В субботу, 9 ноября, мир отметит Международный день борьбы против фашизма, расизма и антисемитизма. Он связан с событиями, произошедшими 75 лет назад.

В ночь с 9 на 10 ноября 1938 года в нацистской Германии толпы, распаленные ненавистью, охотились на евреев. Крушили витрины. Грабили магазины, принадлежавшие евреям. Сожгли две сотни синагог. Около тысячи человек убили. В историю погром вошел под названием «хрустальная ночь». Официальная пропаганда назвала это выражением патриотических чувств народа.

«Хрустальную ночь» устроили рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, начальник главного управления имперской безопасности Райнхард Гейдрих и начальник гестапо Генрих Мюллер. В приказе штурмовым отрядам говорилось: «Синагоги сжечь. Все еврейские магазины разрушить. Затем выставить посты и позаботиться о том, чтобы не были расхищены материальные ценности».

После прихода нацистов к власти штурмовые отряды наделили статусом вспомогательной полиции. Как своего рода народные дружины, они избивали людей уже «на законном основании». Они действовали по приказу. Остальные участники погрома — по собственному почину.

Объясняли это так: «Евреи сами во всем виноваты. Разве они не контролировали весь капитал?»

Христианская вера не мешала, католики и протестанты говорили друг другу: «После войны поставим памятник Адольфу за то, что он нас избавил от этих».

Выдающийся немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии Томас Манн описывал брату настроения в нацистском Берлине: «Они там помешались на своих евреях». Многие немцы верили, что тайное еврейское правительство поработило Германию. В реальности абсолютное большинство евреев не участвовало в политике. Между двумя войнами сменилось двадцать кабинетов, в них служили в общей сложности четыреста министров. Из них только пятеро были евреями. Это не мешало национальным социалистам утверждать, что вся власть в руках евреев.

В Первую мировую войну сто тысяч евреев отправились на фронт. На фронте, защищая кайзеровскую Германию, погибли двенадцать тысяч солдат-евреев. Больше, чем погибло евреев во всех войнах, которые вел Израиль. Но на протяжении столетий евреям запрещалось владеть землей, поэтому среди них и не было крестьян. Они не могли стать ремесленниками — их не принимали в гильдии. Дозволялось только торговать. Они стали заметны, когда развитие экономики выдвинуло на передний план торгово-финансовый сектор.

И националисты вопили: «Евреи нас грабят! Они все скупили! Они лишают нас работы!»

Жизнь в стране не ладилась, немцев преследовал страх перед будущим. Кто-то за это ответит? Вину возложили на либералов и евреев. Все, кто выглядел иначе, вел себя не так, как другие, говорил и думал по-своему, — воспринимались как опасные элементы.

Доказывали, что если избавиться от «пришлых», то жизнь наладится: «Совершенно очевидно, что евреи, негры, цыгане и славяне не родственны немцам по биологическому виду. Их кровь несовместима с нашей. Государство должно принять на себя обязанности садовника. Задача — устранить непригодный семенной фонд и чуждые побеги».

Начали с охоты на «гибридов» — это немецкие дети, родившиеся в Рейнской области от цветных солдат французской оккупационной армии после 1918 года. Тот факт, что темнокожие мужчины понравились немкам, вызвал у националистов едва ли не больший гнев, чем поражение в войне.

Волна животного национализма охватила депутатов: «Эти дикари представляют собой опасность для наших женщин и детей!»

Тайная полиция искала таких детей по всему левому берегу Рейна, у трехсот восьмидесяти пяти обнаружили «примесь негроидной расы». Детей стерилизовали — в церковных больницах, отчет о каждой операции отправляли в Берлин.

Взялись за цыган. Какие претензии к цыганам? Они другие — темноволосые, с оливковой кожей. Не только говорили на своем языке и по-своему одевались, но и селились отдельно, кочевали, не ходили в церковь. Их нежелание быть как все раздражало. Немецкие биологи утверждали: «Цыгане являются продуктом скрещивания рас, причем они преимущественно скрещиваются с уголовными преступниками, что привело к созданию цыганско-воровского люмпен-пролетариата. Мы признали цыган изначально примитивными. Отставание в умственном развитии делает их неспособными к жизни в обществе».

Граждан нетрадиционной сексуальной ориентации объявили врагами как с расово-биологической, так и с государственной точки зрения. Нацисты заботились о «сексуальном бюджете нации» — расширенном воспроизводстве населения. Решили мобилизовать против гомосексуалистов «здоровый дух народа». Гомосексуалистов регистрировали, в гестапо составили «розовые списки» на сто тысяч человек. Несколько тысяч отправили в концлагеря.

Разумеется, немцы охотно участвовали в преступлениях режима не потому, что им так уж трудно жилось. Не потому, что оскорбились из-за поражения в Первой мировой. И не в силу особого психологического устройства. А потому, что решили: «чужих» можно и нужно изгонять, грабить, присваивая их имущество, и уничтожать.

Особую роль сыграла тотальная националистическая пропаганда, разжигавшая ненависть к «другим», «не своим».

В 1945 году Томас Манн задавался вопросами: что делать с интеллектуалами, которые выступали за национальный социализм и обслуживали его? С философами, которые создали для него идеологическое обоснование? С геополитиками, профессорами в области расовых вопросов, судьями, которые сознательно извращали право? С журналистами и издателями, которые кормили народ духовным наркотиком? Разве они не военные преступники?

Духовный наставник фюрера и редактор партийной газеты Дитрих Эккарт жизнь положил на борьбу против «еврейского засилья» в национальной культуре. Требовал «духовного обновления». Главный партийный пропагандист Йозеф Геббельс угрожал: «Чуждый сброд должен оставить в покое наше национальное искусство».

Придя к власти, нацисты взялись за дело.

Геббельс не любил джаз, называл «негритянским искусством» и, став министром, запретил его. Как всякий плохой писатель, ненавидел критиков и подписал приказ об уничтожении литературной критики как жанра. Министерство науки, воспитания и народного образования сформировало задачу: «окончательно избавиться от либерализма». Чиновники «вычищали» художников, чью кровь или творчество не считали национальным. Нацисты запретили сто сорок девять писателей, двенадцать тысяч четыреста произведений — огромную часть немецкой и мировой культуры. Сменили духовную элиту страны: одних посадили, других запретили, третьи замолчали сами. Зато высоко ценили тех, кто преданно служил и натравливал народ на врагов рейха. Они получали должности и государственные заказы. И требовали устранить талантливых собратьев по перу.

До уехавших за границу авторов добраться не удалось. Отыгрались на их творениях. Геббельс устроил сожжение книг. Отправляя в костер очередную пачку, распорядитель церемонии провозглашал: