Заседание ОЛРС, посвящённое Серебряному веку русской культуры открылпрофессор МГУ Михаил Михайлович Голубков. Он отметил, что Серебряный век – это совершенно необычные формы художественной жизни, формы художественного общения и коммуникации, когда не только литературное, но и бытовое произведение было невероятно мифично. Это эпоха, когда люди пытались отойти от прежних норм и традиций. Вспомним, например, жёлтую кофту Маяковского, которая была явно семиотическим знаком, вспомним цилиндр Есенина, который тоже был очень значим. Эти формы литературной жизни были очень важны, но помимо этого, внешнего, было ещё что-то очень важное – внутреннее. Это внутреннее насыщение литературы вызвало невероятный «взрыв», который привёл к тому, что весь ХХ век оказался под воздействием открытий, совершённых в эпоху века Серебряного, - подчеркнул Голубков и пояснил, - речь идёт о том, что на рубеже ХIХ-ХХ веков резко изменилось мироощущение, обыденное сознание человека. Есть показательная книга «Человек эпохи реализма». Эта книга о Чернышевском. Чернышевский – человек эпохи реализма. На мой взгляд, очень жаль, что нет книги, которая называлась бы «Человек эпохи модернизма». Человек эпохи модернизма рождался именно в то время, на рубеже веков. Он начинал мыслить и думать иначе. Дело даже не в авангардных течениях и не в соответствующем поведении, которое диктовал авангардизм. А дело именно в новом типе сознания. Он был обусловлен, с одной стороны, новейшими научными открытиями: психоанализом Фрейда, теорией относительности Эйнштейна, дуализмом частиц французского физика Луи Де Бройля. И эти открытия, резко изменившие философскую картину мира, сразу же перешли в обыденное сознание человека. И эпоха Серебряного века, с моей точки зрения, это эпоха экспансии модернизма...        

  

  Именно Серебряный век обратился к универсальному в душе человека, отринув то, на что обращал внимание классический реализм.

   Ещё один важный момент, который был акцентирован в Серебряном веке – тот, что человек по природе своей непознаваем. Для реалиста этот вывод почти невозможен. Потому что в основе реалистического сознания - идея рационального познания мира и человеческой сущности. Модернизм утверждает противоположное. Для того чтобы это показать, сопоставим два рассказа, повествующих об одном и том же. Один написан в эпоху реализма, другой в эпоху модернизма. По сюжету и художественной концепции оба рассказа абсолютно одинаковы.

  Первый – это рассказ Тургенева «Ася», повествующий о том, как человек, найдя свою любовь, катастрофически её утрачивает. Когда случились события, о которых повествует персонаж, ему было 25 лет. Спустя годы он по-прежнему мечтает об Асе, хочет её видеть, но она потеряна, а ему уже 45 лет. Рассказ о том, как человек утратил свою любовь в силу нелепых обстоятельств. Объём рассказа достаточно велик – порядка 150-ти страниц. Суть в том, что реалисту Тургеневу необходимо объяснить характер Аси. И сначала он видит её как жеманную барышню, потом как, наоборот, наивную «козочку», потом как женщину, которая не желает ни с кем разговаривать, и, наконец, видит её рыдающей на коленях у своего брата. И эти маски, которые надевает на себя Ася, Тургенев, будучи писателем-реалистом, должен рационально объяснить. Реалист объясняет характер персонажа предысторией. И в герое не может быть ничего, что выходило бы за рамки этой предыстории. И далее рассказывается история Аси, где выясняется, что она незаконнорожденная, и её социальный статус не определён, отсюда и неопределённость её жизненного поведения.

  Второй рассказ, который я беру для примера, написан в эпоху Серебряного века. Это рассказ И. Бунина «Солнечный удар». Это тоже рассказ о том, как человек теряет свою любовь, совершенно не думая о том, что это может произойти. Бунин невольно вступает в полемику со своим предшественником – с Тургеневым.

В рассказе Бунина героиня, расставаясь с героем, говорит ему: Вы, наверно, плохо обо мне подумали, это неправильно. Я замужем, у меня семилетняя дочь, и со мной никогда такого не было и, наверно, не будет. И дальше она даёт объяснение того, что с ней приключилось: Какой-то солнечный удар. И тот же солнечный удар потом постигнет героя (поручика), который, взойдя вечером на палубу, поймёт, что потерял свою любовь. Хотя, ощущения героев абсолютно не мотивированы ни в том, ни в другом случае. Бунин утверждает иррациональность человеческой природы, иррациональность человеческого мышления. 

   Мне представляется, что эти два аспекта, действительно, великие литературные открытия Серебряного века. Потом была революция, были различные литературные объединения: РАППы, ПРОЛИТКУЛЬТЫ, но ничто не смогло остановить до середины ХХ столетия мощнейший творческий импульс Серебряного века.

  

  Автор исследования, посвящённого экзистенциальным мотивам в произведениях писателей Серебряного века доктор филологических наук Валентина Викторовна Заманская отметила, что состояние Серебряного века расшифровал Александр Блок. В статье «О Романтизме» он писал:

   «Такие  эпохи  характеризуются удесятерённым желанием жить».  Это удесятерённое желание жить, этот потрясающий воздух свободы, этот творческий подъём! Он наполнил то великолепное Европейское средневековье, где был Леонардо да Винчи, Пико делла Мирандола, который сказал нам о достоинстве человека. И вот наступает новый век в нашей истории – век Серебряный. И он взял от Европейского средневековья, от нашего XIX века главную черту – универсальный тип личности, ренессансный тип личности. Это человек, которому тесно самовыражение в одной какой-то сфере. Он должен быть сразу всем, он должен реализоваться сразу во всех сферах. Конечно, образец такого человека – Леонардо да Винчи, Михаил Васильевич Ломоносов. В Серебряном веке – Василий Кандинский – в его живописи есть эти осколки, на которые разлетелась эпоха, на чём строился авангард, и художник пытался найти новую связь между этими осколками. Деятели Серебряного века ощущали родство своей эпохи с Ренессансом. И вот Кандинский пишет великолепные теоретические статьи и поэтический альбом «Звуки». Художник пишет поэтический альбом, ему недостаточно было быть только художником, он должен был создать школу, новую педагогику.

  Другой пример – Каземир Малевич, который пишет картины как философ, он пытается найти придел искусства. Александру Скрябину мало быть просто музыкантом, он был философ, музыкант-исполнитель, он открыл целое колоссальное направление, которое связано с игрой света и музыки. Это было новое мышление. Это было синтезное мышление. И в этом синтезном мышлении они встретились: универсальный человек и синтез искусств, - подчеркнула Заманская.

  Позже русский мыслитель, философ Фёдор Степун напишет: «Они жили жизнью совершенно античной». Так складывался Серебряный век, как текст социокультурный, текст мифологический, текст эстетический и текст ментальный. Серебряный век складывался как великий шанс. История, конечно, не пишется в сослагательном наклонении, но когда вот так трагически всё обрывается, когда определяет не текст, а контекст, то тогда всё завершается совсем иначе, чем могло бы.

  Ещё один очень чуткий представитель Серебряного века Андрей Белый покажет в романе «Петербург», может быть, самую главную трагедию новой обезбоженной эпохи, как автономная мысль стала больше человека.

  Профессор Анна Константиновна Михальская рассказала, что её связывает с Серебряным веком, а также поделилась интересными наблюдениями о характере поэтики знаменательной эпохи.

    "Дело в том, что моя молодость пришлась на семидесятые годы, - рассказывала Анна Константиновна. - Для нас – студентов МГУ – тексты Серебряного века не были какими-то посторонними вещами, мы выросли на них, это была тайная основа нашей настоящей жизни. Это была какая-то особая сфера, которая составляла главное. Мы не смотрели фильмы Гайдая и «Фантомас», были практически не в курсе относительно советской литературы. К своему стыду я должна сказать, что мы не читали «Тихий Дон» и, тем более, молодых бардов. Как мы одевались можно представить, если прочесть отрывок из манифестного рассказа Теффи «Демоническая женщина»: 
«Демоническая женщина отличается от женщины обыкновенной прежде всего манерой одеваться . Она носит черный бархатный подрясник, цепочку на лбу, браслет на ноге, кольцо с дыркой "для цианистого калия, который ей непременно пришлют в следующий вторник", стилет за воротником, четки на локте и портрет Оскара Уайльда на левой подвязке».
Вот примерно так многие из нас выглядели в семидесятые годы, - призналась Михальская и продолжила, - нашей настольной книгой была «Саломея» Оскара Уайльда – издание с иллюстрациями Одри Бердслей.

  Ещё в списках и ксероксах передавались те поэтические тексты Серебряного века, которые теперь легко доступны. Это была, повторяю, тайная основа настоящей жизни. Отдыхать нужно было в Коктебеле или на Валааме. Уже позже, когда я стала заниматься поэтикой массовой культуры, стала читать лекции в Литературном институте, мне стало интересно, почему же всё-таки поэтика Серебряного века была для нас столь привлекательна? В Литературном институте всегда идёт анкетирование абитуриентов. Там есть вопрос к начинающим литераторам: назовите ваших любимых писателей. Самые частые ответы:

  Цветаева, иногда Цветаева-Ахматова, иногда Цветаева-Ахматова-Пастернак. К этому списку обязательно прибавляется Булгаков с романом «Мастер и Маргарита». И, когда я читаю ответы абитуриентов, я думаю, что они, вообще в этом понимают – эти молоденькие девушки?.. И потом, когда я читаю их не всегда интересные литературные опыты, то мне становится ясно, что эта любовь к Цветаевой и Ахматовой – не такая, как была у нашего поколения. Поскольку я занимаюсь риторической поэтикой – поэтикой стандартных массовых текстов, в частности, текстов массовой литературы, то мне стало интересно, что же такое есть в литературе и культуре Серебряного века, что позволило ему при всей сложности, при всей его громадной насыщенности, при всей компрессии мысли, которая тогда уместилась в 25-ти летний период, который потом, как в теории «большого взрыва», разлетелся во времени и многое дал потомкам. В Серебряном веке произошёл не просто слом научной парадигмы, но были открыты те научные позиции, на которых мы стоим до сих пор. Очень важно понять, что мы – наследники Серебряного века. Но оказывается, что в поэтике Серебряного века есть такие особенности, которые легко сделались достоянием массовой культуры. Я предположила, что если мы можем уподобить состояние общественной души личностному состоянию конкретного человека, то состояние души в Серебряном веке можно определить как маниакально-депрессивный синдром. Это состояние души, когда депрессия – всё кажется чёрным и серым. Это не аномалия, просто особенности психического склада. Депрессивных текстов была масса. Например, у Гумилёва:
«В мой мозг, в мой гордый мозг собрались думы, Как воры ночью в тихий мрак предместий, Как коршуны, зловещи и угрюмы, Они, столпившись, требовали мести». При видимом благополучии, было предвестье катастрофы. И вместе с тем, это настроение стремилось к взрыву свободы, а такая неуравновешенность – это юношеское состояние души, когда человек мечется от состояния ощущения чёрного к состоянию ощущения белого. Это состояние души, когда человек освобождается от всего старого. Этот слом, когда Андрей Белый писал в начале своих мемуаров о том, что полуразрушенный быт отцов мы разрушили окончательно. И это состояние нового быта, новой реальности – это было очень характерно для Серебряного века. Характерно, что Зинаида Гиппиус называет свою большую статью в одном из сборников 1930-х в Париже «Основы свободы». И когда Дмитрий Мережковский спрашивал её: Что вы предпочитаете: свободу без России или Россию без свободы? Она выбирала свободу. Но кроме пренебрежения условностями в Серебряном веке был ещё один выход: игра. Это можно сравнить с современными ролевыми играми, когда все играют в себя. Эта стихия игры, которая спасает от реальности. Этот маниакально-депрессивный настрой зачастую свойственен молодёжи, юношескому неуверенному, но очень активному сознанию. И есть особенности поэтики Серебряного века, которые с этим связаны. Это именно те особенности, которые составляют основу массовой культуры сейчас. Во-первых, это глобальное стремление к чёрному и белому, а также состояние «серого» как депрессивной тоски. Например: «Чёрный вечер. Белый снег», «И стихов моих белая стая», «Как белый камень в глубине колодца – лежит во мне одно воспоминанье». Белого цвета в поэтике Серебряного века присутствует очень много. В произведении «Мой Пушкин» Марина Цветаева вспоминает, как она гуляла по Тверскому бульвару с маленькой фарфоровой белой куколкой, и как она поставила эту куколку на постамент чёрного большого Пушкина: «Я выбрала навсегда для себя чёрного, а не белого. Чёрную думу, чёрную боль, чёрную жизнь». Поэтика чёрного и белого – поэтика контрастов Серебряного века.

Ты - как отзвук забытого гимна
в моей чёрной и дикой судьбе.
О Кармен, мне печально и дивно,
что приснился мне сон о тебе.

http://olrs.ru/zasedaniya_17.h…