Пустить саундтреком к фильму ораторию митрополита Илариона "Страсти по Матфею" было плохой идеей. Смотрела в когнитивном диссонансе: хотелось или вырубить фильм и слушать хор, или заткнуть хор и смотреть фильм, коли уж текст оратории с происходящим на экране никак не желает коррелировать. Похоже, Лунгин просто хотел всем показать, какая эта оратория прекрасная вещь, сняв эдакий клип, но получилось в точности да наоборот: когда мне около двух часов навязывают её необоснованное прослушивание, я к концу готова возненавидеть это воистину замечательное произведение. А звучит она почти постоянно, ибо говорят герои редко и скупо, да и под музыку говорить не гнушаются.
Музыка отвлекает от сюжета, а сюжет - от музыки, при том что сюжет не стоит особого внимания и сводится к гастроли вышеупомянутой оратории в Иерусалиме. У одного из солистов - острый кризис уверенности в себе, другой бегает от сильно верующей и упорно не замечающей очевидного жены. А главный герой - дирижёр, старательно демонстрирующий абсолютное бездушие перед лицом самоубийства сына-художника в наркоманском притоне святого града. В петлю его загнала нищета, ибо отец помогать деньгами бездельнику не хотел, а оставшуюся ему от сына картину - копию гольбейновского мёртвого Христа с его, отца, головой - дирижёр выбрасывает с моста. Но когда концерт состоялся, все "плохие" резко стали хорошими: жена солиста пришла в больницу к паломнице, пострадавшей при теракте на рынке, которой увлёкся её муж, а дирижёр прочитал предсмертную записку сына и пришёл в храм поплакать. Тому причиной оратория? Да нет же, просто смерть ближнего ли, дальнего ли - такое обстоятельство, перед лицом которого едва ли кто останется равнодушным из психически адекватных людей. Прониклась ли героиня симпатией к своей сопернице, если бы не взрыв? Сомнительно...
...Однако авторы с пафосом анонсируют: "блестящий актёрский состав возглавляет самый необычный актёр мирового кино - вечный город Иерусалим"(с). Я бы на месте актёров обиделась, потому что Иерусалима в фильме нет вообще. Никакой атмосферы, никакого характера - просто невнятный фон, роль которого мог бы исполнять любой другой аналогично снятый город. Да и колорит - как у полароидной фотографии: над кладбищем - белое небо и размытые верхушки деревьев, лица от падающего на них света также бледнеют и теряют резкость, а обнажённая кожа в полумраке становится синей-синей. После просмотра хочется скорбно вопрошать небеса: "Лунгин, ты же умел снимать красивую увлекательную картинку!.." Зато актёрский состав действительно прекрасный, это единственное, на что стоит идти. Строго говоря, я и шла на Багдонаса - и получила неизменное удовольствие от его созерцания. Конечно, дай ему материал пожирнее - он развернулся бы поярче, но всё-таки я всем советую на него посмотреть - раз уж не в театре, то хотя бы в кино.

Пять лет я верой и правдой ждала обещанного продолжения одного из самых зрелищных фильмов Марвел. И вот - дождалась. Но создатели, видимо, твёрдо уверились в том, что нынешняя публика первого "Гонщика" или не смотрела, или забыла напрочь - и потому решительно перечеркнули всё, что мы знали о Джонни Блэйзе. Думаете, он занят борьбой со злом во имя справедливости, и всё такое?.. Нет, оказывается, нашему герою наплевать на нуждающихся в защите слабых и угнетённых - теперь он занят... спасением души! А это, признаться, так же забавно выглядит, как и "Покаяние Гарри Поттера". Напомню расстановку тёмных сил в первом фильме: Джонни заключает сделку с Мефистофелем, продаёт ему душу за жизнь отца, но против Мефистофеля восстаёт его сын, и Джонни предлагают вернуть душу, если он остановит сыночка. Наделённый силой Гонщика, Блэйз, конечно, спасает мир, получает свою душу обратно (sic!), а от силы отказываться не желает - как и его предшественник, эдакий Призрачный Всадник. Да, Мефистофель оказался дураком, облапошенным дважды, зато можно было продолжить сюжет его попытками реванша. Однако во втором фильме... нет никакого Мефистофеля. Здесь мировое зло зовут Рорк, он ведёт себя как клоун и не демонстрирует никакой особой "силы", о которой постоянно говорит. За своим сыном - земным ребёнком, рождённым у земной женщины - он даже самого завалященького демона не может послать, а посылает торчка-наёмника. Тут-то и появляется Джонни Блэйз. Внезапно выясняется, что сила Гонщика - это... одержимость демоном! Тупым чудовищем, испепеляющим что угодно по мановению руки, издающим нечленораздельные рычащие звуки и потряхивающим башкой, словно огонь в глаза лезет. Джонни, дескать, не может его контролировать, хоть и пытается, а демон голоден до грешных душ, причём выпить душу - аки дементор - может и за такой грех, как незаконное скачивание (я не шучу!). Битвы с сынком Мефистофеля, конечно, уже нет в биографии Джонни: он-де спас своего отца, а демоном обзавёлся в качестве уплаты за это - и вот теперь вынужден бежать на край света. Грустное зрелище: раньше Джонни легко и с удовольствием превращался в Гонщика каждую ночь - а теперь Гонщик запросто "пробуждается" и днём, зато Джонни шарахается от яркого света, при виде грешника испытывает отвратительную ломку, а процесс превращения медленен и мучителен, как у оборотня. Читать спойлеры дальше

Первый "Шерлок" запомнился как весьма удачный новогодний подарок, и вот мы дождались второго. В "Игре теней" уже не пахнет Дэном Брауном, уютная атмосфера стимпанкового викторианского Лондона сменилась типичной для блокбастеров свистопляской по всей Европе, зато огнестрельного оружия стало действительно много - столько стволов за раз увидишь не во всякой порнографии. Фансервис также вырастает в геометрической прогрессии: в прологе влюблённая миссис Адлер продолжала заигрывать с Шерлоком, вытягивающим из неё информацию, и доигралась - профессор Мориарти попросту прикончил неблагонадёжную девушку на побегушках, и вместе с ней - все надежды публики на гет. Не особо расстроившись, Шерлок в свою очередь продолжил расстраивать свадьбу Ватсона с не менее маниакальным упорством, чем охотился на Мориарти: устроил доктору "мальчишник" на двоих, на котором предъявил цыганке-гадалке перехваченное у покойной Адлер письмо и защитил её от засланного казачка, и доставил жениха к невесте с большого бодуна. Невеста оказалась на зависть упёртой, отчаянно ревнующий Шерлок не выдержал такого зрелища и сбежал, зато Мориарти уже просёк единственное слабое место Холмса: при официальной встрече двух врагов пригрозил "свадебным подарочком" для Ватсона, отправляющегося в медовое путешествие. Шерлок, для пущей убедительности переодевшись женщиной, лихо отбил устроенное в поезде нападение и выкинул невесту из вагона в реку, на попечение своему братцу Майкрофту, имеющему обыкновение разгуливать по дому нагишом. Ватсона же он привёз во Францию, где внезапно обнаружилась свежеспасённая цыганская баронесса, чей брат работает на Мориарти. Лидер анархистской шайки, которого Мориарти заставлял брать на себя ответственность за свои теракты, призванные развязать войну между Францией и Германией, застрелился на глазах у троицы, а улики привели Шерлока по ложному следу, и новый взрыв прогремел всё равно. Читать спойлеры дальше!

"Давно" было в субботу, правда, но на всякий случай всё-таки предупреждаю, что память у меня девичья. Буду, как повелось, кратка. Относительно кратка.)
"Высоцкий" - главный видеоролик предвыборной агитации - как уже неоднократно отмечалось, не о поэте, не о барде и не об актёре, а о полковнике КГБ (Смоляков), сиречь кандидате от правящей партии (далее Краб). Получился фильм "Юность Ленина" на новый лад, в котором герой спасает Наше Всё от советской власти, как бы предвосхищая светлые годы демократии. Безруков под тонной грима легко узнаётся в паре кадров "голова лежит на боку", когда с гримом практически и не старались, однако кого-то ещё пытаются ввести в заблуждение эпизодом, где в одном кадре два Безруковых. Мифический Высоцкий для Безрукова - очередной Мессия в ряду Иисуса, Есенина и Пушкина, от него ничего не требуется, кроме как нараспев произносить былинные монологи голосом Никиты Высоцкого. Смысл сюжета сводится к тому, что Высоцкий, оказывается, пережил клиническую смерть - и как только могли коварные коммунисты скрывать эту Священную Правду столько лет?! Публика негодует, но её уже не проведёшь: она-то знает, что коммунисты убили Есенина, значит, и с Высоцким дело нечисто. Однако нынешний фильм переплюнул все прежние киножития Безрукова: к финалу у его героя вообще не останется врагов, все перевоспитаются, как в мультфильмах. Фабула же сводится к суете чрезвычайно нервных (нехорошее окружение Высоцкого) и чрезвычайно серьёзных (хорошее КГБ) мужичков: скандальчики, интрижки и расследования следуют одно за другим. Всё начинается с того, что Краб берёт за горло узбекского импрессарио Фридмана (Астрахан) по приказу сверху "бороться с деятелями культуры" и вербует его подловить артистов на нелегальных концертах. Высоцкий тем временем старательно СТРАДАЭ, но его ушлый продюсер Леонидов (Леонидов) везёт его в Узбекистан, чтобы срубить на нём капусты. Там у Высоцкого начинается ломка, но узбекский врач скорой помощи внезапно! оказывается принципиальным и отказывается колоть морфий страдальцу. Леонидов и быдловатый врач Высоцкого (Панин) никак не ожидали такого вот конца, но дойную корову надо поддерживать живой, и жене Леонидова, загадочной Тане (Акиньшина), любовнице Высоцкого, поручают доставить "лекарство". Тут включается "колчак" - фильм о том, как женщина спасает Наше Всё, заручаясь симпатиями сентиментальной аудитории. Тане удаётся провезти морфий на военном самолёте, а Краб пасёт её, спасая от таксиста, который оказывается, как все кинопредставители этой профессии, злостным насильником. Отобрав у неё документы, Краб позволяет ей доставить груз по месту назначения и готовится взять всю шайку-лейку с поличным, но выясняется, что он перестарался: нельзя допустить, чтобы партийные функционеры аплодировали наркоману. Операция сворачивается, но к Крабу приезжает московский коллега (Ильин) и советует задержать Таню, чтобы с помощью шантажа управлять Высоцким. Тогда-то и случается та самая смерть - вот только так, что весь зал умирает со смеху. Горе-реаниматоры, как комедийный ансамбль, разливают целую бутыль (нафига врачу бутыль?Оо) нашатыря, хватаются за оголённые провода без риска для жизни и (внимание!) колют адреналин в ШЕЮ. И случается ЧУДО - Высоцкий воскресает, как и подобает Мессии, после восьми (!) минут лежания на ковре с остановившимся сердцем. И не просто воскресает, а встаёт и закуривает. Да здравствует отечественная медицина, самая гуманная медицина в мире! Видимо, нам намекают, что скоро так будут лечить всех. А поскольку создатели фильма упорно "держат в тайне" Безрукова, создаётся впечатление, что нас хотят убедить, что магическими силами Первого канала Высоцкий воскрес ещё раз. Далее - по восходящей: Таня и Высоцкий ложатся в постель, но не для того, что приличным людям делать не положено - воскресший молится, и прослушивающий номер Краб (а что, интересно, собирался услышать?) слушает молитву и меняется к лучшему. В аэропорту Таню задерживают, но Высоцкий отказывается прикрывать ею свою репутацию, предъявляя внезапное! доказательство её невиновности - дорожки на руках. Краб тоже ну никак не ожидал такого вот конца и вернул ей документы, а Фридман врывается в кабинет и торжественно сжигает улики концертной деятельности Высоцкого. Шайка улетает, а Краб, провожая самолёт, пафосно рвёт на ветер документы против Тани и Фридмана. Повторюсь, спасает Наше Всё - спасает икону "Свободного Художника", который вот он, прямо в самолёте, сразу же вышел из творческого кризиса и начал карябать стихи на сигаретной пачке. Спасать самого Высоцкого, который, оказывается, и не знал (!), что за лекарство ему кололи (современные партийные функционеры тоже не стали бы слушать наркомана), - например, помещать в наркодиспансер, - никто не собирается. О чём и свидетельствует комментарий под занавес, что ровно через год после клинической Высоцкого настигла настоящая. Смотреть длинный фильм ради Правды о том, что Высоцкого Вернули, дабы он Осознал - конечно, смысла нет. Ради песен - тоже: их практически не прозвучало, кроме единственной идеологически безопасной (её единственную можно услышать на государственных радиостанциях) - "Охоты на волков". Видимо, цензура посчитала, что эта песня действительно про зверушек.

Фильм открывается театральной сценой, на которую выходит рассказчик – правда, не сам режиссёр, а Дерек Джейкоби – и витиевато намекает на то, что иногда шекспиры – не то, чем кажутся. Классическое начало для фильмов-исследований, но перед нами – голливудский блокбастер, хотя некоторые наверняка примут его за чистую монету. Заявления о том, что пьесы Шекспира написаны на самом деле не актёром из Стратфорда, мягко говоря, не новы – достаточно скоро после смерти классика его произведения начали приписывать Фрэнсису Бэкону, а потом кто только не засветился в качестве фигурантов теорий пресловутого «шекспировского вопроса»: феминистки передавали авторство жене Шекспира Анне Хатуэй и даже самой королеве Елизавете, сторонники теории заговора – обществу иезуитов. Выдвигали в кандидаты на шекспировские лавры и графа Эссекса, а теперь свою минуту славы обрели и поклонники графа Оксфорда. Стоит отдать им должное: «оксфордская теория» смотрится наиболее убедительно. Вот только «шекспировский вопрос» не имеет ничего общего с научным шекспироведением и вечно остаётся площадкой для игр дилетантов, увлекательных, но не более жизнеспособных, чем поиски «кода да Винчи». А режиссёр Роланд Эммерих, увы, не озаботился даже привести ни одного аргумента в пользу Оксфорда, ограничившись банальным риторическим вопросом, почему от Шекспира не осталось рукописей: для него главное – накормить разоблачением жадную до них публику, обожающую чувствовать своё ханжеское превосходство по принципу «как вы можете любить Есенина, который был алкоголиком?» или запанибратство «я такой же бабник, как Пушкин». И при этом он допускает грубую ошибку, называя Шекспира «драматургом». Мы привыкли считать драматургию литературой, которую можно читать, но для елизаветинского театра это были актёрские шпаргалки, предназначенные исключительно для игры на сцене. Актёрам раздавались их роли, переписанные писцом, но ни в коем случае не весь текст, чтобы они не передали его в руки конкурентов. Когда одна пьеса сходила с подмостков, ставилась новая, а рукопись старой уничтожалась за ненадобностью. Первые издатели шекспировских пьес, Блаунт и Джаггард, утверждали, что пользовались подлинными рукописями, но наверняка большинство текстов воспроизводили по актёрским спискам и по памяти, а если авторские черновики и попали к ним в руки, то в них отпала надобность, когда Фолио было напечатано: откуда двум актёрам было знать, что в отсутствие вещественных доказательств Шекспира захотят обвинить в неграмотности?.. Но, право, какая разница, кем написаны произведения под псевдонимом «Потрясающий копьём» - плебеем или аристократом, мужчиной или женщиной? Главное, о чём и как они написаны, и какой жизнью они живут в веках. А чтобы посмотреть и оценить по достоинству фильм под названием «Аноним», следует абстрагироваться от исторической правды и расценивать его сюжет к абсолютно и бесповоротно альтернативное стечение обстоятельств. После эпилога мы видим драматурга Кристофера Марло (Тристан Гравель) – из «буйного гения», убитого в самом начале творческого пути Шекспира, он превратился в скромного интеллигента, который переживёт если не Шекспира, то уж точно – свой реальный прототип. Скрываясь от погони, он что-то прячет под сценой театра, но солдаты поджигают здание, а Марло оказывается на допросе. Начинается матрёшка флэшбеков, сперва отсылающая нас к первому аресту Марло и фигуре Эдварда Оксфорда (Рис Иванс), шастающего в компании прекрасной пары – длиннокудрого Генри Саутгемптона (Ксавьер Самюэл), которому исторический Шекспир посвятил свои поэмы и, возможно, адресовал сонеты, и мужественного Роберта Эссекса (Себастьян Рейд). Оксфорд уверен, что советник королевы Уильям Сесил (Дэвид Тьюлис) и его сын, горбатый коротышка Роберт (Эдвард Хогг), ведут переговоры с Ирландией, чтобы посадить на трон короля Якова после смерти Елизаветы, - а Эссекс внезапно читать спойлеры!

Сегодня я торжественно накопила чеков на настоящую клубную карту «Кантаты» с персональным номером, на которую обменивается пять обычных скидочных карт. Для этого пришлось купить три сорта чая, один из которых – зелёный «Грецкий орех», который я уже пробовала и описывала и без которого не могу жить. Второй – зелёный «Клубничный крем» с интересным составом: специально отобранная сенча, зелёный Лунг Чинг (Колодец Дракона), белый Пай Му Тан (Белый Пион), генмайча (гэммайча – зелёный чай с обжаренным рисом), кусочки клубники и лепестки подсолнечника. Чай аппетитно пахнет клубничным йогуртом, заварку издалека чуешь по нежной и душистой ягодной кислинке, смягчённой сливочным ароматом. Когда же пьёшь – богатый вкус начинается с чайной «цейлонской» терпкости и только в послевкусии балует мягким, воздушным оттенком сладкого клубничного молока. В общем, чай гораздо более серьёзный, чем кажется по названию, но при этом чрезвычайно уютный и домашний.
У Джонни Деппа с кинообразом его приятеля Хантера С. Томпсона особо нежные отношения, несмотря на то, что нечто общее между ними едва ли найдёшь. Поэтому в экранизации первой автобиографической книги первого из журналистов он снова исполняет роль протагониста – неудачливого писателя из пятидесятых Пола Кэмпа, который алкоголизмом не страдает, а наслаждается, однажды проснувшегося в Пуэрто-Рико с жестокого похмелья и устроившегося на работу в газетёнку, бьющуюся в предсмертных конвульсиях. Пол быстро обрастает знакомствами: бесшабашный фотограф и по совместительству участник петушиных боёв Боб Сала (Майкл Рисполи) даёт ему кров и компанию, вечно пьяный чудак и фанат Гитлера Моберг (Джованни Рибизи) угощает самогоном из ромовых фильтров и способствующим творческому вдохновению наркотиком в форме глазных капель, а богатый и влиятельный пиар-консультант Сандерсон (Аарон Экхарт) предлагает поработать на него. Влюблённый в его спутницу Шенот (Эмбер Хёрд), наш герой вынужден вращаться в обществе бизнес-элиты, попутно замечая, что рядом с роскошными виллами и яхтами местное население прозябает в нищете, и его толком за людей не считают. Верный идеалам профессии, Пол хочет писать о голодающих детях, но редакционная политика его босса Лоттермана (Ричард Дженкинс) далека от свободной: нужно писать о боулинге, казино и прочих развлечениях, которым предаются американские туристы, не выходя из отелей, а читать о проблемах никому не хочется – грёзы разбивать нельзя. Сандерсон с приятелями-банкирами и вовсе задумал отобрать у дикой природы и аборигенов ещё один клочок земли, застроив отелями, бунгало, парковками островок, на котором проводились военные испытания. Пол – не супергерой и потому не рискует бороться с человеком, с которым повязан контрактами и который внёс за него залог в суде после феерической погони, окончившейся плевком в лицо полицейскому горящим ромом. Разрыв партнёрства происходит почти случайно: Полу и Бобу удаётся заманить Шенот на дискотеку в местный клуб, где она цепляет сексапильного негра, и всех «белых людей», начиная с возмущающегося Сандерсона, незамедлительно выставляют за дверь. О судьбе оставшейся внутри девушки Пол волнуется недолго: после того, как Сандерсон вычёркивает его из сделки, выясняется, что газета закрылась и штат распущен без выходного пособия. Тогда Пол решает самостоятельно выпустить последний выпуск газеты и разоблачить в нём Сандерсона, но поддерживают его только Боб и Моберг, а Шенот появляется на пороге их квартиры, только чтобы провести с ним ночь и уехать в штаты, оставив сотню долларов. Сумму увеличивают за счёт бойцового петуха, заговорённого на победу ведьмой-гермафродитом, но затея всё равно проваливается: поднять местных и найти транспорт Мобергу не удаётся, а типография оказывается опечатанной и разгромленной. В качестве моральной компенсации Дочитать спойлеры

Сегодня я повелась на новый фильм от семейного подряда Гаррелей, за режиссёрством Филиппа. В самом начале мы видим, как человек садится в автомобиль, едет по извилистой ночной дороге сквозь лес и топорно и неубедительно во что-то врезается. Голос за кадром сообщает нам, что он погиб. Это Фредерик (Луи Гаррель), томный художник-кокаинист, а в роли рассказчика выступает добрый малый Поль (Жером Робар), которого познакомил с ним его друг. Фредерик женат на пышногрудой популярной актрисе Анжеле (Моника Беллуччи), а Поль зарабатывает, снимаясь в массовке в роли солдата Сопротивления, распространяет революционную газету и встречает на съёмочной площадке Элизабет (Селин Саллетт). Однажды Фредерик приглашает их на свою виллу в Риме, а потом предлагает остаться там насовсем. Дружба тут же оказывается сильнее брачных отношений: мужчины проводят время за спорами о необходимости революции, женщины – за примеркой платьев, и пары начинают давать трещину. Обвиняя Фредерика в неверности, Анжела напропалую встречается с режиссёром Роландом (Владислав Галард), а потом и вовсе уходит к нему. На почве утешения Поль начинает ещё больше времени проводить с Фредериком, и Элизабет пытается было сбежать, но он вовремя её останавливает и увозит в Париж, где у них появляется ребёнок. Но даже там они неожиданно сталкиваются с Фредериком, который походя признаётся Полю в любви, однако даёт понять, что продолжает следить за жизнью бывшей супруги, уже сменявшей Роланда на кого-то ещё. После этого, говорит закадровый комментатор, Фредерик и въезжает в дерево. Но умирает он не сразу – успевает заявить Полю, навестившему его в больнице, что тот похож на его деда, солдата Сопротивления (Морис Гаррель), и пообщаться с призраком оного деда, убеждая его в том, что без жены его жизнь не имеет смысла. Достаточно явственно намекается, что произошло именно самоубийство, а не несчастный случай, да и в течение собственно фильма Элизабет регулярно напоминает, как во внесценическом прошлом неоднократно пыталась покончить с собой от одиночества. Где смысл, где логика, кроме неуклюжего призыва убиться всем, кому с браком не повезло? В фильме под названием «То лето страсти» страстью и не пахнет, не засыпаешь на нём только потому, что всё время ждёшь, когда уже эта страсть наконец начнётся. Невыносимо скучный, затянутый, с необязательными диалогами, лишними персонажами и целыми лишними сценами, он кажется не полутора-, а трёхчасовым. Луи, за четыре года возмужавший и потерявший 90% шарма юноши из «Песен о любви», только и делает, что рыдает, остальные мужчины смотрят щенячьими глазами и улыбаются. Женские персонажи отталкивающи и внешне, и по концепции – как Элизабет, в самом начале сообщившая Полю, что остаётся с ним только из-за денег, так и Анжела, откровенничающая с товаркой и наконец признающаяся, что не Фредерик первым начал изменять ей, а она ему. Однако на актёров, видимо, ушёл весь бюджет (прологовая минутка с обнажённой Беллуччи – дайте мне это развидеть), а на операторе, музыке, декорациях, костюмах, я уж молчу о сценаристе, сэкономили. Получилось блёкло, уныло, вторично, без юмора, без лирики и без трагедии, и даже на мыльную оперу не тянет по причине безэмоциональности. А следить за чужой рутиной – не лучшее времяпрепровождение в кинозале.

Новый фильм нам подарил Гас ван Сент – всегда такой разный и всегда узнаваемый. Только он мог превратить мелодраматический дуэт в нечто прекрасное, а застывшую фарфоровую куклу из «Джен Эйр» - в красивую девушку, только выигрывающую от крупных планов. Маленький полуторачасовой шедевр, «Не сдавайся» (в оригинале – «Неустанно») затягивает с первых же кадров под открывающими титрами – мягким колоритом в духе фильмов конца прошлого века, приятной музыкой и изящным присутствием (работа – слишком грубое слово) оператора. Миловидный чудак Енох (Генри Ли Хоппер) в школу не ходит, а ходит на поминки незнакомых ему людей, а его лучший друг – призрак японского лётчика-камикадзе Хироши (Рё Касэ), который всегда выигрывает в «морской бой». Хироши появился, когда после автокатастрофы, унёсшей жизни его родителей, Енох побывал в коме и теперь уверен, что был мёртвым в течение трёх-четырёх минут, а значит, знает о смерти всё. Однажды на очередной панихиде он встречает Аннабель (Миа Васиковска), странную девушку, одевающуюся как мальчик, натуралистку и поклонницу Чарльза Дарвина. Они сталкиваются всё чаще, пока не оказывается, что они оба любят гулять на кладбище – там Енох и представляет новую знакомую родителям. Вскоре она признаётся, что ей самой осталось три месяца жизни – она больна раком, и потому смерть для неё тоже не является чем-то непривычным, страшным и сакральным: это просто неотъемлемая часть жизни. Енох предлагает «подготовить» её, и она соглашается – ведь за три месяца можно успеть так много! Так история обречённого человека становится светлой, воздушной, радостной историей любви от первого до последнего кадра, полной тёплого юмора и лишённой жалостливых сантиментов. Первый разговор – в виде диалога с надгробиями отца и матери Еноха. Первые комплименты – вместо реплик ревнующего Хироши, общавшегося с Аннабель только через посредство Еноха. Первое свидание – в морге, где можно шутить о том, как мог умереть обитатель того или иного гроба. Первая ночь – ночь Хэллоуина, когда, убежав от группы хулиганов, из-за которых Енох и был вынужден покинуть школу, наша парочка, переодетая японским лётчиком и гейшей, устроилась в сторожке лесничего. Первая размолвка – из-за репетиции смерти Аннабель под диктофон: ей не понравилось, что Енох добавил в сюжет, что совершает над её телом сеппуку, ему – что она придумала прощальные слова о своих любимых птицах. Когда в его отсутствие с Аннабель случается приступ, Енох обвиняет в гибели своих родителей свою тётю, к которой они тогда ездили, и отправляется на кладбище разбивать их надгробия за то, что они оставили его – но его бьёт Хироши за неуважение к мёртвым. После драки примирение состоится в больнице, а Хироши вернётся, чтобы проводить Аннабель в последний путь. Когда-то он так и не успел сказать своей девушке о том, что её любил, и всегда носит письмо к ней в нагрудном кармане, - но он помог не опоздать другому, и теперь его лётная форма сменилась на торжественный чёрный костюм. Эта нежная сказка, вся сложенная из невероятно красивых кадров, где за каждым второстепенным персонажем стоит живой характер, - не только о том, что нужно не бояться жить, быть искренним, совершать ошибки, - так, как если бы каждый день был последним, ведь жизнь по определению коротка и стоит поторопиться. Он и о том, что счастье не может длиться три года, три месяца или три дня – оно либо бесконечно, либо его нет; со смертью того, кто его олицетворяет, оно не кончается, пока остаются воспоминания. Поэтому на панихиде Аннабель, для которой они вместе придумали накрыть стол сладостями и молочными коктейлями, он не произносил трагических и пафосных речей, а сделал лучшее, что мог в этот момент ради неё сделать: вспомнил самые счастливые моменты из их жизни вместе и улыбнулся. Пока он учил её умирать, она научила его жить – гораздо более сложному искусству, которое постигаешь только тогда, когда есть для кого жить.

Приехала в Матрицу и внезапно попала на 3D-сеанс, так что 400 кровных ушли за милую душу. Правда, на чай мне не хватило не столько денег, сколько времени, - главное, что глаза активно против смотреть в четыре глаза, ну да один раз не водолаз. Хотя реклама какого-то автомобиля перед началом фильма была с куда более качественным 3D, и теперь мучительно больно за бесцельно потраченные средства.
Новые «Мушкетёры» имеют с первоисточником Дюма-отца столько же общего, сколько старый добрый мультфильм про Пса в сапогах: имеем четвёрку бравых товарищей, интригу с «подвесками» и хорошенькую (и ни разу не замужнюю) фрейлину королевы в качестве награды гасконскому дикарю. Пол Андерсон превратил мушкетёров в спецагентов, действующих в мире, технически оснащённом не хуже бондианы, где судьбу Европы вершит отнюдь не любовь, как у сентиментального классика, а научный прогресс. Сюжет начинается в Венеции, где Атос (Макфейден) выныривает в водолазном костюме Дарта Вейдера со дна канала, Арамис (Эванс) обрушивается с крыши собора на гондолу с влюблёнными, а Портос (Стивенсон) вырывает цепи из стены темницы. Все они добывают ключи к тайнику да Винчи, чтобы похитить чертежи некоей «боевой машины». Попутно Атос успевает любезничать с четвёртым агентом, Миледи (Йовович), и джентльменски пропускает даму вперёд, едва компания сталкивается с ловушками, охраняющими подступы к артефакту – супер-вумен бежит под пулями с уверенностью матёрого Нео. Заложив взрывчатку, уничтожив бесценный архив и сбежав, наши герои собрались за бокалами вина – в которые предприимчивая Миледи подложила, из гуманных соображений, снотворное, а не яд. Откуда-то возник Бэкингем (Блум) и забрал чертежи, но мушкетёры отнюдь не бросились в погоню – за провал операции они попали под сокращение, а если не платят, то при чём здесь безопасность Франции?.. Тем временем смазливый мальчик с накрашенными губами д’Артаньян (Лерман) бросает вызов Рошфору (Миккельсон) – удручающему трусу, который стреляет в соперника вместо того, чтобы фехтовать. В Париже д’Артаньян сталкивается с обидчиком снова и, преследуя его, умудряется нахамить всей вышеупомянутой троице. Место дуэли оцепляет целый отряд гвардейцев во главе с де Жюссаком (Норгаард), но стоит д’Артаньяну завидеть Рошфора, как он устраивает трюковое шоу для рукоплещущих горожан, и остальные присоединяются к нему (Атос в slow-mo, Арамис крестится, Портос пользуется подручными средствами, д’Артаньян флиртует, всё как всегда). После победы над превосходящими силами противника смутьянов вызывают ко двору, где кардинал Ришелье (Вальц), присвоивший себе выражение «Франция – это я», мечтает о захвате власти методом начала войны с Англией при глупеньком Людовике XIII (Фокс) и простодушной ему под стать королеве Анне (Темпл). Пока д’Артаньян учит короля ухаживать за женщинами, Миледи в кринолинах крошит отряд мушкетёров, подкладывает королеве фальшивые письма и крадёт бриллиантовое колье. Бэкингем прибывает на летучем корабле, построенном по чертежам, приземляется прямо перед Версалем, и моя стимпанковская душонка пускает на него (не Бэкингема, само собой) слюни. Миледи входит на борт на глазах у всего двора так же запросто, как наносила визиты в кабинет Ришелье в Версале, Констанция (Уайлд) бежит на квартиру мушкетёров и поцелуями уговаривает выкрасть драгоценности из Тауэра. Дополнительным стимулом оказываются гвардейцы, прибывшие их арестовать – и в путь отправляются все четверо, вместе с Констанцией и слугой Планше (Корден) – комическим элементом, которого все просят заткнуться. Гвардейцы (похоже, избрав другую дорогу) предпочитают не сесть беглецам на хвост, а опередить их, но их отвлекает переодевшаяся д’Артаньяном Констанция – и её везут через всю Францию, умудрившись так и не заметить, что за лицо под шляпой. Мушкетёры плывут в Лондон… и тут-то, думаю я, и будет главное Приключение в полном ловушек и солдат Тауэре, жаль только, что больно затянулась прелюдия перед этим Приключением!.. Не тут-то было. Читать спойлеры дальше!

Люди так часто говорят, что картины способны рассказывать истории, и что фильмы похожи на живые картины, однако оживить картины при помощи кинематографа под силу не каждому. Но Лех Маевский заставил компьютерную графику, обычно создающую яркие спецэффекты, работать в стиле Северного Возрождения, чтобы пофантазировать: а что если события, изображённые на масштабном полотне библейского содержания, происходили на самом деле?.. Нет, здесь не пойдёт речь о том, насколько Библия исторически достоверна. Всё гораздо сложнее, если главный герой фильма – Питер Брейгель (Хауэр), равно как и его шедевр «Путь на Голгофу». Режиссёр помещает художника в один городок с персонажами его картины и в её же декорации – куда ни пойдёшь, над пейзажем довлеет высокая скала с мельницей на вершине. Дали теряются в тумане – дымке сфумато, бытовые сценки внутри домов – как фламандские жанровые картины с караваджистской светотенью и окошками, напоминающими «картину в картине». История шедевра начинается утром, когда городок – конечно же, не столичный Антверпен – просыпается и приступает к повседневным делам. Просыпается мельница – скала внутри полая и наполнена сложными и огромными деревянными механизмами, приводимыми в движение лопастями и перемалывающими муку; мельник с женой живут прямо рядом с шумными шестерёнками, складывать которые, кажется, смертным не под силу. Просыпаются мужички и идут в лес рубить дерево, чтобы привезти на телеге в город длинные брёвна. Какой-то чудак нашёл колесо и катит его через весь лес. Муж и жена волокут телёнка на продажу и покупают каравай у торговца хлебом. Вся жизнь сосредотачивается на поле перед скалой – приплясывают музыканты-скоморохи, играют дети… Брейгель тоже покидает свой дом – дети, как мышата из матраса, скопом вываливаются из постели, едва отец, захватив толстую папку с эскизами, отправляется туда же, куда и все остальные. На его глазах верховой отряд испанских наёмников в красном травит с кнутами хозяина телёнка, избивает и, привязав к тому самому колесу, без суда и следствия водружает колесо на высокий шест, куда на пир слетаются вороны. Вскоре так же безнаказанно солдаты заживо похоронят женщину. Под испанским владычеством южные Нидерланды – Фландрия – узнали, что такое инквизиция: протестантские «еретики» повсеместно уничтожались. Купец Николас Йонгелинк на фоне «Вавилонской башни» и «Охотников на снегу» произносит перед своей супругой пафосные речи о том, что именно не уважают и попирают испанцы; он – несомненно состоятельный и влиятельный человек, но ничего не желает изменить и только наблюдает. Для него Брейгель пишет новую картину, в которую хочет вместить всё, - пишет по принципу паука, плетущего паутину: взгляд зрителя, по какой бы линии не следовал, приходит к смысловому центру, не теряясь в обилии фигур, хотя центр этот и невелик, и поначалу незаметен. В этом центре, конечно, Спаситель – свой, фламандский проповедник, и в то же время всё тот же. Ведь художники прошлого не от невежества изображали библейских персонажей в одеждах современных им людей: средневековое мировосприятие, и поныне не изжитое до конца, видит пространство и время не линейными, а цикличными. Всё повторяется – каждый год на Рождество Спаситель родится заново, каждый год на Пасху христианский мир заново сострадает страстям Христовым, свершающимся здесь и сейчас. Лицо фламандского Христа всегда скрыто за длинными волосами, как будто этого лица нет вовсе, - это собирательный образ всех жертв испанской колонизации: каждой эпохе – своя жертва. Как и полагается, его увенчивают терновым венцом, бичуют, и свой крест, сколоченный из тех самых берёзовых брёвен из ближайшего леса, он тащит вслед за повозкой с двумя другими осуждёнными, давно, похоже, потерявшими после пыток остатки рассудка. К процессии, тянущейся через весь город, присоединяются зеваки, дети, - все жители, не отрывающиеся при этом от своих привычных занятий. Читать дальше

Если подбирать одно слово ко всему творчеству Альмодовара, это будет слово «удивительный». Новый фильм «Кожа, в которой я живу» вобрал в себя все лучшие черты стиля мастера и стал блюдом для кино-гурманов – интеллектуальным ребусом в красивой обёртке, так что и тем и другим можно наслаждаться вместе или по отдельности. Это страшная сказка с хорошим концом, жестокость настолько изысканная, что ей можно любоваться, миф о Пигмалионе, оборачивающийся мифом о Франкенштейне. Флэшбек во флэшбеке, одна шкатулочка вкладывается в другую – не пугая и не запутывая, нас ведут сквозь историю, не выходящую за пределы одного дома. Дом выдающегося хирурга Роберта Лэдгарда (Бандерас) – шикарный особняк, по совместительству тайная лаборатория и тюрьма для Веры (Анайя), покрытой искусственной кожей. Ей запрещено выходить из своей комнаты, и он выводит её оттуда только в операционную для испытаний кожи на прочность. Пожилая служанка Марилия (Передес) предлагает убить Веру по окончании эксперимента, но Лэдгард слишком привязан к своему живому творению, уверен во взаимности и не собирается отказываться от столь доступного сексуального объекта. Когда он в отъезде, в дом прямо с карнавала заявляется сын Марилии, Сека (Аламо), и, привязав мать к стулу, идёт насиловать Веру, надеющуюся с его помощью сбежать – однако вовремя вернувшийся Лэдгард застреливает соперника на месте преступления. Марилия рассказывает Вере, что Ричард убил собственного брата: его мать была бездетна и присвоила ребёнка служанки. Сека же принял Веру за покойную жену Ричарда, по чьему образу и подобию тот Веру и слепил: когда-то Сека хотел её увезти, но попал в автокатастрофу и бросил её в горящей машине. Ричард спас супруге жизнь, но её тело превратилось в бесформенную головешку, и, однажды увидев своё отражение в стекле, она выбросилась из окна прямо под ноги их дочери. И это – только первый виток сюрреалистического макраме, где один узелок встал не на своё место, и сразу все нити легли причудливым безумным узором. Ночью Лэдгард вспоминает, как взял свою дочь Норму (Суарез), после смерти матери прошедшую курс лечения в психбольнице, на свадьбу к знакомым и не заметил, что она ушла в сад. Нашёл он её уже изнасилованной, но успел засечь мотоцикл виновника. А вот – та же история другими глазами: молодой дизайнер витрин Висент (Корнет) встретил на свадьбе заторможенную и странную девушку, принял её за обдолбанную и, сам будучи на таблетках, недолго думая завалил в кусты. Когда та начала сопротивляться, отвесил ей оплеуху, испугался и сбежал, завязал с таблетками, но было уже поздно – Лэдгард вышел на охоту, подстрелил дичь дротиком с транквилизатором и посадил на цепь в подвале. Человек, к которому не испытываешь ни малейшей жалости – идеальная подопытная крыса, и Ричард с болезненной бережностью заботится о своём пленнике. После того, как Норма, чьё состояние ухудшилось, вышла из окна в больнице, Лэдгард без тени скорби приступил к работе – сначала с бригадой помощников переделал Висенту мужские гениталии на женские, а затем приступил к изменению всего остального тела, лица, голоса… Вера – а это была именно она – поначалу порвала на куски присланные платья, а из предложенной косметики оставила только карандаш и исписала все стены. Из всех телеканалов ей были предоставлены только три, и, чтобы коротать дни, она занялась йогой, пытаясь обрести гармонию со своим телом, потом – скульптурой из ткани. Иногда вместе с Робертом они курили опиум, чтобы забыть – каждый о своём… Так мы возвращаемся к той ночи, когда они видели один и тот же сон в одной постели. Покончив с экспериментами из-за табу на трансгенез в научном сообществе, Ричард согласился дать Вере свободу в обмен на обещание никогда его не покинуть. Этого оказывается достаточно, чтобы, днём увидев в газете фотографию Висента, которого всё ещё разыскивает мать, ночью Вера похитила у Лэдгарда пистолет и застрелила и его, и Марилию. Висент, в новом обличье оставшийся прежним, отправляется в магазинчик своей матери, где по-прежнему работает Кристина (Ленни), по счастливому стечению авторской фантазии отвергшая его шесть лет назад потому, что ей нравятся девушки, а не юноши. Эксперимент доктора Лэдгарда провалился: можно переселить человека в другое тело, но сделать из него другого человека – нельзя. Личность, включая гендер, не зависит от физической оболочки, которую навязывает, в первую очередь, природа – в данном случае Лэдгард просто взял на себя её функции, устроив своему пациенту поневоле как бы второе рождение. Несмотря на древний догмат о том, что дух первичен, а материя вторична, эту простую истину по-прежнему приходится доказывать; впрочем, публика не задумывается об этом – в полной уверенности, что пришла на комедию, встречает взрывом смеха каждый эпизод. Смеяться там, смею заверить, не над чем, хотя и плакать – тоже: Альмодовар не снимает психологические и социальные драмы. Что ни кадр – то безупречная картинка: эстетична лаборатория со сложными механизмами, хрупкими пробирками и образцами крови, эстетична золотая клетка Веры с цифрами и словами на стенах и мячами для фитнесса из лоскутков. Эстетично набрасывается на Веру Сека в костюме тигра, эстетично повисает на цепях Висент, эстетичен его ужас и чисто символический протест ножом по горлу. Подчёркнуто холоден Лэдгард, потерявший дочь, подчёркнуто холодна Марилия, на глазах у которой один её сын убил другого, а потом и сам расстался с жизнью, подчёркнуто холодна Вера, изображающая любовь и преданность, чтобы усыпить все опасения своего мучителя и дождаться – шесть лет терпения! – момента мести и освобождения, а заодно выжить рядом с психом-учёным. Живые люди куда более эмоциональны, они не ведут себя настолько сдержанно, а все эти трое демонстрируют нечеловеческую выдержку. Дом Лэдгарда как будто замораживает их, как замораживают в холодильных камерах лабораторные препараты, - только в самом финале, при встрече Висента с Кристиной и матерью, можно увидеть простые и искренние чувства, и тогда-то к горлу подкатывает ком, накопившийся за всё напряжение минувших двух часов фильма. Пьянящая детективная воронка, насыщенность пряной сексуальностью, нервная музыка и отдача актёров, не боящихся работать крупным планом, дополняют вышеописанное до фирменного альмодоварского коктейля – и его определённо стоит попробовать.

Из всей английской классики «Джейн Эйр», библия любителей мелодрам, - самая верная самоиграйка, и экранизациям – как кино-, так и телеверсиям – несть числа. Обстоятельный двухчасовой пересказ от Кэри Фукунаги ничем не выбивается из стройных рядов своих предшественников: он берёт устаревший и бессмысленный викторианский дамский роман, со всеми его штампами и выспренними речами, вызывающими смех, и переносит его на экран в неизбежно ужатом состоянии, что приводит к обрывочности и необязательности диалогов, к торопливости смены событий. Секрет популярности сюжета, знакомого каждому школьнику, - в постоянном давлении на жалость, и фильм начинается с того, что Джейн (Васиковска) бежит полями, туманными дорогами, вересковыми пустошами и другими живописными пейзажами, рыдает и падает в грязь под дождём. Это рыжая дурнушка с круглым крестьянским лицом, напоминающая мадонн Кранаха, - в этом фильме все нарочито неказисты: голливудская красота смотрелась бы нелепо в серых платьях и чепцах. Беглянку подбирают, выхаживают и расспрашивают, а она слышит голоса и вспоминает эпизоды из своего сплошь мрачного прошлого. Вот девочка (Кларксон) с кровоточащим виском после драки со сводным братом заперта в комнате, где из камина вырывается дым, и верещит от ужаса. Вот обучение в школе для девочек монастырского типа ознаменовалось побоями, унижениями, смертью лучшей подруги. Освоившись в семействе Сент-Джона Риверса (Белл) и его сестёр, она получает работу сельской учительницы и дом, и переходит к самому объёмному воспоминанию. Расставшись со школьной доской, Джейн нашла место гувернантки в поместье Торнфилд и занялась мирной вознёй с придурковатой девочкой-француженкой, воспитанницей всего такого загадочного хозяина дома. Дом – готично мрачен, лес вокруг него – готично туманен, и, присев зачем-то в этом лесу посреди дороги, Джейн устроила оному хозяину по имени Роберт Рочестер (Фассбендер) падение лошади – именно лошади, а не с лошади. Хозяин сделал вид, что рассердился, а сам начал старательно клеиться к единственной молодой барышне в доме, - но Джейн оказалась не лыком шита. Даже потушив в спальне Рочестера локальный пожар, что дало ему повод джентльменски стать обязанным ей жизнью и сократить тем самым дистанцию, она делала вид, что не понимает его намёков, и разыгрывала полную уверенность в том, что он женится на невыносимой гламурной тусовщице из местной аристократии. Бедный Рочестер и бегал за ней, порывающейся гордо уехать, и сыпал сложносочинёнными метафорами, и хотя всем всё и сразу было понятно уже давно, Джейн ответила ему взаимностью только тогда, когда он сделал ей предложение – и то облекла согласие в форму уступки, которую прирождённая служанка делает своему господину, будучи не вправе отказать по долгу службы. Остаётся только диву даваться, в какие только игры не играют люди со скуки, - вот только, пардон за тавтологию, редкостную скуку нагоняют эти примитивные надуманные перипетии с вымученными интригами, которые и не интриги вовсе. Одна из этих притянутых за уши «тайн» в лучших традициях викторианской прозы – несостоявшаяся свадьба: когда Роберт и Джейн уже стоят перед алтарём, выясняется, что у него имеется буйнопомешанная жена, которую он держит взаперти – именно она пытается поджечь дом, нападает на его гостей, и развестись с ней он не может (не позволяют законы того времени, о чём фильм умалчивает). Сей факт кажется Джейн достаточным для того, чтобы любовь прошла – завяли помидоры, и ночёвка Роберта у неё под дверью её не смягчает: ей плевать, что ему было тяжело открыть ей правду, она продолжает набивать себе цену и сбегает из Торнфилда. Повторяются кадры с пейзажами – и мы возвращаемся к Джейн-учительнице, которая, самостоятельно сбежав от своего счастья, наслаждается своими страданиями. Дочитать

Классик кинематографа Карлос Саура, и без того не раз названный популяризатором испанской культуры, неожиданно снял самый привлекательный рекламный ролик своей родной стране – не художественный фильм, и даже не документальный, а отснятый на плёнку концерт для тысяч кинозрителей под названием «Фламенко, фламенко». Дёшево и сердито, просто и со вкусом без каких-либо закадровых комментариев и без сюжета сменяют один другой короткие эпизоды-номера – и говорят сами за себя. Всё происходит в некоем ангаре среди полотен и гравюр известных мастеров прошлого, посвящённых испанскому народу, преимущественно женщинам, - некоторые картины воспроизводятся танцем, - на фоне живописных задников-фресок, изображающих восход солнца или лунную ночь. В течение полутора часов перед нами в безупречной операторской работе проходят разнообразнейшие ипостаси фламенко – музыка, пение, танец, их дуэты и трио, когда все эти языки непринуждённо и естественно общаются между собой, - в исполнении лучших мастеров жанра. Стучат каблучки, щёлкают пальцы, свет переливается на складках платьев, хлопки ладоней задают ритм, короткие возгласы подбадривают танцующих, хор голосов подхватывает песни, подпевает гитарным переборам. Казалось бы, каждый имеет представление о том, что такое фламенко, но Саура открыл в нём столько сторон, что, возможно, и не всякий испанец настолько глубоко и подробно знает эту культуру. А в ней – и берберский восток, и европейская выверенность, и пантомима, и слаженные массовые композиции с профессиональной хореографией, и стихийные проявления национального темперамента. Теперь мы смотрим на фламенко как бы изнутри и видим, каких физических сил требует танец от исполнителей, каким напряжением лицевых мускулов даётся надрывное цыганское пение, какие драматические эмоции, быть может, испытывают танцоры и певцы при этом, - фильм щедр на крупные планы, и ловишь себя на ощущении, как удивительно, непривычно наблюдать за этим вблизи. Я уже говорила, что пластика и жесты танца, вокал и игра на любом инструменте, импровизационная и не только, способны выразить любое чувство, даже самую сложную и многогранную гамму чувств, - и творение Сауры и приглашённых им испанцев подтверждает эту избитую истину в очередной раз. Жалеешь только о том, что не знаешь испанского, из-за чего весь смысл песен ускользает и они кажутся несколько однообразными. Но ради чего точно стоит смотреть «Фламенко» - так это ради последнего номера: традиционный перепляс, полукруг стульев и импровизированная площадка, на которую выходит любой желающий, вне зависимости от возраста, показать, на что способен. Как бы ни банально это звучало, - эти люди действительно танцуют как дышат, от юности до старости. Быть может, стоило часть номеров вынести на открытый воздух из студии, - но и без того результат красив, интересен, атмосферен и не даст заскучать.

Ещё по трейлеру было видно, что ничего впечатляющего и эпического от новой экранизации приключений первого варвара в истории фэнтези мы не дождёмся. Четыре главных персонажа, два второстепенных, пара десятков человек и лошадей массовки, постоянно ограниченное пространство, в котором что-то то и дело на кого-то сыпется, хрестоматийные спецэффекты, сносная компьютерная графика с живописными, но не слишком правдоподобными пейзажами – бюджетный блокбастер, каковых множество. В начале, как водится, нам рассказывают легенду о маске из чьих-то там костей, даровавшей древним некромантам возможность воскрешать мёртвых, которую восставшие против них варвары разрубили на несколько частей. По традиции жанра кусочки растащили по штуке на каждое племя, но пришло время, и некто по имени Халар Зим (Лэнг) начал с лёгкостью захватывать эти племена. Непонятно, почему они не пришли на помощь друг другу и почему обломки маски не охранялись должным образом, - некогда победивший главного некроманта в маске вождь варваров Корин (Перлман), похоже, и вовсе не в курсе о происходящем за пределами родной деревни. У него растёт сын (Ховард), которого он во время битвы вырезал из умирающей воительницы-жены. Однажды мальчонка побежал наперегонки со сверстниками на испытании для вхождения во взрослую жизнь и принёс отцу отрезанные головы целого отряда вражеских разведчиков – полуголых (на севере-то!) дикарей, способных издавать исключительно животные звуки. Угрозы никто в расчёт не принял и укреплений обороны не произвёл, Корин только начал учить сына обращаться с мечом. Вскоре на деревню «внезапно» напала конница Зима, вырезала население, а вождя захватила вместе с сыном, попытавшимся прийти ему на помощь и отрубившим нос одному из приспешников Зима. Корин сотрудничать с оккупантами не пожелал, но демоническая дочь Зима с модной причёской, макияжем и металлическими когтями, Марик (МакГоун), по запаху находит последний обломок маски. Халару юный сын вождя понравился, и он не стал его убивать – как многие слишком романтичные, на свою голову, злодеи. Теоретически, он надеялся, что отец и сын погибнут вместе в подожжённой хате, но Корин, конечно, предпочёл погибнуть в одиночку, а возмужавший Конан (Момоа) – конечно, поклялся мстить. А попутно вершить справедливость – например, разрушить лагерь работорговцев, не считаясь с потерями мирного населения, зато эффектно, и обзавестись компанией прекрасных наложниц. Вроде как добровольно сдавшись блюстителям порядка, он добирается до безносого дознавателя, оказавшегося, конечно, старым знакомым, и выпытывает у него, что Халар – уже ходячая легенда, ужас, летящий на чём попало, и ныне направляется в некий монастырь. Халару нужна кровь чистокровного потомка некромантов, чтобы «активировать» маску и вызвать дух своей возлюбленной, ведьмы, сожжённой в этом монастыре на глазах его и дочери, - потомка непременно женского пола, и именно такую девушку по непонятным причинам оберегает монастырь. Ей удаётся сбежать, пока Халар с дочуркой убивают её сенсея и товарок, и натыкается в лесу на Конана, который отбивает её от преследователей (хотя она и сама не дура подраться), связывает и затыкает рот (идеальное начало романтических отношений). Пленного человека Зима (у всех его слуг, как отличительный признак, отвратительные зубы – чем он их только кормит?) Конан катапультой забрасывает в универсальное жилище Халара – корабль, по суше передвигающийся на спинах слонов и служащий тараном, – забивая стрелку и используя девушку, именем Тамара (Николс), как живца. Халар мухлюет и приходит с дочкой, вызывающей песчаных големов, но Конан проигрывает не им, а ему, и спасает его только Тамара, устроив пожар и спрыгнув с ним со скалы в море. Наш герой заранее позаботился о путях отступления: из воды их подбирает читать дальше

Как часто хорошие фильмы маскируются под комедии и рискуют остаться незамеченными! Так чуть было не произошло у меня с «Бобром», кабы не безрыбье и не привлекательный актёрский состав. Тем временем в этом фильме с самого начала всё как-то по-чёрному смешно: у Уолтера Блэка (Гибсон) – тяжёлая затяжная депрессия, не помогают ни психотерапевтические сеансы, ни медитации, ни самобичевание, ни таблетки, ни гипноз. Возглавляемая им компания по производству игрушек терпит убыток, а семья страдает, поскольку большую часть времени он спит. У его детей тоже не всё в порядке: младший стал «замкнутым», то есть незаметным настолько, что мать проезжает мимо него, забирая из школы; старший – ботаник, пишущий одноклассникам платные сочинения, умело подражая чужому стилю, и выискивающий в себе схожие с отцом черты, с которыми борется, ударяясь головой об стену. В конце концов супруга Мередит (Фостер) выгоняет Уолтера из дома, и он, выбрасывая из багажника свои вещи, чтобы засунуть ящики алкоголя, обнаруживает в мусорном баке потрёпанную игрушку – бобра, надевающегося на руку, и забирает его с собой. В квартире, напившись под какой-то буддийский фильм, он надевает бобра, собираясь повеситься в ванной, но не преуспевает, пытается шагнуть с балкона – но отшатывается, когда бобёр неожиданно обращается к нему. Когда наш герой очнулся после падения на него телевизора, бобёр продолжает с ним разговаривать – то есть, теоретически он сам говорит за бобра, но изменяющимся голосом. Бобёр объявляет себя единственным другом Уолтера, который один его понимает, и призывает его к радикальным переменам – не заниматься мелким ремонтом, а «взорвать всё здание». Предполагаемая терапия требует, чтобы отныне с окружающими за Уолтера общался бобёр, дистанцируя пациента от «негативных аспектов», поэтому всем вокруг раздаются карточки с просьбой говорить с Уолтером по-прежнему, но обращаться к бобру. Наутро Уолтер сам забирает из школы младшего, Генри (Стюарт), и бобёр учит ребёнка мастерить из дерева шкатулку – так что Мередит, обрадовавшись возвращению мужа к активной жизни, незамедлительно принимает его обратно в семью к вящему неудовольствию старшего, Портера (Ельчин). У него свои проблемы: отличница Нора (Лоуренс) просит его написать для неё выпускную речь, приглашает к себе домой и признаётся, что её выперли из восьмого класса за граффити; вдохновлённый, Портер берётся за заказ. Тем временем у его отца на первый взгляд всё идёт на лад: управление компанией он передаёт бобру, и там сразу происходят положительные перемены. Он занимается любовью с женой, проводит много времени с Генри, а застав его ночью копающимся с деревяшками в сарае, придумывает новую игрушку – чемоданчик «бобра-дровосека» с чурбачком, инструментами и говорящим бобром – пользующуюся огромной популярностью. Однако чем дальше, тем больше становится понятно, что не Уолтер, а бобёр – главный в этом тандеме, он умело и ловко манипулирует человеком и подавляет его, чтобы пользоваться его телом: кукла и кукловод поменялись местами. На празднование годовщины с женой он хочет надеть специально на его игрушечные размеры пошитый фрак, но Мередит решительно отклоняет участие бобра – и видит, что сам по себе Уолтер по-прежнему не может и двух слов связать. А когда она дарит ему шкатулку с семейными фотографиями, он и вовсе впадает в панический приступ – и бобёр возвращается, заявляя Мередит, что больному надлежит раз и навсегда покончить с прошлым; но это значит – покончить с личностью Уолтера, которая вовсе не нужна бобру. А у Портера тоже дела идут наперекос: оказывается, он не «залезает людям в голову» при написании сочинений, а залезает в интернет и узнаёт о них всё, и случается конфуз - в сочинении для одноклассника он пишет о доминиканских приключениях его бабушки, о которых она сама ему не рассказывала. А Норе он преподносит странный сюрприз – привозит её к стене и предлагает нарисовать граффити, читать дальше

Хочется поздравить потерявших память персонажей с возвращением в кинематограф, когда герой Крэйга просыпается посреди прерии с раной на животе, намертво заклиненной на запястье металлической штуковиной и фотокарточкой некоей девушки, не помня, кто он и откуда. Однако небольшой отряд охотников за скальпами, пытающийся его захватить, он истребляет в считанные секунды и обзаводится одеждой, лошадью и приблудившейся собакой. В ближайшем городке он удачно забирается в дом священника, который зашивает ему рану, и опрометчиво – ставит на место зарвавшегося сынка местного скотопромышленника-монополиста полковника Долархайда (Форд), который держит в своей железной длани всю округу. Сынок (Дано) целит в обидчика, а ранит постороннего человека, и шериф (Кэррадайн) берёт его под стражу. Инкогнито тут же становится местным героем, в салуне к нему клеится странная девушка (Уайлд) с намёками на общие проблемы, но не преуспевает – шериф заявляется арестовать и его, ибо наш амнезик находится в розыске под именем Джейк Лонерган. Осуществить это ему не удалось бы, если бы вышеупомянутая дамочка не вырубила лихо своего несговорчивого собеседника ударом бутылки по голове. Обоих нарушителей заковывают в повозке и намереваются отправить к федеральному маршалу, но тут появляется с отрядом сам Долархайд – он сильно не в духе, ибо только что кто-то сжёг всё его стадо с двумя погонщиками, а третьего выжившего он линчевал самолично. Джейк ему нужен не меньше родного сына – чтобы отомстить за свой дилижанс с золотом, который тот ограбил в своё разбойничье прошлое. Не миновать бы разборок, но тут огнемётная воздушная угроза в лице летательных аппаратов неземного происхождения возвращается, громит городишко в щепы и массово похищает людей, в том числе шерифа, сына полковника и жену владельца салуна по прозвищу Док (Рокуэлл). Браслетина на руке Джейка «неожиданно» реагирует на появление неприятеля радостным помигиванием, и выясняется, что штуковина эта может стрелять не хуже самих инопланетных кораблей. С её помощью Джейк выбирается из опрокинувшейся повозки и сбивает один из НЛО, а наутро выжившие снаряжают экспедицию по следам пилота-подранка с зелёной кровью, убегающего туда, откуда прилетели инопланетяне. Джейка вербуют в обязательном порядке, а настырная барышня, названная Эллой, шерифов внук-сиротка и пёс увязываются самостоятельно. По дороге Лонерган заезжает в свой дом, который, вместе с девушкой (само собой – возлюбленной), снился ему во время отключки, и вспоминает, как принёс ей награбленное золото, а монеты вдруг сплавились, улетели сквозь потолок, и туда же – сама девушка. А золото это тем временем желают стребовать с него обратно не только его законный владелец Долархайд, но и его бывшая банда, с которой он сталкивается на большой дороге. У нового главаря бандитов он узнаёт новые подробности своей биографии – что, ограбив с ними дилижанс, сбежал со всей добычей к какой-то «шлюхе». Оружие пришельцев снова приходит на помощь – Джейк стреляет в главаря, и наш маленький отряд улепётывает от внушительных размеров банды. Поредеть оный отряд успел, поскольку у него за плечами уже была ночёвка в перевёрнутом корабле, анекдотично валяющемся в степи, где посреди ночи на мальчонку нападает отдалённо-гуманоидная тварь с ложноножками и душит заступившегося за него священника – после чего многие, конечно, экспедицию покидают. Во время скачки на преследующих и преследуемых обрушивается воздушная армада, но Джейк почему-то не торопится применять против неё свой чудо-нарукавник, а когда один из кораблей хватает Эллу, бросается в погоню верхом. Запрыгнув на крыло, он устраивает крушение самолётика в озёрные воды, при том что все удивительным образом выживают – включая инопланетянина. Читать дальше

«Восстание планеты обезьян» не назовёшь очередным поклоном в сторону древней космической эпопеи о противостоянии двух рас, одна из которых де-факто более примитивна и обязана своим возникновением другой. Новый фильм, скорее, спорит с ней – недаром главным героем теперь стала обезьяна, а не человек, и, лишённый человеческих черт, в отличие от своих собратьев с обезьяньей планеты, этот земной герой – именно Герой без страха и упрёка, по которым истосковалось массовое кино. Пожалуй, «Восстание» - самый «правильный» блокбастер со времён «Района №9». Всё начинается с лаборатории крупной компании, где Уилл Родман (Франко) разрабатывает вирусный препарат для восстановления работы мозга, чтобы спасти от болезни Альцгеймера своего старого отца (Литгоу). Подопытная шимпанзе, получившая прозвище Ясноглазка за появление зелёных пятен на радужке, демонстрирует небывалое повышение интеллекта и с лёгкостью решает сложные головоломки. Однако вместо того, чтобы спокойно предстать перед комиссией спонсоров, она впадает в бешенство, разносит пол-лаборатории и погибает от пуль охраны на столе переговоров. Глава фирмы Джейкобс (Ойелоуо) приказывает остановить проект и уничтожить всех шимпанзе, но работник лаборатории Франклин (Лэбин) просит Уилла спасти новорожденного сына Ясноглазки, которого она и защищала. Зеленоглазый малыш, названный Цезарем (Серкис), полюбился Родману-старшему и с первых же дней проявляет недюжинную сообразительность, опережая в развитии человеческих детей, и Уилл стал вести наблюдения. Пока Цезарь играет в шахматы, рисует и учится общаться на языке жестов, состояние отца Уилла становится всё хуже, и он решается выкрасть из лаборатории и ввести отцу свой препарат – память старика становится лучше прежнего. Благодаря советам и обаянию Цезаря Уилл знакомится с ветеринарным врачом Каролиной (Пинта), и вскоре она становится его женой. Они любят приезжать в заповедник, где Цезарь оказывается в своей стихии и может самозабвенно лазать, бегать и прыгать по гигантским секвойям. Но он вырастает во взрослого шимпанзе с человеческим разумом, и поводок с ошейником его угнетают – он задаёт вопрос, кто он такой: человек или домашнее животное? Тогда Уилл опрометчиво показывает ему свою лабораторию и рассказывает ему о его происхождении и причине его превосходства над другими животными. Тем временем организм отца Уилла научился бороться с вирусом, его болезнь возвращается и стремительно прогрессирует, и когда из-за своей патологической забывчивости он разбивает машину соседа и тот грубо толкает его, Цезарь, защищая члена своей семьи, нападает на обидчика. Его забирает служба контроля за животными и уверяет в хороших условиях содержания – но на прогулку в вольер обезьяны выходят лишь изредка, а в остальное время живут в маленьких тёмных клетках и питаются помоями в подвале, где надсмотрщики-отморозки развлекаются со шлангом с ледяной водой и электрошокером. Уилл пытается собрать нужные документы и забрать его, но угасающий рассудок отца для него важнее, и он рассказывает Джейкобсу о влиянии препарата на своего отца. Исследования незамедлительно возобновляются, и подопытных шимпанзе забирают как раз из того зверинца, в котором прозябает Цезарь. Сначала он рисует мелом на стене своё окно, в которое дома смотрел со своего чердака, но когда Уилл с Каролиной приходят его навестить, но не забирают его с собой, - вторичного предательства не может простить даже обезьяна. И Цезарь медленно и вдумчиво готовится к побегу: добывает перочинный нож и с его помощью открывает свою одиночную камеру. Выпускает огромную гориллу, никогда не ступавшую на искусственную траву вольера, и с её поддержкой ставит на место своего обидчика, мускулистого вожака стаи. Когда Уилл возвращается и хочет силой увести своего шимпанзе, Цезарь делает свой выбор читать дальше

Большинство ныне живущих знают Кубу как «страну победившего социализма, где симпатяга Фидель Кастро». Куба, "такая красная страна, как наша двадцать лет назад", действительно до сих пор живёт и дышит революцией, что сильно роднит её с Мексикой, такой, какую нам показал киноальманах «Революция, я люблю тебя». И теперь документальный фильм «Родина или смерть» Манского убедительно доказывает, что жизнь на Кубе отнюдь не является воплощённой мечтой о солнечных пляжах, приветливых полуголых мулатках и купающихся в роме сигарах. В этом лозунге революционеров, «Patra o muerte», «или» заменяют на знак равенства – родина не даёт ни малейшей надежды сражавшимся за её будущее. Камера входит в дома тех, кто родился до революции, оставившей им награды и карточки на еду, которой всё равно не хватает. Когда мы первый раз «проезжаем» по безлюдным улочкам приморского городка, обшарпанные, полуразрушенные дома кажутся давно вымершими и заброшенными. Дорога приводит прямиком на кладбище, где на глазах собравшихся родственников рабочие деловито вскрывают тяжёлые плиты могил, достают человеческие кости, отряхивают их от земли, разламывают на кусочки и складывают в ящички, которые надписывают и ставят на полки специального помещения, хранение в котором праха нужно оплачивать. Одна из свидетельниц такого обращения с останками некогда близкого человека – вдова, воспитывающая дочь и племянницу, которым скоро исполнится 15 лет – важный срок, переходный между девочкой и женщиной, и для такого случая все накопленные деньги отдаются на пошив двух платьев. Две пары старушек – одна мать, другая дочь – живут в несколько разнящихся условиях, но характеризуют их сходно: «Я живу в аду и не знаю, есть ли рай, - говорит одна. – Я всё перепутала, да?..» Складывая пополам кровать вместе с постельным бельём под смешки зрителей, другая вторит: «Это концлагерь». Её кошка смотрит зеркало, а мать – чёрно-белый телевизор, идущий постоянными полосами. По дороге к очереди в пункт выдачи по карточкам скудного пропитания она достаёт из мусорных баков какую-то тару, напоминающую пластиковые стаканчики с картошкой-фри. Ещё один герой – сапожник, отказавшийся уехать с невестой в Голландию, чтобы не бросать больную дочь. Он танцует Rueda de casino, разновидность сальсы, и обучает желающих со всего света, будучи… одноногим. Фотографии учеников он хранит бережно вложенными в толстую анатомическую энциклопедию: «Русская книга. Крепкая, как все русские». На танцевальных вечерах перед клубом можно видеть белых и чёрных, местных и туристов, профессионалов и любителей-новичков… вся Куба танцует, и кажется, что здесь умеют танцевать все, от самых маленьких детей до древних стариков, - а что им ещё остаётся?.. Правда, музыканты признаются, что чаще их приглашают играть на своих собраниях приверженцы африканских шаманских культов – они пританцовывают и поют, впадая в транс, призывают духов своих умерших предков, которые вселяются в более и менее подготовленных адептов. В зависимости от того, весел дух или грустен, выбранное им тело, называемое «лошадью», может петь и танцевать – или рыдать и биться в конвульсиях. Это тоже отчаянная попытка найти надежду: спросить у духа, что ждёт тебя даже не в будущем, а в настоящем, и постараться разобрать его ответ. Помимо частных историй, короткий, в общем-то, фильм вмещает в себя удивительное множество деталей, мелочей и подробностей, из которых и складывается быт всего острова разом. Здесь до сих пор в школах перед началом занятий поднимают флаг и поют гимн, а в качестве домашнего задания изучают «идеи» местечкового лидера революционного рабочего движения; до сих пор сражаются с США, на рабочем месте уделяя минутку для зачитывания перед всем коллективом первой полосы газет, где главная новость – новая агрессия коварных империалистов, бессильных перед сплочённым кубинским народом. Читать дальше

В мире нет и никогда уже не будет второй Пины. Пина – это Пина Бауш, эпоха, мир, олицетворение танца, для которого она сделала столько же, сколько Бетховен для музыки или Микеланджело для скульптуры, по меньшей мере. Описывать и тем паче оценивать её творчество не имеет смысла – его необходимо видеть, и после смерти величайшей танцовщицы, год спустя, фильм Вендерса даёт нам такую возможность – настолько качественно, насколько это возможно. Танец Пины – не только «Танец страсти», а танец всех страстей, чувств, эмоций и состояний, какие только дано испытывать человеку; языком тела, в котором десятки тысяч сложнейших иероглифов, она владела в совершенстве, поэтому более никто не сможет повторить её хореографию. Её труппа творит волшебство – не просто пластический театр, а драматическую пластику, насыщенную психологической глубиной и множеством многомерных смыслов. Всё, что требовалось от фильма и что достигнуто им – показать всё это в достойной степени полноты, потому он не является ни байопиком, ни концептуальным артхаусом, ни документалистикой. Фильм-посвящение, фильм-портрет создан так, как хотела сама Пина: в нём практически нет её самой и есть то, чего она достигла. Крупные фрагменты четырёх балетов, отснятые в безупречном 3D с эффектом погружения, присутствия в зрительном зале, перемежаются фантастической красоты танцевальными этюдами, встроенные в среду, соприкоснуться с которой обширной аудитории даёт возможность только кинематограф, а «говорящие головы» танцоров молчат под звуки собственной речи или под тишину – их глаза говорят гораздо больше о том, что значила для них Пина и как велика потеря. «Весна священная», развитие традиций Нижинского, - языческий, яростный танец на красно-буром торфе, стремительный и неистовый шаманский пляс, чёткое разделение противостоящих мужской и женской сил. Лица перепачканы сырой землёй, и этот естественный грим создаёт образы более яркие, выпуклые и фантастические, чем любая компьютерная графика; «Какие все страшные», - перешёптывается публика с попкорном. Плотская, грубая, мощная, первобытно дикая и свободная пластика, слаженность обрядовых, сакральных движений, подспудно гнетущий, пугающе мучительный эротизм – то, что мы потом увидим у Терзопулоса и Такеши Сузуки. И вот совсем иной Café Müller – спектакль, в котором мы можем видеть саму Пину и убедиться, что до последнего года она была прекрасна в самом человеческом смысле этого слова, внешне и внутренне; она танцует, закрыв глаза – потому что только так можно видеть лучше, когда выражаешь себя через движение, ведь слова часто обманывают и запутывают, равно как и зрение. Живой шедевр, «Кафе Мюллер» - танец-сон, сон наяву, сомнамбулическое движение бесплотных, невесомых, хрупких женских духов, слепо мечущихся в замкнутом пространстве, полном хаотично нагромождённых препятствий, которые мужчины должны успевать в последний момент отбросить с их пути. Изящная, плавная или изломанная пластика беспомощных сновидцев, натыкающихся на стены, падающих без поддержки, всеми забытых – или измученных вниманием, но пытающихся сквозь остановившееся время и пространство в самом условном, самом архетипическом кафе прорваться друг к другу, найти, встретиться, проснуться, чтобы снова жить. Kontakthof – и снова что-то другое, не похожее и похожее на всё предыдущее: современные типажи, элементарные жесты, легко узнаваемая поведенческая модель кастинга, ирония многократного повторения; возможности киносъёмки во мгновение ока превращают молодых «соискателей» в пожилых, позволяя острее обозначить разницу и сходства, ощутить процесс неуловимого старения. И, наконец, Vollmond, «Полнолуние» - борьба с водной стихией, читать дальше

«Облава» Розлин Бош – фильм без героя. Равную важность в нём представляют три большие еврейские семьи из Парижа – Вайсманны, Зиглеры и Траубе, но вряд ли имеет смысл представлять по отдельности всех их членов. Их объединила одна общая катастрофа, - и их же бытовые взаимоотношения заслонили масштаб этой катастрофы. Сначала все ужасы исторического события нам последовательно показывают, плавно меняя кадры документальной кинохроники под титрами на цветную картинку: оккупанты давят на французское правительство, настаивая на выдаче евреев, и оно соглашается в обмен на возвращение своего контроля над полицией, оправдывая себя тем, что избавляются от эмигрантов. Фашистам не нужны дети, но французские власти заявляют, что их социальные учреждения не справятся с таким наплывом сирот, а значит, детей нужно забирать вместе с родителями. Выбирают, чтобы облава проводилась не 14 июля, в праздничный день взятия Бастилии, а 16 июля. Так в 4 часа дня указанного числа началась крупнейшая облава в истории человечества, в результате которой было задержано свыше 12 тысяч евреев, поспешно лишённых французского гражданства, треть которых составляли женщины, дети и старики. Полиция не выполнила план: парижане укрыли около тысячи человек. Арестованных согнали на огромный стадион Вель-д’Ив, оставляя на улицах города брошенные вещи, тела самоубийц, людей разлучённых с друзьями и родными и людей злорадствующих, а так же счастливо избежавших общей участи: одну девушку спасают проститутки, выдавая за свою, другой помогает священник, советуя изменить имя. На стадион прибывает добровольцем юная медсестра Аннет Моно (Лоран) и видит жуткие условия скученности, нехватки воды, разгула детских и не только инфекционных болезней и катастрофической малообеспеченности медпункта персоналом и медикаментами. Доктор Давид (Рено) трудится не покладая рук, отправляя желающих вырваться на свободу к старшему сантехнику, у которого есть пропуска, но таких немного: остальные не могут бросить свои семьи. Французские пожарные, пригнанные следить за шлангами, разливают людям воду и собирают записки для оставшихся по ту сторону кордонов. Аннет знакомится с маленьким мальчиком Ноно (ди Кончерто) и, узнав, что его мать умерла, берёт над ним своеобразное шефство. Когда после двух дней, проведённых на стадионе, евреев отправили во французские лагеря для «нежелательных элементов», Аннет отправляется туда вместе с детьми. В лагере она садится на тот же паёк, какой выдают узникам, строчит письма префекту округа и, наконец, встречается с ним, чтобы показательно упасть в обморок ему на руки, что, впрочем, ничего не меняет. Из лагеря на восток идут эшелоны, и кто-то ещё надеется на лучшее, а французское правительство делает вид, что верит, будто нацистам нужна еврейская рабочая сила, - но им нужен пепел, который скроет количество жертв. Крематории строить не успевают, и трупы сжигают прямо под открытым небом. Поездов не хватает, поэтому детей разлучают с родителями: разделив их колючей проволокой и рядами солдат, угоняют сначала мужчин, потом женщин. Но французские власти обеспокоены скорейшим решением вопроса о детях и стремятся «из гуманных соображений» поскорее «воссоединить их с родителями». И дальше начинаются чудеса. Мальчик Жо (Левердез) сбегает из лагеря со своим другом, вытащив из параши, куда перед отправкой на смерть люди сбрасывали все драгоценности, неизвестно как там оказавшуюся карту местности. Аннет падает в обморок как раз перед тем, как детей увозят, и опаздывает на перрон, откуда отходит поезд; откуда-то не менее таинственным образом возникший врач де Голля сообщает ей, что по прибытии всех его пассажиров отравят газом. История проматывается до 45 года, читать рецензию дальше