Она вспомнила про аборт и про то, как мама, верившая в переселение душ, настаивала, что душа младенца переселилась в ее ощипанного кота.
- Послушай, как он плачет, - говорила она Орит, - послушай, какой голос - как у младенца. Он у тебя четыре года и никогда так не плакал.
Орит знала, что мама несет чушь и что кот всего лишь унюхал еду или какую-нибудь кошку за окном. Но вопли его и правда звучали немножко как детский плач, и он не замолкал всю ночь.

Пару дней назад наткнулась на фейсбучный пост о том, что рассказ умер, и по статистике теперь рассказов не читают, а люди прямо даже оговаривают, когда просят совета, что почитать - рассказов не предлагать! Удивилась, сама различий между формами не делаю, крупной читаю больше исключительно потому, что малой сейчас появляется немного. Однако сборник израильского писателя Этгара Керета третий за месяц, не так уж мало.

Хотя да, это просто я очень много читаю, а рассказ в самом деле умирает. Тем больше имеет смысл ценить, хорошие, когда встречаешься с ними. У Керета хорошие. И в отличном переводе что для меня стало дополнительным аргументом в пользу книги, если бы речь шла только об авторе, вряд ли заинтересовалась бы. Замкнутый круг читательского снобизма - не читать без рекомендаций. В случае Керета Линор Горалик оказалась необходимым и достаточным условием, и только сейчас узнала, что есть аудиокнига, прочитанная Кириллом Радцигом - знай я заранее, непеременно взяла бы в этом формате.

"Внезапно в дверь стучат" включает три дюжины вещей. Учитывая небольшой объем книги, рассказы короткие и совсем короткие. Заскучать не успеете, точно. Мой любимый "Семен", из которого взяла эпиграф. О русском репатрианте, фиктивно женатом на девушке сослуживца, которая двух слов с ним не сказала во все время знакомства, а когда погиб, оказалось, что и опознать, кроме нее, законной жены, некому. Занятно, что когда читала книгу, этот кусочек рассмешил, а вырванным из контекста оказался грустным.

Там много хороших, "Золотая рыбка" еще отличная, "Гуайява", "Укол" То есть, думаю, что все они по-своему хороши, но в этот раз в мое настроение попали эти, а в другой, может - другие были бы. Ах, еще вот про ложь отличный "Ложнолэнд". И "Рассказ-победитель". "Илан". Хорошие рассказы, отменный перевод. Спешите видеть, рассказ еще жив.

В описание Другим силы, даруемой знанием, было что-то, беспокоившее меня. Он говорил, например, что она позволит нам контролировать меньшие умы. Для начала, здесь нет меньших умов. Только он и я, у нас обоих острый живой интеллект. Но предположим на мгновенье, что меньший ум существует, почему я должен хотеть контролировать его?

Для начала неплохо бы разобраться с базовыми понятиями. У этой книги ничего общего с "Джонатаном Стренджем и мистером Норреллом". Не в том смысле, что не предыстория и не продолжение, а в том, что в "Пиранези" вовсе ничего от викторианского романа. Определяя, с чем можно соотнести эту книгу, вспомнишь Италию - псевдоним героя недвусмысленная отсылка к ней; Древнюю Грецию и Рим - множество статуй полузатопленного дома, часто на мифические сюжеты и, отчасти, философская наполненность пещеры Платона; Францию и Вольтера с "все к лучшему в этом лучшем из миров" Кандида.

В литературных предшественниках, без сомнения, окажется "Сад ветвящихся тропок" Борхеса, темная громада пикова Горменгаста с лабиринтом переходов, где могут насмерть заплутать даже сами обитатели замка; "Архипелаг Грез" Приста - каждая зала как отдельный остров со своими правилами и установлениями, равно безразличный к страннику. И, конечно, "Тайная история" Донны Тартт, с квазидионисийской мистерией героев. Ах, еще "Ощущаете ли вы себя призванным?" фаулзова "Волхва" и беккетовы Владимир с Эстрагоном под бесплодным деревом. Довольно.

Еще только короткий экскурс в историю живописи и архитектуры, чтобы иметь представление, чье имя вынесено в заглавие романа. Потому что, вы ведь понимаете, ничто не случайно, все со всем связано, и если персонажа, даже и саркастически, нарекают именем Пиранези, это должно что-то значить. Итальянский археолог и архитектор Джованни Батиста Пиранези жил в XVIII веке, прославился исследованиями, наиболее подробными описаниями и рисунками римской классической архитектуры, которую возводил вовсе даже не к греческим, а к египетским корням.

Оказал огромное влияние как на современников (Екатерина II говорила, что вся комната ее наполнена офортами Пиранези, и для нее этого недостаточно), так и на последователей: классицизм, романтизм, даже сюрреализм числят его у своих истоков. Сделал много проектов, но построил мало зданий, потому с его именем связывают понятие бумажной архитектуры (неосуществимой в реальности из-за технической сложности или дороговизны).

Теперь о книге. Говорят, Сюзанна Кларк начинала писать ее еще в восьмидесятые годы прошлого века, что ж, у замысла было достаточно времен созреть. Пошло ли это ему на пользу? Не знаю. Все время чтения я не могла определиться с отношением, балансируя в оценках от: "что за чушь?" до: "ух ты, как интересно". Общий итог по окончании - скорее да, чем нет: еще немного прокачала английский, расширила бэкграунд в части истории живописи и архитектуры, и вообще, все к лучшему в этом лучшем из миров.

Постулат неоязычества о том, что стихийные силы действительно манифестировали себя напрямую в жизни древних людей, и они на самом деле общались с богами, но постепенно магия вымывалась из мира - не нов. Достаточно оригинально, что магия не исчезала бесследно, а скапливалась в подобии подземных резервуаров, где не только создавала иные миры, но и оставляла проходы в них, которыми обладающий знанием и силой человек может пользоваться - такая грубая конвертация волшебства в физическое воплощение.

Впрочем, достаточная для мертвого мира "Пиранези", где статуи живее людей, а благородный простак ведет реестр от "десятого месяца года, когда прилетел альбатрос", да вплетает в волосы ракушки и перышки, в то время, как одежда его по цвету и виду все больше сливается с одеяниями окружающих статуй

"Прощайте", приписав внизу список знакомых, кого вспомнила я была шестой из двадцати пяти. Порой, чувствуя себя одинокой и брошенной, и слыша внутри голосок "Я хочу к маме", я вынимала записку и перечитывала ее. “Good-bye,” she wrote, then gave a list of people she’d known. I was sixth on the list of twenty-five. Occasionally, when I’d felt abandoned and scared and heard a voice in my mind say, “I want my mommy,” I took the note out and read it

Не думаю, что перечитывание такого рода записки могло бы оказаться действенным средством в борьбе против депрессии. То ест, осознание, что мама никогда не любила тебя настолько, чтобы задуматься о том, что ее самоубийство в твои семнадцать вряд ли наполнит твою дальнейшую жизнь теплом и светом. Что ты, блин, не удостоилась от нее персональной посмертной записки, тебя и вспомнили то в шестую очередь - из всего этого можно сделать род доморощенной психотерапии "от противного", вопрос, поможет ли она?

Судя по тому, что происходит с героиней Отессы Мошфег, нет. Третья книга американской писательницы, прочитанная за последний месяц. Ну да, выходит подсела. Начинала в оригинале, но последние главы дочитывала на русском, как-то уж очень захватила эта история и жаль было потерять крохи смысла из-за несовершенства своего английского, а перевод Ирины Гиляровой хорош.

Итак, "Мой год отдыха и релакса" My Year of Restand Relax, пусть вас не обманет обложка в стиле Джейн Остен, история разворачивается в двухтысячном году и вполне может считаться современной. Хотя, все относительно, определенным образом год миллениума разделил таки мир на границы, помимо календарных. Но пока доткомовский пузырь еще не лопнул, одиннадцатое сентября не прогремело, а впрочем, героине мало дела до происходящего во внешнем мире. Она из тех, над кем не каплет.

То есть, с какой-то точки зрения в ней даже можно увидеть баловня судьбы: молода, неглупа, чертовски привлекательна, живет в Нью-Йорке, работает "при искусстве", самостоятельна и богата. Сирота, что ж, ближе к двадцати это уже не воспринимается так болезненно, как в детстве, да и многие ли в двадцать могут похвастаться доверительными и нежными отношениями с родителями? А трастовый фонд в наследство позволяет не беспокоиться о будущем в ближайшие пару сотен лет.

Можно вообще не работать, хотя работа есть, из тех, на какие устраивают скучающих дочерей приличных семейств, а возможность быть украшением галерее в центре лучшего города на свете, важнее зарплаты. Помощник галейрейщика, то есть, галерейщицы, директор дама из породы аксеновских щучек-сучек, без возраста, без выраженной национальной принадлежности, мотается по свету, яркая, уверенная в себе и точно знает, чего хочет. В отличие от героини.

От которой требуется встречать, красивой и ухоженной, посетителей и по возможности разводить толстосумов на дорогостоящие покупки образчиков современного, хм, искусства, прямо скажем - не Пикассо. Друзьями наша девушка не обзавелась, за исключением люто завидующей ее худобе, красоте, богатству Ривы, со сном все более серьезные проблемы. Что до ощущения счастья (есть мнение, что оно естественно как дыхание и вообще, человек рожден для него, как птица для полета). Так вот, счастья никогда и не знала.

А увязнув в токсичных отношениях после смерти отца от рака и самоубийства матери (нет, не от большой любви, там был коктейль из алкоголя, таблеток и перманентной депрессии), так вот, вляпавшись в это дерьмо, пошла по маминым стопам. Я о колесах, посредством которых пыталась решать эмоциональные проблемы, мы слишком часто копируем родителей в том, в чем ни за что не хотели бы им подражать и уж точно не в том, в чем стоило бы.

Чувствует, что делает что-то сильно не то, все глубже увязая в трясине, а как выкарабкаться, не знает. В психотерапию, ретриты и всякие такие разводы не верит, выбирая для того, чтобы прийти в себя идиотически простой, но в ее случае оказавшийся действенным, способ. Прямо по совету демотиватора: "В любой непонятной ситуации, ложись спасть". Особенность здешнего варианта в том, что сон продлится четыре месяца.

Чушь, абсурд и не знают как измочиться - можно подумать. А можно прочесть и получить удовольствие в процессе. Роман смешной и трогательный, невзирая. Концовка эффектная и неожиданная.

Наверно, это ужасно, когда для счастья нужно столь мало. Счастье начинает засасывать, и единственный способ от него избавиться – погрузиться в неврастению. Нас преследуют неприятности, гнетут проблемы, но вдруг, точно камень, брошенный из-за угла, или как солнечный луч, настигает счастье, и мы отступаем перед радостью бытия.

Саган всегда немного "здравствуй, грусти" и "смутной улыбки", но большей частью солнце в холодной воде. За то и любим. Феномен девицы из буржуазной, ничем не примечательной семьи, которая, провалив вступительные экзамены, потому что предпочитала пинать вола, вместо того, чтобы готовиться в ВУЗ, написала между делом книгу, и мгновенно прославилась-разбогатела-взлетела на социальном лифте к высотам, о каких никакая Сорбонна и мечтать не позволила бы.

Новая жизнь, веселая и интересная, где она была кумиром поколения, богемной штучкой, ниспровергала условности, то и дело становилась героиней алко- и наркоскандалов, попадала в аварии, оставаясь невредимой, была отчаянно азартной и немыслимо везучей (знаете, как стала владелицей замка? Поставила последние восемь франков восьмого августа в восемь утра на восьмерку в казино и сорвала банк, а через час подписывала купчую на замок за восемь миллионов). И умерла всеми оставленной в нищете. Ну так что ж, она пожила, по крайней мере.

Вот такая она, Франсуаза Саган и такая эта маленькая повесть о нежном убийце. Нет, в нормальной жизни нормальных людей ничего подобного не может быть, потому что не может быть никогда. Сорокапятилетние тетки, пережив кратковременный успех в качестве старлетки и потерпев фиаско, не возвращаются в Голливуд успешными сценаристками. И сорокалетние красавцы на "Ягуарах" последней модели за ними не ухаживают. И дивной красоты двадцатилетние мальчики не влюбляются в них с тем уровнем неотвратимой смертельности, какой делает чувство роковым.

Но это в нашей с вами жизни, у нее вполне могло быть и так. Хотя на самом деле "Ангел-хранитель" представляется мне таким травестированным, водевильным вариантом ее "Любите ли вы Брамса". Там тоже красивый юноша влюблялся в женщину много старше себя, да к тому же увязшую в токсичных отношениях с любовником, почти мужем. И так все непросто: ему нужна только она, а она думает об одиночестве, брошенности, оставленности, когда он начнет ею тяготиться; возвращается к своему прежнему хамоватому дружку, разбивает влюбленному мальчику сердце. Вот так бывает.

Но здесь и сейчас у нас возможность насладиться чистым беспримесным счастьем, когда в твою жизнь входит словно бы не человек даже, а явление. Оберегающее, опекающее, не позволяющее никому не только слова дурного о тебе сказать, даже взгляда неправильного бросить. Квинтэссенция идеи идеального сына, тем более привлекательная, что с пеленками, детскими болезнями и подростковыми психотравмами возиться не приходится - получаешь готового рыцаря без страха и упрека. Нежного, ласкового, любящего, заботливого, внимательного, понимающего, уютного как кот, да к тому же еще неплохо зарабатывающего.

А что убийца. Ну как-то так вышло, чего уж теперь. Парень-то он все равно хороший.

– Вот тебе и высшее общество, – выговорил Страйк. – Душить ребенка – это пожалуйста, а лошадку обижать – ни-ни.

Судьба сведет со своим автором, сколько ни противься. Не прочитав ни одной книги Поттерианы, на Страйка я подсела плотно. Начиналось с аудиокниг: первые три романа озвучил Игорь Князев, четвертый не он и думала было проститься с серией, но тут в Британии вышла "Дурная кровь", на волне скандала вокруг нее внезапно поняла, что нельзя вот просто так взять и перестать читать Роулинг. Вернулась к Шерлоку XXI века с гендерно откорректированным Ватсоном, и стало мне счастье.

С пятым романом писательницу обвиняют в трансфобии, якобы убийства там совершал мужчина, которому нравилось переодеваться в женщину. Насколько проще было в восьмидесятые прошлого века, Харриса за то же самое в "Молчании ягнят" никто и не подумал упрекать. Времена меняются, и не всегда к лучшему, в восьмидесятые и Твиттера не было, где трансгендерное сообщество могло запустить тэг RIPJKRowling. Что не помешало шестидесяти пяти тысячам экземпляров бумажной книги разлететься в первые дни продаж, хотя теперь не о ней, а о "Смертельной белизне".

Читается самый объемный, многофигурный, обильный темами роман эпопеи быстро. Не воспринимаясь восьмисотстраничным талмудом. У Яндекс-погоды есть такая фишка: +30, воспринимается как +25, так вот, здешние восемь сотен проглатываются как пятьсот. Сложный сюжет выстроен отменно. Обилие персонажей не напрягает - каждый выступает на сцену в идеальный для этого момент и проводит на ней необходимое количество времени. Социальная составляющая узнаваема и не кажется чрезмерной. И все осияно теплым светом холмсианы с ее готовностью помогать малым мира сего, даже без расчета на вознаграждение (которое можно будет компенсировать за счет крупных шишек из числа клиентов агентства).

Начавшись с того, что в офис врывается тип из тех, кого в приличные места не пускают, с рассказом, что ребенком видел, как задушили девочку, а после закопали в лощине, завернув в розовое одеяло. Продолжится обращением к Страйку важной персоны из правительства с просьбой защитить от шантажистов. Оба дела нешуточным образом переплетутся, чтобы закончится совершенно неожиданно, хотя вполне себе предсказуемо. В том смысле, что основной закон детектива "ищи кому выгодно" соблюден неукоснительно. Никакой психоделики, никаких маньяков, и к модному переживанию травмы со скепсисом. Лишь логика и действие, в лучших традициях классического детектива.

А в лучших традициях современной английской литературы (я о серьезной) мощная социальная составляющая и подкоп под классовую систему. Мы понимаем, что читателю не слишком интересно про кражу двух простыней у тети Мани из соседнего подъезда. Чтобы выстрелило, нужно либо про каких-нибудь отморозков и маргиналов, либо про богатых и знаменитых. И можно бы подумать, что, разоблачать порочность классово-сословной системы с ее "что дозволено Юпитеру..." - рубить сук, на котором сидишь. Но девушек из высшего общества (равно как юношей, дам и господ), убежденных, что им все сойдет с рук - на наш век хватит.

Каменщик, каменщик в фартуке белом,
Что ты там строишь? кому?
- Эй, не мешай нам, мы заняты делом,
Строим мы, строим тюрьму.
- Каменщик, каменщик с верной лопатой,
Кто же в ней будет рыдать?
- Верно, не ты и не твой брат, богатый.
Незачем вам воровать.

- Самых важнейших моих произведений никто не знает, никто, кроме меня самого.
- Почему же?
- Потому что они не написаны.

Ох, а я и не знала, что эта пьеса так знаменита. И вообще о ней не узнала бы, когда бы не "Смертельная белизна", четвертый роман Джоан Роулинг о Корморане Страйке, эпиграфами к главам которого выступают цитаты из "Росмерсхольма". Глав семьдесят с соответствующим числом цитат, и к концу чтения потребность познакомиться с пьесой воспринималась категорическим императивом.

Признаюсь, у Ибсена только "Пер Гюнта" читала, правда трижды, люблю его, паршивца. Время от времени говорю себе, что надо бы и "Кукольный дом", и "Врага народа", "Дикую утку", "Привидений" и "Гедду Габлер", но вот как-то не случается. Нужен дополнительный внешний импульс, наподобие того, каким стал роман Роулинг.

И таки да, Ибсен гений. Меня всегда занимал феномен драматургии, умеющей насытить компактный объем столькими смыслами. Квинтэссенция идеи текста, хорошая пьеса страниц на семьдесят количеством возможных интерпретаций соотносится с тысячестраничным романом. Вот смотрите, "Росмерсхольм", коротко.

Действие происходит в пасторском доме, где с вдовым хозяином, представителем старейшего и уважаемого в округе семейства, делит кров молодая женщина Ребекка. Она здесь на положении гостьи, исполняющей обязанности экономки и домоправительницы, и поселилась еще до смерти хозяйки, Беаты по ее настойчивому приглашению. Позже бездетная пасторша, и прежде не отличавшаяся психической стабильностью, вовсе лишилась рассудка и бросилась в водопад у мельничной запруды.

И нет, относительно отношений Росмера и Ребекки это не то, о чем вы подумали, не сожительствуют во грехе. У них высокая духовная дружба, не омрачаемая плотским вожделением. А если и присутствует (как без эротической составляющей, когда молодая привлекательная женщина в тесном соседстве и постоянном общении с мужчиной сорока трех лет) то неосознанная, старательно не замечаемая обоими. Нас возвышающий обман, "мы не такие", как в "Любовном настроении" Вонга Кар Вая.

Впрочем, окружающие свои мысли по этому поводу держат при себе, отчасти аура неприкосновенности, окружающая тех, кто равнее равных, большей частью шведский менталитет, подразумевающий невмешательство без крайней надобности. Вот и ректор Кролл, пасторский шурин, посетив его впервые за год, прошедший со смерти сестры, никаких упреков-намеков не делает, к Ребекке с видимым уважением. Собственно, пришел, чтобы заручиться поддержкой - там социально-политические страсти кипят нешуточные, консерватор Кролл против Мортенсгора разжалованного за интригу с замужней дамой учителя, ныне издающего радикальную газету.

Во время визита ректора, в дом приходит еще один человек, в прошлом уважаемый наставник Росмера, ныне опустившийся бродяга, Брендель. Со смесью униженности и заносчивости, он просит взаймы, обещая в скором будущем потрясти мир новыми философскими трудами. Уходит, получив деньги и хорошую одежду. И тут Росмер говорит Кроллу что решил отойти от христианства, отныне заниматься просвещением и благотворительностью. Для знакомых с историей Швеции конца XIX века, шокирующего в таком заявлении меньше, чем может показаться. Это было время серьезного духовного поиска, невероятного обилия сект; рациональные консервативные шведы соединяли таким способом веру и прогресс (как показало время, не без результата).

Однако для любого из нас есть мера допустимого, этим заявлением пастор превышает свой предел, а кроме того, становится бесполезен для ректора в смысле поддержки: сравните влияние столпа местного общества и попа-расстриги. Карательная социология не замедлит явить себя, теперь ректор сочтет необходимым обратить внимание общественности на странное и недостойное пастора поведение Росмера,первый камень брошен, следующие не замедлят явиться. Понимая это, пастор просит у Ребекки руки: в спокойном плавании можно создавать идеальные умозрительные модели отношений, но среди бурь и штормов нужна поддержка, которую может дать только семья.

И... получает отказ. Больше того, молодая женщина запрещает ему возвращаться к этой теме, угрожая покинуть Росмерсхольм. Там еще удивительно много всего уместится, и водоносные пласты вскроются, и скелеты из шкафов вывалятся, подтверждая тезис о сверхъемкости драматургии. Хочешь, трактуй с позиций идеалов и веры, хочешь - с точки зрения социального прогресса и социума, легко поддающегося манипуляциям. Можешь увидеть за событиями женщину, желавшую счастья себе и любимому человеку, но жестоко поплатившуюся за выбор неверного средства. А можешь - беспринципную ведьму, идущую к цели по головам.

А кони при чем и как это связано с книгой Роулинг? Н-ну, есть легенда, что незадолго до смерти членам семейства Росмер являются белые кони. А как связано, попытаюсь объяснить завтра, когда стану рассказывать о "Смертельной белизне"

В фокусе повествования как раз дом, имение Берчвуд-Мэннор, где творил адски талантливый художник прерафаэлит. Этакий Байрон от живописи: привлекательный молодой аристократ, не переживший трагической смерти невесты. Поговаривают, по-настоящему разбило сердце Эдварда то, что натурщица, которая была его подлинной музой, оказалась воровкой, похитив не что-нибудь, а сам Синий Рэдклифф, голубой бриллиант, столь ценный, что удостоен собственного имени, как Кохинур или Шах.

"Дочь часовых дел мастера" соединяет "Лунный камень" Уилки Коллинза с "Дэвидом Копперфильдом", "Оливером Твистом" и "Большими надеждами" Диккенса в части Альбертины; "Книгу джунглей" и "Кима" Киплинга с "Кошкиным столом" и "Военным светом" Ондатже в части Ады Лавгроув и романы Джоан Роулинг о Корморане Страйке с зеркальным циклом Кристель Дабо в части Элоди. Но нет, ничуть не вторично, совершенно оригинальная история, а возможность провести коннотации, только добавляет чтению удовольствия.

Качественное чтение, доставляет бездну радости в процессе и почти тотчас выветривается из ума и сердца по окончании, но общего количества тепла и света в мире чуть добавляет. А в мировых масштабах это очень немало.

Бог говорит, бери, что хочешь… и заплати за все.

Две тысячи второй был временем, когда Кинга переводили на русский и издавали в России уже молниеносно. В этом случае стандартные ожидания усугублялись долгим перерывом, когда мэтр оправлялся от последствий аварии. И поговаривали даже, что теперь вовсе не будет писать. А когда ты фанат - не мне вам объяснять. Потому, сказать, что ждала сборника "Все предельно" - ничего не сказать.

Однако в любом ожидании есть главное и второстепенное, здесь основной приманкой были "Смиренные сестры Элурии", о которых говорили, как о продолжении "Темной Башни", а оказались они вовсе даже предысторией, да к тому же не самой интересной, чивоуштам. Но как-то так получилась, что эта вещица, которая в цикле проходит под кодом ТБ-0,5, отобрала внимание у остального. Тогда весь сборник восприняла скорее как не оправдавший ожиданий, и возвращаться к нему не планировала.

Боже, благослови аудиокниги! Если бы не появление четырнадцати рассказов в аудио, так и остались бы для меня неудачей великого мастера, а это ведь Кинг, господа! Лучше которого в жанре рассказа никого нет. Буквально вчера интернеты сообщили, что планируется анимационная экранизация одного из самых шокирующих кинговых рассказов. "Какого, интересно?" - подумала без особого интереса, название "Тот, кто хочет выжить" ничего не сказало, но несколько слов о сюжете - мгновенная вспышка узнавания, а потом весь день всплывающие в памяти подробности: омерзительные, страшные, горькие - которыми обменивались с собеседницей. Таковы кинговские рассказы, влипают в память намертво, даже те, которых предпочла бы не помнить.

А тут целый Клондайк, полтора десятка, и помню совсем смутно, и перечитать в голову не пришло бы. Слушала, переживая то самое Чувство, которое словами можно выразить только по-французски (да-да, дежа-вю, "уже видел"). Они разные, и в пятьдесят воспринимаются сильно иначе, чем два десятка лет назад. Какие-то: "В комнате смерти", "1408", "Дорожный ужас..." так и остались не моими. Другие, вроде титульного, герой которого сыграет значительную роль в завершающей книге "Темной Башни", воспринимаешь через призму этого знания.

"Все,что ты любил когда-то...", непонятый и непринятый в первый раз, теперь исполнен элегической горькой нежности, неважно, что речь о сортирном творчестве, под рукой мастера все обретает иное качество. И "Теория домашних животных..." другая, главный вопрос, не "что случилось с Красоткой Лулу?", а "зачем люди, которые могли бы быть счастливы,причиняют друг другу боль?"

"Завтрак в кафе Готем" совершенный бенефис Князева, вот этот рассказ точно нужно только слушать, и только в этом исполнении. Насколько история свихнувшегося метрдотеля прошла мимо при первом чтении, настолько захватила, наполнилась яркими зрительными образами в этот раз. Ну и, моя особая любовь "Счастливый четвертак". Кинга никогда не оставляет в полной безнадежности.

Книгу я написал вовсе не потому, что совершил нечто выдающееся. Я добился чего-то совершенно обычного, но недостижимого для людей с таким происхождением.

Помните "белую голытьбу" или "белую шваль" из "Унесенных ветром"? Помните, как презирала и ненавидела их Скарлетт? Они и есть хиллбили. И не суть, что официально термин имеет географическую привязку к "ржавому поясу" и аппалачским горам, а действие романа Митчелл в южных штатах. Представление о социокультурном феномене малообразованных белых американцев, и об отношении к ним со стороны представителей привилегированных классов дает исчерпывающее.

Что, так-таки ничего не изменилось за два столетия? Как же, много всего нового появилось: сотовые телефоны и социальные сети, государственные пособия и фаст фуд. Главное неизменно: если ты рожден в статусе билли-с-холма, им, скорее всего, и помрешь. И дети твои. И дети детей. Не потому, что существует какая-то особая скрытая сегрегация, все сложнее. И проще. Дело в менталитете, самоощущении и самооценке, отношении к жизни вообще.

Не открою Америки, если скажу, что беднякам в жизни пробиваться сложнее, чем выходцам из среднего класса, и тем более, элите. Проблема не столько в отсутствии финансовой возможности посещать школы с хорошим образовательным рейтингом, а в том, что среда, класс, слой не считает образование и навыки социализации - вообще действия, ориентированные на долговременный результат, достойными вложения энергии в любой форме: силы, деньги, время.

Купи ребенку сладости, дорогую игрушку, дивной красоты платье на праздник в детском саду, даже если придется влезть для этого в какие-нибудь быстроденьги до получки, а после полмесяца ужиматься - зато результат сразу, дите довольно. Неважно, что сладкое портит зубы, игрушка через пару дней присоединится к барахлу, захламляющему дом, а платье будет надето один раз. Бери у жизни то, что она может дать здесь и сейчас, не ориентируйся на перспективу, потому что перспектива таким, как мы, не светит.

Школы, где учиться хорошо, значит быть ботаном; дворовые отношения, где тон задает гопота, личный рейтинг определяет готовность драться и соответствовать пацанским понятиям (даже для девочек). Понимание, что будь ты хоть семи пядей во лбу, хорошее образование, интересная работа, путешествия, престиж - не для тебя. Семейные праздники, которые непременно оканчиваются скандалом и дракой, и ты растешь, думая, что так у всех и всегда, так принято, и сильно удивляешься, поняв - не у всех и не всегда.

Автор "Элегии хиллбилли" из таких. И, с точки зрения банальной эрудиции, не совершил ничего особенного. Выбился в люди, получил образование в университете Лиги Плюща, имеет престижную высокооплачиваемую работу, стабильную семью, хороший дом. Написал книгу о своем пути из грязи в князи, собравшую хренову тучу наград. Я тут проглядела отзывы и удивлена была количеством негатива, вылитого на Джея Ди Вэнса даже теми,кого знаю как лучших, вдумчивых читателей: не Лев, типа того, Толстой, и элегичности этой его элегии недостает, и вообще, можно вывезти Билли с холма, но холм из Билли не вывести.

Не иначе синдром Скарлетт. На самом деле, немыслимых высот и глубин книжка не открывает: история о непростом детстве с неуравновешенной матерью и чередой сменявших друг друга отчимов; с бабушкой (мамо) сделавшей для становления личности рассказчика много больше, чем биологические родители. О религии, давшей на определенном этапе жизни поддержку, но не укорененной глубоко и потому разочаровавшей. Об армейской службе как единственно возможном старте для выходца из подобной среды и обстоятельств.

Об учебе в колледже и казавшейся немыслимой возможности продолжить образование по стипендии университета в Йёле (да здравствует Америка!) И о том, как немыслимо трудно вывозить холм из Билли. Хорошая книга. Познавательная, трогательная, духоподъемная, дает над чем подумать. А что до "элегии", то в буквальном переводе это "жалобная песня". Она самая и есть.