоциклы. Оттуда я направилась в Кунцевский (Москворецкий) парк и пошла по нему напрямик, слушая пение птиц. Там я пропалила двух белок, одного дятла и кучу поползней и зябликов, но если первые были совсем ручные, то птицы шугались, и их мне сфотографировать не удалось. Ещё я много фотографировала пейзажи каньона, там, где не было видно мусора, сверху, то есть с дороги, и снизу, то есть немного спускаясь там, где были тропы, ведущие вниз. Наткнулась на живописное поваленное дерево, уже полое внутри, для-ради получения красивого кадра засунула туда голову и руки с фотоаппаратом, потом всю дорогу вытирала глаза от трухи. Так я дошла до вечно реставрирующейся усадьбы Нарышкиных, передохнула, усевшись на какую-то плиту, после чего перешла дорогу и вошла в храм Знамения Божьей матери, что на Пионерской. После посещения оного я добралась до метро и с пересадкой на Кунцевской добралась до родной Молодёги, откуда до дома села на маршрутку. Фотки солью потом, сейчас влом слегка, и в школу идти завтра влом, но надо. Подумать только – последнюю неделю осталось учиться! Потом экзамены, выдача аттестатов, выпускной в ресторане… но не буду забегать вперёд, ибо первым небытовушным, что вы прочтёте опосля этого поста, будет оччод с моего запланированного на пятницу похода в театр. Ждите!)

После практически бессонной ночи опосля воскресенья я проснулась в понед относительно готовая к новой учебной неделе. Готовность выражалась в том, что я добрые полчаса не могла поднять себя с постели, благо до школы меня фавер подвозил. Первый после праздников учебный день начался с самостоятельной по русишу – ну, там ничего страшного, орфография одна. Шизичка за последнюю проверочную поставила мне трояк и сказала, что в конце урока спросит меня и если я хорошо отвечу, поставит четыре в триместре, если нет – поставит три. Она спросила, я ответила, будет четыре в триместре – и это есть гут, ибо это значит, что будет четыре и в году. Писали мы проверочную и на хренцузском, и ради такого дела Единорога даже снизошла до того, чтобы покинуть Катю и пересесть ко мне, благо за неимением Новиковой я коротала время на камчатке в одиночестве. Писали мы исключительно на бум Лазаря и преимущественно одно и то же; моя тетрадка попала к хренцуженке первой, и я получила свой заслуженный трояк. Поскольку мы сказали ей, что у нас практически одно и то же, за некоторыми исключениями, хренцуженка предоставила Единороге самостоятельно проверить свою работу по моей, и хитрая ушастая вместо того, чтобы зачёркивать свои ошибки, исправляла буквы и в итоге отделалась четвёркой. Впрочем, я даже не стала указывать наивной старушке хренцуженке на явную нелогичность происходящего, ибо мне уже всё равно, что мне ставят в этой школе, поскольку каждый новый подобный случай, когда меня подставляют или используют, всё больше укрепляет меня в мысли о том, что я не останусь в ней на следующий год, даже если провалю экзамен по инглишу в лицей. Остальные уроки были скучными, не давало заснуть только то, что в школе после праздников холод стоял собачий, как в склепе, при царящей на дворе жаре. Придя же домой, я сделала русиш на среду и снова принялась дописывать реферат. Осилила вступление и заключение, дело встало за малым – иллюстрациями. Сфотографировала их, слила в комп, но обработать все не успела (а они такие говенные, ничего не разглядишь, обработки каждая требует основательной). Легла спать, и снился бред: я искала по всяким магазинам игрушечного Мышиного короля, потому что я его кому-то обещала, и мне этот кто-то звонил, торопил, напоминал, что мы договаривались. В каком-то магазе вроде Урфина мне помочь вышла из-за прилавок какая-то девушка; я спросила её, где мои знакомые продавцы, та ответила, что она вместо них. Она показывала мне разных игрушечных мышей, но все они были не те, и я вышла из этого магаза и пошагала в следующий; было уже темно, почти ночь, но я твёрдо решила найти нужную игрушку. И тут я увидела… трёх сов: чёрную, серую и белую. Они сидели на каких-то пнях одна чуть позади другой; я начала их фотографировать с разных ракурсов и проснулась.
Вторник отличился тем, что мне вернули проверенную самостоятельную по алгебре – трояк у меня стоит за неё, пять заданий из восьми, которые успела осилить, правильно сделала, значит. Последнего урока – биологии – не было, и мы с Единорогой собрались, как заранее запланировали, съездить навестить Паровоза. Сперва мы зашли в Трамплин за гостинцами: пропалили книжный, убедились, что подарочные книжки с фотографиями зверушек слишком дорогие, и спустились в продуктовый. Там я, не мудрствуя лукаво, сразу прихватила сувенирчик – подарочную упаковку шоколадных мишек с подарком внутри, причём упаковка была сделана в стиле Пиратов Карибского моря. Единорога же сначала выбрала упаковку шоколадных бутылок, но потом увидела бутылку детского шампанского, также выполненную в стиле Пиратов, и мы решили для комплекта взять её; к бутылке Единорога ещё прикупила подарочный пакет, длинный и узкий, с изображением какой-то бутылки. Отоварившись, мы на улице в ларьке купили себе попить – я чаю, Единорога Спрайта – и потопали в Рамстор обедать на втором его этаже. Поели в МакФаке картошку фри – Единорога ещё чизбургер уговорила – и в Баскин Роббинсе мороженое; посидели, переварили, двинулись обратно к метро. Там я купила свежий журнал комиксов… думала, почитаю по дороге – ан шиш: Единорога его оприходовала и всю дорогу читала его вслух, декламируя громко, на весь вагон, с особенным удовольствием репетируя произношение нечленораздельных восклицаний типа «нннггггххх» и «аррргггххх». От Октябрьской мы пошли до больницы пешком, пришли, сдали куртки в гардероб, купили бахилы, засунули комикс и бутылки мне в портфель, вошли в холл… а охранник, тупой и упёртый как и все охранники, пускать нас не пожелал: дескать, до пяти ещё полчаса, как будет пять – можно будет навещать. Благо Паровозу уже можно было гулять: мы ему написали, вышли подождать его в предбаннике напротив гардероба, сняв бахилы, а на куртки забив. Он вскоре появился – выбритый налысо, с залитым зелёнкой швом на голове в форме подковы, но вполне бодрый; втроём мы попёрлись гулять по обширной территории больницы и прилегающего к нему парка, а когда устали, присели на лавочку, хоть погодка и подпортилась неприятным ветром и сидеть было холодно. Мы болтали о всякой ерунде, я стебалась, как обычно, и получала от Единороги подзатыльники и пинки под зад, она колбасилась, фотографировала всё подряд – цветы на клумбах и голубей, а обнаруженных сидящими на одном из газонов селезней, прилетевших, очевидно, с Нескучного, мы сфотали вместе; когда мы уже сели на лавочку, Единорога продекламировала избранные места из моего комикса Паровозу и вырвала из многострадального журнала плакат, который я подарила Паровозу, а потом грелась, развлекаясь с моим портфелем – раскручивая его и кидая на дальность, пиная его, ломая им ветки и так далее. Ещё мы смотрели видюшки с Единорогиного фотика, она стаскивала с меня резинку, удерживавшую хвост, после чего я находила ту под лавкой, я пыталась скинуть её с лавки в мусорное ведро… вобщем, весело было, но настало время Паровозу возвращаться в палату, чтобы его врачи не обыскались. Мы проводили его до предбанника, попрощались и, взяв из гардероба свои куртки, потопали в обратный путь до метро, а там и на подземке вернулись на Молодёгу и разошлись по автобусным остановкам. Приехав домой, я снова набросилась на реферат, вернее, на обработку фотов, совсем безнадёжные удаляла, забив на них, а затем разместила иллюстрации в тексте, некоторые пропустив с намерением разместить их в следующей редакции, и распечатала – получилось страниц сорок с хвостиком, дырокол и тем паче степлер такую толщь не взяли, пришлось сшивать, как есть – без титульного листа, оглавления и списка литературы. Затем я сделала домашку по инглишу, когда закончила, начинался пятый час утра. Пошла постоять под душем – отрубили горячую воду. Вобщем, спала я в ту ночь около часика с лишним и ещё около часика по частям отскребала себя от кровати. Что снилось, не помню естесна.
Ещё удивительно, как я не опоздала в школу: мало того, что поздно вышла из дома, так ещё и опоздала на автобус, набитая битком маршрутка проехала мимо, а второй подошедший автобус ехал медленно и долго; более того, неподалёку от метро я встретила Катю, и мы пошли вместе, а поскольку она не поспевала за моим быстрым шагом, мне пришлось сбавить темп. В итоге… ни русского, ни литературы сегодня не было! На первых трёх уроках мы писали обещанный пробный экзамен по алгебре. Нас посадили так, чтобы варианты не совпадали (я оказалась с Антоновым, Единорога примастырилась сзади), на партах разрешили оставить только писчие принадлежности, а портфели мы свалили в углу. Мой первый вариант был довольно-таки несложным, несмотря на то, что я ещё не до конца проснулась, не осилила я только десятое задание, а остальные девять за три часа вполне успела решить на черновике, переписать в чистовик и сдать. Надеюсь на четвёрку, хотя и на тройку не обижусь, тож хорошая оценка, а вот ничего ниже быть не должно. На инглише мы писали проверочную средней степени тяжести, осилили её совместными усилиями с Аней Осиной, на биологии нечто вроде самостоятельной, тобишь ответы на вопросы, которые Единорога списывала с учебника, а я – с Единороги, а физру я решила прогулять, ибо устала. Мы с Единорогой и Ксюшей хотели было толкнуться к психологичке, но той не оказалось на месте, и мы уселись на парту, загораживавшую вход в мужской туалет. Ксюша принялась читать книгу какого-то диакона о смысле, заложенном в ВК, Хроники Нарнии и ГП, Единорога же начала подпевать плееру, а мне это мешало, и я ушла к Татьяне Алексеевне – перечитывать за задней партой принесённую сёдня на литру Анну на шее Чехова. Перечитала – вернулась; вскоре прозвенел звонок, и Единорога пошла домой, ибо их группу отпустили, а я – на ещё один инглиш. Отмучившись же и придя домой, я вскоре отправилась гулять – смоталась до зоомага за линию, купила рыбам корму, вернулась, и весь вечер мы с Авиусом и Хайдом составляли карту своего будущего мира, по которому будем в ролёвке шастать – сочиняли названия городов, определяли, где какая раса будет обитать и где мы, собственно говоря, дислоцироваться будем. Ещё денёк+стихи

Во вторник (понед я упоминала в посте о Горе от ума на Таганке) новостью дня стало оглашённое математичкой расписание экзаменов: согласно оному, 28 мая я сдаю алгебру, 5 июня – русский изложением, 9-го – инглиш, 11-го – русский по билетам, 13-го – защищаю реферат по литре, а 16-го у нас уже торжественная выдача аттестатов. Ещё одна милая новость – мне никто так и не сказал, что по инглишу был задан текст про Шерлока Холмса, и я по нему схлопотала два, и никто так и не сказал, что по нему же был задан топик про Россию, хотя не я одна его не подготовила, так что мы с Вестницей и Аней Осиной по очереди (я посерёдке) промямлили что-то у карты и явно ничего выше трояков не получили. Проверочные были по общаге (на четвёрку вполне надеюсь, ибо хорошо знаю тему религий и даже не подглядывала в тетрадь) и биологии (нас было 13 человек на уроке, и нам разрешили всё списать с учебника, но я им не пользовалась, ибо опять-таки знаю тему (тобишь надеюсь на пять). Единорога же опять «заболела» и не пришла, я на первой парте сидела одна. Вечером я погуляла по району, встретила дочь врачихи моей бабушки, Полину – она наконец-то завела собаку, как давно хотела, если можно назвать собакой недоразумение высотой с мобилу, которое можно поднять на одной ладони (трёхмесячный чих, мальчик, звать Пэрис); сфотографировала его.
В среду писали самостоятельную по алгебре, я осилила 8 номеров из 10, вот бы хотя бы половина из них была сделана правильно!.. На инглише выяснилось, что я зря днём ранее делала домашку по учебнику, ибо на самом деле её задавали по тетради; пришлось по ходу проверки делать её в Аниной тетради Аниным же карандашом. Физру мы с Наташей и Аней Новиковой отсидели сначала в буфете с Вероникой и Аней Ковалёвой, затем у Татьяны Алексеевны, где Лёха играл нам на пианине, а я составляла слова из букв слова «гомосятина». Дома я сделала русиш на понед, написала по 10 вопросов на последние 5 топиков по инглишу на вторник, почувствовала себя молодцом; гулять, не пошла, ибо на дворе резко похолодало. В четверг школу я прогуляла, ибо у девчонок пропадали два первых урока труда, плюс ещё у всех пропадали три последних урока, в итоге оставалось два – хренцузский, который я за урок не считаю, и алгебра, на которую я решила забить. Посему весь день с утра и до вечера я сидела дома и тупо впахивала – писала чёртовы рецензии на произведения американских и английских писателей по МХК, написала три из оставшихся пяти, заданных всё на тот же вторник, причём я точно не помню, какие пять я уже писала в начале года (поиск по своему же дневнику подтвердил только три, насчёт остальных остаются сомнения). А ведь хотела за этот день написать все пять, плюс реферат дописать… наивная дура. Вечером посмотрела зачем-то по второму разу глючный фильм «Свои».
Зато я успела написать ещё одну рецензию девятого. Потому что хотела с утра пораньше сбежать на Поклонку, а потом до вечера отмечать у себя на районе, а не вышло – бабушке вызвали скорую, меня оставили дома, заперли в комнате с собакой за компанию – оставалось только доделывать инглиш. В итоге на улицу я вышла уже только после обеда, в районе четырёх часов, подошла к сцене, разбитой на площади неподалёку от дома; на ней пели, кажется, Песняры, я их немного послушала, пофотографировала, да и решила, что на Поклонке сейчас веселее, и пошла пешком до метро. Когда я приехала на Парк Победы, толпа подхватила меня ещё в вестибюле, вынесла на поверхность, протащила через металлодетекторы, повлекла к сцене, раскинувшейся перед музеем. И тогда моя недобитая логика упёртого человека выдала умозаключение следующего содержания: легче остаться до упора, чем повернуть и уехать обратно. Я стала уже целенаправленно пробираться вперёд, ближе к сцене, но вскоре толпа сомкнулась спереди, сзади, справа и слева; сцены не было видно, только иногда худо-бедно, поднявшись на цыпочки, можно было увидеть из-за моря голов установленные по бокам от сцены экраны, показывавшие, что на ней творится. Сначала народ развлекал военный оркестр, потом вышли ведущие, и начались концерт и его прямая трансляция на ТВЦ соответственно, прерванные только минутой молчания и речью какой-то бабы, вроде как заместителя мэра, и иногда транслировали отдельные номера из концертов, происходивших одновременно с московским в Севастополе и Брестской крепости. Когда часть народа уходила назад, очевидно, пытаясь выбраться из толпы, я вместе с другой частью народа продвигалась вперёд, и вскоре я могла уже видеть не только экраны, но и сцену, на которой выступающие казались крошечными человечками, и оказалась прямо под единственным на всю площадь Победы красным флагом, который часто показывали на экранах, когда камера на длинной «ноге» пролетала над толпой. Песни часто шли с караоке, то бишь с текстом, бегущим по экранам, но его, как правило, не было видно; но я и так знала тексты многих военных песен, и мы практически всем песням, каковые звучали, подпевали с мужиком, который держал флаг, ну и окружающая публика, преимущественно состоящая из женщин и гостей столицы, иногда пела тоже. Двигаясь постепенно вперёд, мы видели впереди большое свободное пространство, на котором люди ходили туда-сюда и даже танцевали, тогда как мы стояли в такой тесноте, что не могли даже аплодировать, а могли только раскачиваться из стороны в сторону во время лирических песен; однако передним рядам войти в эту свободную зону не давали акабы – сначала самостоятельно сдерживали натиск, а потом принесли заграждения, ибо, дескать, есть передний сектор, а есть средний, задний и так далее. Тем временем мужик с красным флагом ушёл после того, как Кобзон спел свой хит про День Победы, а я, поскольку ушёл не он один и в нашей толпе стало посвободнее, отошла назад, поскольку вокруг меня начала собираться какая-то стрёмная публика. Там, позади нашей толпы, тоже уже образовалось свободное пространство, на котором можно было размяться, и я вывела свои ноги из одеревенелого состояния десятком приседаний; поскольку официальная часть концерта закончилась на Кобзоне, развлекать народ выпустили Самоцветов, и народ на этой свободной зоне начал танцевать. Однако на эту свободную зону начал медленно, но верно напирать «задний сектор», как некогда наш «средний» рвался присоединиться к «переднему», и менты, потеснив танцующих, оцепили нашу толпу, живой стеной отгородив от толпы задней. Однако теснее не стало – народу уходило всё больше, и когда закончили петь Самоцветы и публику начали развлекать какой-то невразумительной невтемной попсой, на пространстве между «передним» и «задним» секторами осталась буквально дюжина человек, разместившаяся вдоль ограждения; в итоге менты ограждение сняли, и мы слились с «передним сектором», где тоже было уже совсем не тесно и можно было свободно перемещаться. В итоге я подошла довольно-таки близко к сцене к тому времени, как там песни сменились плясками, и могла, не поднимаясь на цыпочки, видеть всё на ней происходящее; праздничный салют над Москвой грянул, когда военный оркестр заиграл сначала «Любо, братцы, любо», а потом «Распрягайте, хлопцы, коней». Я полюбовалась этим роскошным зрелищем, пофотографировала его, а затем народ ломанулся куда-то вбок, на выход – слэм начался тот ещё! Менты недолго могли сдерживать напор – человеческая масса хлынула по газонам на боковые аллеи, бодро пошла мимо холма к метро. И там, где все «сектора», уже никем не разделяемые, слились воедино, началась смертельная давка – только мольбы мамаш пощадить маленьких детей да мат подвыпивших гуляк звучали над всеобщим гулом. Куда движешься – уже дело десятое, главное – рёбра сберечь, а под ногами – сплошной мусор из банок, бутылок, пакетов, оторвавшихся и истоптанных георгиевских ленточек. В метро менты толпу не пустили, и она двинулась вдоль дороги; иногда было посвободнее, но когда толпа пыталась взять штурмом тот или иной подземный переход, чтобы перебраться на противоположную сторону дороги, а менты её не пускали, давка начиналась снова. Наконец, народ прорвал ментовское оцепление и ломанулся через дорогу, движение автомобилей вынуждено было остановиться. На противоположной стороне дороги разрозненные группы людей брали штурмом автобусы и троллейбусы, подъезжавшие один за другим, набивались в них как селёдки в банку, а те, кто перейти дорогу не успел, сплошной чёрной массой продолжали роиться на другой стороне. В один из троллейбусов залезла и я, доехала с грехом пополам до Багрушки, оттуда – до Кунцевской, там – пересадка на Арбатско-Покровскую и – до родной Молодёги, где пришлось долго ждать автобуса; в общей сложности дорога домой заняла у меня часа полтора, ибо дома я была в половине двенадцатого ночи. Итогом мероприятия было: поясницу ломит и ноги отваливаются, и после давки состояние стабильно помятое. Думаете, устала? Нет – отдохнула! Просто у меня такая своеобразная манера отдыхать, я же Мастер Скоропалительных Решений… а называется всё это так: «Феникс просто хотел часик-другой погулять на районе». Продолжение + стихи под катом

Вчера вечером, под новости, я допечатала свою половину шпоры по истории, ту, что про Брежнева, отослала её Единороге, распрощалась с Авиусом и вышла из ролёвки, а затем, под Апостола, которого я, видимо, теперь уже официально смотрю, ибо неплохая оказалась вещь, я выпила пару чашек кофе, съела какую-то булочку, и только когда он закончился, отправилась чистить зубы, а там и спать. В сон, правда, не тянуло совершенно, так что при свете настольной лампы я нашарила плеер, засунула наушники в уши, снова погрузила свою комнату во тьму и включила Наше радио. Слушала я его, впрочем, недолго, до первой рекламы, несмотря на замечательную ночную подборку, после чего снова включила лампу, откопала блокнот и черканула пару куплетов будущего конкурсного стиха, в котором каждая строчка должна была начинаться на определённую букву, чтобы в итоге получился весь алфавит; как оказалось, это не так-то просто, даже с учётом того, что во всех моих произведениях смысл, как правило, отсутствует. Убедившись, что на этом креатив иссяк, я, наконец, забралась под одеяло и отрубилась не сразу, зато качественно и всю ночь видела во сне всякий бред – якобы Вероника пригласила меня в гости не то к какому-то Николасу, не то к какому-то Николаю, я поехала на метро, попутно обзванивая различных людей с попытками пригласить и их тоже, и Авиуса в том числе, а приехала в итоге в свою предыдущую квартиру, где в большой комнате на месте кровати был накрыт большой стол и за ним, помимо Вероники, было ещё несколько моих однокашников; мы начали есть, пить и трепаться, а я изредка поглядывала на того, кто якобы был хозяином дома: он нас словно бы и не замечал, кажется, он смотрел телек или просто сидел в кресле, тихий, как деталь интерьера.
Потом мне снилось возвращение из гостей, так же сопряжённое с какими-то происшествиями, но помню только, как оказалась на Молодогвардейке и собралась незаметно проскользнуть дворами опять-таки к тому дому, в котором раньше жила, увидела на другом конце улицы свою матушку и пустилась было бегом, но она меня всё равно запалила, на чём я и проснулась. Проснулась я от звонка будильника и добрые полчаса вела неравный бой с собственным желанием остаться в кровати, но, наконец, поднялась и начала собираться в школу; отчасти сон оказался вещим, ибо в этот момент появилась моя мама и принялась иметь мне мозги, что ещё слабо сказано, поскольку она при этом носилась из комнаты в комнату, оглушительно хлопая дверями и вопя, как в попу раненая рысь. При этом она отобрала у меня сначала одни водолазку и кофту, какие я собиралась одевать, потом свитер, который давеча Единорога удостоила утверждением, что это единственная нормальная у меня вещь, и в итоге пыталась заставить снять ещё одни водолазку и кофту, но я не собиралась её слушать, а, одевшись, устроилась перед телеком пить кофе, несмотря на то, что к маме подключилась бабушка и по цепной реакции это взбесило и папу тоже, который начал орать на всех подряд без разбору. После такого весёлого утречка наше семейство нестройными рядами покинуло квартиру, причём в ожидании лифта бабушка принялась звать собака в надежде, что тот начнёт рваться к нам и мне придётся возвращаться и успокаивать его, однако собак оказался умнее и молчал как партизан, так что мы благополучно вывалились на улицу и погрузились в авто.
Маму с бабушкой папа подвёз до поликлиники, а меня – до школы; там, на первом этаже, я обнаружила Вестницу и Единорогу, причём последняя уже начинала раздачу распечатанных восьмым шрифтом на обеих сторонах листа наших с ней шпаргалок по истории, и я не преминула ухватить себе одну и спрятать в портфель. Что было жопой – так это то, что мы с Единорогой вчера так и не успели сделать литературу, а русичка и так уже весьма частенько нас палила, чтобы мы могли понадеяться на то, что авось пронесёт; однако мы могли ещё надеяться, что первым уроком будет не литература, а русский, и надежды наши оправдались, когда мы ко второму звонку поднялись на третий этаж, решив в случае чего в который уж раз соврать, будто забыли тетради дома, вошли в кабинет, выложили учебники на парты и… увидели русичку, приближающуюся со стопкой наших книжечек с заданиями по русскому в руках, причём нас с Единорогой она и заставила их раздать. В наших книжечках стояли четвёрки, что было вполне удовлетворительно в случае с нашей русичкой; разобрав наиболее распространённые ошибки, русичка собрала у нас книжечки, далее произошла проверка домашней работы, и затем мы достали книжечки с текстами для изложений – в нашем случае достала её одна Единорога, ибо я опять была не в курсе, что их надо было брать. Мы начали разбирать сначала публицистический стиль как таковый, записав в тетрадь его отличительные признаки, а затем прочитали и обсудили одно замечательное эссе об исторической памяти, после чего начали отвечать на один из вопросов, поставленных к тексту, требовавший определить стиль текста и обосновать свой ответ, записывая, опять-таки, в тетрадь те публицистические черты, каковые в этом тексте можно было обнаружить.
На том урок и закончился, и русичка задала нам в качестве домашки на понедельник написать мини-сочинение в виде ответа на ещё один вопрос к тексту – раскрыть его основную идею; так же она решила загодя задать нам домашку и по литературе тоже, продиктовав несколько очередных вопросов, так что нам с Единорогой пришлось спалиться, что тетради у нас с собой, ибо мы их достали и начали вопросы записывать туда. После этого мы покинули кабинет и встали у подоконника третьего этажа, где продолжилась раздача шпаргалок (причём Аня Ковалёва подсказала нам, как можно свернуть листок гармошкой и листать его как книжку, причём он мог поместиться в пенал) по истории нуждающимся и обсуждение того, что мы будем делать с несделанными домашками; в итоге подтвердился слух о том, что группа Анны Вадимовны занимается сегодня вместе с нами, так что в наш кабинет мы с Единорогой вошли вместе и устроились за задней парте ряда у окна. Наша англичанка, заявив, чтобы мы повторяли топик про популярное искусство, куда-то смылась, однако у меня распечатки с топиком не было и попытки попросить у кого-нибудь лишнюю ни к чему не привели, так что повторять мне было нечего; Единорога же, необходимости рассказывать топик лишённая, поразмыслив, решила начать с домашки по химии, которую она также вчера не успела сделать, и тут же принялась строчить, прикрываясь словарём. Мне же слегка подфартило – вернувшись, англичанка начала урок с опроса должников, не рассказавших ещё предыдущие топики, так что мне оставалось только скучать, предпринимая иногда попытки порисовать на обложке Единорогиного словаря, и так уже безбожно мною разрисованной, или ещё каким-либо образом пытаться отогнать дремоту.
Когда же началось рассказывание нового топика, я слушала с максимальным вниманием и благополучно запомнила всё необходимое, однако англичанка мучила своих жертв, как обычно, настолько подолгу, что до конца первого урока до меня очередь так и не докатилась; как только прозвенел звонок, мы с Единорогой отправились в буфет, где я приобрела венскую ватрушку из сырого теста с неким намёком на присутствие какого-то варенья внутри, а Единорога – булочку с воздухом и шоколадку «Алинка», которой ей пришлось со мной делиться. Долго ли, коротко ли, а трапеза наша подошла к концу, и по дороге обратно наверх мы заглянули на второй этаж, ибо Единороге приспичило увидеться с психологичкой; на сей раз она уговорила ломануться в психологичкин кабинет меня, однако там не оказалось вообще никого, и мы заглянули в кабинет Татьяны Алексеевны – впрочем, в обеденное время ей снова было не до нас: ей надо было почистить от шкурки сардельки и раздать гематогены малышне, пялившейся в какой-то познавательный мультик. В итоге мы, немного там поторчав, со звонком убежали обратно на инглиш, и с началом второго урока Единорога принялась перечитывать 11-ю главу Мёртвых душ, поскольку мы поняли русичкино задание следующим образом: найти в ней ещё одно, помимо уже разобранного нами отрывка, упоминание о «толстых и тонких», будь они неладны, а я принялась и дальше прислушиваться к рассказывающим топик, пока, снова под конец урока, не вызвали меня. Благодаря ограниченности времени я вполне смогла отделаться от англичанки кратким рассказом, после чего она задала мне вопрос-другой и со звонком посадила, поставив пятёрку; так же она наконец-то сообщила нам, что на учебник Mission, по которому мы будем заниматься на будущий год, надо будет сдать 490 рублей (жирненько так, согласитесь). Жмякать!)

Вчера вечером я посмотрела новости, сократив ужин до парочки чашек кофе (в последнее время это у меня вполне обычное дело, а ведь раньше я объедалась перед сном всем подряд), потом продолжила смотреть Апостола, которого уже дважды могла наблюдать краем глаза, а вчера вот что-то увлеклась; Авиуса я дождалась в аське уже только тогда, когда и Апостол закончился, и мы решили лучше отправляться спать, нежели в ролёвку. Это было хорошей идеей, ибо спустя некоторое время после того, как я забралась под одеяло, я благополучно отрубилась и всю ночь без перерыва видела во сне какую-то чепуху, а поутру меня снова разбудило верещание будильника, и снова подняться было сложно, хотя уже значительно легче, нежели в начале учебной недели. Встав, я позавтракала яйцом, повтыкала в телек, да и вывалилась на свет Божий и сомнамбулически поплелась на автобусную остановку. Долго ждать автобуса не пришлось, хотя я всё равно умудрилась задремать стоя и едва не проспать его появление на остановке, после чего я ввалилась в салон, где-то примастырилась у стеночки и так доехала до метро. Оттуда я стартанула до школы и вскоре уже ворвалась на первый этаж, где на одной из кушеток были обнаружены и Единорога, и Вестница, и прочие; вскоре мы начали своё восхождение на пятый этаж и в кабинет труда ввалились первыми. Долго ли, коротко ли, а появилась Катя, затем и все остальные, включая трудовичку, и урок начался: Единорога что-то шила, я списывала с неё шизику, остальные тоже развлекались как могли; когда я списала, мы порешили, что алгеброй займёмся на хренцузском, и я тоже захотела что-нибудь сшить, чтобы не быть по труду неаттестованной.
Единорога мне худо-бедно рассказала и показала, что к чему надо пришить, и даже одолжила мне иголку с до неприличия маленьким ушком, в которую по целой минуте приходилось засовывать мои нитки; я в долгу не осталась и весь день сегодня смешила её, как и обещала, в основном развивая тему неприличных ассоциаций, поднятую ещё вчера на сходке, или хотя бы просто доставала, когда чувство юмора иссякало, причём это дитё неблагодарное ещё и руки распускало!.. Так о чём я? – Ах да, о шитье: очень скоро выяснилось, что лицевая сторона превратилась у меня в изнаночную, а нижняя часть – в верхнюю, но я забила на эти факты и продолжила работу, не став ничего переделывать; работа же заключалась в прорезывании петель, которые мне привычней называть проранками, специальным маленьким ножичком или как ещё эту хрень обозвать, и в обмётывании этих несчастных кривых дырок какими-то хитрожопными стежками (я предпочла создавать видимость оных, орудуя на самом деле стежками обычными). Так, во трудах праведных, прошла не только вторая половина первого урока, но и перемена и весь второй урок, ибо спешить мне было некуда, а заснуть не давала Наташа, которая решительно ничего не делала, кроме как гадать нам с Единорогой на учебнике шизики, причём мне выпала строчка про первого космонавта – нашего соотечественника; под конец второго урока трудовичка вещала нам что-то по новой теме «технологии обработки воздушных петель» (это уже явно нечто из области виртуозного пилотирования), и Единорога, закончившая раньше меня, добросовестно срисовывала с доски все чертежи, я же ограничилась тем, что законспектировала пункты плана выполнения этой самой обработки.
Как только прозвенел звонок и со второго урока, я как раз закончила вторую петлю из двух возможных, вертикальной и горизонтальной, и понесла свой шедевр рукоделия трудовичке на проверку; ту весьма позабавила форма моих дырок, не округлая, а напоминающая запятую, но мой заслуженный трояк она мне поставила (да ещё и предложила дома переделать, наивная), так что на следующий урок можно будет не являться, к тому же он, как обрадовала нас трудовичка, будет, скорее всего, последним по шитью, после чего мы начнём заниматься готовкой. После этого мы с Единорогой направили стопы в буфет, где мною были обнаружены весьма мною уважаемые булочки с корицей, так что я на радостях взяла сразу две и уселась на лавочке в компании собственно Единороги, а так же Вестницы, Кати, Вероники и Ани Ковалёвой, а так же десятиклассников, которым Аня подсовывала свои анкеты-соцопросники. В итоге две булочки в меня не влезли, а влезли только полторы, но я всё-таки выпросила у Единороги кусочек батончика мюсли; закончив трапезу, мы потянулись наверх, на третий этаж, и разместились на подоконниках, где и скоротали время до урока хренцузского, болтая и наблюдая за резвящимися младшеклассниками. Но вот хренцуженка впустила нас в кабинет, и мы с Единорогой огласили своё намерение сесть вместе, дабы решить домашку по алгебре, и, что странно, Аня Новикова не стала шумно возмущаться этому решению, чего давеча и опасалась Единорога, и пересела к Кате, а мы с Единорогой устроились на привычной мне третьей парте, причём она, для пущего улучшения видимости, села с краю, а меня заставила сесть у стены.
Сегодня хренцуженка сама предложила нам попеть для поднятия настроения, и мы спели несколько песен без текста, заменяя слова куплетов нечленораздельными «ля-ля-ля» и «на-на-на», и «Манчестер и Ливерпуль» по тексту, который хренцуженка раздала нам на распечатках; причём после этого она продиктовала нам текст русской версии песни, Единорога записала его в свою тетрадь, поскольку у меня тетради по-прежнему не было, и мы дважды спели её, после чего она намертво привязалась к Единороге, да и у меня в мозгу периодически всплывает. Почему мы пели, а не делали алгебру, спросите вы? Да потому, что я совсем забыла, что заданные задания заданы, простите за каламбур, по книжечкам с экзаменационными работами, которых у нас нет, а есть только отсканенные изображения страниц, но у меня они хранятся на компе, посему нам в прямом смысле слова просто нечего было делать!.. После пения хренцуженка неожиданно припомнила нам заданные на дом десять вопросов – я думала, что надо было просто составить вопросы с разными вопросительными словами, а выяснилось, что ещё и по тексту из учебника про каких-то «приверженцев Оранжевой Карты» (смахивает на название тоталитарной секты); однако поскольку задания этого никто не сделал, включая и нас с Единорогой, а хренцуженке не хотелось на этот раз ставить двойки всей группе, она вызвала к доске Аню Ковалёву, чтобы та написала эти самые несчастные вопросы под её диктовку. Пришлось мне доставать тетрадь по труду и списывать вопросы на заднюю сторону оной, причём Единорога всячески мне мешала, ибо её колбасило даже больше, чем Аню Новикову в последнее время, а потом хренцуженка прошла по рядам, проверила результаты списывания с доски и в нашем случае осталась оным довольна.
На том урок и закончился, и мы поднялись на четвёртый этаж, на алгебру; вскоре нас впустили в кабинет, мы обустроились за партами, скоротали время до звонка, в частности, я спёрла у Паровоза тетрадь, нашла в ней какой-то черновик и порисовала на нём, а затем пришла математичка, и решение заданий из первых вариантов экзаменационных работ из белых книжечек незамедлительно продолжилось – как вызываемыми к доске несчастными, так и нами в наших тетрадях (я даже завела новую тетрадь, потому что в старой осталось мало места). Так прошёл весь урок, я снова старалась обгонять решающих у доски, а на дом математичка снова задала нам два последних в варианте, самых сложных задания, которые я опять едва ли осилю; на перемене мы с Единорогой вышли было в коридор, к подоконникам, но там не обнаружилось Вероники с Аней Ковалёвой, которые никогда никому не дают скучать, а обнаружился только Гога, меланхолично слушающий какое-то музло, и мы вернулись в кабинет, где продолжили свою обычную конфронтацию, в частности я пыталась выудить у неё что-нибудь из пенала, а она ревностно его охраняла, видимо, не желая палить общественности свою драгоценную ракушку, и убедившись, что это бесполезно, я снова стащила у Паровоза уже изрисованный мною листок и написала на нём парочку привязавшихся ко мне стишков – в частности, про закон Архимеда («Тело, впёрнутое в воду…») и «Русский фурь неприхотлив, но ужасно похотлив»)). Так перемена пролетела незаметно, и в свои права вступил урок геометрии – и настала жопа: усомнившись в том, что мы самостоятельно выполняли заданную на сегодня домашку (а что касается меня, то я её не сделала вообще), математичка дала нам проверочную, то бишь раздала листочки и сказала делать два номера из учебника. Далее самое интересное!

Вчера вечером я поужинала, посмотрела новости, поотмокала под душем и вскоре легла спать. Мне долго не засыпалось, а думалось о том – о сём, но, наконец, устроившись зубами к стенке, отрубилась и я и всю ночь вполне крепко проспала и, кажется, мне даже что-то снилось, но я уже не помню хорошенько, что – наверное, классическая для последних будних дней бытовуха с участием примелькавшихся лиц. Поутру же, когда прозвенел будильник, мне снова оказалось непросто выволочь себя из-под одеяла, однако подняться мне удалось на сей раз едва ли не быстрее, чем обычно в последнее время. Включив телек и уставившись в Черепашек-ниндзя по 2x2, я сгрызла яблоко и вскоре засобиралась в школу, повесив на всякий пожарный и фотоаппарат на пояс. Вывалившись на свет Божий и дотопав до автобусной остановки, я бегом догнала чуть было не отъехавшую маршрутку, утрамбовалась в неё, и без того забитую битком, и в таком незавидном положении благополучно доехала до метро. Оттуда я отправилась пешком до родной школы и там, на одной из кушеток первого этажа, обнаружила Единорогу и Дашу (Вестницу), и мы немного посидели внизу, а с первым звонком потянулись наверх; Аня Новикова отчитала наше решение ехать в Октябрь, совершив тщетную попытку уговорить нас поехать в Европарк в Рублёво, где она и проживает, а затем, хвала Магистрам, отказалась с нами ехать в такую «даль», как Арбатская, и Наташа отказалась ехать с нами с ней за компанию, Единорога же сообщила, что ей удалось уломать Паровоза пойти с нами в кино, а Лёха, так вчера и не ответивший на моё сообщение, сегодня вообще в школу не явился.
Поднявшись на четвёртый этаж, мы немного поторчали у подоконников, и математичка впустила нас в кабинет; выяснилось, что я, только поутру вспомнив о том, что мне надо вытащить из портфеля старую тетрадь по алгебре, в которой уже место кончилось напрочь, и положить новую, спросонок положила тетрадь для решения экзаменационных работ, но это оказалось весьма предусмотрительным – впрочем, не буду забегать вперёд. На первом уроке нас ожидала контрольная – учебники с парт заставили убрать, но моя новая деревянная линейка, на которую я давеча вечером переписала все формулы с синусами, косинусами и прочей гадостью, и старая линейка с таблицей основных значений были при мне; нам раздали тетради – в моей за прошлую контрольную по геометрии значился честный трояк – и распечатки с заданиями по разным вариантам. Вооружившись своими шпорами, черновиком и Единорогиным калькулятором, я вступила с точной наукой в неравный бой – поначалу формулы, казалось, не помогали, а только запутывали, но потом, нещадно замазав несколько строк, я всё же нашла более лёгкий способ решения, что, конечно, ещё не означало правильный ответ. В итоге я, подсчитав, пришла к выводу, что относительно правдоподобно выглядят мои ответы лишь на треть примеров, в остальных же либо получился бред, либо я просто оставила их на середине, забравшись куда-то не в ту степь; Единорога, в самом начале так же слегка прифигевшая при виде заданий, к концу урока уже вполне бойко строчила, на основании чего можно полагать, что оценка ей снова обломится получше, нежели у меня, а сидевшие сзади Маша и Юля Кондратюк быстро забили ждать от нас с нею помощи.
Но вот прозвенел звонок, мы быстренько проверили то, что успели накатать, сдали тетради и остались коротать перемену в кабинете; я бесила Единорогу, которой по-прежнему больше хотелось пребывать в молчании наедине со своей ракушкой, которую она со вчерашнего дня из рук не выпускает, нежели общаться со мной, и она периодически пыталась меня придушить, а так же поблизости иногда появлялись Наташа и Аня Новикова, любопытствуя происходящим. Так пролетело время до следующего, второго урока алгебры, и математичка раздала нам белые книжечки с экзаменационными работами – мне только и оставалось, что как раз вовремя открыть свою тетрадь для этих самых работ; затем математичка начала вызывать людей к доске решать задания, а я, как правило, пыталась решить их раньше, нежели они, ибо первый вариант экзаменационной работы, за который мы взялись, оказался не просто легче пятых вариантов, которые задавались нам в бытность существования дополнительных занятий по вторникам на восьмом уроке и которые мы решали с Башмаками, которых я так же уже сто лет как не видела, а вообще пустяковым. Только в последнее задание, аналогичное которому мы решили вместе с математичкой и которое она сказала нам выполнить самостоятельно, я не впилила и после некоторого времени раздумий решила списать у Единороги и только потом поняла, что делаю, и продолжила решать сама; математичка заставила тех, кто ещё не выполнил это задание до того, как она проходила по рядам и проверяла, в конце урока подойти к ней и показать полученный ответ – пришлось подойти и показать и мне, ответ оказался правильным.
В последние минуты урока математичка вызвала было к доске Башмака решать десятое задание, но я даже не стала списывать к себе в тетрадь то, что он успел написать, ибо этим тем было совсем немного, и математичка это задание и ещё восьмое задала нам на завтра на дом; и вот прозвенел звонок, мы покинули кабинет алгебры и переместились на третий этаж, в кабинет русского. Я планировала затащить Единорогу в буфет, но она вот уже второй день как предпочитала голодать, но никуда не отлучаться, посему я отправилась на первый этаж одна; однако в столовке ничего привлекательного обнаружено не было, и я только попила воды и сразу же вернулась; по дороге я хотела было заглянуть к медсестре за новым направлением на прививки, ибо только по средам она была в школе, но мне стало жутко влом, я решила, что попрошу Единорогу мне напомнить и зайду на следующей перемене, а потом забыла. Когда я вернулась, времяпровождение на оставшемся отрезке перемены не отличалось большим разнообразием по сравнению с переменами предыдущими, то бишь я доставала Единорогу, а она меня смешила своей неадекватной реакцией, а потом пришла русичка, и урок начался, причём начался тоже не самым лучшим образом – сначала с проверки домашки, а затем последовала самостоятельная работа. Нам раздали книжечки с заданиями, где у меня за предыдущую проверочную стояла благородная четвёрка, и сказали делать по две работы по двум вариантам; я без особого труда осилила их, подсказала немного Единороге, успешно, без палева, ответила на присланные мне записки от Ефима и от Маши, успела всё проверить, и мы с Единорогой вместе сдали свои книжечки.
На дом русичка задала всего два больших предложения с довеском в виде необходимости составить к ним схемы, и мы успели сделать первое из них до звонка; затем снова раздался долгожданный звонок, и мы смотались в коридор, дожидаться у подоконника урока инглиша. Сначала Единорога и Паровоз честно пытались повторять топики, но затем быстро поняли, что это бесполезно, ибо помимо меня появились ещё и Катя вместе с Дашей (Вестницей), которую колбасит с позавчерашнего вечера, когда она мне и Единороге в аську смайлами флудила; выяснилось, что своим сегодняшним походом в кино мы ещё и прикрываем Вестницу, которая якобы идёт вместе с нами, а на самом деле отправляется с кем-то там на свиданку, счастливая. Но вот нас разлучил звонок – Единорога убежала в свой кабинет, а мы вошли в свой, и продолжилось рассказывание топиков, мне, как отмучившийся давеча, уже не грозившее, так что я просто боролась с дремотой, лёжа на парте и краем глаза и уха наблюдая за происходящим. Когда звонок уже прозвенел и Единорога за дверью подавала мне недвусмысленные сигналы, пытаясь поторопить, англичанка малость задержала нас, раздав нам наши тетради с вопросами к топикам – в моей стояла пятёрка, англичанка смогла придраться только к мелкому почерку – и огласить оценки за последний тест – я за него получила заслуженную четвёрку. Только потом нас отпустили на все четыре стороны, и я перво-наперво метнулась в буфет, чтобы промочить горло на дорожку; потом мы с Единорогой и Паровозом оделись и пошагали к метро, причём двигались они больно медленно по сравнению со мной, так что пришлось мне намекнуть Единороге, что тощая корова – ещё не газель, после чего она гналась за мной до самой поликлиники, а Паровоз вскорости подтянулся; так же уже возле Трамплина я догнала шагавшую впереди нас Карину и чуть было не уломала её поехать с нами, но у неё не оказалось денег на билет и она так же посчитала, что Октябрь – это слишком далеко. Самое интересное под катом

Родственники вчера завалились поздравлять моего батю с днём рождения, когда уже закончились новости; приехали моя бабушка по отцовской линии, брат моего папы Миша, жена его Таня и их дочка, моя двоюродная сеструха Олеська, коей, как вы можете помнить, недавно стукнуло три года. У этого каваища светлые кудри отросли уже ниже плеч, болтает она уже без умолку, но по-прежнему пытается приставать к моему собаку и одновременно побаивается его, а игрушки её уже почти не интересуют (правда, разве что только плюшевую лошадь, играющую песенку про облака, она меня заставила завести дважды) – перво-наперво, зайдя в мою комнату, она обратила внимание на пёструю коробку с рахат-лукумом и на коробку с когда-то купленным моей мамой и ею же заброшенным новым калькулятором. Мужчины пошли в большую комнату за комп, женская же половина семьи устроилась в моей комнате; кто-то периодически убегал на кухню устраивать ужин, но я успела поговорить немножко и с бабушкой, и с Таней, и с сестрёнкой. Потом пошли на кухню, на столе теснились какие-то тортики, конфеты, бутерброды с колбасой и ещё с каким-то мясом; я хотела притулиться с краю, но Леська позвала меня усесться рядом с ней, в середине дивана, я полезла – и плеснула себе горячего чая на коленку: джинсы, естественно, промокли и коленку я ошпарила, но обращать на это ничьего внимания не стала. Трапезы как таковой особо не получилось, ибо Таня худела и отказывалась есть после шести вечера, мы с Леськой только пили чай из ложечки, когда он остыл, и поели трюфелей, а мужчины на кухню так и не явились и им пришлось просто отнести поднос с бутербродами; после ужина мы ещё немного посидели в моей комнате, а потом гости засобирались домой, и после сцены прощания с объятиями-поцелуями и прочими необходимыми формальностями они ушли.
Кабы мои родичи в лице мамы, папы и бабушки по маминой линии не испытывали стойкой ненависти к подобным предприятиям, я с удовольствием и сама съездила бы в гости к родственникам на дачу в какой-нибудь из выходных, ибо давненько у них не была. Ну да вернёмся к бытовухе, ибо я, спровадив гостей, постояла под душем, да и решила ложиться спать, поскольку время опять уже заполночь перевалило; это было непросто, ибо родичи ещё продолжали суетиться, громко переговариваться, в соседней комнате шумел телек, но всё же я отрубилась, вполне себе крепко проспала всю ночь, и снилась мне фигня всякая – с кем-то куда-то я ехала на метро, кажется, мелькали Единорога, Вероника и Аня, герои выложенных мною вчера в обильном количестве фотографий. И снова, когда поутру прозвенел будильник, я боролась с дремотой ещё почти полчаса, и снова казалось, что подняться так и останется невыполнимой миссией, словно всю ночь я вкалывала, а не спала как убитая, однако наконец мне всё же удалось встать, сгрызть яблоко, попялиться в телек, собраться и вывалиться на улицу. На улице снова шёл дождь, было сыро, пасмурно и холодно, посему я сменила кроссовки на весенне-осенние сапоги, куртку одела чёрную, ту, что потеплей, но это всё равно не спасало от какого-то муторного самочувствия – не то резкий перепад погоды с 22-х до 6-8-ми сказывается, не то я просто с непривычки устаю, после каникул-то. Как бы оно там ни было, а я дотопала до автобусной остановки, дождалась автобуса, ввалилась в него, уселась у окошка и так доехала до метро, а оттуда потелепала пешком до школы; на первом этаже моим расфокусированным зрением была запримечена сидевшая на кушетке фигура Единороги, коя вообще-то собиралась сегодня в школу не приходить вообще, так что я даже не принесла с собой её болванку с фотками, которую она мне одалживала.
Перво-наперво она меня малость придушила, – не за болванку, конечно, просто за всё хорошее, – но у меня не было никаких сил сопротивляться этому рукоприкладству, так что мне оставалось только напоминать себе любимой, что рано или поздно сомнительное удовольствие ежедневно получать мелкие травмы (в плюс к подбитому глазу и нежно синеющим коленкам у меня ещё и на ухе откуда-то возникла царапина, мешающая жить, которую я периодически расковыриваю и она начинает мешать мне жить ещё больше, и царапина на тыльной стороне левой ладони, стремительно, правда, заживающая, будучи вчера вечером тщательно зализанной жаждущей крови мной) рано или поздно благополучно закончится. Посидев немного внизу с Единорогой, снова жалующейся на глючные сны и на прочие признаки хорошо мне знакомого состояния медленного съезжания крыши, я с ней же поднялась наверх, на третий этаж, когда прозвенел первый звонок, обустроилась на первой парте среднего ряда. Долго ли, коротко ли, а та половина класса, что встала пораньше и сочла необходимым явиться на первый урок, собралась, появилась и историчка, и после второго звонка урок незамедлительно начался, то бишь продолжилось написание конспекта про позднебрежневские и послебрежневские времена, так что на следующем уроке мы уже будем изучать перестройку. После истории мы разошлись по кабинетам инглиша, и я затащила Единорогу на нашу территорию, где мы устроились у подоконника трепаться за жизнь в окружении повторяющего топики народа; однако вскоре к нам подкатила Аня Ковалёва и выдала распечатки с анонимным соцопросом собственного составления, на тему сказок в частности и любви к чтению в детстве и ныне в целом.
Не теряя времени даром, мы с Единорогой достали ручки и принялись отвечать на вопросы, и со звонком она вернула Ане распечатку и убежала в свой кабинет инглиша, а я пошла в наш кабинет и, когда урок уже начался, ещё дописывала анкету, после чего оставила её на парте. На первом уроке нам удалось разговорить англичанку, задавая ей вопросы о том, как будет проходить экзамен, и пока она трепалась, я активно читала и перечитывала топик про СМИ по распечатке Ани Осиной, который, естественно, до этого момента ещё ни разу не читала; однако до конца урока нам не удалось дотянуть всё равно, и англичанка вызвала рассказывать топик Катю, после чего задавала ей множество вопросов – так и прошло время до звонка. Выйдя из кабинета и столкнувшись с поджидавшей меня Единорогой, я хотела было затащить её в буфет, но она отказалась, и я не стала настаивать и спустилась на первый этаж одна; протолкавшись в начало очереди, где Глеб гнул алюминиевую вилку и демонстрировал всем результаты этой деятельности, я купила пачку из трёх печенюшек, налила себе стакан воды и примастырилась за одним из столов. Худо-бедно утолив голод и промочив горло, я вернулась на третий этаж – там Единорога уже вертела в руках небольшую ракушку, такую, каких и у меня полно; как выяснилось, ракушки раздавал Паровоз, привезя их с Кипра, а я под раздачу не попала – но мне такая ерунда и не была особо нужна. Единорога же с такого подарка пропёрлась неимоверно и с тех пор повсюду таскала несчастную ракушку с собой, мусоля её в руках и припоминая при этом некогда потерянные чётки, а так же заявляя, что сделает из неё амулет, «освятив лунным светом», на что, дескать, понадобится дохренища энергии и никак не меньше месяца времени, а затем сделает в ней дырочку и повесит на шею (но это она мне уже позже по аське сообщила).
Но вот прозвенел звонок, Единорога смылась, а мы вошли в кабинет, и я снова бросилась повторять топик; англичанка, ещё малец о чём-то пораспространявшись, спросила топик у Глеба, который, впрочем, быстро сел на место с двойкой, и Дашу (Вестницу), которая продержалась несколько больше и села с тройкой, так что в конце урока у англичанки осталось минут пятнадцать, чтобы вызвать меня. Пришлось мне выходить к доске и приниматься что-то гнать от балды, припоминая то одно, то другое, пропуская куски текста и меняя их местами, но спас меня звонок – пришлось прерваться, дабы англичанка могла задать на дом ещё один топик, про популярное искусство, и спровадить всех остальных, а когда, уже во время перемены, я попыталась ещё что-то договорить, англичанка меня остановила, задала один вопрос и вывела мне пятёрку, высказав надежду, что такую же пятёрку выведет мне и в аттестате. Я клятвенно пообещала ей не подвести её на экзамене, тем паче что рука у меня лёгкая и я всегда вытаскиваю нужный мне билет; она же заставила меня сплюнуть, чтоб не сглазить, и отпустила с Богом (нет, положительно англичанка будет единственным учителем, помимо Татьяны Алексеевны, по которому я буду скучать иногда, если уйду из этой школы, и непременно буду заходить к ней в гости время от времени). Поднявшись на пятый этаж, к кабинету химии, в котором должен был состояться урок алгебры, я, с поднятым легко заработанной пятёркой настроением, застала Единорогу маячащей в углу и не особо расположенной к болтовне, причём при этом она всем заявляла, что у неё «меланхолия», ибо это слово звучало романтичней, нежели какая-нибудь банальная «депрессия» - хотя этими «всеми», кажется, были только я да Лёха, не преминувший попытаться завести со мной беседу, стоило Единороге на минуту замолчать. Продолжение!

Вчера к полуночи я дописала предыдущий пост, съела початок кукурузы, пошастав по ЛиРе и форуму, собрала портфель, почистила зубы, да и легла спать. Заснула я не сразу и не вдруг, но удивительно вообще, что заснула – перед понедельником-то, и даже снилось что-то маловразумительное: то я смотрела в каком-то кинотеатре какой-то дурацкий фильм, то резвилась с какими-то щенками, то налетела на улице на какого-то негра в бордовом костюме, упала, и он подал мне руку… всякий бред, короче говоря. Когда же поутру прозвенел будильник, я поначалу решила было, что не встану: выкарабкаться из дрёмы и заставить себя принять вертикальное положение казалось делом невозможным. Однако вскоре я всё-таки поднялась, хоть ещё и не проснулась окончательно, оделась в первое под руку попавшееся, на завтрак забила, и папа, ввиду продолжавшего со вчерашнего вечера лить дождя, великодушно согласился подвезти меня до школы. Поскольку в джинсах, какие я сегодня напялила за неимением большого выбора (напоминаю – двое джинсов я уже испортила), не было карманов, а в портфеле не осталось свободного места, телефон и кошелёк я бросила в пакет со сменкой, поскольку всё равно их никому и в голову не придёт тырить; так, с портфелем и сумкой, я и вывалилась на свет Божий, поспешила вслед за батей, села в машину и поехала. Фавер высадил меня незадолго после поворота в сторону школы, напротив мусорных контейнеров, и я пошла пешком мимо лицея, лавируя между пытающимися припарковаться четырёхколёсными мамашами.
Ворвавшись мокрым недоразумением на первый этаж школы, я сонно отметила про себя, что, вероятно, пришла первой, прошествовала в гардероб, избавилась от куртки, сменила кроссовки на туфли, вернулась на кушетку и уселась на ней; сфокусировав же зрение, затуманенное дремотой, я увидела прямо перед собой Паровоза, в начале каникул вернувшегося с Кипра и безбожно загоревшего едва ли не до хрустящей золотистой корочки, и убедилась, что всё-таки пришла не первой. Вскоре заявилась Единорога, передала мне болванку с фотографиями, сделанными ею в бытность нашего с Вероникой и Аней визита к ней на дачу, подтянулся Лёха, которому я немедленно отдала 200 рублей, кои ему задолжала, слазав в свой кошелёк, покоившийся в сумке со сменкой, подошла Даша (Вестница), и прочая, и прочая. Затем Единорога начала было пересказывать мне свой сегодняшний эротический кошмар с участием Паровоза, но когда я хотела было привлечь к обсуждению этого безобразия его непосредственного участника, Единорога при попытке зажать мне рот рукой промахнулась и влепилась мне большим пальцем в правый глаз, и последствия этого происшествия прошли только к концу первого урока. Таким образом у нас нашлись занятия до самого первого звонка: я растирала исходящее слезами несчастное своё моргало, а Единорога угорала над тем, что глаз у меня теперь, как у алкоголика – багровый и опухший. В таком незавидном виде я и поднялась вместе со всеми на третий этаж, в кабинет русского, мы с Единорогой устроились на своей любимой первой парте среднего ряда, но вскоре появилась русичка и подозвала меня к себе – возвращать мне прочитанный ею черновик моего будущего реферата.
Из тех жалких семи страниц, что едва наскребались у меня изначально, она приказала вычеркнуть те почти полторы страницы, что были посвящены театру и актёрству в общем – и как мне оставшееся расширять до 25-ти страниц?.. Причём когда я спросила русичку, можно ли мне будет в мае посмотреть Горе от ума в Молодёжном театре, она ответила, что и трёх рецензий будет вполне достаточно, но всё, что она смогла мне посоветовать – порыскать по библиотекам, и это при том, что я записана уже в трёх и перелопатила груду литературы, информации в которых оказалось на блошиный бздюм! Хорошо хоть, что мои рецензии ей понравились... В итоге я уползла обратно за свою парту со своими несчастными распечатками в файле, и вскоре урок начался; русичка вернула нам наши проверенные тетради, и у нас с Единорогой общей оценкой за все выполненные (или частично выполненные, если в моём случае) нами домашние и классные работы стояло по четвёрке. Вместе с несчастными, вызванными к доске, мы написали словарный диктант и парочку предложений на разбор; весь народ сегодня отжигал, ляпая несусветные ошибки – в частности, Руслана угораздило написать «мало по-малу». Как только урок закончился, я сначала зашла в туалет, чтобы высморкаться, ибо после Единорогиного удара в глаз меня не только на слёзы, но и на кратковременный насморк пробило, а затем спустилась на первый этаж, в буфет, дабы промочить горло стаканчиком воды. На пятый этаж я подоспела как раз к тому моменту, когда в самом разгаре было горячее обсуждение шпор к якобы предстоявшему нам диктанту на физические понятия и определения, которые написали решительно все, кроме нас с Единорогой, однако было уже поздно пить боржоми.
Тем не менее, всё оказалось не так страшно, как предполагалось общественностью: никаких диктантов шизичка устраивать не стала, а просто огласила наши оценки за предыдущие работы; так, за лабораторную у меня значилась честная четвёрка, а Единорога схлопотала трояк, да ещё и банан за контрольную, которую я не писала, ибо меня тогда не было. В качестве работы над ошибками мы записали в тетради несколько понятий и определений, причём шизичка взяла на себя труд вкратце изложить нам теорию о корпускулярности света, – больше, чем эту теорию, я люблю разве что теорию относительности и её производные, – а затем взяли новую тему о строении атома и применении атомной энергии, так же тему чертовски интересную, и снова записали обстоятельный конспект с неизменным рисунком. Так, в трудах праведных, и прошёл второй урок, и Единорога потащила меня в буфет, где витали тошнотворные ароматы варёной колбасы, так что есть мне сразу же расхотелось, да и идти за деньгами в гардероб было лень; Единорога же приобрела батончик мюсли, но съесть его решила как-нибудь потом и потащила меня к психологичке. Мы сунулись в психологичкин кабинет, но той на месте не оказалось, и мы заглянули к Татьяне Алексеевне, которая снова была занята кормёжкой своей малышни, и снова у кого-то был бёздник и надлежало всем раздать угощение – короче говоря, Единорога утащила меня с этого праздника жизни обратно на третий этаж, где мы устроились у подоконника в ожидании урока хренцузского. Там она честно пыталась выучить заданный по хренцузскому диалог, а мы с Наташей от нефиг делать периодически ей мешали, а когда уже прозвенел звонок на урок и народ, убедившись, что на третьем хренцуженки нет, потянулся наверх, Единороге приспичило потащить отчаянно упирающуюся меня в туалет.
Упустила меня она только на входе, и я поднялась наверх вместе со всеми, чтобы в кабинете хренцузского обнаружить Аню Новикову, пришедшую только к третьему уроку, и села с ней, ибо Единорога села с Катей, как обычно. Хренцуженка начала с диалогов – сначала мы прослушали их на кассете, затем прочитали их все по очереди, а затем начали «рассказывать наизусть», то бишь читать, косясь в учебник; поскольку я оставила Ане самые длинные реплики, я успевала прочесть свои, короткие, запомнить их и продекламировать, не глядя в учебник, так что хренцуженке могло показаться, будто я на самом деле выучила этот диалог. Потом народ начал читать и переводить какой-то текст, это обещало растянуться надолго, и очередь до нас доходить не спешила; я подрёмывала, Аня испещряла мой учебник своими автографами и просила меня придумать ей новую роспись, как и добрые полдюжины лет назад, показывала мне какие-то фотки с мобилы, просто трепалась, но, в целом, не особенно действовала на нервы. Под конец урока Единорога дала ей химию списать, а я покуда не стала тоже списывать, ибо было влом, и решила списать на перемене; тем временем урок подходил к концу, хренцуженка, когда кто-то брякнул, будто у нас в тетради предлогов не записано, написала их на доске, заставила нас прочитать и списать, но я списывать не стала, ибо не взяла с собой тетрадь. Но вот хренцуженка, задав нам на дом составить десять предложений с этими предлогами (и небось она ещё и наивно полагает, будто мы выполним это задание), отпустила нас на все четыре стороны, Единорога вручила мне мою тетрадь по химии, и мы поднялись на пятый этаж. Ну и капельку ещё)