Встала рано и была в очереди, когда она ещё только едва завернула за ближайший угол здания. Запускали большими партиями, и стоять пришлось недолго - замёрзнуть я не успела, хотя дремала стоя, как слон. В залах Караваджо царил полумрак и очень удачное, если смотреть с правильного угла, освещение, но было очень многолюдно и тесно. Бойкие бабушки-экскурсоводы вклинивались между публикой и картинами с группами дошколят и начинали громко вещать, задавая самые омерзительные для любого искусства вопросы - "О чём эта картина" и "Что происходит". Также и простые зрители сочли своим долгом взять с собой маленьких детей, как будто выставлялись по меньшей мере эскизы к Смешарикам. Нет, я не против детей и понимаю, что в воскресенье их оставить не с кем. Я против того, чтобы врать детям, "чтобы было понятней". Но особенно омерзительны были аннотации - к каждой картине по тексту, занимающему столько же места. Караваджо, должно быть, неоднократно перевернулся в гробу, когда его выставили последовательным религиозным фанатиком, похлеще иных монахов, и любителем сплошных аллегорий. В общем, для того, чтобы получить от выставки удовольствие, а не наоборот, настоятельно рекомендую воздержаться от прочитывания и прослушивания бреда в лучших традициях церковно-приходских школ. И, наконец, подборка картин (их привезли 11) также сделана так, словно предназначается для детских глаз: ничего слишком "крамольного". В основном это работы не слишком удачные: более поздняя версия "Ужина в Эммаусе", "Поклонение волхвов" с похожими на лосих коровами, "Бичевание Христа" с приплясывающим Иисусом, топорненький "Франциск Ассизский" и последняя картина Караваджо, "Мученичество святой Урсулы". Из известного - два "Иоанна Крестителя" (игривый обнажённый мальчик с бараном и более поздний, раскопанный недавно, парень посерьёзнее), одна из самых ранних работ "Юноша с корзинкой фруктов" (предполагаемый автопортрет) и "Спящий Амур". Шедевры - "Положение во гроб" и, конечно, "Обращение Савла". И Савл стоит того, чтобы долго смотреть на него вблизи. Впечатление кардинально отличается от репродукций, на которых всё внимание перетягивает лошадь. Глядя снизу вверх, видишь в первую очередь лицо и руки Савла, и это лицо красиво, и в нём - целая история или несколько.
Блейка - много и качественно. Циклы раскрашенных отпечатков - уникальных иллюстраций к библейским сюжетам, Божественной комедии и современной автору поэзии с подробными комментариями. Всё, за что мы знаем и любим Блейка: средневековая мистериальность, ложная примитивность, величественность, впечатляющая пластика тел, ангелы и демоны с пустыми глазницами, ветхозаветные легенды и придуманные им божества, симметричность "пророческих видений". Не менее интересна подборка современников и последователей - "визионеров", от шекспировских кошмаров Фюсли через прерафаэлитов к гротеску Бёрдслея и антропоморфным фигурам Фрэнсиса Бейкона. Да, Beata Beatrix Россетти ("Музы, рыдать перестаньте..." Гумилёва) - тоже там! В общем, обязательно посетите - обязательно откроете для себя хоть что-то новое.
После выставки я сходила на выборы. Как совершеннолетний, блин, наконец-то человек. Народу было немного, наблюдатели были очень наблюдательны - трое парней: один спал сидя, остальные двое чем-то были увлечены на экране ноутбука. Меня нашли в списке, сказали расписаться, не переворачивая тетради, и выдали бюллетень. На которой я взятой из дома ручкой нарисовала красивую жирную галочку за Тыблоко. И опустила в самую обычную урну с прорезью. :)
Спойлеры, много спойлеров!

Ян Артюс-Бертран уже известен отечественной публике благодаря потрясающему фильму «Дом», созданному им вместе с Люком Бессоном. А теперь до московского Мультимедиа Арт Музея доехал его масштабный проект «6 миллиардов других» совместно с фондом Good Planet: в течение шести лет съёмочная группа объехала 83 страны, взяла свыше шести тысяч интервью на более чем 45 языках, задавая людям 40 одинаковых вопросов. Получились фильмы для показа не в кинотеатре, а в музее – выставка избранных портретов жителей нашей планеты, общая продолжительность которых на сайте 6 billion others составляет 25 часов. К слову, сайт переведён на русский и, несмотря на сложности в навигации, зарегистрироваться на нём и ответить на вопросы через вебкамеру, видео или текст может каждый – равно как и ознакомиться с ответами остальных пользователей методом случайного тыка. 6 миллиардов – это количество людей на планете, постоянно увеличивающееся и стремящееся к семи миллиардам, и задача проекта, по словам Артюса-Бертрана, - показать красоту людей и изменить мир к лучшему. Неизвестно, какими критериями пользовались создатели короткометражек при отборе материала, но итог, пожалуй, меньше демонстрирует разнообразие и одновременное сходство людей, чем недавно отгремевший похожий проект «Жизнь за один день», - хотя безусловно интересен и достоин внимания. Непосредственно в выставочном зале – инсталляция «Мозаика»: несколько вопросов, на каждый по нескольку ответов от «говорящих голов», выделяющихся из полотна, состоящего из человеческих лиц. Отсюда мы узнаём, что кто-то больше всего боится, что Бога нет, кто-то – что Бог есть; что очень многие в детстве мечтали стать лётчиками, и так далее. Это скорее тизер к остальным фильмам, которые можно и нужно посмотреть в кинозале и которые посвящены каждый одному из наиболее актуальных и личных вопросов. Первый сюжет – «Как удержать любовь?» - представляет достаточно грустное зрелище: о любви как таковой никто не говорит. Говорят о любви ко всем окружающим людям или только к родным и близким, о любви к самому себе, рассуждают, не слишком ли много или, наоборот, слишком мало любви они отдавали. Говорят о тяжёлой жизни в браке, когда «огонь» приходится поддерживать изо всех сил и средств, удивляя партнёра всякими неожиданностями в меру фантазии каждого – одна пишет «любовные записочки», другая каждый день одевается по-новому, хотя муж гуляет всё равно. Говорят о необходимости «проявлять» любовь – словами, объятиями-ласками, готовкой, заботой-вниманием или просто отсутствием измен и жестокого обращения, кто уж во что горазд. Рождение детей для многих значит крест на чувствах, - а когда чувств уже нет, людей удерживают вместе те же дети и/или нажитое совместным трудом. Говорят о том, как помириться после расставания, покорно и униженно ждут возвращения бросивших супругов. Интереснее фильм «Легко ли вы прощаете?», в котором, неожиданно, особенно много русских респондентов. Кто-то думает, что может всё простить, кто-то не может простить ничего, кто-то навсегда обижен на пустяки, а у кого-то есть серьёзные причины не прощать: например, убитые или замученные родные и близкие. Некоторые не могут простить своих родителей, многие не прощают военных преступников, государственный террор: герои сюжета – и беженцы из Дарфура, и жертвы режима Красных Кхмеров. Третий фильм – «В чём смысл жизни?»: на этот вопрос некоторые не знают ответа. Для кого-то смысл – в профессиональной или бытовой деятельности или служении культу, для кубинцев смысл – само собой, в борьбе, для большинства он укладывается в стандартную программу выращивания детей, некоторые считают себя обязанными помогать или служить другим людям, кто-то отшучивался или впадал в банальные заезженные псевдо-философствования, но радует, что нашлись те, для кого смысл жизни всё-таки в любви или хотя бы в самой жизни как совокупности множества составляющих. Дочитать

Дыбр и выставка К 25-летию катастрофы на Чернобыльской АЭС на Берлинском кинофестивале прошёл незамеченным скромный полуторачасовой фильм Миндадзе «В субботу», посвящённый субботнему дню 26 апреля 1986 года – суткам, отделявшим взрыв реактора от начала эвакуации населения. Главный герой, партийная сошка Валерий (перманентно удивлённый чем-то Шагин со смешными усиками), с первых же кадров начинает бегать, а за ним бегает ручная камера, трясясь и создавая тем самым документальный эффект. Видимо, почуяв неладное, он бегом увязывается за машиной начальства, тайком пробирается куда не следует и случайно подслушивает спор учёных с чиновниками. Первые утверждают, что уровень радиации зашкаливает, вторые – что такого быть не может, приборы врут, нужно ждать комиссию из Москвы и не сеять панику; но самое страшное в этом фильме то, что все, кто говорит, будто не верит в возможность аварии на АЭС, на самом деле практически не сомневаются в этом – и потому панически боятся верить, цепляясь за малейшее сомнение и надежду. Эта надежда приводит к алогическому, самоубийственному поведению – все, кроме Валерия, оказываются беспомощными перед всеобъемлющим, безысходным, иррациональным ужасом крушения привычного мира, локального апокалипсиса. Вот где настоящее «коллективное бессознательное» - массовый самообман, иллюзия спокойствия и уверенности, защищённости и стабильности. Первым сходит с ума его упитанный босс – приказывает водителю со счётчиком Гейгера везти их к электростанции, чтобы воочию убедиться, что всё якобы в порядке. Вокруг станции земля усыпана графитом, её стена разрушена, над эпицентром – фантастическое жёлтое сияние. Наш герой драпает прочь, оставляя посреди пустой трассы отставшего, раскашлявшегося бедолагу, заглянувшего сверху в самое жерло развороченного реактора. На зависть живучий Валерий прибегает в женское общежитие и бегом тащит свою девушку на вокзал через город, в выходной день беззаботно гуляющий по тёплой солнечной погоде, но девушка – в парадных туфлях: каблук сломался, поезд ушёл. После долгого выбора новых туфель посредством примерки всего ассортимента в магазине нашу пару заносит в клуб, где у девушки остался паспорт; и вот она уже поёт на сцене, а гости веселятся на свадьбе друга Валерия. От своей певицы все музыканты группы, в которой под именем Джимми состоял когда-то и сам Валерий, узнают правду о катастрофе, но они не могут «хилять», пока не доиграют – это вызвало бы подозрения. С учащённым сердцебиением, взмокший Джимми садится за барабаны, подменяя бухого драммера Карабаса, играет, как в последний раз… теперь беготня до самого финала сменяется картинкой пира во время чумы, на котором только один видел чуму вблизи, но о страшных последствиях этого контакта ещё может только догадываться. Публике же невдомёк, что их разгул – это dance macabre, она веселится вовсю и осыпает музыкантов деньгами, которые складываются в общий чемодан; когда кассу кто-то украл, парни заподозрили официантов и в отместку стащили несколько бутылок красного вина, которым и принялись «запивать стронций». Под пьяную руку, на нервной почве, Валерия дружно избивают, а тот как ни в чём ни бывало торопится в магазин и притаскивает товарищам ещё охапку бутылок опохмелиться. Это не осознанный героизм, это инстинкты, завладевающие сознанием, когда разум отключается, не в силах совладать с масштабами происходящего. В сумерках виден пожар, охвативший АЭС на противоположном берегу, кто-то на ходу запрыгивает на товарняк, но Джимми возвращается к друзьям и, уже не веря в то, что праздник когда-нибудь закончится, смиряется, как и все, опускает руки и присоединяется к веселящимся, благо очнувшийся Карабас принимает эстафету за барабанами. В процессе пьянствования друг признается ему, что догадался насчёт катастрофы – но, похоже, сам только в этот момент осознаёт, что его жена беременна – и обречена. Он заедает боль пригоршнями салатов, не замечая ничего и никого вокруг: ему всё равно, и Валере всё равно, и музыкантам – всё равно. Внезапно ночь сменяется утром, Валерия будит истерический смех – он просыпается среди друзей, читать рецензию дальше

Спалось урывками, проснулось рано, когда было уже светло, и долгое время я дремала, дожидаясь, пока проснётся мама, и начиная подозревать, что она проспала и уже больше часа. Наконец, за побудку домочадцев взялась бабушка, и оказалось, что ещё только двенадцать. Я засела за комп завтракать и продолжать готовиться к лекции о Жане Кокто и Жане Марэ, освежая в памяти числовые факты, на которые у меня всегда был склероз, даже лезть во френдленты не хотелось, чтобы самой же себе не перебивать настроение; потом посмотрела добиралово до Мультимедиа-арт-музея и вскоре после часа, спохватившись, включила мобильник. Прождав минут двадцать обещанного звонка и не дозвонившись самостоятельно, я написала Алисе, что мы будем на Кропоткинской через час, и пнула маму собираться. Собравшись, доехали мы как раз за час, точные, как часы, никого не обнаружили ни на платформе, ни на выходе, я снова не дозвонилась до Алисы, и мы неспешно пошагали по Остоженке. Я начала рассказывать всё, что считала нужным, стараясь быть краткой как Википедия, но музей оказался слишком близко, и, чтобы я успела договорить, мы прогулялись почти до самого конца улицы и обратно. На фасаде висели красные флаги: текущие выставки проходили по ведомству международного фестиваля «Мода и стиль в фотографии 2011». Взрослый билет стоил 250, студенческий – 150; девушка в окошке долго читала мой студак, несколько раз критически поглядывая на меня, переспросила: «какой-какой факультет?» и, услышав, что театроведческий, таки продала мне льготный. Когда мы сдались в гардероб, я решила начать осмотр снизу, с подвала; там первой нас встретила небольшая выставка «3D семидесятых» - трёхмерные открытки, привозившиеся в Россию из-за рубежа. Многие открытки мы узнали – у нас такие есть, да и если развесить так же по стенам содержимое наших альбомов, оно займёт не один выставочный зал (даже захотелось эти альбомы достать и пересмотреть). Далее проходила выставка, парная той, на которую я приехала: «Посвящение Марлен Дитрих» - фотографии и афиши из коллекции прославленного фотографа Люсьена Клерга; её предваряло «Приветствие Марлен Дитрих» Жана Кокто из его книги «Священные чудовища». И, наконец, если подняться из последнего зала этой выставки наверх, можно было попасть в последний зал выставки фотографий самого Люсьена Кларга со съёмок фильма Кокто «Завещание Орфея», в котором он за четыре года до смерти исполнил автобиографическую роль Поэта, а другие роли сыграли Юл Бриннер, Шарль Азнавур, Франсуаза Саган, Пикассо и, конечно же, Жан Марэ. Природа Прованса, живописные руины, красивый и аристократичный пожилой Кокто, кентавры с человеческими телами и лошадиными головами, настоящие цыгане, огромные «ненастоящие» глаза, маска Смерти и белые крылья Сфинкса… большинство этих роскошных фотографий в интернете вы не найдёте. Там же – афиши из коллекции Кларга с репродукциями рисунков Кокто; скоро все эти сокровища будут переданы в наконец-то готовый к открытию музей Кокто. Определённо, всем, кто хоть немного неравнодушен к кино, театру, поэзии, живописи, биографии etc Кокто и Марэ, эту выставку пропустить нельзя. После оной мы пошли по верхним этажам – три из них занимала масштабная выставка «Феллини. Гранд-парад» - фотографии, рисунки самого Феллини, проецирующиеся на стены фильмы… всё обойти было бы невозможно, я только мельком пробежалась мимо. Зато «Чёрное и белое» от Марко Делогу – интересная штука: фотографии трав и листьев, словно нарисованные чёрными и белыми штрихами, пятнами и кляксами, смазывающимися и смешивающимися; и чёрно-белые снимки звериных троп, следов и нор в земле с сухой травой и буреломом. А на предпоследнем этаже читать дальше

11.06.2010 За неимением средств на театр я решила выбраться на только что приехавшую из галереи Будапешта в нашу Пушкинку художественную выставку, покуда прохладная погода позволяет и не вся культурная публика ещё просекла фишку. Ночью почитав предположительно до двух, облившись репеллентом и быстро заснув (похоже, он не столько отпугивает комаров, сколько убеждает меня в том, что они не будут меня беспокоить, и я засыпаю от самовнушения), я проспала часов до одиннадцати и, позавтракав, неторопливо отправилась в путь под моросящим дождичком. Доехав до Арбатской, выйдя к Библиотеке и дойдя до Пушкинки, я при всём оптимизме и ожидать не могла, что очередь окажется небывало короткой – она протянулась вдоль всего одной стороны большого квадрата территории музея. Пристроившись в хвост, я засунула в уши наушники прихваченного с собой в кармане плеера в надежде скоротать время, однако тот оказался незаряженным и зашипел громче любой музыки, так что затею пришлось оставить. Но окружающие люди настолько взорвали мне мозг своей болтовнёй, что незадолго до входа я предприняла ещё одну попытку, решив, что шипение всяко лучше, и плеер даже проявил благосклонность и шипеть перестал, но тут как раз начали запускать очередную партию, достаточно большую, так что я смогла в неё попасть, простояв в общей сложности не более получаса. Сперва я подвалила сфотографировать к скульптурной композиции «Ночной дозор 3D» - объёмному повторению в бронзе шедевра Рембрандта, выставленному во дворе Пушкинки в рамках Черешневого леса – а затем пошла в музей за своим сторублёвым билетом. Выставка, как и обещалось, брала не столько количеством, сколько качеством – от одних имён уже захватывало дух: «Портреты юноши» Рафаэля, Джорджоне и Дюрера, «Едоки картофеля» Веласкеса, «Водоноска» Гойи, а так же Сурбаран, Эль Греко, Веронезе, Ван Дейк, Хальс, Стен, караваджисты, предшественники и ученики Рембрандта и Рубенса, голландские пейзажисты и многое другое. Пропустить такое просто невозможно – к тому же продлится выставка до конца лета. А вот переводил пояснения к картинам явно человек левый – из-под его пера вышли такие перлы, как «классицизирующий» и «маньеристический» вместо «классицистский» и «маньеристский». Пробродив по выставке около двух часов, голодная, но довольная я вернулась домой страдать ерундой и даже раньше обычного, всего лишь в половине двенадцатого, отправилась отсыпаться. А ещё появились результаты ЕГЭ по инглишу, у меня внезапно 86.
12.06.2010 Денег на театр по-прежнему не наблюдалось, в Художественном кинотеатре ничего дешёвого не обещалось, бесплатные или недорогие выставки были закрыты ввиду праздника, гулять до самого вечера было нереально, ибо погода неожиданно вздыбилась под 30 и я тихо плавилась даже дома перед распахнутым окном. Я пострадала ерундой, почитала, со скуки начала переводить описание драконов с Dragon Cave на будущую радость новичков, в семь часов вышла почитать на тенистой лавочке, затем прогулялась вдоль дорог в направлении Бреста, уже издалека убедилась, что на площади перед кинотеатром ничего не происходит, и вернулась дворами. Не знаю, насколько насыщенно пройдёт завтрашний день, но надеюсь, что прощаюсь ненадолго)

До На деревянных от холода ногах я дошла до входа, постояла в очереди в кассу, приобрела свой льготный билет за 150, избавилась от пальто и сапог, с удовольствием сдала торбу в камеру хранения, расправила настрадавшиеся плечи… и вспомнила, что в торбе осталась фляга, а пить захотелось неслабо. Впрочем, есть захотелось тоже, и я зарулила в буфет, где за неимением других вариантов выпила соку и поела шоколаду, подпирая стену, ибо все столики были заняты, причём вышеупомянутых невыносимых детей усадили за столик для работников музея с табличкой «не занимать». Затем – ноги согрелись, но спина продолжала болеть и, к слову, до сих пор болит – я поднялась на второй этаж, пересекла античный зал и снова поднялась – в залы выставки. Не буду тратить много времени и сил, перечисляя все привезённые из Парижа шедевры (визита «Авиньонских девиц» и «Герники», к сожалению, мы не удостоились), разбавленные картинами из коллекции самой Пушкинки, скажу только, что экспозиция получилась большой, подробной и очень интересной. Каждый зал посвящён отдельному периоду творчества Пикассо (голубой, розовый, иберийский, примитивистско-реалистический, кубистический, сюрреалистический и пр.), представлены не только живописные полотна, но и рисунки, гравюры, коллажи, скульптуры (в том числе «Коза», «Человек с ягнёнком», «Череп»), эскизы декораций и костюмов к Русским сезонам Дягилева, фотографии. Всё это вместе и по отдельности производит огромное и незабываемое впечатление – достаточно сказать, что я около двух с половиной часов бродила по выставке, практически не присаживаясь, иногда кланяясь картинам в пояс, когда держать злополучную спину прямо становилось совсем уж проблематично, и просвещая людей, которые «не могли найти» на картинах указанное в названиях («а где тут гитара? А тут где стакан?») или не понимали, кто есть кто на фотографиях. В общем, всем, кто хоть немного испытывает приязненные чувства к искусству (вне зависимости от жанровых и стилевых рамок, ибо Пикассо успел наследить везде, оставаясь уникальным явлением), сие мероприятие рекомендую настоятельно. Я же, закончив осмотр и увидев, что времени до курсов осталось всего ничего, заскочить домой я уже не успею, а пообедать надо, вынуждена была обойти вниманием какой-то соцопрос, забрать торбу, одеться, выскочить из музея и рвануть пешком до Арбатской. По дороге на лотке я заметила «Энциклопедию вампиров» Дж. Гордона Мелтона 98-го года издания, книгу, которую я прежде видела только один раз в жизни, несколько лет назад, и тогда у меня не было на неё денег, а теперь цена раритета упала до 290 рублей. Конечно же, как человек, повёрнутый на мифах и легендах, книгу я приобрела – более подробного труда о вампирах просто не существует, автор учёл даже все существовавшие в его время журналы о вампирах (с адресами подписки), общества любителей оных в частности и готики вообще (с почтовыми адресами), рок-группы, певшие о вампирах (95% этих групп сейчас уже никто не знает или не помнит). (Нет, эту книжку я никому не продам, не отдам и на почитать не одолжу!) Пробежав половину Старого Арбата, я добралась таки до ближайшей Шоколадницы, заняла столик у окна, сразу же затребовала официанта и заказала из постного меню гречки с опятами, быстро получила заказ, быстро поела, быстро затребовала счёт, тут же расплатилась и убежала. Прибежала в ГИТИС я вовремя; народу было мало, так что я перекочевала уже на третий ряд из пяти. Пивоварова прочитала лекции о Толстом и трёх ведущих актрисах третьей четверти XIX века – Ермоловой, Савиной и Стрепетовой. Добравшись до дома, я теперь думаю, пытаться ли мне завтра выбраться в ГИТИС на встречу с Мирзоевым, которую теоретически организуют только для студентов, или же таким макаром я рискую не успеть в театр и лучше остаться дома, русский сделать, например, продолжить выкладывать фотки с Патрика, и прочая. А пока думаю, ухожу стирать башку и прощаюсь до завтрашней рецензии)

Спать я позавчера легла относительно рано, встала же всё равно в районе одиннадцати-двенадцати; несмотря на уже нераннее время, я таки решила не менять планов – добралась до метро, доехала до Арбатской, пешком дошла до галереи имени Пушкина и, вопреки ожидаемому, не увидела огромной очереди, а смогла свободно пройти внутрь и взять билет. Как выяснилось, привезли только одну картину Тициана – «Портрет неизвестного с серыми глазами» из Флоренции, а также одну картину Мантеньи – «Святое семейство (с Иоанном Крестителем и святой Елизаветой)» из Дрездена. Постояв должное количество времени у каждого из шедевров, я отправилась побродить по соседним залам, ибо в такую жару гулять на улице я не в состоянии, а в музее вполне прохладно; однако у музея был один минус перед улицей – быстрым шагом там не походишь, а шатаясь от картины к картине, я быстро соскучилась, ибо выяснилось, что хоть я давно и не была на основной экспозиции Пушкинки, всю её помню хорошо. Поскольку скука не в меньшей мере высасывает жизненные силы, чем пекло, я покинула Пушкинку и направилась пешком в обратном направлении до Арбатской, дабы посмотреть, что можно посмотреть (простите за каламбур) в Художественном кинотеатре; я была там в районе половины четвёртого, с прискорбием обнаружила, что пропустила сеанс на Сказания Земноморья на три, и взяла билет на сеанс на Ночь в музее – 2, который как раз начинался. В зал я успела войти как раз под конец рекламного блока, подсвечивая мобилой, облюбовала себе удобное местечко, уселась и приготовилась просто отдохнуть. Поскольку первый фильм я не смотрела, мне не с чем сравнивать второй и полноценной рецензии я писать не буду, скажу только, что было вполне смешно, бодренько, кое-где романтично и кое-где патриотично – то бишь образцовая комедия для детей среднего школьного возраста с достойной компьютерной графикой, хорошим музлом, симпатичными актёрами и зверюшками и неизбежным хэппи-эндом. Когда я по окончании фильма (за чуть более чем полтора часа утомить он не успел) вышла на улицу, там наконец-то убойная жара сменилась прохладой, появился приятный ветерок, а главное – что-то мелкое активно накрапывало с неба, так что я не смогла отказать себе в удовольствии пройтись по Арбату до Смоленки, радостно задрав башку (благодаря этому я впервые заметила на фасаде одного из домов на уровне крыши находящейся напротив Вахтанговки рыцаря в арке). Вечером просидев между монитором и экраном телека до конца Саус Парка, то бишь до полуночи, ушла спать, утром не потрудилась посмотреть, во сколько встала, но примечательно только то, что, позавтракав, я решила таки вернуться в Художественный на Сказания Земноморья – благо жара не спадала и благодаря этому погода к прогулкам на природе не располагала, как бы мне ни хотелось выбраться куда-нибудь в Измайлово или Царицыно. Сказано-сделано: вышла пораньше, прошлась пешком до метро с заходом на почту (походу пора мне попрощаться с заказанной и оплаченной книжкой – мне она так и не пришла), доехала до Арбатской, взяла в кинотеатре билет и потопала оставшееся до сеанса время убивать прогулкой по Арбату. Дошла до зоомагазина, зашла в основное помещение и потом в отдел аквариумистики, где сто лет не была, дабы своим рыбам купить корма, попялилась на черепашек, лягушек, аксолотлей, крабов и прочую живность, да и потопала обратно – как раз минут за двадцать до начала и дотопала. Показывали Сказания в маленьком Синем зале, с DVD, народу было немного, кондиционер работал на славу, и в такой комфортной обстановке я посмотрела сие славное аниме от Горо Миядзаки, сына не нуждающегося в представлении Хаяо Миядзаки, по мотивам не нуждающихся в представлении книг Урсулы ле Гуин (поскольку один сюжет создали практически по всем четырём книгам, тем зрителям, которые их читали, лучше сразу абстрагироваться от этого факта и не ассоциировать аниме с ними). Можно, конечно, наброситься на режиссёра за отсутствие эпической глобальности, за чрезмерное морализаторство и настолько явное деление персонажей на сильных хороших и слабых плохих, что это убило интригу, но всё-таки стоит помнить: Япония – не Голливуд, и её спокойная созерцательность – как отдушина из мира вечно куда-то спешащих, сверкающих и шумящих мультяшек. Нарисованы Сказания красиво и со вкусом, хотя во многом в дебютной работе сына видны образы, прославившие отца, с красивой музыкой (за это тоже мы все любим качественное аниме), коробит только то, что от создателей не зависит – перевод, в котором замененный на экране ведьмой Паук всё равно озвучивается как Паук, а не как ведьма (прикиньте – баба называет себя в мужском роде и обращаются к ней так же?). В общем, сдаётся мне, что мульт несправедливо охаяли – смотреть его можно вполне, да и дракон там классный. И, наконец, оказавшись дома, я посмотрела по Первому фильм Жизнь после нас – небезынтересное руководство для писателей постапокалиптики с местами кривоватой, но по большей части вполне зрелищной компьютерной графикой и ещё более впечатляющими документальными съёмками (по крайней мере, меня порадовало – всегда хотела и по-прежнему чертовски хочу в Припять). Простым смертным кино полезно наличием двух красноречиво высказанных мыслей, вытекающих одна из другой: что когда-нибудь от человеческой цивилизации не останется ни малейшего следа (то есть вообще никакого, как будто нас никогда и не существовало), и что без человеческого присутствия наша планета была бы (и, вероятно, когда-нибудь будет), пожалуй, значительно красивее, нежели с оным. Впрочем, версии исчезновения людей с лица Земли у создателей фильма какие-то больно позитивные: переселение на другие планеты или вирусная эпидемия; то, что человек вполне способен уничтожить не только самое себя, но и весь окружающий мир путём экологической катастрофы или ядерной войны, они не учли, ибо это помешало бы изобразить величественный ренессанс природы. В общем, и это кино могу рекомендовать к просмотру – и на этой третьей недорецензии пора заканчивать, а завтра этот захламитель мировой сети пополнится новой полноценной: завтра у меня долгожданный очередной поход в театр (угадайте в какой, хехе). До встречи)

Умудрившись в воскресенье раньше часу ночи уползти спать, я мужественно отправилась в школу утром в понедельник с разыгравшимся, на фоне практически полностью прошедшего горла, насморком. Опоздала минут на десять, а в предбаннике уже сидели Лина и Макс – меня тоже охранник не пустил даже в раздевалку, но стоило ему выйти на улицу покурить, как мы подхватили куртки и портфели и дали дёру к лестнице и вверх, на алгебру. Русичка заболела, и сначала я понадеялась, что вместо того, чтобы целую пару ждать зарубежной истории, мы пойдём по домам после второй, однако историю устроили вместо русского, а уже с последней четвёртой пары нас отпустили; вечерком прогулялась до почты – так и не пришла ещё моя книжка, это уже начинает настораживать. А давеча школу я прогуляла, – чтобы выздороветь хоть немножко, да и отдохнуть заодно, – но дома весь день просиживать не собиралась: к двум часам сорока, обещанному афишей Яндекса началу сеанса, поехала на Арбатскую, в Художественный, смотреть Харви Милка. На автобусной остановке снова встретила чешущего в направлении станции Рабочий посёлок Лёху в сопровождении одной дамы с гитарой и одной девушки, и между нами состоялся диалог примерно следующего содержания:
- Ты что тут делаешь?
- Я тут живу) А ты что тут делаешь?
- Мы играли концерт в доме престарелых.
- А я тут живу и даже не знала, что тут есть дом престарелых Оо
Автобуса пришлось ждать долго, и в итоге я начала очень сильно опаздывать – примерно минут на десять, но афиша не обещала других сеансов в других кинотеатрах, поэтому пришлось поторопиться в надежде успеть хотя бы на конец открывающих титров. Однако облом оказался гораздо крупнее, чем я могла ожидать: когда я влетела в коридор кинотеатра, в расписании сеансов там не было Харви Милка, и в расписании над кассой его там тоже не было. На всякий случай я спросила билетёршу, и меня просветили, что читать надо внимательней – в их кинотеатре, дескать, вышеупомянутый оскароносный фильм пойдёт только с четверга (так что я уже знаю, где провести вечер пятницы). Пришлось мне разворачиваться восвояси несолоно хлебавши – но опять-таки не домой: приехала на парк Победы, где уже бурно росла трава на Поклонной горе и включили фонтаны, и спаслась от горячего воздуха и тёплого ветра в прохладе музея. Попускав слюни на оловянных солдатиков (на сей раз денег на пополнение коллекции не было – надо было платить за Интернет на май), я хотела было впервые прокатиться на тамошнем эскалаторе, который всегда на моей памяти не работал, а теперь его вдруг включили, но на меня закричали и послали меня на лифт. Таким макаром я впервые прокатилась на тамошнем лифте, который также всегда считала неработающим (а может, он таким и был) до пятого этажа, где перво-наперво вошла в галерею и ознакомилась с выставкой небезызвестного хорошего художника Белюкина – автора знаменитых акварелей к Евгению Онегину, карандашных портретов воинов-афганцев – пациентов госпиталя, и, конечно же, замечательных пейзажей, в первую очередь русского севера. Потом я долго бродила по выставке, посвящённой пропагандистской борьбе Второй Мировой, на которой были представлены плакаты, листовки, газеты, распространяемые противниками на линиях фронта друг друга, а так же фотографии и документы, относящиеся к антифашистским школам и организациям России и Германии, к русским и немецким военнопленным, трофейные вещи и короткий фильм. Сегодня же я отучилась только геометрию и алгебру, а потом нас согнали на концерт в честь грядущего Дня Победы; все расселись по галёрке, я села на третий ряд, хотя и оттуда было не очень хорошо слышно. Сначала с нами поговорили двое ветеранов из всех приглашённых (среди них даже были ветераны Первой гвардейской Руссиянова), потом некоторые ученики спели песни, прочитали стихи; начали гимном России, закончили гимном Москвы. После концерта поехала домой (вряд ли что-то было ещё после него), после обеда же вывалилась вскоре опять на свет Божий, поехала до Смоленской, потопала по Арбату до театра Вахтангова, дабы впервые переступить его порог на правах зрителя. Путь мой лежал в малый зал, то есть сначала в фойе с гардеробом, где приобрела и изучила концептуальную криво сложенную программку, а уже потом вместо первого звонка нас просто позвали на третий этаж пешочком, впустили в маленький – всего в пять рядов – зал без сцены, того типа залов, который я особенно люблю. И с пересадкой суетиться не пришлось – место моё было в самой середине первого ряда (все билеты в этот зал по одной цене, так что кто первый встал – того и тапочки), и ждать долго не пришлось – публика расторопно заполнила этот зал почти битком. Свет погас, начался «Матрёнин двор» - без двадцати минут двухчасовой спектакль к 90-летию Солженицына, поставленный чуть больше года сему назад.
На сцене всего два человека – автор, Игнатич, да сама Матрёна. Перевоплощения их сведены к минимуму – ведь весь сюжет в большей степени вложен в их уста в виде рассказа, где неспешного, где эмоционального, и лишь в меньшей степени сыгран в полном смысле этого слова. Поэтому это почти что моноспектакль, только на двоих – и, может, лучше было бы увеличить количество исполнителей ролей, действия, но не стоит забывать, что театр – не кино, и ему не под силу втащить на подмостки дом, огород, трактор, поезд, так что пусть уж всё остаётся как есть. Ведь есть то, что язык не поворачивается обозвать просто прочтением текста классика (а текст прозвучал практически весь, так что просмотр спектакля вполне может заменить прочтение повести) – есть живое, искреннее, с настоящими слезами сопереживание ему, созданное актёрским талантом и мастерством. Есть деревянный домик, от которого к концу спектакля остаётся один только крест, есть вкусный запах травяных веников, замечательные музыка и освещение, и можно простить плюшевую кошку, когда во всех прочих деталях деревенской избы соблюдена безукоризненная достоверность. Всё это добилось того, что от спектакля и требовалось: не утомить, а зацепить шершавым солженицынским слогом, донести всё то, что должно было быть донесено, а большего и не надо. Мне понравилось – а стало быть, посмотрите и вы, надеюсь, вам понравится тоже.
От Вахтанговки по вечернему Арбату я пошла уже до Арбатской, где подземный переход и дорога от него к метро мимо кинотеатра, как обычно, превратились в две полноценные концертные площадки со всем необходимым оборудованием и благодарной публикой; на второй играли Беспечного ангела, и я максимально сдержала шаг, но задерживаться не имела права и вот – приехала домой. Завтра, накануне праздников, меня снова ждёт поход в театр, далее рецензия; на праздники запланированы Харви Милк, Росомаха и хороший выгул (что зависит, впрочем, от капризов погоды). Следите, в общем, за новостями)

Худо-бедно выспавшись, я сегодня решила осуществить своё намерение посетить открывшуюся давеча выставку «Подарки Экспо 2009» и засим поехала до Библиотеки, откуда, немного заблудившись сперва в подземном переходе с непривычки (давненько там не была), вышла к Манежу. Ничтоже сумняшеся дотопав до его главного входа, я сунулась в металлодетекторы, но там меня спросили, не организация ли я; получив отрицательный ответ, мне сообщили, что вход для частных лиц – с другой стороны. Пришлось возвращаться, тем самым описав вокруг Манежа полный круг, и входить в заднюю дверь, но и там облом: мне заявили, что пускают только по приглашениям, имеющимся у специалистов. Постояв перед металлодетекторами и посмотрев на публику, бродившую между павильонами и стендами, я пришла к выводу, что многоуважаемая охрана явно темнит, ибо среди посетителей были личности моложе меня – это раз, и какой смысл специалистам устраивать выставку, которую увидят другие специалисты? – это два. Однако вступать в конфликт с секьюрити я не стала, ибо моим запасным парашютом была Пушкинка, до которой оттуда недалеко было дойти пешком. Там проходила непривозная сборная выставка немецкого, австрийского и швейцарского рисунка «От Дюрера до Клее», где, помимо указанных в названии, фигурировало ещё несколько известных фамилий (впрочем, все они были представлены двумя-тремя рисунками). Хоть я и не любитель мелкого жанра, выставка порадовала несколькими воистину симпатичными произведениями акварели и графики среди однообразных академических штудий; мне же особенно приятно было видеть парочку заочно знакомых мне и довольно-таки любимых сепий Каспара Фридриха. В общем, для общего развития советую эту выставку посетить (это осуществляется по билету на основную экспозицию, стоящему полсотни для льготных категорий) – я, по крайней мере, усердно обошла её всю в хронологическом порядке (который был несколько нарушен размещением экспозиции) и только потом покинула музей. Ещё по дороге к нему я начала было подумывать о том, чтобы после выставки пешком дойти до Лубянки и зайти в Библио-Глобус, но погодка выдалась настолько холодной и ветреной, что я не рискнула осуществлять продолжительные прогулки и юркнула в уютную подземку уже на Боровицкой. Впрочем, оттуда одна остановка была до Полянки, и именно туда я и поехала, дабы зайти в Молодую Гвардию – большой и недорогой книжный, где я если раньше и была, то очень давно, ибо обычно туда ездит моя мама. Там тут же отыскалось и Метро 2034 по божеской цене в 350 рублей, а также обнаружился коллекционный отдел, где помимо всего прочего была витрина с каменными фигурками. Разных свиней там было аж три штуки: шунгитовая – примерно за 350, яшмовая – примерно за 750 и самая маленькая из них, из розового кварца – примерно за 900; я уже была не при деньгах, но на будущее записала в анналы долговременной памяти, ибо каменные свиньи всё-таки не на каждом шагу продаются. Безуспешно поискав сборники комиксов и прихватив для кучи свежее издание справочника ВУЗов Москвы, с Полянки я уже поехала домой, немедленно начав читать своё долгожданное приобретение – пахнущую бензином, с ещё липким переплётом и тиснёными знаками «Метро 2034» на обложке, книжку. И до сих пор я так и не смогла вырвать её из своих цепких лапок, и это при том, что с утра я начала перечитывать (а стало быть, в идеале должна и закончить) Завтра была война, на постановку которой в Щепкинском театре я и пойду завтра вечером. Стало быть, завтра и ждите с рецензией, на сегодня у меня всё, а на картинке вы можете лицезреть зловредного Лагмонстра, поселившегося в уже неделю как не работающем ДрагКейве.)

В понедельник я совершила чудо: я получила четвёрку (не двойку!) за самостоятельную по алгебре на производные. Во вторник выяснилось, что у меня четыре за контру по истории, плюс литераторша, собака, поставила мне четыре за домашку, ибо у меня не были указаны мысли Обломова об Алексееве и Тарантьеве, потому что их и у Гончарова не было тоже. В среду я отсидела только два первых урока – на первом что-то решила у доски, а на втором мы писали контру по геометрии (вернее, кто-то, может, и писал, а я только сделала чертежи ко всем трём заданиям и второй решила через задницу, так что в итоге получила пару). Потом десяток человек, включая меня, заранее записавшихся или, в случае с Асенцией, записанных, отправился с нашей школьной культурологичкой на экскурсию в Третьяковку; я ожидала, что она будет халявной, но с нас потребовали по 100 рублей, и за нас с Асенцией заплатила Полина. Поехали до Полянки, там пошли уже хоженым в этом учебном году маршрутом через Замоскворечье пешком до Третьяковки; на сей раз я взяла с собой фотик и таки сфотографировала тамошний храм (Никольский, кажется), для чего с фотиком пришлось долго препираться и немного отстать от остальных. В Третьяковке я отправила торбу и сапоги в камеру хранения, напялила бахилы на туфли и почувствовала себя крайне уютно, особливо при том, что хоть Третьяковку я и знаю уже наизусть настолько, что экскурсии могла бы водить с закрытыми глазами, я в ней давно уже не была и заметила, что соскучилась. Культурологичка сама была нашим экскурсоводом, показывала, рассказывала, задавала вопросы и заботилась, чтобы нам было где присесть и чтобы мы не сталкивались с другими группами; всех она заставила записывать, кроме меня, ибо я решила, что не знаю, запомнить, а знаю я, как выяснилось, весь необходимый минимум сведений об отечественной живописи, помимо дат, которые мне и записывать бесполезно – цифры я не запоминаю патологически. Впрочем, дальше Крамского мы не дошли, а основной темой экскурсии была всё-таки не живопись как таковая, а её связь с отечественной литературой; и как бы урывочно мы ни перемещались по залам, мне было интересно и удовольствия от созерцания хоть и привычных уже, но шедевров я получила немалое – в итоге два часа пролетели как пять минут. По окончании экскурсии я не могла не затащить Асенцию в новооткрытый Врубелевский зал, в который так много лет не было доступа, ведь Врубель – моя единственная вечная любовь (т.е. одна из). И вот что скажу я вам: в этом зале всё роскошно – высокий потолок, лиловые стены, полумрак, и само его строение почему-то напомнило храм: центральное широкое помещение, два узких крыла по бокам его, и узкие высокие панно – как готические витражи. Когда я поторчала немного у любимого Демона и не без сожаления покинула зал, мы с Асенцией отправились на выход, хотя если б у ней не болел желудок, я бы протащила её по всем залам, оставшимся нами необойдёнными; спустившись в гардероб, большинство народу мы уже не обнаружили, но нам никто нужен и не был – тем же маршрутом мы дошли до Полянки и разъехались по домам. Четверг – очередной трояк по латыни и вполне удачно написанная пробная контра на Конституцию по праву. А пятница 13-е в своей учебной половине полностью оправдала свою репутацию: пронесло на химии, зато отымели мозг на географии и французском, а из-за первой я опоздала в буфет и в итоге съела только полбатончика мюсли на одной перемене и оставшуюся половину на другой. Дома появилась злым, голодным, уставшим существом, на то, чтобы отдохнуть и пообедать, оставалось меньше часа, так что успеть осуществить как следует удалось только второе. А все эти жертвы, собственно говоря, искусства ради: ведь на сегодня, если кто забыл, у меня был запланирован выбившийся из общего субботнего графика театральный день, и не где-нибудь, а на родной Покровке, где я около месяца не была и успела уже соскучиться. За этот месяц произошли там некоторые перемены: помимо уже знакомых двух администраторш появилась ещё одна, и гардеробщица была новая, и касса получила апгрейд в виде стеклянной защиты от посетителей, и новую книгу отзывов положили – старая, видимо, закончилась. С программкой и репертуаром на март я засела в буфете и обнаружила, что в последнем я уже все спектакли посмотрела; когда же напрягла память, пришла к выводу, что непосмотренными на Покровке у меня остались только два спектакля, и на один из них – на Три сестры – я иду в следующую субботу (впрочем, буфетчица мне по секрету наябедничала, какие премьеры репетируются). С привычной уже задержкой позвали в зал; место на сей раз у меня было – лучшего и пожелать нельзя: самая середина третьего ряда.
А смотрела я «Феномены» - комедию, которая действительно смешная, но не меньше, чем смеяться, заставляющая и задумываться. Комедию, просто и понятно доказывающую, что для того, чтобы быть сверхчеловеком, надо быть человечным, а не видеть сквозь стены или передвигать предметы силой мысли. Комедию с увлекательным, непредсказуемым сюжетом, которая вряд ли заставит заскучать даже самому взыскательному зрителю. И, наконец, комедию трогательную, оптимистичную, праздничную, как нельзя более удачно приуроченную к завтрашнему дню всея влюблённые, то есть совершенно не похожую на то, что сейчас принято называть комедиями. Те, кто уже читал какие-нибудь мои прежние рецензии с Покровки, могут на этом закончить чтение этой, ну а те, кто о том, что это за театр такой, ещё, не дай Бог, не знают, могут быть уверены, что вышеописанная история воплощена талантливейшими актёрами (меня весьма порадовали те, которых я раньше ни разу не видела на сцене Покровки – Бунькова и Емельянов в главной роли), в правдоподобнейших декорациях, с безупречным освещением, уместным музыкальным оформлением (меня снова баловали Высоцким, за что Покровке снова большое спасибо) и… с фокусами. Да-да, с фокусами – и хоть, глядя на сцену, ты, конечно, понимаешь, что рюмка не поползёт по столу, лампа не кивнёт головой, а телевизор не закружится сами по себе, но почему-то вера в чудеса в эти моменты просыпается всё равно. А разве не это – наиболее благоприятное условие для выхода со спектакля с бесценным запасом положительных эмоций и хорошего настроения? Если вы согласны, более убедительного аргумента для того, чтобы посоветовать вам сходить на «Феномены», у меня вряд ли найдётся. Засим – советую самым настоятельным образом, такой антидепрессант – то, что доктор прописал!
Оставив свою первую запись в новой книге отзывов, я после спектакля засобиралась домой. Да и сейчас у меня есть смысл поторопиться: как-никак, школу завтра ещё никто не отменял, хоть и можно будет завалиться ко второму, а то и к третьему уроку. А ещё завтра я намереваюсь отметить День святого Вазелина Валентина просмотром «Австралии» и, возможно, покупкой подарка себе любимой, так что и суток не пройдёт, как я намусорю в ваших френдлентах и ящиках очередным постом. Короче говоря: прощаюсь ненадолго! Ждите свежих новостей)

Давеча вернувшись к урокам, я сделала всё до понедельника включительно, кроме эссе по русскому, на которое мозги уже не варили, пострадала ерундой, да и потащилась нехотя спать; если чего и снилось, то, может, с утра ещё и помнилось, но сейчас уже забылось. Я снова честно завела будильник ко второму уроку, прогуливая первый – физру, но с таким скрипом вставала, жевала свой батончик мюсли и выключала телек, что начала на этот самый урок опаздывать и, дабы опоздать уже окончательно, села на круговой 757-й и поехала на нём до метро. Собравшись выходить на Арбатской, я глянула на часы и осознала, что опаздываю на второй урок на 15 минут, то есть если бы я не села на тот автобус, не опоздала бы; но теперь я оказалась в такой ситуации, когда на второй уже поздно, а на третий ещё рано, и решила убить время, покатавшись на метро. В итоге я выходить не стала, доехала до Курской, перешла на Чкаловскую, доехала до Трубной, перешла на Цветной, но времени всё равно ещё оставалось минут двадцать, и я вернулась от Цветного на Боровицкую, а уже тогда снова доехала от Боровицкой до Цветного и в итоге пришла в школу к третьему уроку, физике. Первую физику мы с Асенцией отсидели, со второй отпросились, как люди, записанные на халявную экскурсию по Гоголю; в гардеробе нас догнали Лина с Аней, которых тоже отпустили, и вчетвером мы покинули школу – как выяснилось, слишком рано. Когда мы дошли до места сбора группы, там ещё никого не было, кроме автобуса, и около получаса мы топтались там на одном месте, тихо замерзая. Лина с Аней дали нам с Асенцией одну распечатку с датами жизненного пути Гоголя (такие распечатки предварительно распространяла наша школьная культурологичка, которая возит нас на все экскурсии), и меня весьма позабавила в ней фраза «Гоголь – писец» (да ещё и «Удельного департамента» - так что уделывал всех). Наконец, подвалили люди из 11 Г, из 10 соцкласса и прочая, а ровно в 12 – на это время и был назначен сбор – прибыла сама культурологичка, опоздав всего на пару минут, и пустила едва не околевших вконец нас в автобус. Стоило нам с Асенцией устроиться на облюбованных местах почти сразу за водителем, как на горизонте появилось и вскоре присоединилось к нам ещё пятеро наших однокашников – вторая физика уже закончилась. Когда все были в сборе, мы, выслушивая от культурологички сведения о Гоголе и о местах, мимо которых мы проезжали, двинулись по бульварам, уже не раз езженным по делам экскурсионным, до Гоголевской библиотеки на Никитском, в двух шагах от Арбатской, где вскоре откроется музей Гоголя, которого в Москве раньше не было. Постояв ещё немного на морозе перед памятником «грустному» Гоголю, мы ввалились в библиотеку, выстроились в очередь в её крохотном гардеробе, потом надели бахилы и поднялись наверх прежде культурологички и встретившего её тамошнего коллектива; углядев открытый читальный зал, мы расселись в нём по стульям, но выяснилось, что нас там не ждут, и пришлось перемещаться в соседний лекционный зал, где тоже были стулья. Нам пообещали показать фильм о Гоголе на большом плазменном экране, закопались с его поиском и включением проигрывателя, а наша культурологичка покуда прочитала нам ещё одну пламенную лекцию о Гоголе, зачитывая куски из какой-то его биографии. И вот оказалось, что фильм о Гоголе «видимо, кто-то забрал», и вместо него был поставлен диск «про Оптину пустынь»; свет погасили, я приготовилась смотреть фильм о монастыре, в котором ещё не была, но очень хочу побывать, но картинки на экране не появилось, а вместо неё зазвучали богослужебные распевки в странной аранжировке в виде птичьего щебета и громкого звона нескольких паникадил: диск был CD, а не DVD! Нам с Асенцией оставалось только расслабиться и получать удовольствие, но нам и до конца первого трека дослушать не дали – запись вырубили, свет включили, и в ожидании профессора Виноградова, который должен был прочитать нам лекцию о Гоголе, эту лекцию нам начала читать сотрудница нынешней библиотеки и будущего музея. Она стояла у нас за спиной, и было очень неудобно поворачиваться к ней; я, оставляя портфель в автобусе, захватила блокнот и ручку, но записывать что-либо было впадлу, да и фотографировать на так же припасённый фотик было нечего. После лекции нам представили бабушку, 30 лет писавшую книгу о Гоголе и напечатавшую её тиражом в 50 экземпляров для библиотек, ибо большего размаха размеры пенсии не позволяли, и заставили её толкнуть речь, и подарили нам календарь на 2009 год к юбилею Гоголя, который будет висеть в кабинете культурологички. Но стоило появиться долгожданному Виноградову, как наша культурологичка заявила, что у нас уже нет времени его слушать, так как у нас автобус до трёх, и мы снялись с места, оставляя незадачливого профессора с несколькими бабушками, очевидно, пришедшими на лекцию по объявлению, висевшему в библиотеке. После всего минувшего мы все, как ученики, так и культурологичка, были накачаны пафосом под завязку, а у некоторых пацанов мозги не выдержали объёмов информации, и у них началась форменная истерика; но вот мы вернулись в автобус и поехали обратно через Новый Арбат, так как Гоголевский был по какой-то причине перекрыт, и мы не смогли подъехать к памятнику «позитивному» Гоголю. И вот мы вернулись туда же, откуда выезжали, к окончанию седьмого урока (а так по субботам у нас их шесть), совсем немного времени пробыв непосредственно в автобусе, так что я даже не успела съесть предусмотрительно положенные в портфель яблоки и банан и вернулась домой голодная как собака. Хвала Магистрам, никаким конкурсом, вопреки информации, донесённой до меня мамой в четверг после родительского собрания, сегодняшняя экскурсия не завершилась – он будет потом, в два этапа – сначала в сети, потом в виде игры на арене цирка на Цветном; ученики культурологички уже были, видимо, хорошо осведомлены об этом, и она им только напоминала перечитывать произведения Гоголя и повторять его биографию, а я из всех этих напоминаний чётко уяснила только то, что на этой игре, то ли «Нить времён», то ли «Связь…», то ли «Память…», наша школа уже не раз брала призовые места, и что и на этот раз ни игровая команда, ни болельщики не должны будут ударить в грязь лицом. В общем, ждёт ли и нас с Асенцией в недалёком будущем эта игра или же нас минует чаша сия, неизвестно, а суровая реальность состояла в том, что дома меня поджидало ненаписанное эссе, которое пришлось писать, дабы полностью освободить себе завтрашний день для выгула. Зато когда эссе было написано, я смогла наконец-то сварить камру – больше года её не варила, подумать только, как быстро летит время, и всё руки не доходили! Воистину людям некогда быть счастливыми, как говорил какой-то классик. И воистину с камры пробивает на философию, так что лучше я заткнусь и попрощаюсь с вами до завтрашнего поста.)

В воскресенье я, как и планировала, осталась дома, дабы окончательно вылечиться и на новую учебную неделю быть уже в строю. Во вторник мы всем классом приняли решение съибаццо с последних двух пар – литературы, дабы училка неслабо запаздывала, после чего мы с Дашей, Ладой, Сашей и Яной смотались сначала пожрать в МакФак, потом в Библио-Глобус за учебниками, в метро же спустились на Лубянке, где я не преминула приобрести с уже почти год как знакомого прилавка новую оловянную фигурку в свою коллекцию – уже третьего представителя доблестного маринада. Таким макаром, можно считать, что я отметила окончание первого учебного месяца. Пролетел он быстро и, можно даже сказать, что незаметно и безнапряжно, хотя побочные эффекты учёбы уже начинают проявляться – к вечеру практически каждого дня прихожу в состояние «всё заебало сдохните все», ночью спасаю мозг музыкой, как следствие не высыпаюсь, по утрам мне всё сложнее отскребать себя от кровати, в метро с утра еду всё более сомнамбулически, иногда вырубаясь между станциями, происходящее на первых уроках/парах припоминаю потом плоховато.
В пятницу был день самоуправления в честь дня учителя, все носились с цветами, поздравляли учителей, а уроки вели вместо них старшеклассники. Химия с заместителем химички Пашей прошла очень весело – он пытался спросить у нас понятия, вызвать кого-нибудь к доске, проверить никем не сделанную домашку или заставить нас выполнить упражнение в тетради, всё – с переменным успехом, ставя минусы за неправильные ответы (а-ля «хуй знает»), а плюсы – за правильные или за глаза, в итоге все наши пацаны получили двойки, большинство девчонок, и я в том числе, - тройки, некоторые получили четвёрки. На первой географии сидела сама географичка, и её заместительница продиктовала нам конспект, дала небольшую самостоятельную и проверила её уже после перемены, так что я получила пятёрку и в тетрадь и в дневник. На втором уроке географички уже не было, так что нам был зачитан доклад на тему «как личная жизнь влияет на успеваемость учащихся», основанный на статистике и выявивший среди опрошенных 40% задротов. Дважды заходил заместитель завуча, кидая зигу нашим четырём пацанам и получая взаимные, – сначала он засел за учительский комп, закрыл презентацию, проецировавшуюся на доску, и начал играть в пинбол, что также некоторое время было видно на доске, а потом под конец пары он доступным языком, но со всеми датами и именами рассказал нам о восстании декабристов. После этого я так и съебалась бы, ибо из своей французской группы осталась одна (Асенция улетела в Грецию, Русь сама была заместителем биологички, Маша не пришла), однако мне всучили веник и сумку с конфетами, дабы вручить француженке. В кабинете я её не обнаружила, однако избавиться от сего барахла надо было, и среди предложений всучить его первой попавшейся училке прозвучала здравая мысль отнести его второй математичке. Мы с Валей пошли по её душу, но, затормозив на лестнице, встретили француженку; поздравив её, я надеялась, что она меня отпустит, однако она провела урок со мной одной (!), причём в учительской, потому что кабинет её заняли.
Сегодняшний день ознаменовался поездкой в дом-музей Островского после уроков в составе 11 человек, примерно половины класса. Доехали мы сначала до Полянки и оттуда до Третьяковской шли пешком по Замоскворечью, где было множество старинных храмов и домов, так что я пожалела, что не взяла фотика, и ехавшая с нами главная по культурной работе в школе устроила нам небольшую экскурсию, рассказав и показав несколько интересных мест, в частности дом Пастернака с маленьким окошком его мастерской. Музей Островского оказался похожим на музей Чайковского в Клину в миниатюре – небольшой особнячок, окружённый цветущим садом, в котором росли старые деревья, засыпая всё вокруг ароматной палой листвой. Внутри особнячка, где тамошний экскурсовод провёл нам вполне интересную экскурсию, было тоже очень уютно – он был не новостроем, а настоящим домом старой Москвы, поэтому в нём вкусно пахло деревом и немного пылью, стоял полумрак и все вещи казались на своих местах. После экскурсии мы с Марусей снова дошли до Полянки, в уже более быстром темпе, и разъехались по домам. Через неделю главная по… поедет с нами в Мелихово, что радует, ибо мне понравилось, как она рассказывает, тогда-то я уж точно захвачу фотик; ну, а завтра я не только вечером иду в театр, в любимую свою Покровочку на Воительницу по Лескову, но и с утреца собираюсь отдать должное роскошной золотой осени, воцарившейся в столице, и пошуршать листьями по бульварам. Поэтому сейчас мне надо бы сделать все уроки на понед, но, раз уж заговорила об учёбе, сообщу, что с оценками всё по-старому – не помню, говорила ли про досадную двойку по химии после немало удивившей меня пятёрки по ней же, зато помню, что сегодняшняя двойка по физике стала у меня уже третьей. Закон подлости: в прошлый раз я выучила все определения, но сделала не всю домашку и за домашку получила два, а в этот раз я сделала всю домашку, но не выучила определений, и она спросила у меня определения и поставила два. Ну да ничего, когда-нибудь авось да повезёт! Плюс у меня прибавилась вторая звязда и пришла симпа от некоего инкогнито, на «нескромный вопрос» которого отвечаю: большое количество антипах – от фашни, и каменты к ним смешат меня пуще башорга. Ну, и спасибо анониму этому тоже, ибо приятно как-никак, давно симп не получала) На этой позитивной ноте и заканчиваю, до завтра, дорогие мои)

Давеча вечером договорившись с Денисом встретиться в 12 у главного входа на ВДНХ, я вскоре упинала себя спать и поутру вполне без эксцессов поднялась, позавтракала и собралась в путь. Ехала я, конечно, с двумя пересадками, зато с большим запасом времени и была на ВДНХ, естественно, за полчаса до условленного времени – зато успела купить минералки (трезвые и постные дни продолжаются), ответить на несколько сообщений и устроиться на каком-то шатком заборчике неподалёку от главного входа. Ждать пришлось недолго, хоть Денис и прошёл мимо меня, не удосужившись поднять голову, так что пришлось со своего насеста соскакивать и догонять. Оказавшись на территории ВДНХ, мы решили двигаться куда глаза глядят, причём глаза для этой цели были выбраны мои, а смотрели они преимущественно прямо. Когда я была сфотографирована у постамента памятника Ленина, мы вошли в главный павильон, где Денисом была вынесена идея зайти в музей подарков Поля Чудес. Хоть я там уже и была в прошлом году, идея мной была принята – билеты мы купили и вошли разглядывать экспозицию. Со времени последнего моего визита туда обстановка музея несколько поменялась – в частности, исчезла витрина с коллекцией оловянных солдатиков, и хорошо: а не то бы меня пришлось держать за руки, чтобы я не разбила стекло и не принялась набивать карманы. Когда мы добрались до вешалки с национальными и прочими костюмами, в Денисе проснулся модельер, и в качестве жертвы для наряжания и последующего фотографирования он использовал не только себя, но и меня, а первые попадающиеся под руку из ближайших экспонатов – большая деревянная ложка, какой-то трёхструнный музыкальный инструмент, рогатая каска с обломанным рогом и сапоги, прозванные нами сапогами-скороходами Ильича, – использовались в качестве реквизита. После того, как на меня была напялена чалма, а за ней и милицейская фуражка, бандана с моей головы слетела и была впоследствии в скомканном виде запихана в карман, а после примерки тяжёлого, как кольчуга, костюма из пуговиц я ещё и изрядно запарилась. Однако на этом развлечения, которые я и не подозревала в этом музее, не закончились – Денис принялся копаться в стопках монет, оставленных туристами в экспонатах, более или менее для того пригодных, я со скуки ему помогала, и в итоге им были найдены две украинские гривны, которых недоставало в его коллекции. Наконец, мы покинули музей и потопали искать павильон, в котором я обычно покупала оловянных солдатиков, однако таковой не нашли, а нашли какой-то закуток с метальной атрибутикой, где я углядела на витрине когти и попросила примерить. Мне дали один – он мне снова оказался великоват; продавец снизошёл до того, что сообщил, что когти безразмерны, однако каким образом они подгоняются по руке, не объяснил, сказав только, что вручную у меня это не получится – в итоге я забила на покупку сего полезного девайса, и мы двинулись дальше. Когда мы зарулили в этномагазинчик «Шамбала», я обратила внимание на амулеты, вроде тех, в которых мы копались с Ушастой в Арсенале, и снова приметила маленький молот Тора; с одной стороны, мне думалось, что побольше мне вряд ли удастся найти, а с другой стороны меня душила жаба, потому что железяка сия почти двести рублёв стоила. В итоге, несмотря на мои слабые протесты, молот приобрёл и презентовал мне Денис, амулет был распакован и незамедлительно повешен на шею поверх арийской майки, а пустая из-под него коробочка засунута в другой карман. Но не только на моей улице был нынче праздник: Денис наткнулся на некий нумизматический магазинчик, где и надолго завис. Монеты из неблагородных металлов стоили там всего от 20 до 50 рублей, и мы принялись копаться в коробочках с ними, которые выставили нам на прилавок. После добросовестного копания я узнала о монетах разных стран и времён много нового и интересного, а Денис приобрёл около полудюжины новых экспонатов в свою коллекцию и вытащил меня оттуда прежде, чем я начала пускать слюни перед ещё одним из товаров магазинчика – висевшей на стене кавалерийской шпагой. Когда же мы наконец вышли на улицу, по ней… слона водили, как водится – напоказ. А точнее – невысокую индийскую слониху, как нам сказали – сорока лет от роду, с до безобразия раздутым брюхом, остриженным хвостом, изгвазданными хоботом и ушами, красными слезящимися глазами и явным отсутствием зубов. Столпившиеся зеваки скармливали ей без счёту бананы, покупаемые у владельца животного, мы же только погладили её по шершавому хоботу да и дальше пошли. На развале у павильона электроники Денис приобрёл подарок своему отцу – DVD с последним фильмом об Индиане Джонсе – и мы пошли дальше, мимо сада с произведениями топиарного искусства, мимо памятника Мичурину, то есть туда, где, насколько я помнила, был секретный лаз на территорию Ботанического сада. Лаз действительно обнаружился, вот только в виде запертых на замок ворот, однако сей факт меня не смутил – я подлезла под этими воротами, благо они были достаточно высоко от земли, а Денис поступил ещё умнее – нашёл дыру в решётке и протиснулся в неё. Далее мы преодолели какие-то залежи чернозёма, явно не без примеси навоза, судя по запаху, с весьма неровным рельефом, и снова уткнулись в забор, дырку в котором заметили уже мы оба и пролезли в неё по очереди. Пропилив ещё немного, мы устроили кратковременную передышку на лавочке, и при этом с неба что-то скупо покапало, что я приняла было за обещанный синоптиками дождь, однако никакого дождя не получилось – стоило нам встать и пойти дальше, как капать тут же перестало. А пришли мы в итоге к одному из многочисленных прудов, кои располагались на территории ВДНХ, Ботанического сада и окрестностях, и зашли на пристань, вернее, на этакие огороженные мостки, выдающиеся с берега в пруд. Попытки сфотографироваться вдвоём провалились, поскольку и мой, и Денисов фотик отчаянно сопротивлялись этому решению, вырубаясь в самые неподходящие моменты, зато когда мы сквозь выломанные в ограде решётки слезли с мостков на два маленьких примыкающих к ним островка, мой фотик согласился запечатлеть нечто вроде водопада, падающего из пруда в этакий глубокий колодец, и меня саму – в процессе залезания обратно на мостки, поскольку перспектива что-нибудь уронить в этот колодец мне не улыбалась. Я немного посидела на мостках в позе лотоса, пока Денис маячил напротив, а потом мы двинулись дальше, интуитивно разыскивая верный путь – и мы таки его отыскали. Ещё одна дырка в заборе – и мы окончательно в Ботаническом саду, вернее, в каких-то немноголюдных дебрях, где был замечен какой-то заброшенный одноэтажный домик с выбитыми стёклами на маленьких зарешёченных окошках и отсутствием двери, исписанный всяческими надписями и окружённый завалами пустых бутылок и прочего мусора. И вот эту-то неприглядную высоту и приспичило штурмовать Денису – благодаря вышеупомянутым решёткам на окнах он взобрался на крышу, побродил по ней, ничего интересного не нашёл и спустился вниз на землю обетованную тем же путём, после чего ему пришлось отмывать руки в ближайшем болоте. После дебрей начались вполне приличные аллеи с гуляющими людьми, детьми и собаками всех возрастов, а так же указатели, которые, естественно, не для нас были писаны – да мы и без них умудрились выйти, всё время стараясь держаться прямого направления, к противоположному краю Ботанического сада, где были пруд и частично увитая плющом усадьба на противоположном берегу оного. Мы же расположились на траве на ближайшем к нам берегу – посидеть и полежать, потрепаться и повспоминать всякие любопытные моменты из жизни и всяких хороших людей, попеть и послушать по Денисову плееру старые песни на военную и околовоенную тематику, да и старину Цоя тоже, посмотреть на свадьбы напротив усадьбы (простите за невольную рифму) и симпатичных уток-огарей в пруду. Так мы наслаждались жизнью добрые полчаса, если не больше, а потом решили покуда не покидать Ботанический сад (насколько мне помнилось, там, в районе усадьбы, был выход из Ботанического сада к станции Владыкино), а вернуться по нему на ВДНХ; Денис уже лелеял планы после возвращения на ВДНХ уйти оттуда, завалиться в какую-нибудь кафешку и совместно пообедать за его счёт, я уже лихорадочно соображала, в какой ещё кафешке, окромя Авокадо на ЧП, я смогу найти что-нибудь вегетарианское, однако не тут-то было – вместо совместного обеда с нами случился совместный приступ топографического кретинизма, и вместо того, чтобы тупо пойти обратно тем же путём, мы пошли куда-то в обход пруда и потом куда-то вбок. Дальше самое интересное!

Сегодня ночью из-за Ушастой мне снились тёмные эльфы, причём в весьма большом количестве – не помню точно, что там происходило, но в целом было прикольно. Поскольку легла я пораньше, то и встала я рано – в двенадцатом часу, позавтракала, слила фоты с поездки в гости к Ушастой (пощадив ваши ящики, я выложила только наиболее удачные из них, а не то их было бы в три раза больше) и нашего с ней выгула и выпинала себя на свет Божий. Обладая информацией, сводящейся к тому, что в музее Пушкина проходит выставка, посвящённая роду Толстых, я поехала на Смоленку и по Арбату дотопала до музея, который считала музеем Пушкина. Однако он оказался лишь филиалом искомого музея – домом-квартирой Пушкина, зато я, поскольку у меня сорвалась поездка 30-го в Ясную поляну, ибо возвращение оттуда планируется быть поздним, а папа встретить меня не сможет, зашла в тамошнее турагенство спросить насчёт поездки в Калугу в тот же день, но возвращение оттуда оказалось столь же поздним и мысль об альтернативе отпала сама собой. Таким макаром, мне остаётся думать только о седьмом сентября – ехать ли в этот день с Премиум Сервис в Александрову слободу или с Китежем в Сергиев посад; но окончательно решу я тогда, когда послезавтра съезжу с Китежем в Клин и узнаю, хорошо с ними ездить, и если интересно, выберу посад – выйдет дешевле и интереснее слободы. А покуда я спросила, как пройти непосредственно к музею, и меня послали сначала Плотниковым, потом Гагаринским, потом Хрущёвским или какими-то вроде того переулками. Первые два я нашла и преодолела без труда, а потом заплутала и решила спросить дорогу, нарвавшись при этом на какую-то старушку, которая указала мне не только музей Пушкина (к вящему стыду своему я ещё ни разу ранее там не была), но и находившийся неподалёку музей Толстого и рассказала о бесплатных экскурсиях по Москве, проходящих с утра по выходным (надо будет как-нибудь пропалить). Поблагодарив словоохотливую бабушку, я быстро отыскала музей Пушкина и, ввалившись в него, взяла билеты и на выставку, и на основную экспозицию. То, что краткая прогулка в новых туфлях подарила моим многострадальным ногам ещё пару свежих мозолей, меня не смутило – прямо на кушетке в холле я избавилась от носков и потопала знакомиться с семейством Толстых. В итоге Толстых этих самых оказалось гораздо больше, чем я предполагала – несколько десятков человек от допетровских времён до наших дней, и куда ни плюнь – всё писатели, переводчики, журналисты, художники, граверы, скульпторы… на редкость талантливая кровь досталась этому роду! Очень скоро я запуталась в череде портретов, гравюр, рукописей, книг, личных вещей и просто предметов эпохи – все эти экспонаты сказали бы мне значительно более, если бы я осматривала их с экскурсией, однако экскурсия по залам, мешая мне осматривать экспозицию, ходила только одна и состояла из группы туристов-китайцев и экскурсоводши, которая безбожно дурно говорила по-английски, по два раза повторяя каждое слово. Только вырвавшись с этой выставки, я погрузилась в точно такую же круговерть картин, гравюр, рисунков и вещей, что предлагала мне основная экспозиция, причём когда я проходила на пути к ней мимо гардероба, меня заставили сдать в камеру хранения бутылку минералки и потом я помирала от жажды. Однако о том, что проделала сегодня обход выставки и музея, не жалею – отдыхать лёжа на диване я всё равно не умею, а всякого разного любопытного или забавного я увидела достаточно, чтобы грешно было бы сказать, будто мне было скучно. Впрочем, на то, чтобы переть ещё и в музей Толстого, мне не хватило уже ни времени, ни сил, ни желания, и я поковыляла прочь от музея Пушкина тем же маршрутом по трём переулкам. По Арбату вернувшись на Смоленку, я вернулась домой и теперь, хоть и жутко ленюсь, надеюсь с максимальной пользой провести столь редкое свободное время, сделав как можно больше полезных дел. На завтра у меня запланирован выгул Дениса на ВДНХ; если Паровоз к этому времени поправится (а то ныне он жалуется на температуру за 37), то присоединится к нам, а вот Ушастая, очевидно, не смогла бы присоединиться, даже если бы хотела: сегодня утром мне пришло её сообщение, что её таки запахали явиться в школу на отработку практики. На том сей маленький пост и завершаю, ждите завтра нового, побольше ;)

Несмотря на то, что после визита на дачу к Ушастой я до второго часа ночи торчала в ролёвке, а потом ещё и послушала малясь Наше, на следующее утро я умудрилась проснуться ажно в семь, а ещё спустя полчаса вскочить и засесть читать Достоевского. Затем последовали страдание фигнёй, глобальные уборка квартиры и помыв посуды, потом вспомнила, что Любовь глазами сыщика идёт в Маяковке не в субботу, а в воскресенье, так что мой тяжкий выбор между Ростовом и спектаклем, решённый некогда в пользу первого, оказался беспочвенным. В итоге я отправилась в Маяковку и взяла на завтра билет в третий ряд балкона за полтыщи, а потом отправилась прогуляться по Арбату до Смоленки. Вечером торчала в ролёвке, снова легла поздновато, однако на следующее утро поднялась в половине шестого вполне успешно. Долго ли, коротко ли, а метро привезло меня на Сокольники, а mp3шник Алисы, забитый в плеер, играл Чёрную метку, не давая мне по дороге снова заснуть. На улице Барболина мною издалека были замечены экскурсионный автобус, не тот, что был обычно, и небольшая, но всё-таки толпа людей, среди которых оказалась женщина, которая была со мной в одной группе и на предыдущих двух экскурсиях. Экскурсоводша тоже была уже другая; походив вокруг автобуса и подолбив в окна, она убедилась, что водитель спит, позвонила куда-то и узнала, что это не наш автобус. Однако когда наш подъехал, он всё равно оказался мне незнакомым, с незнакомым водителем; вскоре нас набралось два десятка человек с гаком, мы расселись и поехали. Экскурсоводша наша, как и та, с которой я ездила в Звенигород и Коломну, всю дорогу трепалась, делая лишь небольшие перерывы; однако мне больше, чем тогда, хотелось спать, и как я ни боролась с собой, глаза у меня периодически закрывались, я переставала её слушать и в итоге пропустила почти всю лекцию об истории Ростова Великого. Однако когда я всё-таки окончательно проснулась и уставилась незамутнённым взором на заоконные красоты, мне удалось услышать несколько весьма интересных рассказов о Сергии Радонежском, о раскольниках и об опричниках, и так далее. На почве вникания в оные меня даже посетила какая-то перелётная шиза, подарив несколько рифмованных строк; ручка у меня с собой была, а блокнота не было, так что пришлось мне, аки Моцарту, записывать наитие на салфетке, дабы из головы не вылетело. Так и ехали мы сначала до окраины Московской области, затем через всю Владимирскую, а потом въехали в Ярославскую и у самого приветствующего гостей столба сделали остановку. Пока народ бегал в перелесок – «девочки налево, мальчики направо» - я прогулялась до часовни, которая там отстраивалась. До Ростова мы ехали через Переславль-Залесский, прямо по главной улице, и потому, что я успела на ходу увидеть, я решила, что обязательно и в этот город съезжу когда-нибудь. Первым пунктом нашей экскурсии стал Спасо-Яковлевский Димитриев монастырь, неподалёку от которого маячил обшарпанный Спасский храм. Пройдя мимо столиков продавцов сувениров и прочего товара, я проследовала на территорию монастыря через Северные ворота, где незамедлительно отправилась запечатлевать со всех ракурсах его удивительный храмовый комплекс: помпезный собор св. Димитрия, храм св. Иакова и Зачатьевский собор. Храм св. Иакова был особенно интересен, поскольку та его сторона, что смотрела на собор св. Димитрия, отражала ту сторону собора, что была напротив, точно зеркало, а первый этаж его со стороны фасада был близнецом первого этажа Зачатьевского собора, к которому этот храм был пристроен – таким образом достигалась абсолютная гармония. Пока я кружила вокруг храмов, а так же возле колокольни и прелестной деревянной водосвятной часовни, наша группа успела собраться и перейти на попечение местной экскурсоводше, однако я, догнав их, не пожалела о своей задержке – больно неинтересно она рассказывала, тараторила слишком быстро и сухо, словно торопясь поскорее от нас избавиться. Однако именно она провела нас внутрь Зачатьевского и Димитриевского соборов, закрытых для посещения простыми туристами, поскольку в них шла реставрация и как храмы они временно не действовали. Во время этих коротких заходов я впервые увидела, что в ростовских храмах иконостас представляет из себя не деревянную перегородку, состоящую из икон, а настоящую каменную стену, расписанную фресками, и что Золотые врата выдаются из этой стены наподобие миниатюрной триумфальной арки. В Зачатьевском соборе больше смотреть было особо и не на что, кроме гробниц духовенства и меценатов, зато Димитриевский собор оказался внутри очень необычно, вычурно оформленным в стиле классицизма. Нам позволили подняться на хоры по узкой винтовой лестнице в стене собора, от крутых поворотов которой с каждой ступенькой начинала кружиться голова, и оттуда с более близкого расстояния осмотреть потолочные фрески. После храмов нас провели мимо очаровательного искусственного водоёмчика с фонтаном на крепостную стену монастыря, ту самую, на которой снимался фильм «Иван Васильевич меняет профессию», и дали немного свободного времени. Со стены я полюбовалась видом монастыря, сквозь круглые бойницы разглядела лежащие за его пределами огороды и пастбища, принадлежащие братии, и поднялась на смотровую площадку одной из боковых башенок. Оттуда открывался восхитительный вид на огромное озеро Неро (что в переводе с языка древнего финно-угорского племени меря означает «Грязь»), раскинувшее между зелёными берегами свою спокойную, зеркальную гладь с редкими островками. Воистину это одно из многочисленных чудес земли русской, один из таких клочков родной природы, красоту которых не опишешь никакими словами, не передашь никакими фотографиями и картинами, на это надо просто любоваться собственными глазами, замирая от восхищения и благоговения. Я могла бы стоять там часами – за всю жизнь, кажется, не наглядишься на такое зрелище – но время поджимало. Так что пришлось мне спускаться со стены, после чего я зашла в храм св. Иакова, который реставрировался не так капитально и был открыт; у меня не было времени на его обход, ибо я встала в очередь в церковную лавку. Я надеялась купить бутылку для святой воды, но таковых там не было, и я приобрела книжечку-буклет о монастыре за сто рублей в качестве путеводителя, поскольку ничего другого там, опять-таки, не было. После этого я рванула в часовенку, где, за неимением бутылки, просто попила святой воды из горсти и умылась – она была очень специфического вкуса, недаром нас просветили, что это настоящая железистая минеральная вода, почти что Ессентуки №16. Покинув территорию монастыря, я, хоть и опаздывала уже глобально к условленному времени сбора и боялась, что уедут без меня, потому что эта экскурсоводша меня не знала, не смогла себе отказать в том, чтобы купить сувенир – деревянную подковку на магните вроде той, что привезла из Коломны, только на ней было написано «Ростов Великий», а в центре располагался герб города, изображающий оленя. А когда я наконец добежала до нашего автобуса, выяснилось, что ещё не все собрались, тоже затормозив у сувенирных прилавков. И вот мы всё-таки вернулись в автобус и поехали к Ростовскому кремлю, который, по сути своей, и не кремль вовсе, а резиденция архиереев Ростово-Ярославской епархии, поделённая на две части – архиерейский двор и митрополичий сад. Проехав мимо целого торгового ряда с сувенирами, мы остановились под белокаменными стенами, возле которых на поляне мирно простаивал извозчик со своей напрочь убитой кобылёнкой. Когда мы вошли на территорию кремля, все снова выстроились в очередь к туалету, а я снова отправилась всё фотографировать. К сожалению, все основные красоты кремля – надвратная Воскресенская церковь, величественный Успенский собор на Соборной площади, надвратная церковь Иоанна Богослова и частично – нарядная церковь иконы Божьей матери Одигитрии, расписанная снаружи под грановитую, – были в строительных лесах, ибо реставрировались, зато посреди митрополичьего сада – той части, куда мы сначала попали, – был очаровательный маленький водоём, в котором отражалось возвышавшееся над ним великолепие древних храмов. Затем я обошла кругом Красные палаты – митрополичьи хоромы с прекрасным внешним крыльцом с двумя шатрами, увенчанными металлическими флюгерами, изображающими оленя и льва (лев – ещё один символ Ростова, увековеченный в названии деревни Львы, «запирающей», как ключ, подступ к нему). Неподалёку бродили девушки в древнерусских костюмах, приглашая туристов облачаться в костюмы «князей и княгинь» и фотографироваться в таком виде. Самое интересное впереди!

В понедельник с утра пораньше я отправилась, как давно собиралась, в Пушкинку. Там, купив билет и позавтракав в буфете каким-то пирожным, я отправилась на выставку итальянских и отечественных футуристов, где, помимо картин, были рукописи, афиши, фотографии, тексты манифестов, газетные статьи и прочий любопытный материал. Футуризм – это, конечно, стиль на любителя: культ урбанизма, технического прогресса, промышленности, транспорта и электричества, человека с искусственными душой и телом. Культ силы, спорта, рекордов и достижений. А так же культ агрессии, насилия, войны, вплоть до шовинизма и расизма. Хотя на самом деле не всё так страшно: провозглашавшие все эти громкие нигилистские лозунги личности были вполне симпатичными чудаками, стремившимися коренным образом преобразовать не только живопись, литературу, театр, но и архитектуру, и язык, и саму жизнь. Думаете, ПрЫгАюЩиЕ бУкОвКи придумали гламурные блоггеры? Вовсе нет, это было неотъемлемым элементом «свободных слов» футуристов, которые располагались на поверхности листа как им хотелось. Да и язык «падонкаф» неоригинален, ибо именно на нём Непомнящий написал свой знаменитый «Остраф Пасхи». Но всё это – из разряда забавного, а ведь есть там и немало по-настоящему интересных находок, звучащих отголосками кубизма или пуантилизма или подготавливающих приход тотального абстракционизма. Затем я сходила посмотреть на вторую выставку – выставку одной картины, знаменитой «Антеи» Пармиджанино, шедевра, совместившего традиции Возрождения и маньеризма и обросшего не меньшим количеством легенд, чем Мона Лиза. После вкушения пищи духовной я, под начавший моросить дождик, дошла до храма Христа Спасителя и там съела свой любимый горячий блинчик со сгущёнкой. Когда я вернулась домой, меня ожидала вечерняя ролёвка и ужин вегетарианской пиццей собственного приготовления, состоявшей из коржа, кетчупа, зелени и сыра Ольтермани, а потом ночная ролёвка.
Я засыпала заполночь под Burzum, вскочила уже в восемь, читала Достоевского, пока не проснулась Ушастая и не вытащила меня в аську. Позавтракав, я начала напряжённо думать, где бы выгуляться. Взор мой пал на станцию метро Бунинская аллея, и что-то подсказало мне, будто именно там должна располагаться усадьба Бунина. Захотела поехать – и поехала, почитывая свежие комиксы: до Арбатской, там перешла на Боровицкую, доехала до Бульвара Дмитрия Донского, перешла на Улицу Старочкаловскую, и по Бутовской линии поезд пошёл уже полностью поверху, совершенно как в монорельсе, и остановки были очень частыми, в каждом квартале. Бунинская аллея была конечной, там я вышла и потопала по периметру двух прудов. Вода в них была просто зеркальная, и от них приятно пахло свежестью и водорослями; живописности добавляли заросшие островки, вот только уток не было, одни только чайки. Вскоре пошёл дождь, вернее, сначала заморосил только, и дышать сразу стало легче. Никакой усадьбы я, естественно, не обнаружила, а обнаружила только небольшое кладбище и церковь перед ним, куда не попёрлась. Тем временем дождь начал переходить в ливень, тёплый и чертовски приятный, и я отправилась ловить свой кайф тупо по району. Обошла квартала три, пришла к выводу, что Южное Бутово – местечко скучное, хоть на озеленение в нём сил не пожалели: все дома и дворы однотипные, кругом торчат вышки электропередач, улицы безлюдны, да и простого ларька с едой или прессой на них почти не встретишь. Дошла до Бульвара адмирала Ушакова, где обнаружила позади торгового центра «Виктория» МакФак и там пообедала тремя порциями соуса карри и одной средней пачкой картошки фри. Затем я тем же маршрутом вернулась домой, вечером ролёвка и прочие дела насущные опять затянулись до полуночи.
На следующий день котелок мой уже решительно отказывался варить на тему того, куда податься. В итоге я тупо доехала до метро, купила журнал «Досуг» и уже в его компании погрузилась в вагон, идущий в центр. По дороге я выяснила, что в этот день состоялась премьера нового фильма «Живи и помни» и что подходящий мне сеанс начнётся совсем недалеко, в кинотеатре на Краснопресненской, к тому же в двух шагах от него, в зоопарке, проходит выставка фотографий насекомых «Макрозоомир». Поскольку в этот день я чувствовала себя довольно-таки паршиво, то бишь явно не была расположена к пешим прогулкам, засесть в кино было бы очень кстати, так что я перво-наперво купила билет, а затем отправилась на выставку. Она оказалась абсолютно халявной, однако на ней было немало красивых и интересных кадров. Последний час до сеанса я провела в холле кинотеатра, читая журнал, а когда зал открыли, выяснилось, что нас на сеанс пришло не более полудюжины человек, посему я села на то место, какое душе было угодно – в середину пятого ряда. Кресла там были низкие, что мне было только на руку, и могли откидываться, чем я воспользовалась только после середины фильма, когда немного оклемалась. Что сказать о самом фильме… снят, конечно, он весьма добротно и качественно. Пейзажи, костюмы, грим, декорации (тут я уже на театральную лексику сбиваюсь, да пофиг), подбор актёров, их окающий говор – всё до безупречности реалистично, комар носу не подточит, смотришь – и веришь, что это именно северная деревушка Атамановка послевоенного времени, а не современная съёмочная площадка – комар носу не подточит. И играют актёры очень хорошо, искренне, и им тоже веришь, сплошное удовольствие на них смотреть. Есть несколько очень трогательных моментов, пожалуй, даже способных кого-нибудь развести на слезу, но всё-таки создатели фильма ставили акцент не на чувства, а на животные инстинкты людей, ступая по стопам «Своих» и «Эйфории», посему кино изрядно уступает по силе эмоционального воздействия той великой книге, по которой было поставлено. Так что, народ, сначала читайте, а потом уж смотрите. Я, например, не была разочарована, хотя и не могу сказать, что посмотрела сегодня шедевр – нет, это было просто хорошее кино. Вернувшись домой и пострадав ерундой, я выиграла у мамы в «Волкодава», потом посмотрела новости и стала болеть за наших. Мама с бабушкой достали своими нелестными комментариями в адрес нашей сборной, каркали весь матч с начала и до конца. Финал был печален, конечно, но всё равно наши молодцы, бронза – это уже немалое достижение.
На следующее утро меня вскоре после завтрака понесло в Царицыно. Я не была там с зимы, а ведь там и сейчас, летом, красиво – фонтаны, пруды, музыка, множество невест с женихами и прочими сопутствующими и сочувствующими, просто гуляющие. В Императорском дворце посетила две большие, весьма интересные выставки: «Время собирать» - работы отечественных мастеров из зарубежных коллекций – и экспонаты питерского Русского музея, относящиеся к XX веку. На первой выставке было очень приятно видеть множество прославленных имён, так-то: Боровиковского, Репина, Коровина, Бурлюка, а так же менее известных художников, например, Яковлева, великолепного певца Азии и Африки; на второй долго не могла отойти от самых знаменитых полотен моего любимого Петрова-Водкина, хотя многие из них в Москву уже и раньше привозили, и чертовски приятно было увидеть Шестикрылого серафима Врубеля и портрет Иды Рубинштейн Серова. После выставок зашла в храм, погуляла ещё малясь, вернулась домой, какой-то фигнёй прострадала весь вечер.
Сегодня же с утра я не только страдала фигнёй, но и читала Достоевского, и сидела на ролёвке. Опосля обеда пошла на почту, где наконец-то получила бандеролями два последних номера Театрала; на ближайшей лавочке я незамедлительно раскурочила бумагу, картон и целлофан и изучила их содержимое. Выяснилось, что на дисках, прилагающимся к журналам, вовсе не записи концертов, а аудиокниги – известные произведения, читаемые известными актёрами прошлого века, что тоже весьма хорошо. Так же я вспомнила о своём намерении, родившемся ещё тогда, когда в мои лапы попал мой первый выпуск сего издания: вынести редакции, имеющей сообщество на ЖЖ и в каждом номере публикующей работы читателей оного, взаимовыгодное предложение – позволить мне создать аналогичное сообщество на ЛиРу и совершенно безвозмездно дублировать там свои рецензии на спектакли, позволять выкладывать туда свои рецензии другим людям и в свободное время размещать чисто теоретическую информацию. Сейчас думаю над текстом послания ентой редакции на ящик, а главное – над заголовком, чтоб мимо не прошли. После почты дошла до метро, убедилась, что появившийся на месте бывшего Рамстора Ашан ещё не открылся, прошлась мимо книжного, буквой зю дошла до универмага, купила напротив него с грузовика фруктов и вернулась домой. Там создала на Сделано_Фениксом новую «кошачью» схему спешл for свой папа, который наконец-то переселился на ЛиРу с Одноклассников и свой старый ник – Эпштейн – поменял на КОТОФЕЙ_КОТОФЕЕВИЧ. Сейчас буду стирать хаир да Живого по телеку смотреть, а завтра мне рано вставать и ехать в Коломну. Вернусь, как водится, с обстоятельным отчётом и с фотографиями, ждите, не скучайте)
Под катом очередной стих, написанный на Поэтические_игры:

Вчера нас с бабушкой на кладбище не взяли, оставили дома, поехали туда только мама с папой; вернулись поздно, на выставку в Пушкинку меня не пустили, и только вечером я вышла походить по магазинам, купить хавчика себе и собаку. Потом создала сообщество Свободные_лошади, всем настоятельно рекомендую туда заглянуть, полагаю, что там понравится всем. Вечером начала смотреть матч, да так и не смогла оторваться до самой последней минуты: никогда я ещё так не жаждала победы наших и никогда ещё так ей не радовалась! Даже не верится, что наши наконец-то научились играть, и игра была очень красивая. Потом ещё всю ночь на улице раздавались крики, визг, свист, гудение машин и взрывы петард, но я умудрилась заснуть, чтобы на следующий день подняться в районе половины шестого, одеть длинную белую юбку и белую рубаху в надежде на тёплую погоду (ибо вчера было очень жарко, особенно с утра), накинуть джинсуху на всякий случай с расчётом оставлять её в автобусе и закинуть за плечи верную торбу с плеером, в тянувшихся из которой наушниках сразу же, как только я вышла на улицу, заиграло Наше радио. Я долго ждала автобуса на остановке, посему к метро добралась с опозданием, а надо было ещё ехать в Сокольники с пересадкой; я села и поехала, и Оззи в наушниках не давал мне заснуть. Доехав до Сокольников, я резвым шагом примчалась на близлежащую улицу Барболина, где ждал экскурсионный автобус, и выяснилось, что я вполне вовремя, и даже пришлось подождать остальных – а было нас, не считая экскурсоводши, всего шесть человек, в основном пожилых дам, помимо меня была только ещё одна девушка. Расселись, поехали, экскурсоводша всё время трепалась, рассказывала что-то интересное о том, что проплывало мимо за окном, и я слушала её, иногда вполуха, вместо радио, чтобы не заснуть. Поехали сначала по Бутусовскому шоссе, потом по старой Можайской дороге, ехали без пробок, выиграли лишнее время в размере доброго часа, и экскурсоводша приняла решение завезти нас в Большие Вязёмы, что неподалёку от Голицыно, а мы были только за. Для непосвящённых, Большие Вязёмы некогда были имением Бориса Годунова, процветающим селом с белокаменным Спасо-Преображенским храмом, и впоследствии в этот храм ходил с бабушкой маленький Александр Пушкин из соседней деревни Захарово, в которой собственного храма не было. Этот-то белокаменный храм мы и пошли смотреть – вместе с открытой звонницей и могилкой младшего брата Александра Пушкина, Николеньки. Вошли и в сам храм, и я там купила себе сувенир – игрушечного заводного зайца, белого и пушистого, очень симпатного. Но главное, что мои надежды на отсутствие жары оправдались с лихвой – весь день сегодня холод стоял собачий, особенно когда дул ветер, и после посещения Больших Вязём мы с удовольствием вернулись обратно в автобус – греться. Долго ли, коротко ли, а мы въехали в Звенигород – старинный, ровесник Москвы, городок, невероятно холмистый по своему рельефу; встретил нас памятник князю Юрию Звенигородскому, второму сыну Дмитрия Донского, при котором город начал процветать, и любимому ученику святого Сергия Радонежского преподобному Савве Сторожевскому, приглашённому князем для основания монастыря на горе Стороже. Мы проехали мимо нескольких красивых храмов – жаль, нельзя было остановиться у каждого – и остановились у здания бывшей земской больницы, в которой некоторое время работал Чехов, и прошли до домика, в котором он когда-то жил. Оттуда мы продолжили движение по маршруту пешком, отпустив автобус, по дороге через лес; дорога всё время шла в гору, гору безымянную, но оттого не менее примечательную – на ней, на высоком мысу у слияния Москвы-реки и речки Жерновки, более 600 лет назад был возведён Городок – земляной кремль, неприступная крепость. Гора поросла вековыми корабельными соснами, поднимающимися из каньонов и по бокам нашей тропы, и, наконец, мы достигли склона насыпного вала, знаменующего вход в Городок. Там нашему взору предстал величественный белокаменный Успенский собор, самый старинный из всех храмов Москвы и Московской области, и напротив него – Богоявленская церковь, некогда бывшая деревянной, но в 2003 году отстроенная в камне. Мы вошли в храм, расписанный не кем-нибудь, а артелью самого Андрея Рублёва (именно из этого храма были отправлены в Третьяковку и самые знаменитые иконы мастера – Троица, Спас и другие); там как раз шла служба, и мы постояли на ней немного, пока наша экскурсоводша нас не кликнула, ибо подошла её смена, экскурсоводша местная, молодая девушка, которая – скажу, забегая вперёд, – рассказывала очень интересно и увлечённо. На улице уже начался дождь, и мы сгрудились на ступенях храма, под навесом, околевая от холода, пока молодая экскурсоводша сообщала нам основные сведения из истории города. Затем нами было принято решение прогуляться по самому высокому валу, который сейчас достигал в высоту свыше 8 метров со стороны Городка (а при первых князьях наверняка был ещё выше, да ещё сверху был засажен двухметровым частоколом), а с другой стороны уходил обрывом, кажущимся бездонным, к руслу Жерновки, ныне пересохшей. Мы шли до тропы, поднимавшийся на вал, ещё под дождём, и единственная кроме меня девушка в группе поделилась со мной своим зонтом; потом дождь прошёл, и мы начали карабкаться по тропе, причём мне под ногу попала шишка, и я на ней чуть не поехала, но удержалась – а если бы упала, моя белая юбка стала бы цвета хаки; вообще, там было множество сосновых шишек, и я притырила себе одну на память. Итак, мы прошли по валу, с которого открывались восхитительные виды, и спустились с противоположной его стороны (он имел форму, похожую на подкову), откуда начали спускаться с горы по северному склону, который сначала шёл полого, а потом на нём была устроена лестница, со смотровых площадок которых открывался чудесный вид на живописно протекавшую в своих естественных берегах Москву-реку. У подножия горы бил святой источник, и я, достав из торбы бутылку минералки, которую всё равно не пила, утоляя жажду яблоками, вылила из неё содержимое и заполнила её святой водой. Там нас уже поджидал наш автобус, чтобы повезти нас, вместе с молодой экскурсоводшей, к ещё одной горе – Сторожевской, названной так в честь сторожевой башни, возведённой там вятичами ещё до становления Московского княжества и к тому времени уже разрушенной. Мы поднимались по пологому склону горы, а Саввино-Сторожевский монастырь встречал нас колокольным звоном. Как только нам дали немного свободного времени, я бросилась в монастырскую лавку, где восхитительно пахло настоящим свежим хлебом. Я купила две буханки – белую и чёрную – и в плюс к ним четыре монастырских пряника с вареньем, упаковку монастырских хлебцев и две пачки соевого мяса, с грибным и пикантным вкусами, которое я не могла найти ранее ни в одном супермаркете (ура, у меня будет вегетарианский шашлык!); всё это было упаковано в торбу, после чего та стала тяжела как табуретка. Сей шоппинг отнял всё моё свободное время, и я поспешила на место сбора группы. Нам показали беседку на месте разрушенной церкви Иоанна Лествичного, показали надвратную церковь Сергия Радонежского, показали величественную звонницу, в которой висел на толстых ремнях 35-тонный колокол – Большой Благовест, отлитый в Воронеже заместо некогда разбившегося и изображённый на гербе Звенигорода, показали белокаменный Рождественский собор. Напротив Царского дворца Алексея Михайловича, для которого Саввино-Сторожевская обитель была любимым богомольем, располагались Царицыны палаты, принадлежавшие его жене Марии Милославской и выполненные в великолепном барочном стиле. Домовой церковью царицы была Троицкая церковь, надвратная церковь Красных ворот; мы прошли через эти ворота, прямо под старинными фресками, и оказались во внутреннем дворике между Царицыными палатами и деревянной Красной башней. Затем экскурсия продолжилась в музеях, расположенных в Царицыных палатах: одна из экспозиций реконструировала быт царицы, другая рассказывала об истории Звенигорода в целом и монастыря в частности, третья была посвящена выставке работ замечательного художника Николая Жукова «Самый большой народ Земли», в графике или акварели изображающих детей. После этого молодая экскурсоводша с нами попрощалась, и нам дали час свободного времени; я отправилась по церковным и сувенирным лавкам, расположенным в Царском дворце. Читать дальше!

Вчера вечером я поужинала, посмотрела новости, попялилась в 2x2, почитала Возвышение Хоруса и решила наконец нормально, не в засыпающем состоянии, заслушать уже прошлогодний альбомчик Nerthus и с чистой совестью вернуть его на полку. Так и поступила: диск – в плеер, наушники – в уши, выключила свет и забралась под одеяло. Незасыпающего состояния, впрочем, не получилось: поскольку в альбоме довольно-таки спокойные композиции без слов чередовались со вполне себе забойными, я после каждой первой, в начале каждой второй, словно бы просыпалась, открывая глаза и обретая более чёткое ощущение реальности. Наконец, сей великолепный австрийский блацк/фолк благополучно подошёл к концу, и я, ещё и найдя в себе силы несколько минут полежать и подумать о всяком-разном, вскоре отрубилась, и снилась мне всякая бессвязная ерундовина. Собак снова присоединился ко мне с утра пораньше, но на сей раз спать ему не хотелось, и он упорно пытался меня поднять с периодичностью в пять-десять минут, но удалось ему это только к десяти утра. Сладко потянувшись, я села за комп, побродила по ЛиРе, поиграла в Дозоры. В Артеке там с утра было бить некого, все светлые разбежались, тёмные со скуки тренировались друг на друге; дома жрать было нечего, по крайней мере, мне, и нашлись только одно яйцо и пара пирожных. Позавтракав этим подножным кормом, я решила, что как бы мне ни хотелось поскорее смотаться на разведку в Алегрис, это можно будет сделать и в понедельник, а в выходные дни лучше по паркам гулять, а то в будние дни там будет безлюдно и скучно.
Посему я порешила отправиться в Царицыно, где, к стыду своему, ни разу ещё не бывала, а на случай, если погода покажется мне слишком холодной для долгого времяпровождения на свежем воздухе, взяла с собой свой капитал, дабы можно было передумать и поехать в Алегрис. По соседству с кошельком в карман пальта опустился фотик, в кармане джинсов обосновалась мобила, а плеер снова повис на поясе – на сей раз я взяла с собой в дорогу любимый альбом 2003-го года своей любимой (ну, разве что только после Блиндов) паверной команды Galloglass, который чертовски подходил под настроение. Так, снова опутанная под пальтом проводами, я и вывалилась на свет Божий и бодро потопала к автобусной остановке. Вскоре подъехала битком набитая маршрутка (и куда только столько людей едет в выходной), я взяла её штурмом и в тесноте, да не в обиде добралась до метро. Спустившись в подземку, я сразу же увидела остановившийся у противоположного края платформы поезд, все вагоны которого были расписаны цветами – мне давно о нём рассказывали, говорили, что, дескать, внутри в нём висят плакаты с репродукциями картин. Я его сфотографировала, пока он не отъехал, но получилось не очень, поскольку в метро ужасное освещение. Наконец, я погрузилась в вагон, врубила Галлов и поехала. На станции Площадь Революции я вышла, погладила по отполированному до блеска носу скульптуру партизанской собаки – на счастье – и перешла на Театральную, откуда и поехала до Царицыно. В общем и целом, ехала я долго, так что когда я поднялась наверх по эскалатору, ведущему на поверхность в Царицыно, альбом мой подошёл к концу, и я смогла выключить плеер.
Купив в подземном переходе два пирожка – с клубникой и с малиной – и бутылочку ФХ, я наскоро подзаправилась, что помогло мне согреться, и, спросив дорогу, вскоре уже входила в одни из ворот музея-заповедника. Газоны были завалены снегом, пруды – покрыты льдом, и от всего этого великолепия так отражалось яркое солнце, что слепило глаза и были бы актуальны солнечные очки. Там, где пруды, очевидно, подогревались, образовались обширные проруби, сплошь покрытые утками; некоторые утки сидели на льду или на снегу. Людей они почти не боялись, и, когда они столпились вокруг одной старушки, подкармливавшей их, я сфотографировала на фоне снега одну из уток. Знаменитый фонтан, расположенный на острове посреди пруда, был закрыт большим белым куполом; через пруд было переброшено множество мостиков, и все они были разными – горбатыми, покатыми, ровными. Пройдя по двум из них и двинувшись дальше по дороге, я вскоре оказалась под высоким причудливым мостом, носящим название Фигурного, и сфотографировала и его. Сразу за мостом мне открылось самое сердце музейного комплекса – испещрённое широкими аллеями пространство, с одной стороны которой высился Большой Императорский дворец, напоминающий Версаль, а с другой – храм иконы Пресвятой Богородицы «Живоносный Источник». С удовольствием запечатлев оба здания в разных ракурсах, я долго гонялась по сугробам за белоснежным голубем, дабы сфотографировать его на снегу, а добившись своего, вошла в храм; он оказался не только снаружи, но и внутри очень похожим по строению на наш Крылатский храм, только старинные росписи его были ещё далеко не везде отреставрированы и своей блёклостью сообщали всему помещению оттенок некой аскетичности.
Покинув храм, я двинулась к галерее, соединявшей Императорский дворец с Кухонным корпусом, или Хлебным домом, в которой была оригинальная арка – проход, которую я не могла не запечатлеть. За аркой обнаружилось небольшое стеклянное здание, насквозь прозрачное, куда входили и откуда выходили люди; я тоже сунулась туда, поскольку начинала замерзать. Женского полу охранник, карауливший сиё здание, буркнул мне, чтобы я поскорее закрывала дверь и не напускала холоду. В центре здания оказались эскалаторы, и я поехала вниз – внизу меня ожидало весьма масштабное подземное пространство с кассами, гардеробом, кафе и магазином сувениров. Обойдя последний и убедившись, что оловянными солдатиками там не торгуют, я заняла очередь в кассу и купила билеты и в Императорский дворец, и в Хлебный дом. Раздевшись в гардеробе, я сначала направилась во дворец и, преодолев несколько эскалаторов и лестниц, оказалась в его нутре. Первый этаж дворца был отдан под экспозицию, посвящённую Екатерине Великой – там можно было увидеть портреты самой императрицы, её фаворитов, родных и просто современников, книги и указы, предметы одежды и интерьера, и венчал всю эту вакханалию роскошный, сверкающий позолотой и хрусталём тронный зал, в котором стояла мраморная статуя Екатерины и на стене, над одной из балконных галерей, был начертан её девиз: «Власть без доверия народного ничего не стоит». Так же с первого этажа я спускалась в подвал, где, наподобие музея Археологии Москвы на Красной площади, были обнажены каменные стены, помнящие век просвещения, и выставлены на витринах археологические находки – монеты, украшения, посуда, изразцы и прочая, и прочая.
Я успела уже устать, обойдя первый этаж, и периодически присаживалась на мягкие кушетки под предлогом немного попялиться в один из демонстрировавшихся в залах фильмов или поглядеть на какой-нибудь портрет, а ведь это было ещё только начало! На втором этаже расположилась экспозиция, касающаяся XVIII века – «века воинской славы России». Там залы занимали не только картины и гравюры, но и полуистлевшие свисавшие с потолков знамёна, пушки и барабаны, макеты кораблей и доспехи, военная форма и изредка – холодное оружие, преимущественно трофейные турецкие сабли и ятаганы. Полудохлой от усталости я взобралась на третий этаж, обширные – надо полагать, бальные – залы которого были пусты, а за их кажущейся бесконечной чередой притулилось кафе. Я прошла мимо и обнаружила лифт, в который и села, дабы вернуться в подвальный этаж и, посидев и отдохнув, рвануть в Хлебный Дом. Запутанные узенькие коридорчики, петлявшие углами между служебными помещениями, вывели меня туда. Забегая вперёд, сообщу, что я надеялась провести там немного времени, поскольку Хлебный Дом, по сравнению с огроменным дворцом, казался небольшим, однако выяснилось, что его суммарная площадь явно никак не меньше, если не больше. На первом этаже размещалась выставка великолепных фотографий гениального Николая Рахманова «Три четверти пути», и я, временно забыв об усталости, обошла её всю, дотошно разглядев все работы и получив от того огромное удовольствие. Второй этаж был, как и первый этаж дворца, отдан под восхваление Екатерининской эпохи, и я быстро пробежала его, остановившись только на мостике, нависшим над внутренним двориком, в котором снималось какое-то кино, за чем я и хотела понаблюдать. Самое интересное впереди!

Вчера вечером я поужинала, посмотрела новости, потом от нефиг делать – концерт памяти Высоцкого; порадовали разве что Сурганова, Шнуров и, может, ещё Сукачёв и Мазаев, остальные жутко слажали, особливо Лепс. Когда зашла на кухню, снова видела мышь: она беззастенчиво жрала из миски собачий корм, а когда я её спугнула, смылась за холодильник. В районе второго часу ночи я легла спать, отрубилась практически моментально и дрыхла как убитая, и снилось много всего, но запомнились особенно какой-то огроменный метальный магазин, где я всё искала какую-нибудь феньку подешевле и уже почти купила амулет в виде кожаной пластинки с изображением ворона, но польстилась на незнамо откуда там взявшихся оловянных солдатиков и в итоге приобрела одного всадника, вроде того, что были в Политехе, и какие-то бескрайние снежные равнины, среди которых я в компании нескольких мохнатых алабаев пересекала замёрзшее озеро, рискуя провалиться под лёд. Проснулась я рано, около десяти утра, позавтракала вафельным тортиком (фу, гадость!), ибо больше нечего было жрать, пострадала ерундой, срисовала карту дороги до галереи Art4.ru, поскольку принтер по-прежнему отказывался что-либо распечатывать, и отправилась в путь. Вывалилась на улицу, дошла по гололёду до автобусной остановки, дождалась маршрутки, доехала до метро, спустилась в подземку, подремала, пока поезд нёс меня до Арбатской. Там я зашла в аптеку в подземном переходе, дабы купить батончик мюсли и смолотить его по дороге, выбралась на поверхность напротив роскошного особняка Морозова, сфотографировала его с почтительного отдаления (фото скоро будет в фотоальбоме), перешла оживлённую трассу в неположенном месте и оказалась на Воздвиженке.
Чисто интуитивно направилась куда-то влево, пока на противоположной стороне шоссе не стал виден Художественный кинотеатр; со стороны обоих Арбатов отрывочно неслись малопонятные выкрики через громкоговоритель – следует полагать, там проходил какой-нибудь маленький, но пафосный митинг. С Воздвиженки свернула в Новый Кисловский переулок, дугой огибавший несколько старомосковских построек, а оттуда уже пошла по переулку Калашниковскому, – мимо посольства Нидерландов, посольства Эстонии, посольства Японии, – пока не вышла на Никитский бульвар и не двинулась вправо, мимо театра Геликон Опера, до театра Маяковского. Там-то, на противоположной стороне улицы, и замаячил проход в малозаметный Хлыновский тупик; я снова перешла дорогу в неположенном месте и углубилась в эту дыру. Там, по соседству с одной из культовых столичных забегаловок – бард-кафе «Гнездо Глухаря» - и расположился нужный мне частный музей современного (или, как модно сейчас говорить, «контемпорарного») актуального искусства. Толкнув дверь, я оказалась в холле, одновременно являвшимся и кассой, и гардеробом, и первым экспозиционным залом; заплатила за это удовольствие 200 (!) деревянных, вместо традиционного билета получила книжечку-буклет, повесила пальто на покатую вешалку и начала осмотр. Местечко, следует признать, оригинальное: в лабиринтоподобных переплетениях залов немудрено заблудиться, в каждом из них играет своя атмосферная музыка от попсы до классики, под картинами подписи встречаются редко в расчёте на безусловную узнаваемость их авторов. Иногда у тебя под ногами – мягкий зелёный ковёр а-ля трава, иногда – обычный пол, то там, то здесь – стулья и столики, на которых лежат журналы.
Вот – заботливо прикрытый ширмой проход прямиком в «Гнездо», вот – тёмный закуток, стены которого обклеены наспех вырванными из альбомов и календарей репродукциями шедевров великих мастеров ушедших эпох, вот – комната отзывов. Про последнюю следует сказать особо: это обычная ванная комната с раковиной и зеркалом, густо расписанная и разрисованная посетителями от пола до потолка. Стаканчик с цветными маркерами был прикреплён здесь же, и я, с трудом выбрав относительно чистый участок, вывела нетривиальное «Здесь был Феникс. 27.01.08». Что касается непосредственно экспонатов, то они там самые разные – живопись, графика, фото, коллаж, скульптура и всяческое прочее прикладное искусство, не вписывающиеся ни в какие жанровые рамки чучело теннисистки и череп из алых и белых роз, а так же свето- и видеоинсталляции – по одной штуке соответственно; полагаю, их в коллекции музея больше, просто выставлены они не все – требуют и много места, и много электричества. Набор представленных в экспозиции имён так же весьма пёстр – от певцов совковых коммуналок прошлого до живых икон контркультурных реалий настоящего. Тут и бесконечные вариации гиперреалистичных «заброшенных дорог» американского русского Васильева, и оконные рамы Чуйкова, и метафизически-уравновешенные натюрморты Краснопевцева, и сказочно-хипповские складни Пурыгина, и карикатурно-абсурдные мирки Звездочётова а-ля журнал «Крокодил», а так же Кулик – всезасирающий и всезаёбывающий человек-бульдог, bdsm-gay-porno и проститутки на свежих могилах от украинца Савадова, ослепший и сошедший с ума ещё в 18-летнем возрасте и с тех пор писавший свои наивные полотна Яковлев, жёсткий чеченский беженец Каллима, яркие текстильные полотнища Тимура (Новикова), и, конечно, культовые персонажи: мастер перевоплощений Мамышев-Монро; скандальный богохульник и матерщинник, русский гастарбайтер в Чехии Авдей Тер-Оганьян; алкоголики, бездельники и провокаторы Синие Носы с их легендарными целующимися среди берёзок ментами и прочей фотовакханалией. Что же касается законченного эстета и монархиста Гороховского, то сейчас в музее ему отдан целый зал, поскольку в зале по соседству проходит выставка его портретов, запечатлевших современных ему художников. От описания мозги ещё не вытекли? Как, не все? Тогда – вперёд по моим стопам в Art4.ru, добивать его окончательно!)
Понравится это вам или нет, поймёте вы это или нет – не важно: это создано, в большинстве своём, чтобы прикалывать – или удивлять, если хотите. Именно прикалывать, как весь остальной, ещё не попавший на музейные стены, андеграунд, а не вызывать снисходительную усмешку, как произведения современных мэтров, кои я имела удовольствие наблюдать на халяву в Манеже весной прошлого года. А живёт этот самый «остальной андеграунд» сейчас, насколько я поняла, в основном на Винзаводе, куда переехали XL, Риджина, Айдан, Галерея Гельмана и прочая, и прочая. Значит, туда можно смотаться на следующие выходные. А пока я, закончив с осмотром экспозиции, посидела-отдохнула да и вывалилась снова в Хлыновский тупик, вышла на Никитский бульвар и пошла обратно по Малому Кисловскому переулку, мимо ГИТИСа, до самого Нового Кисловского, оттуда – снова на Воздвиженку, через дорогу, да в метро. Добралась до родной Молодёги, купила два пирожка с клубникой и бутылку ФХ, показавшегося мне каким-то разбавленным, подкрепилась, пока ждала маршрутку, потом приехала домой, пострадала ерундой, поела макароны и «летнюю» овощную смесь из брокколи, белой капусты и морковки, попробовала решить третий вариант по алгебре, посмотрела, подумала, ужаснулась и забила, постирала хаир, написала на завтра заявление об экзаменах по выбору, добавила ещё немного в программу своего Петуха (от чего она законченной так ещё и не стала) и тут вспомнила, что и её, и листовки к завтрашнему дню надо распечатать, а у меня принтер не пашет.
Так и не сумев его реанимировать (очевидно, он безнадёжен), я позвонила фаверу, и мы определили три варианта: либо а) я достаю с антресолей ещё один принтер, нахожу новые картриджи, распечатываю их и вставляю в него, притаскиваю его в комнату, нахожу кабель от него, подключаю его, настраиваю и распечатываю с него (а это нереально ибо гемор), либо б) он у себя на работе подключается к сети через мобилу, я пересылаю ему всё необходимое по мылу, он распечатывает всё это и подвозит мне завтра к седьмому уроку, либо в) он завтра приезжает с работы в районе полудня, сам подключает другой принтер, распечатывает всё, что я положу ему в специальную папку на рабочем столе, и подвозит мне к седьмому уроку. Пока мы договаривались сначала по мобиле, потом по домашнему, осталось так мало времени до новостей, что стало ясно: программу придётся распечатывать, если вообще удастся распечатать, в незаконченном виде. Что-то мне подсказывает, что при таком плачевном положении дел историчка мне помогать просто-напросто откажется и моё участие в первом конкурсе просто-напросто сорвётся. А я ведь ещё ко второму конкурсу ничегошеньки не написала, а времени завтра будет на это ой как немного, ведь так много уроков на вторник… вобщем, товарищи, это жопа. Ну да ладно, будь что будет, я всё равно не понимаю, что я до сих пор делала на этом конкурсе. Так, распечатки по алгебре и «Долину роз» для Единорожки я на завтра взяла, новых ПЧ поприветствовала, – добро пожаловать, LovELy_13, Tucher и Tutenkof!, – теперь буду ужинать и новости смотреть…

Итак, вчера вечером я под новости таки закончила первоначальный карандашный эскиз собственной карты метро, в итоге внутри кольца у меня внизу получилось пусто, а вверху мешанина какая-то, но уж как есть – и так дважды перерисовывала это пространство, в третий раз просто ластиком прорву лист, так что воздержусь. Следующим этапом будет закрашивание линий цветом, а потом уже буду обводить их контуры ручкой и ручкой же подписывать названия станций, а пока всё это безобразие разлеглось поверх книги Метро и пугает моих родичей. Досмотрев новости и поужинав, я легла спать – неожиданно для самой себя рано, ещё и двенадцати, кажется, не было – и отрубилась как миленькая почти мгновенно. Снилось много всякой ерунды, происходящей у меня на даче – я встречалась с толпами незнакомых мне людей, обнималась с ними, разговаривала, пила, звонила кому-то, кто-то приходил, и мы все радостно его встречали, и так до бесконечности. Смогла проснуться я только в районе двенадцати утра, немало уставшая – даже ноги болели почему-то. Позавтракала, посидела за компом, убедилась, что Башмаки мне звонить не собираются, и свалила с уже определившейся целью – на выставку Юрия Ракши. Вывалилась на улицу, дошла до автобусной остановки, сразу же убедившись, что погода явно не располагает к времяпровождению на свежем воздухе, на маршрутке доехала до метро, спустилась в подземку, купила себе свежий журнальчик комиксов и поехала по своей ветке, никуда не пересаживаясь, до самой Курской, на которой никогда ещё раньше не была. Курская оказалась станцией с невероятно просторным вестибюлем и весьма путаной сетью переходов, так что в итоге я вышла на свет Божий на Курском вокзале, прямо на платформе.
С трудом отыскав оттуда путь к цивилизации, я оказалась в весьма негостеприимном райончике, наводнённом спешащими кто куда людьми, нагруженными сумками, баулами, рюкзаками. Отыскать в этом человеческом винегрете местных было ой как непросто, так что спросить дорогу до школы акварели Сергея Андрияки представлялось делом невозможным. От безнадёги я обратилась к менту, который сначала довольно хрюкнул, заявив, что такого вопроса ему никогда ещё не задавали, а потом, дознавшись, что мне нужен Гороховский переулок, махнул рукой куда-то влево, сообщив, что «вроде бы все переулки там». Я двинулась влево по улице Казакова, но вскоре убедилась, что рано или поздно уткнусь во всё те же пути, и спросила у какого-то старичка. Тот ответил, что я иду совсем не туда, что переулки все совсем не здесь, а в противоположном направлении, так что мне надо разворачиваться на 180 градусов и чесать обратно. Я развернулась и почесала по Казакова в правую сторону, прошла мимо того же мента, с любопытством взиравшего на мои мытарства, и тут ко мне кинулась какая-то женщина бальзаковского возраста, но вполне себе бодрая и свежая, с вопросом, как пройти к Гороховскому переулку. Несколько секунд спустя мы выяснили, что мы обе ищем школу акварели Андрияки и обе собираемся на выставку Юрия Ракши, и решили держаться вместе. Перво-наперво мы отошли подальше от вокзала и стали опрашивать людей. Вскоре моя новоявленная спутница наткнулась на мужичка, который очень «понятно» нам объяснил, что нам надо идти прямо до светофора и направо, а от того светофора ещё направо, а потом ещё, ещё, ещё… запомнив лишь половину из этого словоизлияния, мы, тем не менее, отправились в указанном направлении, то бишь прямо, а, повернув направо от светофора, - по бесконечному Земляному валу, части Садового кольца.
Шли мы бодро и сначала сетовали о том, что не только приезжие, но и коренные москвичи не знают адресов галерей, потому что не интересуются искусством, а затем стали говорить о других выставках, на каковых в последнее время побывали. Я посоветовала ей выставки в Пушкинке – новых поступлений и «Перед распутьями земными…» - и в Политехе – учеников Дмитрия и Галины Тарасовых, а она рассказала, что год проработала в музейном комплексе Царицыно и что там теперь всё так отреставрировано и благоустроено, что и не узнаешь. Мы ещё говорили о разных интересных местах, например, о том, есть ли сейчас что интересное в Манеже или его опять займут ярмаркой мёда, прежде чем дошли до очередного светофора и свернули направо, на Старую Басманную, где была узкая, лесенкой мостовая и нагромождение любопытных магазинчиков, уютных кофеен и пивнушек. Спросив дорогу, мы узнали, что идти нам надо прямо, до церкви, оттуда направо и вниз. Дойдя до поворота, слегка офигела: ничего ж себе «церковь»! Передо мной во всём своём великолепии возвышался комплекс кафедрального Богоявленского собора и храма Никиты Мученика. Сегодня как раз Богоявление, и мне очень хотелось зайти в собор, но опоздать на выставку мне не хотелось, посему я просто сфотографировала его со стороны входа и сбоку, из какого-то подвернувшегося переулочка – моя спутница терпеливо подождала, пока я торопливо выбирала ракурс. Затем мы пошли вниз по Гороховскому переулку, а там что не дом, то историческая фигура не хуже Богоявленского собора: и особняк Демидова, и особняк Александрова… как в другую эпоху попали, хоть фильм снимай без декораций!..
Долго ли, коротко ли, и я углядела афишу выставки возле красивого кирпичного здания, так же напоминающего купеческие палаты. Поплутав вокруг него, мы нашли вход и оказались в холле знаменитой художественной школы. Сдав куртки в гардероб, мы с моей спутницей вскоре расстались, начав осматривать экспозицию с разных концов. Я перво-наперво осмотрела зал с работами самого Андрияки, – естественно, сугубо акварельными, некоторые из которых я уже видела на выставке в Манеже, – в котором так же демонстрировалась видеозапись с его мастер-классом, а затем уже прошла в залы, отданные под выставку Ракши. Я сразу поняла, что пожилая женщина (впрочем, всё равно выглядящая на десяток лет моложе своего возраста), продававшая различные сувениры, дарившая покупателям подарки и дававшая автографы, – никто иная, как сама Ирина Ракша, жена покойного мастера; но я решила, что сначала – картины, а потом уже – памятные приобретения. Залов оказалось достаточное количество, чтобы охватить все стороны творчества художника – живопись и графику, портреты и пейзажи, а так же глубоко философски-религиозные полотна; впрочем, я, честно говоря, пошла на выставку, заочно полюбив Юрия Ракшу только по материалам в газетах и репортажам по радио о его жизни и мировоззрении (сей интерес со стороны СМИ обусловлен тем, что со дня рождения художника прошло 70 лет), посему его творчество явилось мне в новинку и – приятно удивило. Удивило в первую очередь то, что я, будучи спокойной за современный русский пейзаж при взгляде на работы Саттарова (хоть он и грузин), уже успела похоронить современный русский портрет благодаря «фотографиям в красках» Шилова и маловразумительных абстракциях Никогосяна, некогда желавшего нарисовать и меня, а выяснилось, что не всё ещё потеряно: душу и характер человека ещё можно увидеть на полотнах Ракши.
На полотнах этих – и писатели Шукшин и Быков, и режиссёр Акира Куросава, и поэт, и композитор Владимир Щукин – тот ещё, как оказалось, красавец. Зацепила меня и картина «Рождённым жить», посвящённая гибели вьетнамского друга художника от пули американского солдата – на нём прямо-таки запечатлён образ этакой вьетнамской Богоматери, настолько трогательна фигура матери с младенцем. Но безусловный шедевр – это, конечно, триптих «Поле Куликово», в честь которого и назвали выставку. Описать чувства, которые испытываешь перед этим монументальным полотном, невозможно – его просто надо видеть, причём видеть обязательно, потому что подобных ему живописных откровений, искренних, глубоких, с первого взгляда остающихся в сердце и запоминающихся навсегда, в отечественном искусстве было не так уж много, потому что, как известно, драгоценное встречается реже, чем просто хорошее, а в конце прошлого века, кажется, так и вовсе больше не было. Почему я так считаю – да потому, что это очень русская, очень близкая и родная вещь, это настоящий, честно и твёрдо осознанный патриотизм, а не тот лакированный, лубочно-квасной, чисто символический и оттого преходящий патриотизм того же Глазунова и некоторых других любителей малевать шаблонных сказочных витязей. Говоря только о современной живописи, сравнить её можно разве что с картинами Виктора Маторина, но у того герои давно минувших лет величественны, но статичны, в «Поле Куликовом» же – действие, не физическое, но духовное. В работе этой всё значимо – начиная пестреющими в траве клевером и ромашками да виднеющимися из-под кольчуг вышитыми рукавами рубах и заканчивая подвигом людей, на смерть благословлённых, на смерть провожённых и, наконец, на смерть решившихся и готовых без пафоса и без колебаний умереть за свою Родину. В общем – все туда! Завтра последний день выставки!Дальше самое интересное!