Книга по тематике Великой Отечественной и русского коллаборационизма, претендующая на итоговое обобщение данных о "Локотской автономии" и "бригаде Каминского". Тема крупная, поэтому рецензия обстоятельная ("справились ли авторы с задачей", соответственно, "стоит ли читать").
Рассматриваемая книга – очередная в серии, написанных Дмитрием Жуковым и Иваном Ковтуном, являющихся на сегодняшний день, пожалуй, наиболее известными авторами по тематике коллаборационизма периода Великой Отечественной войны. Каждая новая вводит в оборот новые данные, почерпнутые авторами из архивов, обобщает и критикует уже опубликованные. Позиция книг вполне правильная, хотя порой и скатывающаяся в излишнюю полемичность, часто с экспрессивными просторечиями.
С другой стороны, доминирование подобной литературы в современной России выглядит гораздо более предпочтительным, нежели ситуация середины нулевых годов, когда на прилавках книжных магазинов доминировали популярные издания, с различными оговорками обелявшие тех самых коллаборационистов. В магазинах вроде Ad Marginem тогда можно было обнаружить и издания вроде журнала с красноречивым названием "Реванш", обелявшие коллаборационистов разных стран уже без всяких оговорок. Эти статьи были написаны вполне в академическом стиле и перемежались штудиями о "расово правильном" христианстве, от прочтения которых умилились бы и теоретики расизма в Третьем рейхе. Автор упомянутых штудий, издавший в 2005 г. отдельную книгу, скрывался (впрочем, вряд ли вводя кого-то в заблуждение по поводу своей личности) под псевдонимом в псевдогерманском духе, – Альфред фон Фогельвейде.
Отрадно, что сейчас подобные издания остались в далеком прошлом, и мы имеем возможность читать книги вроде "Бургомистра и палача". Они не лишены недостатков, что признают сами авторы: "В каждую очередную свою работу, посвященную локотской тематике, мы вносим соответствующие коррективы и справляем допущенные ошибки и недочеты. К сожалению, от них не застрахован ни одни автор" (с. 69). К сожалению, очевидно, из скромности, авторы книги решили не уточнять, какие же и насколько существенные ими были допущены ранее ошибки. Пока же можно указать им, в порядке товарищеской критики, на недочеты, которые заметны в свежем издании.
Вступление к книге словно противоречит само себе. Так, в самом начале о героях книги заявляется: "Грозовые события сделали их уникальными… преступниками. <…> Комсомолка Макарова <…> обернулась зловещим палачом Локотской окружной тюрьмы, Тонькой-пулеметчицей" (с. 6 – 7). Однако через несколько страниц авторы решают развеять "легенды" о ее уникальном зловещем статусе: "В действительности, Макарова была рядовым охранником и выполняла роль экзекутора наряду с десятками других охранников-тюремщиков" (с. 11 – 13). Есть рассогласование даже в цифрах ее жертв: "На ее счету – около 150 лично расстрелянных <…> и это лишь доказанные в ходе следствия эпизоды" (с. 7), "хотя на суде было доказано убийство 168 человек" (с. 13).
Вызывает также сомнение декларация авторов о том, что возглавляемая Каминским РОНА в советской историографии "долгое время была одним из малоизвестных коллаборационистских соединений" (с. 10). Приведенный далее ими же список посвященных (полностью или частично) "бригаде Каминского" воспоминаний партизан, сборников документов (причем первый вышел уже в 1943 г., сразу после освобождения Орловщины!) и художественных произведений очень велик. Авторы перечисляют 34 различных издания, причем только краткое изложение их содержания заняло почти два десятка страниц (с. 18 – 36). Закончив перечисление литературы, авторы книги подчеркивают: "Пять Героев Советского Союза <…> рассказывают [в своих воспоминаниях] о борьбе против Каминского. Уже один этот факт говорит о многом" (с. 37). Действительно, о многом. Богата ли была так же советская историческая литературе подробностями и вообще упоминаниями о деятельности других русских коллаборационистских формированиях? Все-таки, РОНА была одним из наиболее известных и описанных в советской литературе коллаборационистских соединений.
Однако в целом можно согласиться с Жуковым и Ковтуном в том, что "вопросами коллаборационизма никто в СССР основательно не занимался" (с. 55). Полноценные исследования этого явления, опубликованные Борисом Ковалевым, Михаилом Семирягой и другими известными российскими историками, начали появляться только в 1990-е гг., и особенно массово – в нулевые, когда выявился своеобразный тренд на книги по истории коллаборационизма. Авторы посвятили им – в контексте Локотской автономии – целый раздел (с. 55 – 69), указав на их достоинства (новые документы, новые обобщения) и недостатки (определенная тенденциозность, недостаточная последовательность).
Отдельный момент в этом разделе – странно сформулированный пассаж о том, что "активным апологетом РОНА выступил бывший политический обозреватель "Парламентской газеты", некий С.Веревкин, снискавший себе скандальную известность после выхода статьи о "Локотской альтернативе" (22 июня 2006 г.)" (с. 62). На самом деле, называлась статья "Локотьская альтернатива" (надо отметить, что сами авторы любят указывать на мелкие неточности в обозреваемых книгах), и на момент ее выхода Веревкин работал в "Парламентской газете" (и, собственно, из-за появления этой скандальной статьи и был уволен). Непонятно, зачем авторы далее решили изучать литературные достоинства творчества Веревкина, не имеющие отношения к сути его статей ("не только никудышный "историк-аналитик", но и очень посредственный журналист") и критиковать его "площадную лексику", причем исключительно в стиле таковой же ("патологическая потребность облить грязью всех", "его писанина" и т.д.).
Отдельно препарирована авторами биография Каминского, где они решили развеять "миф о полунемецком происхождении будущего обер-бургомистра" (с. 74), дважды подчеркнув, что он и его родители являлись "чистокровными поляками" (с. 69, 74). Не очень понятно, к чему бы это – для развенчания облика "истинного арийца", продолжая какой-то виртуальный спор с его почитателями-гитлеристами? Ведь инкриминируемая впоследствии Каминскому следователями связь с братом, живущим в Польше и служащим в польской армии, не требовала какой-то особой "чистоты польской крови". Да и как это совместить со свидетельством "шефа соединений по борьбе с бандами" (официальная должность в СС) Эриха фон дем Баха, которому Жуков и Ковтун доверяют и не раз цитируют для характеристики разных аспектов морального облика Каминского (с. 251, 468 – 469), согласно которому командир РОНА "никакой народ не ненавидел так, как поляков" (с. 480). Хотя бы как-то надо было объяснить эти противоречия, но нет.
Не очень понятно аргументирован следующий момент в книге: "По некоторым источникам, Каминский якобы был призван в ряды РККА и отправлен на фронт, где и перешел на сторону немцев" (с. 122). Ссылка дана на советский архив, и было бы интересно узнать, о чем именно там идет речь, а также его разбор и опровержение, но далее лишь заявляется, что "Каминский <…> на фронте не воевал, в плен не сдавался".
Не вполне ясно описана ситуация в Брасовском районе, где далее возникнет автономия коллаборационистов, накануне прихода немцев. Сначала авторы книги пишут, "что Брасовский район в 1930-е гг., вопреки досужим домыслам некоторых публицистов, вовсе не являлся центром сопротивления советской власти" (с. 111) и можно говорить лишь о том, что "в конце 1930-х – начале 1940-х гг. Брасовский район <…> представлял собой территорию, где еще оставались люди, враждебно настроенные к социалистическому государству" (с. 113). Но далее при описании прихода немцев авторы сообщают, что "на территории Брасовского района <…> сопротивления оккупантам не оказали и местные жители, не отличавшиеся в то время лояльностью по отношению к советской власти" (с. 125). То есть все-таки антисоветские настроения были не единичными? По сути, авторы это признают: "Основная часть жителей Локтя восприняла появление новой власти положительно", приводя цитату очевидца о царившей там "эйфории" (с. 130).
Заметным было и число коллаборационистов, сразу же проявивших себя в Брасовском районе. Авторы книги приводят цитату из докладной записки первого секретаря Орловского обкома ВКП(б) А.П. Матвеева начальнику центрального штаба партизанского движения (ЦШПД) генерал-лейтенанту П.К. Пономаренко: "По сравнению с соседними районами Брасовский район дал из числа партийно-советского актива относительно меньший процент партизан и относительно больший – предателей". Что кроется за этими "относительными" формулировками, описывают далее сами авторы книги: "Тех партийных и советских работников, которые не успели эвакуироваться, либо выдавали немецким военным властям, либо даже убивали" (с. 125 – 126). То есть, все же район представлял определенную аномалию в плане антисоветских настроений, связанную либо с прошлым, так как вплоть до Великой Отечественной местные партийцы отмечали неизжитое "идеологическое наследие" царского времени и господство "суеверий", очевидно, религиозных (с. 111), либо с высылкой туда неблагонадежных элементов.
То есть, начав с голословного опровержения "неких публицистов" (кого же? и смысл спорить с анонимами?) уже спустя несколько страниц авторы книги сами декларируют аналогичные тезисы, словно забыв, что сами только что писали. Удивительно.
Интересный момент, упомянутый, но не развитый Жуковым и Ковтуном, – то, что в ходе знаменитого рейда объединенных сил красных партизан 6 января 1942 г. в Локоть, когда был убит вождь автономии Константин Воскобойник, бойцы последнего использовали пароль "Царь Федор" и отзыв "Апраксин" (с. 171). Не отголосок ли это влияния той самой "романовской дворцовой черни" (Романовы приобрели имение Брасово в 1882 г. у графа Апраксина, сначала имение принадлежало великому князю Георгию Александровичу, а затем цесаревичу Михаилу Александровичу), о завершенной наконец "очистке" от которой Брасовского района накануне войны сообщали партийные инстанции (с. 111)? Вряд ли все это было настолько близко перебравшемуся в Локоть лишь в сентябре 1938 г. уроженцу малороссийской Черкасщины Воскобойнику, или "чистокровному поляку" Каминскому, попавшему в Локоть лишь в 1941 г., по разным данным, то ли в начале того года, то ли буквально за несколько месяцев до начала войны (с. 93 – 95).
Опять же, вызывает интерес (но не у авторов книги) откровенно стилизованное под монархический формат название "Всея Россия", которым и партизаны, и фронтовые советские идеологические органы именовали созданную Воскобойником Народно-социалистическую партию России (с. 19, 183). Были ли в пропаганде Локотской автономии какие-то моменты, апеллировавшие к монархическим пережиткам местного населения? Об этом ничего не говорится, процитирован лишь ряд статей о парадной картинке жизни в автономии, в целом известных еще с книги Бориса Соколова "Оккупация" (2005 г.). Опять же, и подчеркивание антисемитского характера идеологии и практики партии Воскобойника и Каминского присутствовало у Соколова, причем, честно говоря, в более основательной подаче. Например, Жуков и Ковтун, аргументируя антисемитский характер партии Воскобойника (что само по себе не вызывает сомнений), ссылаются на популярную листовку "Бей жида-политрука", которую распространяли при наступлении в 1941 г. немцы (с. 137). В чем тут связь кроме того, что Жуков и Ковтун
описали эту листовку в другой своей книге, посвященной нацистской пропаганде , неясно.
Возможно, авторы книги считают, что присутствие у коллаборационистов неких отсылок к царской России будет "обелять" воинство Воскобойника и Каминского, но это не так. В пропаганде среди горцев Северного Кавказа немцы и их пособники использовали идею "священной войны" и исламской теократии, выпуская газету "Газават" с девизом "Аллах над нами – Гитлер с нами!", но это же никак не реабилитирует кавказских бойцов СС, зато дает возможность понять, на рудименты каких настроений давили их вербовщики.
Если уж говорить о такого рода аспектах, то непонятно, почему одна из главок рассматриваемой книги называется "”Народные мстители” на юге Брянщины"? Почему "народные мстители" здесь, как и далее в тексте книги (с. 208, 230, 232 и т.д.), в кавычках? Или, например, почему без комментариев дано во вступлении мнение (названное Жуковым и Ковтуном "любопытной трактовкой психологии Макаровой", которая "вызывает большой интерес") психиатра М. Виноградова о мотивах действия девушки-палача: "Ей хотелось убивать. Если бы ее призвали не санинструктором, не медсестрой в армию советскую, а дали бы пулемет, она охотно убивала бы немцев" (с. 16). Надо так понимать, что в Красной армии служило немало тех, кому хотелось убивать? Или что садизм не имеет привязки к стороне, на которой себя проявляет?
Безусловно, объективность и умение встать над воюющими сторонами в поиске истины – это сильная сторона исследователя. Например, Жуков и Ковтун скептически относятся к рассказам про партизан, что Воскобойник был убит в ходе пьянки, когда вышел на крыльцо, дыша перегаром, логично указывая, откуда они могли получить такую информацию во время скоротечного боя (с. 177, 179). Но важна и связность аргументации.
Например, авторы книги цитируют приказ "О борьбе с бандитизмом", выпущенный Каминским 31 октября 1942 г., где тот упоминает якобы имевшие место случай зверств со стороны партизан: "При налете <…> на село Избичню, Комаричского района, бандиты поймали находившегося в отпуске бойца 4-го батальона. Ему живому вспороли грудь и вытащили наружу сердце. Попавший в плен к бандитам раненный боец 8-го батальона был также зверски замучен – ему вскрыли живот. То же самое было с бойцами 2-го батальона" (с. 241). И пишут: "Надо думать, что Каминский не особенно "сгущал краски", описывая жуткие подробности расправ партизан над солдатами РОНА. В документах партизан встречаются эпизоды, где рассказывается, как "народные мстители" [снова в кавычках] поступали с пленными военнослужащими РОНА. Например, в дневнике офицера связи ЦШПД Пушкова есть запись от 25 октября 1942 г.: "Нами захвачено по пути движения через Мечта [поселок Комаричского района] 2 человека из русско-немецкого батальона. Противно смотреть на "вояку" из русско-немецкого батальона, надевшего мундир ненавистных оккупантов <…> Ему стыдно перед бойцами, пытается объяснить случайностью одетый на него мундир. Поздно. Собакам, собачья смерть" (с. 242 – 243). И где же описания расправ, походящих на вырванное сердце или вскрытый живот? Их в этом единственном приведенном Жуковым и Ковтуном примере нет, судя по описанию, пленных просто тут же расстреляли, по крайней мере иного в процитированном дневниковом отрывке просто нет и нельзя что-то додумывать. Очевидно, нужно было привести для объективности какой-то пример, но в архивах, где преимущественно работают авторы книги, таковых просто не нашлось, и в ход пошло это.
Отдельный момент в книге Жукова и Ковтуна посвящен обсуждению роли и участию религиозных организаций в движении Каминского, и для меня, как для писавшего много лет по данной тематике журналиста, он печальнее всего. Например, идет рассказ о том, как "Каминский также приказал мобилизовать в бригаду представителей протестантских деноминаций – евангелистов, баптистов и адвентистов, чьи общины располагались на территории округа" (с. 247). Евангелистами в христианской традиции называются апостолы Христа (евангелист Лука, например), а название возникшего в конце XIX века религиозного течения евангельских христиан правильно сокращается как евангелики.
Далее авторы книги зачем-то устраивают пространную заочную дискуссию с Алексеем Смирновым, хорошо известным религиозным авантюристом, провозгласившим себя в 1994 г. потомком графского рода Сиверсов (до этого за подобные замашки он носил в среде хиппи кличку Граф) и "архиепископом Готфским", главой "катакомбной церкви", якобы только-только вышедшей из подполья на постсоветском пространстве. То, что все рассказанное им является чистой воды вымыслом, быстро вскрылось и он утратил какой-либо авторитет в церковной среде, однако в нулевые годы пользовался большой популярностью среди российских ультраправых, склонных к "расово правильной" версии христианства, и даже окормлял ряд праворадикальных организаций, возникших на базе РНЕ. Спорить с его квазиисторическими мифами о "истинно-православных христианах", якобы поголовно пошедшими во время войны воевать на стороне "святого Атаульфа Берлинского" (как Смирнов именует Адольфа Гитлера), в том числе в рядах РОНА, главу которого "архиепископ Готфский" также причислил к лику святых, – все равно что серьезно опровергать теории "полой Земли", бытовавшие в Третьем рейхе. Но, видимо, у Жукова и Ковтуна опусы Смирнова входили в круг постоянного чтения, так что дискуссии с ним они уделили без малого пять страниц своей книги (с. 248 – 252).
Далее на страницах книги разворачивается эпопея с созданием бригады Каминского, переводе ее в ряды СС, эвакуации в Белоруссии и далее участии в подавлении Варшавского восстания. В ходе последнего Жуков и Ковтун описывают такой имевший место 11 августа 1944 г. эпизод со своими уточнениями: "В штаб-квартиру РОНА, как утверждает [ваффен-оберштурмбаннфюрер РОНА] Фролов, приехал немецкий генерал (по-видимому, Гюнтер Рор), вручивший Каминскому "какой-то неизвестный орден" (возможно, эсэсовский знак "За борьбу с партизанами")" (с. 461). Меня удивило даже не то, что генерал-майор вермахта вручает эсэсовские награды, а то, что по версии Жукова и Ковтуна, Каминский уже был незадолго до этого награжден таким знаком, то есть для его подчиненных эта награда не могла быть неизвестной: "30 июня 1944 г. состоялась встреча Каминского и Шавыкина с Генрихом Гиммлером <…> Глава "Черного ордена" поблагодарил командира РОНА за успешные действия его бригады и лично наградил его Железным крестом I класса. <…> По другим данным, Железный крест Каминский получил еще в Белоруссии. Это подтверждается известной серией фотографий, сделанных 21 марта 1944 г. военнослужащим 697-й роты пропаганды (3-я танковая армия) Г. Вехмайером. Скорее всего, в июле 1944 г. Гиммлер вручил Каминскому знак "За борьбу с партизанами" (с. 442). Одно из этих предположений явно опровергает другое.
По поводу описания военных действий, где участвовали каминцы, конкретны частей, дат и местностей, я не являюсь специалистом в данной сфере и ее не комментирую. Возможно, любители военно-исторической обнаружат какие-то противоречия, не знаю.
В целом, немалой части этих досадных противоречий и недочетов можно было бы избежать при внимательном прочтении книги, написанной двумя авторами, и наличии хорошего редактора (не только правящего опечатки). Разумеется, все сказанное выше никак не оспаривает несомненных достоинств рецензируемой книги – освоен огромный объем информации, выстроена линия описания коллаборационистов (хотя история Тоньки-пулеметчицы прерывается и на долгое время исчезает на фоне действий каминцев в разных областях и странах, чтобы затем ожить уже в конце книги).
https://chto-chitat.livejournal.com/13692887.html
Можно сказать, что "История пчёл" - роман-предупреждение с элементами антиутопии. О том, к каким последствиям может привести человечество бездумная и неконтролируемая деятельность на планете, о том, что экосистема Земли пока что худо-бедно сбалансирована, но этот баланс легко нарушить, и последствия потом начнут разрастаться подобно лавине в горах, когда сдвинутый со своего места малюсенький камешек приводит к катастрофическим результатам.
