"Дальгрен" Дилэни - проза ленты Мёбиуса

Ваши стихи обвивают нутро, обнимают этот город, как стихи Кавафиса выкручивают и преломляют Александрию накануне Второй мировой, как стихи Олсона вплетаются в океанский свет Глостера середины века или стихи Вийона – в средневековый Париж.

Под занавес странного апокалиптического года у нас появилась возможность прочесть странную апокалиптическую книгу. "Азбука" выпустила "Дальгрен" Самюэла Дилэни в блестящем переводе Анастасии Грызуновой. Роман о котором много говорят как об одной из вершин интеллектуальной литературы; отправной точке киберпанка как жанра; прозе дивной красоты и поэтики - все так.

И почти не говорят об удельном весе в нем секса, ограничиваясь эвфемизмом "эротично", меж тем, как местами это практически порно. Понятно, что не тем "Дальгрен" матери-истории ценен, но не стоит сбрасывать со счетов эту составляющую, собираясь свести знакомство с одной из лучших фантастических книг XX века. То есть, если вы, к примеру, исповедуете пуританские взгляды, чтение может доставить серьезный дискомфорт. Возможно причина, по которой роман шел к русскому читателю почти полвека, отчасти в этом

Беллона
Молодой человек в одной сандалии (сквозная деталь Дилэни: Мыш из "Новы" в одном башмаке) приходит в город Беллона, о котором однажды в книге скажут, как об одном из шести крупнейших городов Америки, в остальное же время он производит впечатление совершенной деревни, где все всех знают и на круг не больше тысячи жителей. Мир недавно пережил некое потрясение, подробности которого не раскрываются, но теперь большая часть благополучно оправилась от последствий, зализала раны и вернулась к прежней жизни. Не Беллона, покинутая подавляющим большинством горожан. Те, кто остался и пришельцы обживают теперь странное пространство, сродни стругацкой Зоне.

Деньги хождения не имеют, но все, что тебе нужно, можешь взять в магазине или в одном из пустующих домов. Причем магазинная полка, которую опустошил неделю назад, сегодня вполне может оказаться заполненной теми же продуктами. Иногда дома горят. Целыми кварталами. В течение нескольких дней. Не факт, при этом, что спустя еще несколько дней ты не увидишь их на том же месте, целыми и невредимыми. На небе порой появляются две луны, а случается солнце встает над горизонтом такое громадное, что занимает собой большую часть неба. Время не повинуется физическим законам, за вторником 24 июля 1974 года вполне может наступить четверг 17 сентября 2001, а потом воскресенье 1 января 1969.

Криминогенная обстановка не внушает оптимизма. Банды "скорпионов", облаченные в черную кожу и увешанные цепями с оптическими линзами держат горожан в страхе. Эти цепи из того, что сближает "Дальгрен" с "Пикником на обочине". Не украшение на шею, но сложная, замкнутая во многих местах конструкция, обвивающая все тело, вступая с носителем в род техногенного симбиоза. Будучи активированной, цепь заключает человека в пульсирующую голопроекцию мифического чудовища. Среди тех, кто их носит, не принято говорить об обстоятельствах обретения, но мы получим возможность убедиться в нечеловеческом происхождении артефактов.

Шкет (Kid)
Юноша, пришедший в город не помнит своего имени и большая часть его воспоминаний отрывочна. Ему двадцать семь и за плечами много чего, но лицом совершенный мальчишка, за что получает прозвище Kid (малыш) в русском переводе Шкет - шикарное попадание, кстати: созвучно оригиналу, намекает на отсутствие законопослушания и отдаленной цепью ассоциаций ведет к республике Шкид. В некотором смысле он плоть от плоти этого города, та же странная беспамятность и чуждость прежнему опыту. Может потому так скоро осваивается в нем. Тело Шкета уже увито цепью, у него она, правда, пока не включается. А на поясе медная орхидея - род местного холодного оружия того же нечеловеческого происхождения. То и другое получено им до прихода в город.

Стихи
В Беллоне Шкет находит тетрадку, наполовину исписанную отрывочными дневниковыми записями и стихами прежнего владельца, и внезапно оказывается захвачен поэтической горячкой, которой не может сопротивляться. Отчасти радикально переделывает экзерсисы прежнего владельца тетради, большей частью пишет свое. И стихи превосходны (спасибо переводу), хотя не в русле русской поэтической традиции. Больше того, они произвели впечатление на бывшего в это время в городе поэта-лауреата Новика и при его содействии издается поэтический сборник "Медная орхидея", который тотчас становится мегахитом. Что не мешает городскому бомонду относиться к автору отчасти как к говорящей собаке.

Ланья
Девушка, встреченная Шкетом в день прихода в Беллону. Не красавица, но чертовски мила и совершенно раскована. Да к тому же знает всех, кто есть кто-то в этом городе. Играет на губной гармошке, сочиняет и записывает музыку, работает в школе для цветных сирот (или не работает, впрочем неважно). Сначала живет в парке, после очередного выпадения Шкета из времени переезжает в дом подруги. Не прерывая отношений с героем, остается совершенно независимой.

Дэнни
Вот тут все сложнее, потому ограничусь самой краткой характеристикой. Подросток, почти мальчишка из скорпионов который становится любовником Шкета, позже это перерастет в амур-де-труа с Ланьей. Как человек, не чуждый астрологии, я могла бы сказать, что здесь слышны отголоски нью-эйджизма, который ищет новые способы взаимодействия в преддверии наступающей эры Водолея (известного интересом к перверсиям), которые заменят традиционный парный союз. Такая любовь-дружба, чуждая ревности и открытая экспериментам с максимальной степенью свободы для партнеров. Однако Дилэни сын своего времени и влажных хлюпающих Рыб не понимает, что секс для холодного отстраненного Водолея не самоцель, скорее предмет научного интереса.

Ричардсы
Самая драматичная, самая законченная часть этого романа, в остальном представляющего собой прозаическое воплощение эшеровых гравюр. Семья, куда Шкет нанимается помочь с переездом из одних апартаментов кондоминимума в другие. Квинтэссенция маяковского "О дряни". Просвещенные буржуа, отец каждое утро уходит на службу, хотя все учреждения в городе закрыты. Мать затеяла ненужный переезд с этажа на этаж с подручным, которого изначально планируют кинуть на деньги, не заплатив. Старший сын в скорпионах и отныне вычеркнут из семейных аналов. Ангелоподобная дочь была изнасилована негром, с которым ищет новой встречи, панически боясь, что родители узнают. Младший сын, самый приятный персонаж романа, симпатичный книгочей. Бобби, о, Бобби - у меня ком в горле и сухие злые слезы, когда вспоминаю лифтовую шахту, и что было потом.

Резюме:
Роман сильно не для всех. Требует подготовленного читателя, да и тому легко не дастся. Ближе всего по ощущениям это к пинчоновой "Радуге тяготения". Зато и радости от встречи с умной, поэтичной, достаточно эпатажной прозой подарит много.

Так век за веком - скоро ли, Господь? -
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.
Гумилев.

Увлекательный, что не мешает ему быть серьезным и умный - что не мешает быть интересным - нон-фикшн, посвященный чтению и тому, как оно изменяет наш мозг. Автор психолог, когнитивный нейробиолог и психолингвист Марианна Вулф видный борец за глобальную грамотность, долго работала в Африке, отмечена многими наградами, а тест на определение скорости декодирования прочитанного, разработанный ею в соавторстве с Мартой Денкла стал классикой в изучении дислексии.

Книга рассматривает чтение, как в интеллектуально-поведенческом плане, и первая часть названия символически отражает этот аспект - у Пруста, кроме мадленок, размоченных в ромашковом чае, которые позволили воскресить целый пласт детских воспоминаний, есть эссе о том, как досадовали мы на помехи, отрывавшие от чтения в детстве и как та же книга, взятая в руки взрослым, обмелевшая содержанием и уже ничуть не интересная, становится машиной времени, позволяющей вернуться в блаженный край.

Так и с точки зрения биологических механизмов, которые задействованы в процессе. Кальмар в названии оттуда, именно изучение способов ускорения, используемых этим животным, позволило ученым понять, как нейроны выстреливают и передают друг другу информацию, порой активируясь чтобы компенсировать изменения, если что-то пошло не так Значительная часть от объема книги посвящена дислексии: ее причинах и способах преодоления.

Кроме того, это серьезный разговор о том, как цифровая культура, повсеместно замещающая традиционные методы работы с информацией, изменит способы восприятия. Будет ли замещение полным, а грядущая деградация неизбежной или возможно, сохранив лучшее из прежнего, обогатить новым, создав в итоге не имевший аналогов коллективный интеллект.

Интересного в книге много. Тут и экскурс в историю чтения: от маленьких круглых токенов для обозначения количества овец до "Улисса". И возможность отследить изменения, происходящие в мозге по мере усвоения читательского навыка - на самом деле, серьезные. Буквально создание сложнейших нейронных сетей. И печальная истина о еще больше богатеющих богатых, получившая неожиданно приятное для нас, читателей, подтверждение. Дело в том, что количество семантических связей, доступных умелому читателю, возрастает по экспоненте и практически без осознанных усилий.

А чтение алфавитного письма, оказывается, задействует иные, чем чтение иероглифического, участки коры головного мозга. А дети из бедных в языковом отношении семей (что чаще всего сопровождает финансовую бедность) к пяти годам отстают от сверстников, лингвистические навыки которых развивались (типично для среднего класса) на тридцать два миллиона слов. Нет-нет, не в смысле словарного запаса, в потенциальной возможности понять услышанное. Тот случай, когда произнесенное остается белым шумом.

Интересная классификация этапов научения чтению: предчтение, когда ребенок осознает, что маленькие значки, которые сопровождают книжные иллюстрации, сами могут рассказывать историю: читатель-новичок, делающий первые попытки складывать из слогов слова, а из них фразы; декодирующий читатель - этап первоначального абстрагирования, когда в процессе осознаются целостные блоки информации; беглое чтение, с автоматизацией навыка.

Проблемы большинства дислексиков в современном мире не на одном из начальных этапов, но именно на финальном, когда не можешь воспринимать расшифрованную информацию в фоновом режиме и приходится по-прежнему прилагать для этого ощутимое ментальное усилие.

Книга отличная, но мне не хватило, как и в "Истории чтения" Альберто Мангеля, разговора об аудиокнигах и голосовых синтезаторах. Для сегодняшнего читателя умение воспринимать текст с голоса совершенная необходимость, открывающая колоссальные когнитивные возможности. Львиная доля того, что я читаю сейчас глазами - книги на иностранных языках, на русском, в основном, слушаю. Простительное Мангелю, писавшему свою историю четверть века назад, воспринимается досадным упущением сегодня, когда технологии сделали такой способ чтения доступным.

Победа, зачастую, ничем не отличается от поражения.

С романом у меня особые отношения. Им, прочитанным лет девять назад, зажглась любовь к Донне Тартт. С желания поговорить о нем началось знакомство с Либом - впервые зашла на сайт, еще как робкий посетитель. Да тут же и вышла, изумившись, что авторы бойких, недурным языком написанных рецензий, сплошь недовольны книгой, укоряют в том, что она не "Тайная история".

Им, хотя позже, началось восхищение Настей Завозовой, в моей тогдашней табели о рангах "девочкой из ЖЖ, которая лучше всех рассказывает о книгах" - еще не любимым переводчиком (о "Щегле" на всех перекрестках кричала, что перевод гениален); не главным редактором Сторитела; не ведущей медузовского подкаста с Галиной Юзефович. И вот теперь ее перевод "Маленького друга" в формате аудиокниги, прочитанной любимым исполнителем.

Уточню, на русский язык роман переведен дважды и недостатки первого по времени перевода Антонины Галль, буде такие есть, не помешали очароваться им. Но первый по времени перевод много короче, словно из книги выброшены целые куски, даже понимаю, из каких мест, хотя не могу представить, по каким соображениям. Перевод фанатичной поклонницы "Маленького друга" Завозовой значительно объемнее и с ним от книги не возникает ощущения подвешенности мошкой в янтаре вне пространства и времени - четкая географическая привязка: Александрия, американский Юг; четкая временная - середина семидесятых.

Помнится, в первый приход на LiveLib отзывов было на порядок меньше, и тогда девять из десяти рецензентов возмущались невозможностью определиться с местом-временем, словно эта дезориентация была им личным оскорблением. Сегодня полку читателей прибыло, массовость тяготеет к простоте, упреки примитивнее: отчего Донна Тартт так и не раскрыла, кто убил маленького Робина? Но книга не о том, как девочка мстит за убийство брата, и даже не о жизни сонного провинциального южного городка, хотя то и другое среди ее составляющих.

А о чем тогда? Ну вот, хуже нет, когда на вопрос: "О чем книга", отвечают: "О нашей жизни". Но с этим романом лучше не скажешь. Нет, не оговорилась, именно о нашей, как она есть, и всякий найдет в нем свое. Трагедию, в момент разбивающую вдребезги жизнь семьи так, что после уж и не склеить, сколько бы времени ни прошло. Одинокое недолюбленное детство в окружении любезно-равнодушных взрослых, которое не может научить любви. Осознание собственного коренного отличия от большинства сверстников, нежелания идти проторенной кем-то дорогой с полным непониманием, а какая она тогда, твоя?

Тяга вернуть потерянный золотой сон Юга-которого-на-самом-деле-не-было, аналог нашей "России-которую-мы-потеряли", только потеря здесь воспринимается в разы острее и горше, персонифицируясь в навеки оставшемся ребенком старшем брате, убитом в детстве. Понимаете, о чем я? Робин для Гарриет концентрированная мечта об Эдемском саде, где все любимы и счастливы, а фамильный особняк по-прежнему осиян люстрой из богемского стекла.

Стремление найти и покарать убийцу брата превращается в род одержимости, священную рану, ритуальное действо, которое, кто знает, вдруг - да и вернет в полном объеме потерянный рай (нет-нет, не на осознанном уровне, такого рода маниакальные убежденности коренятся глубже). Это лишь один из смысловых пластов книги, которая вся, как немыслимо плотно упакованная в семь сотен страниц жизнь.

Можно вычитать горькую социальную правду о невозможности для "белой голытьбы" вырваться из убожества своего слоя. Вы же понимаете. что Рэтклиффы в сути куда более талантливы и предприимчивы, чем Кливы-Дюфрены? Только вот, отпущенные на их долю возможности куда уже и специфичнее. Тем не менее, Фариш налаживает метамфетаминовое производство, Юджин пробует подвизаться как проповедник (с его-то внешностью), еще один брат, ныне отбывающий срок, заслужил спортивную стипендию на право обучения в колледже, от которой отказался.

А можно серьезный разговор о расовой сегрегации, когда с черными слугами обращаются как с пылью под ногами и даже у любящей всем сердцем няню-домработницу Иду девочки не возникает сомнения, что именно жизнь в убогой хижине подобает этой женщине. Но и она, Ида, которая любит ведь (не может не любить) своих хозяек, не прощает ни черта, и чем это обернется для белых американцев завтра - как знать, никто ничего не гарантирует.

Или мирная старость с одиночеством, которое не в тягость, когда есть скромная финансовая
обеспеченность и возможность провести пару часов в неделю в обществе таких же беззаботных старушек (вопиющее ведь противоречие всем стандартам, предписывающим растворяться во внуках, маяться от непонимания со стороны взрослых детей и страдать от одиночества!). А есть ведь еще тема недостоверной информации, на основании которой приходим к выводам, которые внутренне готовы сделать (ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад).

Он такой весь, этот роман, какую нить не тронь - на колебание отзовется множество других. Немыслимо подробные описания с глубочайшим погружением во внутреннюю и внешнюю жизнь персонажей, неважно - главных или второстепенных. Его невозможно свести к сюжетной схеме: "убили-нашла-отомстила" и неверно было бы счесть энциклопедией жизни американского Юга второй половины XX века. Или социальному роману, роману взросления, эскапистскому и авантюрному роману. Хотя при желании то и другое (и третье, и пятое, и десятое) вычленить можно.

И именно с такой книгой полной мерой раскрывается исполнительский талант Игоря Князева, который хорош со всем, что читает, но, вы понимаете, когда материал так хорош и упоительно сложен - это ж другой уровень. Воочию видим резкую недобрую Гарриет, так похожую и так непохожую на красавицу-южанку бабушку Эдди; погруженного в психоделические рефлексии Дэнни; слащавого баптиста мистера Рэя, неистового параноика Фариша - всех вместе и каждого по отдельности. Становясь свидетелями чуда, когда шедевр встречает отличный перевод и превосходное исполнение.

Лучшая приманка для дьявола - чистая душа

Мыши плакали от умиления, кололи на бицепс профиль ЭТА и продолжали грызть фолиант. Эрнест Теодор Амадей совсем наш человек (не в Гаване). Первое знакомство случилось, уж и не вспомню, когда. Просто всегда знала, что самая рождественская сказка "Щелкунчик" его сочинение, "Песочного человека", "Золотой горшок", "Крошку Цахеса" впервые в девицах читала. Н-ну, потому что всегда любила пугающие и странные истории с эзотерическим душком, на какие он мастер. Да, тяжеловесные и напрочь лишенные изящества, да, нарочито несовременные, да - катастрофические с точки зрения стиля. Но цельные, оригинальные, яркие, и главное - в их парусах ветер иных миров. Не чистилищ Лавкрафта, но горних. Словно бы кусочек рая светит за мгновенно приоткрывшейся завесой.

И есть часть Корнишской трилогии Робертсона Дэвиса, где действие целиком строится вокруг незавершенной оперы ЭТА "Смерть Артура", которую герои ставят на сцене. Что не только открыло основоположника европейской фантастики с неожиданной стороны, как музыканта и композитора, но, довольно много рассказало об обстоятельствах его личной жизни.

Планида маленького гения, пьяницы и подкаблучника, мелкого чиновника, которому все улыбки фортуны оборачивались ухмылкой или вовсе оскалом, могла бы стать темой отдельного романа. Впрочем, ею и стала. Красной нитью "Лиры Орфея" мысль: творцу, для того, чтобы покинуть серые пустоши лимба, нужен хотя бы один, кто прочтет его книгу (услышит музыку, увидит картину, скульптуру) так, как она заслуживает. Понимаете, о чем я? Когда чтение из социально престижного потребления превращается в акт сотворчества.

Потому благодарна своей планиде, подбросившей сборник Гофмана почти на тысячу страниц, который включает "Эликсиры сатаны", "Песочного человека", множество новелл, в разное время переведенных разными людьми - пусть будет ещё кусочек тропы в его райские кущи.

Гофмана ведь теперь почти не читают, я имею в виду широкую публику. Ну, всколыхнется интерес к "Мадемуазель Скюрдери", когда Роман Шмараков назовет новеллу среди источников вдохновения очередной книги. Ну, захочет читатель "Крошек Цахес" Евгении Чижовой составить представление о первоисточнике. Но взять для удовольствия кирпич на тыщу страниц? Вряд ли. Слава Долгой прогулке на Либе, теперь у меня Гофман в количествах, почти несовместимых с жизнью.

Чтобы подробно рассказать обо всех произведениях сборника,
потребовалась бы простынь страниц на сорок. Короткое резюме для самых значительных и/или интересных вещей.

"Эликсиры сатаны" история монаха-отступника Медарда, чья истовость в вере привлекла недоброе внимание отца лжи, который искусил его своим эликсиром, с чего началось падение этого человека. Крайне запутанный сюжет изобилует почти всеми элементами, характерными для творчества ЭТА: невинная девица, дочь злодея отца; расчетливая роковая соблазнительница; дьявол искуситель, под влиянием которого добрый порядочный человек совершает несвойственные ему поступки; роковое стечение обстоятельств; двойники, создания неживой природы, что присваивают место и пытаются играть роль людей из плоти и крови; грехи отцов, падающие на головы детей.

Хитросплетения родственных и любовных связей персонажей этой Сента-Барбары сложны для распутывания, а ненатуральность сходства героев с персонажами большого света, обманыващая людей из ближайшего окружения, соседствует с удивительно живыми сценами, когда попытка разыграть знатного путешественника делает монаха объектом насмешек селян и вымогательства со стороны муниципального чиновника. Таков весь Гофман: на девять частей притянутых за уши ситуаций и скуки, одна гениального озарения.

"Песочный человек", вдохновивший Нила Геймана на создание серии одноименных графических романов, а бесчисленное множество эпигонов - на ужасы с похищением тел и их частей, одна из лучших новелл ЭТА. Аккумулирует главные страхи: потерять родителей, лишиться зрения, сойти с ума, обнаружить однажды рядом с собой бездушную куклу вместо самого близкого человека. Студент Ансельм, добрая рассудительная Клара, верный Натаниэль прекрасное чудовище Олимпия, демонический Копелиус - пополнили архетипами океан коллективного бессознательного, стали именами нарицательными. И просто самая элегантная из повестей Гофмана.

"Майорат", готический роман с чертами семейного о старом бароне-чернокнижнике и любви молодого поверенного к жене наследника, служивший мне отличным снотворным, как прежде, так и теперь. Эдгара По, однако, вдохновивший на "Падение дома Ашеров", а Эмили Бронте на "Грозовой перевал".

"Игнац Деннер" "Разбойники" Шиллера встречают "Страшную месть" Гоголя, наиболее близкого Гофману по духу русского писателя. Совпадения поразительно точны: дочь колдуна в обеих повестях, кровь невинного ребенка служит едва ли не средством добыть философский камень, обязательный дьявол, что охотится за чистой душой. Но что у Гоголя шедевр, здесь просто занятная диковина.

"Церковь иезуитов в Г." один из стапятисот рассказов о столкновении служения искусству с простым человеческим счастьем, когда по Роберту Бернсу "любовь и бедность навсегда меня поймали в сети" - в результате гибнут то и другое.

"Выбор невесты", в противоположность, предоставляет вариант развития событий, который и от гарпии позволит избавиться, и дамочку, казавшуюся воплощением достоинств спокойно уступить сопернику, и предаться занятиям искусством в обществе лучшей девушки на свете. Идеальный вариант, если по случаю у вас имеются самостоятельные средства.

"Мадемуазель Скюрдери" жемчужина новеллистики Гофмана, редкая для него история с хеппи-эндом, ну, относительным.
Фирменный набор составляющих: столкновение искусства с реальностью, гений и злодейство, демонический отец небесного создания - прилагается.

"Фалунские рудники" вариант сказа Бажова о Хозяйке медной горы. Как-то неловко в очередной раз выступать той, кто говорит: "Наше лучше", но да, наше круче и душевнее.

"Счастье игрока" ещё одна новелла со счастливым концом. Не для всех, но лучшие люди нашего городка насладятся семейным счастьем после того, как юноша выиграет суженную в карты у плохого мужа.

"Двойники" невыносимая космоопера с участием Золотого козла, Серебряного барана, цыганки с герцогским титулом в анамнезе и прочих, иссушающих мозг, ништяков.

Резюмируя: не утверждаю, что вся фантастика вышла из Гофмана, как русская литература из гоголевской "Шинели", но таки он был гений.