Джеффри Тейлер (Jeffrey Tayler)(\"The Atlantic \", США)
Если кто-то среди российских оппозиционеров и заслужил звание несносного ребенка, то это 28-летний Илья Яшин – ключевая фигура движения «Солидарность» и руководитель московского отделения Партии народной свободы. До недавнего времени Яшин возглавлял молодежное отделение либеральной партии «Яблоко», которая давно уже присутствует на российской политической сцене. Большую часть своей взрослой жизни этот человек провел в борьбе с режимом Владимира Путина, иногда в буквальном смысле пинаясь, пихаясь и дерясь на кулаках (после провокаций) с предполагаемыми членами прокремлевской молодежной группировки «Наши». Кроме того, он помогал организовывать несанкционированные демонстрации, в результате чего не раз сидел в тюрьме. Через неделю после очередного оппозиционного «Марша миллионов», на который в действительности собралось несколько десятков тысяч человек, я договорился встретиться с Яшиным в престижной пиццерии, из которой видна мрачная серая высотка Министерства иностранных дел, чтобы обсудить ситуацию в движении оппозиции и ее планы.
Яшин прибыл, вооруженный ноутбуком MacBook Air и iPhone. Он снял куртку. В футболке этот человек показался мне неожиданно хрупким для своих кулачных подвигов. Он был один. А что, у него нет телохранителя, как у других известных членов оппозиции?
«Если я иду на демонстрацию, - сказал он, - я иду туда с друзьями. Важно, чтобы не возникала паранойя». Яшин небрежно открыл свой компьютер и показал мне злобные, полные сквернословий угрозы в свой адрес, которые он получает через популярную российскую социальную сеть «ВКонтакте». «Это продолжается пять или шесть лет. Я привык к этому». Безусловно, он один из созидательных членов оппозиции, стойкий приверженец митингов протеста, на которых собирается больше полицейских, чем демонстрантов, и которые часто заканчиваются арестами.
Я спросил, не кажется ли ему, что движение оппозиции заглохло, ведь в последнее время на ее марши приходит меньше людей, чем в горячие и бурные месяцы протестов против нарушений на выборах в Государственную Думу в декабре прошлого года, когда оппозиция превратилась в мощную силу, с которой Путин был вынужден считаться. (Речь не о первом «Марше миллионов», на который собрались лишь десятки тысяч человек.) Ведь после этого была принята целая серия новых репрессивных законов, увеличивших штрафы для демонстрантов и переведших клевету и порочащие заявления в разряд уголовных преступлений. Наверное, важнее другое – то, что власти не удовлетворили ни одно из требований оппозиции. Вполне понятно, что когда в разговорах всплывает данная тема, многие из моих российских друзей говорят об этом скептически и с унынием.
«Ну, у любого движения есть свои взлеты и падения, - ответил на это Яшин. – Некоторым людям это надоело – тем, кто ждал быстрых результатов. Однако быстрые результаты это нереально». Он кратко обобщил перемены в судьбе протестного движения советской эпохи, которое в конце 1980-х шло на спад – пока из-за попытки государственного переворота, предпринятой реакционерами, на улицы Москвы не вышло полмиллиона человек, которые, по сути дела, и лишили коммунистов власти. «Нельзя бежать марафон в спринтерском темпе, надо держать темп. Следующую акцию мы проведем в декабре, поскольку не хотим утомлять людей».
Каков же следующий шаг? Координационный совет? О котором на прошлой демонстрации объявил бывший чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров, и который борец с коррупцией Алексей Навальный начал продвигать в своем блоге в ЖЖ?
«Да. Координационный совет будет легитимным органом оппозиции, предъявляющим требования общества к властям. Для голосования зарегистрировалось примерно 30000 человек, и у нас около 250 кандидатов на 45 мест. Путин сказал, что ему не с кем разговаривать в оппозиции. Что ж, он сможет говорить с Координационным советом».
Но неужели совет это то, что нужно для активизации российских масс?
Совет это не просто очередной комитет, укомплектованный этим вечным проклятием России – бюрократами. «Мы хотим использовать совет для формирования новой политической культуры, - сказал Яшин. – Тот, кто хочет в нем работать, должен постоянно показывать, что он занимается политикой, а не просто демонстрирует свое хорошо известное имя. Нам надо держать наших политиков в форме. Недаром Навальный говорил, что на демонстрации мы должны ходить как на работу».
Расширит ли движение свои требования, чтобы разжечь энтузиазм? Ведь поднятые на последней демонстрации социальные темы указывают на то, что именно так оно и начало поступать?
Яшин кивает. «Сейчас мы сосредоточили внимание на социальной справедливости, на огромном неравенстве в доходах, которое сегодня имеется. 70% россиян живут на 500 долларов в месяц, в то время как отдельные личности покупают яхты и самолеты. И у нас постоянно дорожают услуги ЖКХ. Нам надо говорить о проблемах, волнующих обычных людей. Раньше оппозиция говорила о том, что волнует ее. Мы должны отыскать баланс между вопросами социальной справедливости и политическими требованиями». Уменьшение коррупции («коррупцию нельзя уничтожить, но ее можно сократить») а также реформирование получающих незаконные доходы органов безопасности – это также будет приоритетом.
«Но чтобы вести борьбу с коррупцией, нам нужны свободные средства массовой информации, а их у нас нет. … А Дума до сих пор не ратифицировала Конвенцию ООН против коррупции».
После девяти месяце протестов оппозиция как и прежде полна решимости изгнать Путина. Но пока она не сплотилась вокруг единого кандидата и остается исключительно разношерстной, чего на Западе не бывает. Если назвать лишь нескольких из видных фигур оппозиции, то следует упомянуть стойкого националиста Навального, бывшего сталиниста Сергея Удальцова, демократа Каспарова и, конечно, Яшина, который называет себя «либералом европейского стиля». Но пока они даже не пытаются договориться о едином лидере. По словам Яшина и прочих членов оппозиции, личность руководителя государства в послепутинскую эпоху будет определена в ходе выборов под наблюдением и контролем координационного комитета – первых парламентских выборов (после реформы избирательного законодательства страны), а затем и в ходе президентских выборов (после референдума о внесении поправок, лишающих президента преимущественных полномочий и передающих целый ряд функций президента в Государственную Думу). Кроме того, Навальный и ветеран либеральной политики Григорий Явлинский предлагают программу, которая сводится к одному лозунгу – «не врать и не воровать».
На концепцию государственного управления это не тянет, но Яшина она вполне устраивает. Он высоко оценил разнообразие оппозиции и заявил: «Координационный совет будет зонтичной организацией, которая приведет к созданию нового парламента. И все эти вопросы будут решаться там, путем выборов».
А как насчет приговора московского суда о двух годах лишения свободы, который был вынесен троим членам группы Pussy Riot за исполнение антипутинского «панк-молебна» в московском храме? Большинство россиян выступили против этой акции, а треть считает вынесенный приговор справедливым.
«Я тоже против того, что сделали эти девушки из Pussy Riot, - сказал Яшин. – Люди пришли в храм молиться, а не смотреть на скачущих вверх-вниз девчонок в мини-юбках. Их надо было оштрафовать, но не сажать в тюрьму. Но все в шоке [от приговора]. Когда государство и церковь объединяются, получается инквизиция».
На самом деле, суд над Pussy Riot и предложенный недавно проект закона о введении длительных тюремных сроков для тех, кто «оскорбляет религиозные чувства», знаменуют собой эскалацию конфликта между Кремлем и оппозицией (и россиянами в целом). По словам политического аналитика из Московского центра Карнеги Маши Липман, этими мерами государство надеется запугать протестующих. С Липман я встретился у нее в кабинете, который находится неподалеку от Тверской улицы в центре столицы. Она рассказала о «пакте невмешательства», который на протяжении столетий доминировал в жизни России: государство управляет на правах помазанника божьего без контроля со стороны населения, и в ответ не вмешивается в его жизнь.
«Этот пакт нарушен, и люди хотят, чтобы их голоса были услышаны, - сказала Липман, - Сначала это соглашение нарушило население, выйдя на улицы, а потом его нарушил сам Путин со своим вмешательством в повседневную жизнь россиян за счет навязывания им церкви». Затем она заметила, что президент рассчитывает на традиционную пассивность россиян в отношении государства, которая частично исчезла, но которую он хорошо помнит по временам брежневского застоя, когда все, по словам Липман, «замерло и застыло, а цинизм превратился в норму. Но возвращаться к этому люди не хотят».
Но у Путина есть и другие, более важные основания полагать, что со временем он возьмет верх. Если оставить в стороне вопросы о честности избирательной кампании (подставные кандидаты, почти полное засилье партии власти в эфире), то Путина в марте действительно переизбрали на пост президента. Если не 64 процентами голосов, как было официально объявлено, то 50,2 процента, как сообщила независимая организация по наблюдению за выборами «Голос». И он до сих пор популярен, поскольку рейтинги в его поддержку колеблются в пределах от 60 до 70%, о чем говорят результаты опросов общественного мнения Левада-центра (и это после 12 лет у штурвала власти!) Такие показатели, основанные на страхе перед неизвестностью и на стремлении к стабильности, составляют часть тех «глубинных резервов», которые находятся в распоряжении государства. Остальные элементы этих резервов – армия, службы безопасности и суды. Всем этим Путин завладел и распоряжается в борьбе с оппозицией по своему усмотрению. Плюс ко всему, у него в руках контролируемые государством средства массовой информации. («Нет признаков, указывающих на нелояльность ФСБ, полиции, армии и судов», - сказала Липман.) Сталкиваясь с такими ресурсами, оппозиция выглядит жалко – по крайней мере, пока.
Отсутствие единого кандидата с непререкаемым авторитетом (российского Нельсона Манделы, так сказать), абстрактный характер планов оппозиции (свободные выборы это - абстракция для страны, в которой их никогда или, по крайней мере, давно не было), а также дефицит концепций развития России после Путина, не говоря уже о глубоко укоренившемся нежелании выступать против могучего и опасного (пусть и в прошлом) государства - все это в совокупности уничтожает любые стимулы, способствующие появлению поистине всенародного оппозиционного движения. Более того, как показывает опрос ВЦИОМ, хотя сегодня Навального знает более половины населения, этого явно недостаточно. Да и сам он пока не порвал со своими последователями, чтобы объявить себя верховным правителем России. Естественно, на его заметность и популярность повлияло распространение интернета в России, где им сегодня пользуется 49% населения. «Стране нужна оппозиция, которая всколыхнет провинцию, а не только московскую элиту», - говорит Липман. Это так - ведь в провинции живет большинство россиян, и там интернет только начинает распространяться.
Она признает, что с началом демонстраций в декабре прошлого года Россия изменилась. Россияне стали более либеральными, более открытыми навстречу миру, чему способствует распространение интернета. Но Липман тут же делает оговорку. «Молодые хотят жить как в Европе, как они видят ее во время поездок туда. Но большинство остальных, особенно из числа живущих вдалеке от крупных городов, хотят жить так, как они жили всегда, хотят, чтобы власть оставалась священной». Она скептически относится к постоянным заявлениям оппозиции о том, что до падения Путина остался год-два. «Не путайте шансы оппозиции с социальными успехами и переменами, происходящими сегодня в России», - говорит Липман. Она с неохотой использует слово «оппозиция», предпочитая термин «участники гражданских протестов». У оппозиции «должны быть люди, которые выходят и говорят: мне нужна власть, я хочу быть президентом, голосуйте за меня. А они шарахаются от этого в сторону».
Тот раскол, который советский лидер Михаил Горбачев непреднамеренно породил в рядах элиты, привел к распаду Советского Союза, и такое развитие событий теоретически может заставить Путина уйти. Но поскольку Кремль по-прежнему контролирует силы безопасности и суды, «для элиты крайне рискованно публично объединяться в оппозиции к Путину», говорит Липман. «Так или иначе, чтобы элита выступила против него, ей нужно иметь какую-то альтернативу Путину. А ее нет». Давление Запада, даже при помощи закона Магнитского, тоже не даст результата, поскольку Россия обладает огромными богатствами, основанными на углеводородах. А поскольку угрозы Запада распространяются на счета россиян в американских банках и на заветные американские визы, элита спокойно может перевести свои активы в более безопасные оффшорные зоны, и иными способами подготовиться к тому, что Россию объявят страной-изгоем.
И тут появляется дилемма. Если оппозиция не готова динамично трансформироваться и пленять народное воображение смелым видением новой России, или хотя бы выдвинуть единого кандидата, желающего бросить вызов Путину напрямую, и если надежды Путина вернуть россиян в застойную брежневскую эпоху нереалистичны, то возникает патовая ситуация. Как говорит Липман, использовать силу против демонстрантов будет проблематично. «Путин не может повернуть Россию вспять, не может стать новым Иваном Грозным». Времена изменились, и россияне вместе с ними. Однако она признает следующее: «Если у государства нет сил и средств для начала массового террора, то оно может коренным образом изменить ситуацию, арестовав 30 оппозиционеров. Скорее всего, остальные оппозиционеры не захотят пойти на самоубийство, и могут решить уехать за границу».
В таком случае перемены будут зависеть от непредвиденных, возможно, катастрофических событий, например, от общемировой рецессии, в условиях которой нефтяные цены резко упадут, и российская экономика рухнет. Каспаров озвучил такую возможность, заявив мне, что «этот режим не сможет выжить при цене на нефть в 40 долларов за баррель». Яшин агностик, и не знает, с какой стороны придут перемены. «Никому неизвестно, что в конечном итоге заставит Путина уйти. В декабре подтасованные выборы привели людей в движение, но ведь у нас реальных выборов не было уже 10 лет. Мы не можем этого знать».