Он был признан годным к прохождению военной службы и, хотя находился далеко за линией фронта, убит вместе со всеми, кто оказался рядом, чудовищным ударом британской артиллерии. Таким образом, смерть Виктора тоже нельзя назвать особенно осмысленной. He was deemed fit for service of a land, and, though stationed far behind the lines, had the misfortune to be annihilated, with all who were with him, in consequence of a freakish hit by the British artillery. Thus Viktor's death too was not without distinction.

Ничего о нем не знала, стыдиться нечего, всех хороших писателей знать нельзя. Отчего стоит испытывать неловкость, хотя и тут не испытываю, что во все время чтения фамилию Эйкмана произносила через начальную "А" (в Википедию стоило заглянуть). Меж тем, он культовый автор, тот сорт популярности, который есть широкая известность в узких кругах. Все, кто есть кто-то в мире современного интеллектуального хоррора ощутили влияние авторской харизмы и понесли ее свет дальше. Отголоски странной эйкмановой прозы слышны у безусловно коммерчески успешных Брэдбери, Стивена Кинга, Нила Геймана, Дэвида Линча, всякий наполняет этот сосуд своим содержанием, но форма неизменна и умеющий видеть, видит.

"Холодная рука в моей" Cold Hand in Minе сборник рассказов, выпущенный в семьдесят пятом году, для меня стал способом очистить мозг от чтения объемного и кошмарно невразумительного шедевра, какой читала перед тем. Действенный прием детоксикации. Здесь каждое слово на отведенном точно для него месте, а вместе создают атональную дисгармоничную гармонию. Не для красного словца. В мире Эйкмана живется неуютно, он не то, чтобы щетинился на обитателей и гостей дикобразьими иглами - прямой враждебности не проявляет. Скорей тут зыбкость, ненадежность, изначальная не предназначенность для жизни. Прямым взглядом не разглядишь, но боковым зрением можно приметить, как некоторые вещи мерцают, а другие меняют очертания, плоскости выгибаются на эшеров манер. И оттого кажется, что вот он вывернется очередной раз наизнанку, а тебя уже не будет на прежнем месте. И никто, включая тебя самого, не обнаружит убыли.

Восемь рассказов, все разные. The Swords по ощущению очень близко к Алисе Кэрролла, The Clock Watcher совсем гофманов, в то время, как Niemandswasser с "ничейной водой" в озере возле фамильного замка - скорее Гауф и Цвейг. The Real Road to the Church точно не та дорога, что ведет к храму, если куда и может завести, скорее в заросли терновника, откуда без посторонней помощи не выпутаться. В одном из недавно читаных рассказов Геймана был такой куст, цепко держащий маленький скелет в ветхих лохмотьях, и еще в андерсеновской "Русалочке" те полипы возле ведьминой пещеры, помните?

Грустная история маленькой стриги Pages from a Young Girl's Journal - немного Байрон, много Брэм Стокер, отчасти Джон Краули. Знаете, кто такие стриги? Заложные мертвецы высшего вампира, консервированная кровь (и любовь, и прочий эмоциональный коктейль), пока еще живые. Совсем не мои The Hospis и Meeting Mr. Millar, совсем-совсем мой (потому что из него вышел кингов "Солнечный пес" - зуб даю) The Same Dog И поскольку это мой любимый рассказ, а русского перевода, сколько понимаю, пока нет, то большого греха, если перескажу, не будет.

Мальчика звали Хилари. Нет, не женское имя, отец в этом уверен, а мамы он не знал, потому что мама умерла. Старшие братья слишком намного старше и слишком озабочены собственной дружбой-соперничеством. Так и случилось, что настоящего друга Хилари обрел лишь в школе. Зато какого! Какую. Мэри была лучшей девочкой в классе, и они могли говорить обо всем на свете, и много гуляли по окрестностям, рисуя карты, в которых реальные ориентиры перемежались и сплетались с рельефом вымышленных волшебных стран. Как-то забрели в совсем незнакомое место, там была на редкость обшарпанная стена и под стать этому неприглядному дому желтая облезлая собака, которая лаяла противным голосом, не сходя с места. Что-то такое мерзкое было в этом ее лае отчего хотелось немедленно уйти. И еще, на псину нельзя было смотреть, она мерцала. Хилари тотчас отвел глаза, едва заметил, и потянул Мэри уйти. Но та, к его удивлению, внимательно смотрела на тварь, а после сказала удивленно: Чего ты переполошился, такой милый песик!

На следующий день Хилари сильно заболел, понадобились все усилия домашнего доктора, вооруженного достижениями современной медицины, чтобы поставить его на ноги. Однако когда это случилось, молодой здоровый организм взял свое и мальчик быстро пошел на поправку. Но из соображений безопасности его еще подержали дома. Два месяца (то было до Второй Мировой, когда время текло неспешно). Вернувшись в школу, не встретил Мэри на занятиях, и узнал, что она уж два месяца , как умерла. И там еще подробности, которых не сразу добился. И продолжение, его рассказывать не стану. Ну, как переведут сборник? Не хочу портить удовольствие.

- Программа выведения мессии?
– Понятия не имею.

И не говорите мне, пожалуйста, что эта книга не имеет отношения к религиозности, что это вообще не о том, что это техно-био-нанопанопанк, где высокая степень повествовательной фрагментарности создает неожиданно целостную картину будущего. Не такого, в каком все мы хотели бы жить, но и не того, где нас сметет с лица земли (загонит в катакомбы, заставит загибаться от любой из казней египетских). Все так, но еще книга Леви Тидхара, вопреки в целом недружественной к человеку обстановке, странным образом создает чувство ковчега, где всякой твари по паре; и преемственности поколений по типу : Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова. А еще, аккурат после этой книги мне приснилось, что принимаю гийур, с досадливым удивлением, какое бывает, когда бросишь курить, а во сне видишь себя с сигаретой: вот хотела же удержаться, но теперь уж что поделаешь?

На самом деле "Центральная станция" пронизана мотивом поиска веры, так мы устроены, что при самоочевидной важности базиса, без надстройки, а именно, самого верхнего этажа, отвечающего за символы веры, разваливается все здание. В условиях стремительно меняющегося мира, изменяющего, сминающего под свои нужды человека (приспособься или сдохни) где смерть Бога провозгласили со всех высоких трибун, тема верхнего этажа обретает актуальность необычайную. Как выжить, в целом, понятно, человек скотинка приспособляемая. Неясно для чего.

Разумеется, роман не даст ответа, его каждый для себя сам находит. Но сориентирует правильно. Когда к прежним нашим расовым, классовым, гендерным, имущественно-сословным различиям добавятся генная модификация, искусственно стимулированный интеллект и возможность прямого контакта с чуждым разумом, когда части тел, а то и полностью тела из живой плоти заменят композитные материалы - тогда смысл будет не в усугублении разобщенности, но в том, чтобы осознать свою целостность. И двигаться туда, где этому научат. За теми, кто научит.

Мне снова скажут, что все неверно поняла в книге и совсем не так следует читать слово the table согласно последней инструкции Бюро Райкома. А вовсе даже следует отметить мозаичность композиции и дорогу, ведущую в никуда. Пусть так. Каждый понимает в меру вложенной в него способности понимать. Как по мне, это дорога ведет к храму.

Бог мертв: но такова природа людей, что ещё тысячелетиями будут существовать пещеры, в которых показывают его тень.
Ницше

Феминистское фэнтези. Героиня посол и секретный агент Шара Тивани работает в тесном сотрудничестве с женщиной губернатором Мулагеш, находясь в условном подчинении у собственной тетки Виньи (она вроде Серого Кардинала этого мира). Разумеется, без мужчин не обойдется, разве что они тут не на ключевых позициях. Шара шагу не шагнет без своего секретаря Сигруда. Не то, что вы подумали, гигант северянин безусловно предан начальнице, но об амурах между ними речи не идет. Любовь у нее с аристократом континенталом Воханнесом, человеком, хм, не самых строгих моральных правил; это долгие и небезболезненные отношения. А впрочем, по порядку.

Некогда божественное присутствие в этом мире было всеобъемлющим и не нуждалось в подтверждении. Боги со множеством правил, установлений и канонов были за всем и во всем. Здешняя концепция божественного нуждается в дополнительном разъяснении. Это, не Бог монотеизма: всеблагой, всемогущий и всезнающий. И не вполне пантеон политеизма (любого из известных), хотя функциональное подразделение здешних божеств ближе к олимпийцам или скандинавским богам: есть своя роль, в которой божественно хорош, для каждого. Главное отличие от нашего мира в том, что здешние боги реальные деятели: созидатель Колкан творил немыслимого изящества и красоты вещи; трикстер Жугов наполнял вселенную странными созданиями неясного назначения, посредством которых осмеивал мироздание; прекрасная Олвос извлекла горящий уголь этого мира из огня собственного сердца и наполнила его любовью.

Теперь боги мертвы, а некогда прекрасный Континент со столицей Мирградом в мерзости запустения. Почему мертвы? Ну, наверно тяжесть жертв, которых они требовали, с некоторого времени превысила меру человеческого терпения. А может просто нашелся среди людей дерзнувший не только создать оружие, способное поразить Благословенных, но и опробовать его. И в самый миг (это так и называется в здешних хрониках Миг) как бог был убит, из мира исчезало созданное им. То есть, дивной красоты город с небоскребами, площадями, садами, статуями и фонтанами, миллионом витражных окон - исчезал, а на его месте оставались скособоченные хибары. Дальше - сами. Катастрофа? Угу, но люди не склонны признавать за нее последствия собственных разрушительных действий. Объявим великой победой, затянем туже пояса, размажем соплю по грязной роже и станем жить дальше, объявив саму память о старых богах незаконной.

Некогда могущественный Континент пострадал больше бедного островного Сайпура, где боги не обитали и народ тамошний выучился полагаться на себя, а потому легко перенес собственный статус колонии на былую митрополию Континент. Очкастенькая девушка Шара, посол Сайпура в Мирграде по должности; секретный агент по призванию; серьезный ученый по складу ума; а по происхождению не скажу, кто - пусть это будет сюрпризом. Так вот, Шара прибывает к месту службы после трагической гибели историка, бывшего ее наставником в науках и креатурой в шпионских играх. Трепещи, Мирград.

Вот то, что нелишне знать о здешнем мире, приступая к чтению "Города лестниц", первой книги трилогии Беннета о Божественных городах

А мне хочется большей справедливости. Для всех. И я буду использовать те строительные материалы, которые сочту нужными.

Помните Глеба Жеглова с его "Вор должен сидеть в тюрьме!" Прав? Даже и сомнений никогда не возникало. Занятно, что риторика, проникнутая именно этого рода пафосом: справедливость пусть торжествует, невзирая на лица и чины; преступник должен нести реальное наказание, а не потешное "ай-ай-ай!" современного правового государства; служители закона и порядка обязаны брать на себя тяжесть применения непопулярных мер, где карательная машина пробуксовывает - эти утверждения вложены в уста антагониста.

Но вот какая штука, успешный, яркий красивый, вышедший из социальных низов, достигший сегодняшнего положения благодаря усердию и самодисциплине, Том Волер почему-то вызывает не симпатию, а смесь брезгливости и омерзения. Что, времена так изменились? Нет, конечно. Просто тот, кто берет на вооружение определенного рода лексику, вовсе не обязательно носитель идей, выражаемых ею. Милашка Волер эльфийский подменыш: говорит одно, думает другое, делает третье и для всякой своей мерзости найдет оправдание. А настоящий Жеглов (и Холмс, и отец Браун) там Харри. Неприкаянный, сильно пьющий, отягощенный массой комплексов, с неразберихой в личной жизни, висящей на волоске карьерой, и одержимый манией покарать убийцу лучшей напарницы на свете.

"Пентаграмма" - третий, заключительный роман трилогии Эллен в цикле Несбё о Харри Холе, и с ним свершилось. Не только влилась в многомиллионную армию поклонников; а как-то незаметно влюбилась в героя по-нашему, по женски, и отождествилась с ним. Пусть авторитетные умы тыщу раз объясняют, что соотнесение себя с персонажем признак плохого читателя, все это неправда. Можно анализировать текст, сравнивая с другими произведениями жанра и/или национальной литературы, носителем традиций которой является автор. Можно проводить параллели к сокровищнице мировой культуры, подниматься на метауровень, а можно наслаждаться слогом, мелодикой. Можно испытывать при встрече с настоящей книгой набоковскую дрожь вдоль позвоночника или восторг абсолютного узнавания Стивена Кинга - умея читать, от чтения можно получить массу бонусов (наука умеет много гитик). Но уникальность этого вида эскапизма в том, что подобного эффекта полного погружения, ощущения себя другим человеком, не дает ничто.

Однако к нашему роману. Рассказывая о "Немезиде", говорила, что каждая из книг субцикла подобна идеально ограненному драгоценному камню. К "Пентаграмме" просится красный бриллиант в форме пятиугольника, который у советского человека ассоциировался со знаком качества (пятиугольник, не камень). Именно такими крохотными бриллиантиками помечает своих жертв убийца, каждый пятый день этого жаркого норвежского июля отправляющий к праотцам очередную. Что ж, этот маньяк явно не бедствует. Угу. Да и маньяк ли? Следы сексуального надругательства отсутствуют, в то время, как именно это признак маниакальности. Вместо того, преступник отрезает у своих жертв пальцы левой руки - по одному у каждой следующей найденной. Фу, какая гадость. Так-то да, но взявшись читать детектив, к подобному стоит быть готовой. К тому же, имея в виду особое пристрастие скандинавского детектива к расчлененке все три книги Эллен щадят читателя.

Причин влюбиться в "Пентаграмму" хватает: крепкий криминальный сюжет при отсутствии избыточно кровавых подробностей; невероятно обаятельные детали, вроде одинакового имени у полицейского кинолога и его служебного пса, обоих зовут Иванами (как на русский слух, еще стопицот плюсов); в том, как представляя себя и собаку: "Это не мой пес", - парень ждет дурацких шуточек. Или вот тот момент, когда Харри лезет на вышку в общественном бассейне в труселях со звездами Евросоюза вместо плавок, а публика неодобрительно косится. Переходя на метауровень - поединок добра со злом и тщетные соблазны, какими злодей пытается уловить героя. Переходя на уровень личностного восприятия: "Хоть бы нам этого гада прижать!" - в какой-то момент ловишь себя на том, что произносишь вслух.

И есть еще одно, чего совсем не ждешь от детектива-про-маньяка. Может неожиданную и неудобную вещь скажу, но обаяние этих книг в их высоком гуманизме. В жалости и сочувствии к тем, кто не по своей воле оказался на службе у побежденного зла, однако клеймо пособников вынужден был носить всю жизнь. Здесь это старушка Олауг Стиверсен. Судить легко. Оправдать труднее, но именно это внушает надежду, что никто не уйдет обиженным.

Посмотри вокруг. Люди ведь без этого жить не могут. Всеми в этом мире движут два чувства — месть и расплата.

Наше первое знакомство было катастрофой. Для меня, не для Холе, у него таких как я тридцать пять миллионов по всему свету, потому о потере одной потенциальной поклонницы может не скорбеть. А все же снеговика в гостиной на втором этаже, и маленького мальчика, убивающего маму в автомобиле домкратом (убил дедушку лопатой, норвежский вариант) до сих пор без саркастической усмешки вспомнить не могу. "Снеговика", выхватила из цикла Харри по причине экранизации: хотелось составить представление о фильме, который собиралась смотреть. Сказать, что роман оставил по себе не лучшее впечатление, значило бы сильно польстить Несбё- только что огнем не плевалась, кино смотреть не стала и поставила для себя на творчестве норвежского писателя жирный крест.

Но слава богу, есть друзья. Сначала услышала доброе слово о внецикловом "Сыне", за него не взялась бы, когда бы не исполнение одноименной аудиокниги Игорем Князевым, у которого ничего не пропускаю. А когда роман неожиданно понравился, решилась вернуться к Харри Холе. Только на сей раз, следуя логистике предложенной человеком, чьему литературному вкусу безусловно доверяю. А именно, прочесть трилогию Эллен. В рамках общего цикла о Харри три романа, связанные с убийством напарницы, последующим поиском преступника и понесенным им возмездием выделяются в субцикл - троекнижие, каждый из романов которого драгоценность безупречной огранки. О "Красношейке", открывающей подцикл, недавно рассказывала. Теперь очередь "Немезиды".

Это хороший перевод для названия, хотя "Не было печали" более аутентично оригинальному Sorgenfri (по-норвежски сорген - горе, когда учишь язык, пользуясь поддержкой песен фолькроковых групп, в каждой первой из которых есть это слово, его поневоле запоминаешь). Все-таки "Немезида" (богиня возмездия) лучше, ибо месть и возмездие главные движущие силы сюжета на всех возможных уровнях. Харри одержим желанием доказать виновность лощеного интригана в смерти лучшей из напарниц. Он не сомневается, кто стоит за нападением скинхеда с битой на Эллен. Но у зла много масок, почти безупречных. Зло хитро, увертливо и беспринципно, потому припереть его к стенке почти невозможно.

Месть, желание наказать виновного в смерти другой женщины, тоже связанной с героем, будет двигателем сюжетного ответвления Анны. Кто-то, не иначе, последний любовник, убил молодую женщину. обставив все как самоубийство, уже и дело закрыли за отсутствием состава преступления. Но зачем в ее туфле фотография совершенно посторонней семейной пары, судя по всему, людей куда более состоятельных, чем бедная художница? В линии цыганки Анны, отвергшей корни и отвергнутой семьей, в повествовании появляется потрясающая фигура криминального гения цыгана Расколя, который напомнит поклонникам "Молчания ягнят" о Ганнибале Лекторе, придав роману дополнительного динамизма и этнообаяния. И, конечно, он тоже жаждет возмездия.

Третья, по порядку, но не по значению - потому что она главная в этом сюжете - линия связана с дерзкими жестокими ограблениями банков в Осло, в которых не жажда наживы окажется в итоге ключевым моментом, а, вы уже догадались, месть и возмездие. Однако кричать: "Убийца Садовник" бессмысленно, пока не дочитаешь до конца, тут использована довольно хитрая и безупречно отлаженная машинерия. Как бы сформулировать, вот: логика не пробуксовывает ни на одном из этапов. Не знаю, как вам, а мне важно, чтобы действие было логичным. Здесь с этим обстоит великолепно. Браво, Автор!