Филофоб все записи автора

"Крекс, пекс фекс" от Боратини, или опыт честного отъема денег.
Потрясающее финансовое мошенничество со стороны власти имело место в правление Яна Казимира (1648-1668).

В середине XVII в. в денежной системе Речи Посполитой царил хаос. Неудачные реформы, проведенные королем Яном Казимиром, война под предводительством Богдана Хмельницкого и последующая война с Россией и Швецией, огромные долги перед армией — все это вконец расшатало экономическое и денежное хозяйство государства. И тут буквально спасителем явился итальянец по имени Тит Ливий Боратини (Бураттини), занимавший должность королевского секретаря и арендовавший Краковский монетный двор.
Он предложил массовую эмиссию медных солидов, названных современниками по его имени — «боратинки». Реальная стоимость этих неполноценных денег составляла 15% от официальной. В 1659 г. Боратини заключил соглашениес правительством, по которому обязался выпустить 180 млн. медных солидов приравненных к 1/3 серебряного гроша,но имевших гораздо меньшую реальную стоимость: фунт меди (2 гривны) стоил 15 грошей, или 45 солидов, но из него чеканили300 солидов. Из этих 300 монет 171 штука шла в казну, 45 — на оплату сырья, а 84 — на производственные расходы, жалованье монетчикам и в доход арендатора монетного двора. Новые солиды весили около 1,35 г, имели диаметр 16 мми чеканились в г. Уяздове близ Варшавы, Кракове, Бресте и Каунасе в 1659–68 годах. Полагают, что на внешний вид солида большое влияние оказала шотландская монета в 2 пенни (торнер), которая появилась на рынке Речи Посполитой в 40-е годыXVII века вместе с эмигрантами-шотландцами.

Выпускались два вида боратинок — коронные (польские) и литовские, отличавшиеся изображением и надписью на реверсе.Аверс боратинок был один и тот же — портрет короля и надпись: Ян Казимир король.

Запланированная вначале сумма — 1 млн. для Польши и Литвы — до конца 1666 г. превысила 10 млн. польских злотых.
Монетные дворы, специализировавшиеся на выпуске «боратинок», работали с предельным напряжением, но не былив состоянии справиться с выполнением непомерно объемных правительственных заказов. Тем не менее, даже официально зарегистрированные результаты выпуска литовских и польских «боратинок» свидетельствует о многократном превышении первоначально (в 1659 г.) запланированного общего их тиража. Следует отметь, что отчеты монетных дворов дают, несомненно, основательно заниженные цифры. Дело в том, что сам процесс производства был организован без строгой проверки каждой из выпущенных «боратинок»: от чеканщика требовалось лишь одно — выбить их из гривны меди не менее150 штук. Предполагалось, что этим будет обеспечена гарантия выдержки среднего веса каждого солида в пределахустановленной нормы.
Такой порядок предоставлял монетчикам удобную лазейку для личного обогащения: уменьшая толщину монетных кружков, они «выжимали» из каждой гривны дополнительные десятки «боратинок».
В стороне от столь выгодного производства не могли оставаться и фальшивомонетчики («клепачи»). Несмотря на жестокиенаказания (отсечение правой руки с последующим ее вывешиванием на городских воротах и публичное обезглавливаниена ратушной площади), они с каждым годом расширяли производство «боратинок». Порою они даже не затрудняли себя понижением их веса, установленного законом. Поддельные медные солиды зачастую оказывались не хуже подлинных,и поэтому рынки фактически признали их равноправными партнерами «боратинок» государственных монетных дворов. Население сразу же поняло, что от этих обесцененных денег не следует ожидать добра: «Шеляг (солид) — маленькая монетка,но искра еще меньше, а целый дом может сжечь»,— гласила родившаяся в это время поговорка.
Уже к середине 1663 г., когда эмиссии «боратинок» только начинали по-настоящему набирать силу, правительству стала ясна неизбежность гибельных экономическйх последствий этой авантюры. Чтобы как-то уклониться от стремительно надвигавшейся финансовой катастрофы или, по крайней мере, оттянуть ее, казначейство Короны (несмотря на протест Боратини) одобрило проект германского монетчика Андрея Тымфа о выпуске монеты достоинством в 1 злотый (злотувку), т. е. в 30 серебряныхгрошей. 15 июня 1663 г. последовало официальное решение, позволявшее Тымфу и его брату Фоме (Томасу) приступитьк работе.
Злотый эмитировался монетными дворами Львова, Быдгоща и Кракова по стопе в 30 штук из восьмилотовой гривны серебра, иными словами, весил 6,726 г. и содержал 3,364 г серебра. Подобно медному солиду, он стал (сначала в народе, а затем — ив официальных актах) фигурировать под названием, основанном на имени своего творца — «тымф».

 

Этим, однако, далеко не исчерпалось сходство злотувки с «боратинкой». Главное заключалось в ином: новая монета, несяна себе надпись «30 польских грошей», содержала серебра всего на 12 грошей. Следовательно, ее реальная стоимость составила лишь 40% от официально провозглашенной. По существу родился лишь несколько смягченный вариант «боратинки», пытавшийся прикрыть свою немощь серебряным блеском. В качестве единственной компенсации за низкопробность «тымфа», выпущенного 9-миллионным тиражом, населению была предложена легенда его лицевой стороны: «DAT PRETIUM SERVATA SALUS POTIOR METALLO EST» (в вольном переводе — «Желание спасения отечества превышает действительную цену металла»). В условиях политической и экономической анархии это нравоучительное изречение не смогло, разумеется, дажев малейшей степени посодействовать популярности злотого. Отношение к нему современников выразила получившая широкое распространение своеобразная и едкая расшифровка помещенной в центре его лицевой стороны монограммы ICR («loannes Casirnirus rex» — «Ян Казимир король» «Initium calamitatis Regni» — «Начало гибели государства».
Будучи неполноценными кредитными деньгами, «боратинки» и «тымфы» явились материальным олицетворением облеченногов монетную форму косвенного налога, тяжким бременем легшего на плечи народных масс. Их обращение самым пагубным образом сказалось на финансах и экономике страны. Денежная реформа, начатая в 1659 г., пришла к своему логическому завершению: её результаты оказались прямо противоположными ожидавшимся. 28 декабря 1666 г. последовал королевский указ, вынужденный признать этот факт: «Следуя горячим просьбам всех сословий охотно соглашаемся на то, абы все менницы как серебряные, так и медные в паньствах наших немедля закрыты были».
 Тит Ливии Боратини и Тымфы были привлечены к суду. Братья сумели бежать за границу, не доплатив казне 4 миллионов злотых; Боратини же блестяще воспользовался многовековой аксиомой военной тактики: «Лучший вид обороны — наступление». Он не только категорически отверг обвинения в развале государственной казны, но в свою очередь предъявилей счет на полтора миллиона злотых как сумму личного ущерба, понесенного им в бескорыстной борьбе за спасение финансов Речи Посполитой. Эта акция увенчалась полным успехом: «Урожденный Боратини,— заявил указ от 28 декабря,:— все суммы, по контрактам Речи Посполитой установленные, выплативши, себе и кредиторам своим на полных полтора миллиона (злотых)не добил…», а поэтому «следует удовлетворить урожденного Боратини в справедливых претензиях его».
Боратини еще на два года остался арендатором краковского монетного двора, вновь открытого в 1667 г. специально для того, чтобы «пострадавший» смог получить свои полтора миллиона. Отчеканенные здесь шестигрошовики и орты (1667—1668 гг.),а также двойной дукат (1667 г.) помечены буквами TLB.
В 1668 г. Ян Казимир отрекся от престола. В краткое (1669—1673 гг.) правление Михаила Корибута Вишневецкого ив последовавшее затем трехлетнее междуцарствие монетные дворы страны бездействовали.
В 1676 г. на престол Речи Посполитой был избран Ян III Собесский. В Варшаве собрался предкоронационный сейм. Прибывшиена него послы Брестского воеводства потребовали открытия в Великом княжестве Литовском монетного двора для чеканки серебряной монеты «одинакового достоинства с таковою же в странах соседних». Вопрос о возобновлении денежного производства стал одним из главных в программе работы сейма. Принятая на нем Конституция гласила: «Так как с великойшкодой для Речи Посполитой менница и доныне стоит закрыта, а многие люди посторонние свои (монетные дворы) отворивши,не только коммерцией серебра и золота овладели, но и державу нашу подлейшей своей монетой наводнили, постановляем, абы менница серебряная и золотая открыта была».
Коронационный сейм 1677 г. обнародовал постановление «Менница коронная», согласно которому открылись монетные дворыв Быдгоще и Кракове для чеканки «единой во всем монеты для одного и другого народов (т. е. Польши и Великого княжества Литовского)». Здесь же конституционным разделом «Менница литовская» решено начать подготовительные работык открытию монетных дворов Великого княжества Литовского: «Менницы Великого княжества Литовского в ведениевельможного подскарбия княжества отдаем, дабы всячески старался серебряную и золотую менницу отворить».
Быдгощский двор был отдан в держание итальянцу Санти де Урбанис Бани, краковский — Титу Ливию Боратини, все еще продолжавшему предъявлять претензии казне. Эмитировались номиналы от тройного гроша до дуката. Сейм 1685 г. потребовал полного прекращения чеканки: «Так как менница сребрная, в Короне отворенная, плохо плодоносила, закрываемее нынешним авторитетным собранием в интересах государства». Тем не менее двор Быдгоща продолжал функционировать еще в 1686 г., а Кракова — и в 1687 г.
В последнее десятилетие правления Яна Собесского (1687—1696 гг.) монета не чеканилась. Рынки, захлебывавшиеся в море«боратинок» и «тымфов», особенно высоко ценили «добрые старые» монеты первой половины XVII в. и относительновысокопробную продукцию быдгощского и краковского производства 1670—1680-х гг.
Вследствие нехватки разменной монеты «боратинки» продолжали находиться в обращении вплоть до второй половиныXVIII века (в начале XVIII в. цена дуката составляла уже 18, а талера — 8 польских злотых боратинками или тымфами).

И любуемся крупеым планом красавца-буратинки