Не знаю что со мной
Зимой и летом
Мир переполнен тьмой
И переполнен светом

28.01.13

Отсюда вихри до другой галактики
Теорию не отличить от практики
28.01.13

Я всё ещё надеюсь на любовь
Хотите вы того иль не хотите
Я всё ещё надеюсь на любовь
И вы меня не переубедите
28.01.13

Я из антивещества
Сгусток антиестества
Сверхъестественную жизнь
От прожилок и до жил
Я не прожил а прожил
Вам об этом доложил
Ожил я или ожил
Не существовал, а жил
28.01.13

Мне часто хочется понять
кого из вас нежней обнять
Но невозможно всё понять
И всех хочу нежней обнять
28.01.13

Константин Кедров, "Новые Известия".
Уходящий век оказался, наверное, самым трагическим и самым
тяжелым за всю историю. Были превзойдены самые лютые зверства
предшествующих эпох, но русская литература не только осталась на
прежней высоте, но по обилию талантов даже превзошла век
предшествующий.
В 1899 году вышел роман Льва Толстого "Воскресение". Там
предсказано все, что нас ждало. Тюрьма, любовь, ссылка - вот
любовный треугольник XX века. Нехлюдов и Катюша, доктор Живаго и
Лара. Снежная Россия, Сибирь, кишащая этапами и конвоями.
В XIX веке - "Записки из Мертвого дома" Достоевского. В XX -
"Колымские рассказы" Шаламова. Достоевский утверждал, что
"красотою мир спасется". Шаламов: "Я бы плюнул в лицо красоте".
Постоянство русских типажей подтверждено в полной мере.
Прожектеры, мечтатели, упертые мученики своей идеи. Однако Иван
Денисович дает фору любому мужичку Марею. Глубже всех простого
человека понял все-таки Солженицын.
Зато главное открытие Нехлюдова, сделанное после посещения
тюрьмы, остается в силе. Раньше он думал, что за решеткой сидят
преступники, а по ту сторону находятся честные люди. Теперь
Нехлюдов понял, что все наоборот. За решеткой в основном сидели
честные люди.
Между тем как по ту ее сторону свободно разгуливали подлинные
преступники, бандиты и воры.
"Петербург" и "Москва" Андрея Белого - два первых настоящих
романа XX века. Белому подражали все: Леонид Леонов, Набоков,
Замятин, Пильняк, Бабель, Олеша... "Петербург" - роман-лекало, по
которому выкраивались в XX веке гениальные модели, но сам Белый
шинельку себе не сшил. "Москва" и "Петербург - услада филологов и
писателей, но не читателей.
Гений Набокова подарил миру не только сверхпопулярную
"Лолиту", но и сверхгениальный роман "Приглашение на казнь". Даже
"Процесс" Кафки не так ярок и артистичен, как эта феерия.
Цинцинат, он же агностик, он же граф Монте-Кристо, он же Гамлет в
Эльсиноре, он же узник в солженицынском круге первом - настоящий
герой XX века. Он виновен в том, что невиновен. Он одухотворен до
нематериальности. Он свободный человек в мировой тюрьме.
Великая русская иллюзия, будто можно оставаться свободным,
сидя в тюрьме, в равной мере унаследована такими разными
писателями, как Набоков, Солженицын и Василий Гроссман ("Жизнь и
судьба").
Из бурного потока почвеннических романов "инда взопрели
озимые" все же резко вырывается "Тихий Дон" Шолохова, и, хотя
Нобелевская премия за "казаков с картонными шашками" (В.Набоков)
- это, пожалуй, слишком, все же любовный бермудский треугольник:
Мелехов - Аксинья - Дарья, будет притягивать к себе читателей и в
грядущем веке.
Репрессированная русская проза 20-30-х годов сохраняет свое
культовое значение и видится нам в ореоле своей запрещенности. И
все же у этой литературы есть шанс остаться в XXI веке не в
качестве раритета. Это "Синие груши", "Зависть" и "Три толстяка"
Олеши, "Машины и волки" Пильняка, "Хулио Хуренито" Эренбурга,
"Конармия" Бабеля, "Котлован", "Родина электричества", "Такыр",
"Епифанские шлюзы" Платонова, "У" Вс. Иванова, "Голубые города",
"Аэлита", "Ибикус", "Любовь - книга золотая", "Буратино" Алексея
Николаевича Толстого. Даже идеологизированная трилогия "Хождение
по мукам" после того, как по ней проехало "Красное колесо"
Солженицына, осталась целой и невредимой. Ведь и Борис Пастернак,
взявшийся за ту же тему в "Докторе Живаго", не избежал подражаний
жизнелюбивому графу Лара та же Даша, а Живаго - Телегин.
"Доктор Живаго" - тоже слишком культовый роман, чтобы судить о
нем беспристрастно.
Зато ни малейшего сомнения не вызывает живучесть дилогии Ильфа
и Петрова "Двенадцать стульев" и "Золотой теленок". Остап Бендер,
Чичиков XX века, имеет шансы в той же чичиковской бричке
перекочевать в следующее столетие. Некоторые возражают, мол, это
уже смех не сквозь невидимые миру слезы, как у Гоголя, а сквозь
невидимую миру кровь. Что правда, то правда - это смех сквозь
кровь, русский "кромешный" смеховой бунт. Совсем не бессмысленный
и не беспощадный. Может быть, Христос действительно "не смеялся",
но это было в другом, более теплом климате. У нас, если не
смеяться, замерзнешь. В смехе Ильфа и Петрова есть теплота.
унаследованная в полной мере Михаилом Булгаковым. Иван Бездомный
стал отныне символом всей литературы соцреализма. Парадокс
истории - с запрещенным доктором Живаго читатели познакомились
раньше, чем с запрещенным Мастером, хотя "Живаго" закончен в
конце 50-х, а "Мастер" - в сороковых.
Дьявол в Москве появлялся задолго до Булгакова в романе
Загоскина "Искуситель". Там он тоже возник из воздуха во время
летнего гуляния в сквере. Можно спорить, так ли уж хороши
псевдоевангельские сцены романа, написанные по Воланду, Ренану и
картине Ге "Что есть истина?". Зато скверная квартира,
представление Воланда в варьете, сумасшествие Ивана Бездомного в
психушке Стравинского - все это никогда не устареет и никуда не
уйдет. Шариков из "Собачьего сердца" не менее знаковая фигура,
чем вольтеровский Кандид или легендарный Тартарен Доде, без
которого невозможно понять Францию. Шариков родной брат
Смердякова; дальше этот ряд продолжают реальные персонажи: Ленин,
Сталин, Хрущев, Брежнев и т.д.
Итак, вот они люди России XX века. Интеллигенция: Телегин и
Даша, Живаго и Лара, Мастер и Маргарита. Авантюристы - от Остапа
Бендерадо Шарикова. И люди земли: Григорий Мелехов, Иван
Денисович, Аксинья.
Самая главная особенность русской литературы XX века - она
осталась литературой людей. Человек, его душа и характер, вот что
никогда не исчезнет. Даже ходульные сверхтенденциозные "Как
закалялась сталь" Островского и "Молодая гвардия" Фадеева имеют
шанс на выживание, благодаря тому что Сережа Тюленин, Уля Громова
и даже упертый Павел Корчагин живые люди.
Конец века не выдвинул фигур, равновеликих Булгакову,
Платонову Алексею Толстому, Солженицыну Зато Вл.Войновичу удалось
создать своего Чонкина - русский вариант гашековского Швейка. В
литературные святцы войдут все и названные, и неназванные, а вот
в литературе останутся только сострадание, любовь и улыбка. Кто
не умеет улыбаться, сострадать и любить, тот не перейдет рубеж
века, потому что ненависти и злобы в каждом тысячелетии и так
хватает. Несмотря на все старания чер-нушников, русская
литература останется веселой и доброй, а следовательно, великой.



13.11.1999, Новые Известия

ПОМНИМ ХОЛОКОСТ
Завещание Гроссманов

За три года до смерти писателя в его квартире раздался звонок. Словно на дворе не 1961-й, а 1937-й: "Открывайте! Мы из домоуправления". Вломились литературоведы с Лубянки и арестовали душу писателя - рукопись романа "Жизнь и судьба". Душу унесли, а тело осталось. Тело протестовало, писало письма Хрущеву, но тот отмалчивался. Зато Суслов удостоил Гроссмана личной аудиенции. Признался, что сам романа не читал, но в критических отзывах узрел сходство между ГУЛАГом и Треблинкой. Можно подумать, что этого сходства не было. Не понравилось описание Сталинградской битвы, в которой Гроссман лично участвовал. Конечно, Суслову из Кремля виднее, чем Гроссману, который в это время "отсиживался" в окопах, в руинах дымящегося Сталинграда.

Гроссман усомнился в правильности известной песенной речевки: "Когда страна быть прикажет героем, у нас героем становится любой". Писатель считал, что подвиг Победы ковали прежде всего простые, обычные люди. От имени этих простых и обычных победителей гитлеризма написал он свою "Войну и мир" - "Жизнь и судьбу".

Он ничего по сути и не придумывал. Написал все как есть. Гроссман любит всех своих героев - и обреченных на гибель, и чудом уцелевших. И упертых сталинистов, которые сидя в немецком концлагере, твердят, что надо было еще сильнее закрутить гайки. И тех, кто видит причину наших чудовищных потерь и поражений в предвоенных репрессиях.

Это не выдумка автора, что Треблинка почти не видела эсэсовцев в мундирах и со стеками, как во многих советских фильмах. Все роли - от надзирателя до повара, следящего за тем, чтобы в котел шли только гнилые овощи, - выполняли сами заключенные. Иногда, пишет он, казалось, что если исчезнет с вышек немецкая охрана, обитатели лагеря сами будут заботиться о том, чтобы по проводам ограды шел ток. А наши идейные надзиратели зорко углядели со своих союз-писательских вышек, что симпатии Гроссмана на стороне бывшего толстовца, а ныне просто заключенного, убедившегося в тщете любого насилия.

Гроссмана всегда обвиняли в абстрактном гуманизме. И всегда его защищали люди еще не полностью задубевшие. Твардовский, например, или Микола Бажан. Фильм "Комиссар", снятый по его сценарию в 1967 году, запузырили на полку на 20 лет. Что греха таить, обычный антисемитизм играл не последнюю роль в преследовании уроженца Бердичева Василия Гроссмана. Он вышел из типичной интеллигентной еврейской семьи, где все давно считали себя русскими. О национальности заставили вспомнить сначала фашисты, а потом борцы с "космополитами безродными".

Поражает широта Гроссмана. Может быть, он один из первых показал тоталитаризм как общечеловеческую трагедию всех: правых, левых, русских, евреев, немцев, атеистов и верующих...

Рукопись "Жизни и судьбы" спас Семен Липкин. Он убедил Гроссмана дать ему на сохранение один экземпляр. Позднее его переснял на фотопленку академик Сахаров и передал Владимиру Войновичу. А тот опубликовал арестованный роман в Швейцарии в 1980 году. Мы читали Гроссмана в четвертом экземпляре, отпечатанном на машинке под копирку. А когда роман наконец-то издали и у нас, в 1988-м, страна читать перестала. Митинги, демонстрации, многочасовые очереди за самым необходимым увели многомиллионного читателя из литературы.

Но если случится чудо и страна снова вернется к настоящей литературе, она откроет книгу Гроссмана "Жизнь и судьба" и прочтет наконец предсмертное письмо матери Гроссмана из гетто, где нет ни малейшей ожесточенности, отчаяния или призыва к мести. Есть только завещание сыну и всем нам: "С улицы слышен плач женщин, ругань полицейских, а я смотрю на эти страницы, и мне кажется, что я защищена от страшного мира, полного страдания. Как закончить мне письмо? Где взять силы, сынок? Есть ли человеческие слова, способные выразить мою любовь к тебе? Целую тебя, твои глаза, твой лоб, волосы. Помни, что всегда в дни счастья и в день горя материнская любовь с тобой, ее никто не в силах убить... Вот и последняя строка последнего маминого письма к тебе. Живи, живи, живи вечно... Мама".

Константин КЕДРОВ

Сегодня День памяти жертв Холокоста. Заклеймим ублюдков прошлых и нынешних!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Холокость

Как в горле кость
Холокост
Как в сердце гвоздь —
Холокост
Погост и ГОСТ —
Холокост
Незваный гость
Холокост
Людьми набитый барак
Гудлак
ХОЛОКОСТ-ГУЛАГ
Одна на устах молитва:
— Будь проклят Сталиногитлер
Будь проклят Гитлеросталин —
Устами всех и перстами.
Шепчут губы
мертвые и живые:
— Сталингрубер
или
Гитлерошвили

Путин не читает по хасидски
Но зато читает по персидски
Пусть хасидов изучает РАН
Нам всегда милее всех Иран

Нам хасиды не нужны задаром
Но ответим точечным ударом
По заокеанским злобным псам
Мощными ракетами Хасан

По улицам слона водили
А Мойшу в подворотне били
Сюжет конечно мой отнюдь не нов
Мораль-Россия родина слонов

Ещё Хрущёв сказал блюдя заветы
Что родине нужны авторитеты
И вот нарушен ленинский завет
Убит еще один авторитет

Не Дед Мороз, бери повыше сан
Злодейской пулей скошен Дед Хасан
Ушел и не придет уже в сознание
И непонятно как вести дознание

Нет скажем мы почёсывая репы
Стране духовные необходимы скрепы
Духовне, отнюдь не духовые
Склоним в молчанье скорбном наши выи

Теперь куда откуда ни пойдешь
Совсем растлилась наша молодежь

Вот раньше был у нас духовный Сталкер
Его сменил неумолимый Снайпер
Старих Хаттабыча сменил Старик Хасан
Куда же смотрит славный Путин-сан

Мне кажется вослед за журавлями
Он улетел к любимой Фудзияме

А вслед за ним и все авторитеты
Не пали мордой вниз на парапеты
А улетели вслед за журавлями
Помахивая сникшими шеями

"Познайте Истину-
Истина сделает вас свободными
Вы куплены дорогой ценою
Не делайтесь рабами людей"



Между свободой и рабством нет промежутка
Свобода и рабство два параллельных мира в одном пространстве
Свобода и рабство-две возможности одной жизни
Сам выбирай быть тебе рабом или человеком

Я знал в своей жизни много рабовладельцев:
Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко
Ныне рабовладельцев сменили работорговцы
Но Свобода не покупается
Свобода не продается
Продаются в рабство
Покупают только рабов



Человек может только притворится рабом
Быть рабом человек не может
Сами решайте- жить или притворяться

Свободу хотят опорочить и обесценить
Свободу обвиняют в наших слабостях и пороках
Но Свобода это только Свобода
Свобода это широко открытые крылья
Это неисчерпаемые возможности для человека
Это откровенный разговор со всеми людьми и с Богом
Это единственная возможность быть человеком!

Жизнь и смерть - одна и та же Чаша
Жизнь -борьба а результат-ничья
Наша жизнь она совсем не наша
Но она к тому же и ничья

Когда я играю с вами
В мир этот и в мир иной
Не я играю словами
Слово играет мной

2012

Марш через три Китая
Это маршрут сквозь небо
За треугольным солнцем

Сердце не отличает
печаль от счастья
то и другое
Заставляет его сжиматься

А ПОВИС
АПОФИС
А ПОФИГ
АПОФИС

9.01.13. 15ч45 мин

пусть меня обнимает время
невидимыми руками
как море обнимает
уплывающего пловца
пока пловец
обнимает море
уже нет времени
и пространства уже не стало
только бесконечная дверь
в бесконечной комнате
а я все открываю
и открываю

Да я многого не заметил
Например как растет трава
И на многое не ответил
Потому что слова слова

Отвечайте за все на свете
Вся ответственность будет на вас
Вся ответственность на поэте
Но уже осёдлан Пегас

Пусть движенья пока неловки
Он ускачет рифмой звеня
Где луна серебряной ковки
На подковке его коня

В голове моей только ветер
Только вспыхнул уже погас
Но ещё не написан Вертер
И уже осёдлан Пегас

7.01.13

Вот друзья стихотворенье, где я в 1983 году напрочил переезд Депардье в Саранск. Читайте и удивляйтесь. Стих опубликован в 1990г в сборнике "Компьютер любви" М Художественная литература и в собрании моей поэзии "ИЛИ" М. Мысль 2002

-География-

Красифф ливийский изумруд
НО ЕЩЁ КРАШЕ ФРАНЦУЗЫ ИЗ КАРГОПОЛЬЯ
в них есть ум голова стать
городское нетление
и себя собака
Всего этого нет в китайцах
начальниках гнева божьего
Аркан владыки не брамину принадлежит
а бормашине
воровато сверлящей
Евроатом не означает еврейский атом
но среди атомов есть евреи
Там на фоне афона
я раздариваю радары
всекитайского счастья-братства
Где вы лилипуты китайские
знатные бразильцы из братиславы
гондурасские пигмеи
мертвые мексиканцы из пазолини-феличита
Я не Людвиг ван Бетховен
и не Стринберг-Метерлинкен
Я не Мунк не Мунк я Софья-правозащитница
САРАНСК НАХОДИТСЯ НА СТЫКЕ ВСЕХ ГЕОГРАФИЙ
линейный радиус португальца
простирается в никуда
Алеет в Бисмарке аристократ Ариосто
градусировка
псиная осиграмма
верхняя синема
Здравствуй аграрно-промышленный комплекс
неполноценности
промысел сельсовета
сельпо депо рапо
Эдгар По
Отчет нечести
Три вора
Синеус-вор
Рюрик-вор
и Трувор
да в БАСОножках сестра моргесса
приветливая как память
Терзают тарзана
тигранят тиграна
он витязь в негровой шкуре
директор семи отражений
сегмент и антисемит

1983