Знаешь, папа, так тихо в рощице.
Ни зверей кругом, ни людей.
Мне совсем умирать не хочется,
даже ради твоих идей.
Ну не звали б меня учителем -
был бы плотник, пастух, рыбак...
Папа!
Можно не так...мучительно?
Или лучше - совсем никак?
Да скрутил бы ты в небе дулю им,
откровением для властей.
Ты ж меня не спросил - хочу ли я
жизнь заканчивать на кресте.
Милосердия мне бы, толику -
нож под сердце, в кувшине яд,
как представлю - в печенках колики
и озноб с головы до пят,
и душа, словно заяц, мечется -
перепугана и проста.
Извини...я - сын человеческий
от рождения до креста.
С чем сравню эту жизнь? Да с ветошью -
руки вытер и сжег в печи...
А Иуда два дня не ест уже
и неделю уже - молчит.
Плохо, папа, ты это выдумал,
хоть на выдумку и мастак.
Может, ты их простишь? Без выкупа?
Просто так?...


Геннадий Нейман, 2007

Легко ли плоть гонять по шпалам?
Таскать за туловищем тень? Рыбачить где-нибудь близ дачи
(в пруду не водится таймень, но верить следует в удачу)?
А от зарплаты до зарплаты вязать чулок на чёрный день?
Легко ли биться за награды, усердно пробиваясь в гранды,
пока твой бог другому богу тебя проигрывает в карты?

Бог жизни дал мне эту плоть.
В ней рот открыт, да очи слепы. Мне в ней печально и нелепо.
Бессонница. Как индивид не знаю я: зачем болит,
за что страдают части тела, за что душа… -
не разберёшь, коль скоро вечно не живёшь.
Но как ершится в поле рожь, пока снопы идут под нож!
А дальше – театр погорелый, где стрекоза своё отпела,
и вот уже пора плясать.
Такое дело…

Ещё разок взглянуть на плюсы.
Слагать дворцы, писать токкаты и фейхоа растить с гранатом,
воспламенять прекрасных дев, и петь, и петь их, как припев,
веселье с близкими делить, творить детей, и жить, и жить
так, будто ты без предоплаты достал билет с открытой датой
и сколько хочешь - будешь здесь, чтоб повторять « Я есть!».
Я есть…

Любимая, ты помнишь ночи?
Они сгорали словно спички, но были ярче звёзд и лун.
Ты слышишь птицу гамаюн?
Я нет.
И жив лишь по привычке.

© Михаил Гофайзен

Над Иерусалимом облака,
ты не поверишь, цвета апельсина,
вот облако кудлатое, как псина,
вот облако, как детская рука.

А вот закат раскинулся, высок,
над светлыми, над вечными холмами…
читай свои молитвы на восток,
мой имярек, неясными словами.

Читай свои молитвы на восток,
они дойдут куда верней, чем почта,
клочок земли, и неба лоскуток,
да вечность между ними — вот и всё, что

есть у тебя… в трясущихся руках
неси авоську банок из-под пива…
а над землёй немыслимо красиво,
гляди, плывут в закате облака.

И, голову задрав, остановись,
смотри — меж ними, выше всех печалей
неспешно уплывает чья-то жизнь…
уж не твоя ли, милый, не твоя ли?

2007

© Михаил Розенштейн

далее

бог стоит с резцом у изваяния
год за годом стачивает время
полируя нерв черты терпением
где не получилось сколом знаний
от его поветрий настроений
прочь летит пыльца щебенка гравий
если недоволен изваянием
глыб хватает и меняет мрамор
крошит добиваясь не шедевра
не святого как мадонна истукана
множит камень усыпая землю
теми кто не любит идеалы
а когда устанет от работы
скульптор подменяет его руки
и выходят туники и лавры
идеальных лиц и чистых звуков
но для их веков очарований
где-то на земле вокруг забытых
мастерских в земле зарыты крошки
тех кто дарит гениям свободу
из работы бога быть обычным

далее

далее