В нашей церковной жизни [Kirchentum],  даже в опустошенных и разрушенных церковных территориях [Kirchengebieten] Германии — и какая государственная церковь осмелится назвать себя неповрежденной в отношении духовной жизни? — все еще существует истинное духовное служение [geistliches Amt]. Оно присутствует везде, где пастор делает свое дело не как религиозный виртуоз, наподобие молодого Шлейермахера [1768-1834], не как глашатай частного благочестия, но также когда в великой немощи и сознании собственного недостоинства он исполняет служение проповеди Евангелия и совершения Таинств [ministerium decendi evangelii et porrigendi sacramenta — АИ V], основанное Христом. Когда во время ординации на нас возложили руки, в тот момент мы приняли из рук Иисуса Христа это служение, поручение проповедовать вверенному нам приходу Его Евангелие чисто и ясно, ничего не прибавляя и не убавляя, совершать Святое Крещение, возвещать кающимся грешникам прощение от Его имени и по Его поручению и раздавать им Его истинное тело и истинную кровь в Таинстве Алтаря. В то время мы дали обет исполнить это поручение и однажды, в день суда, нам всем придется дать отчет в том, как мы исполнили свои обеты, принесенные при рукоположении.

Ниже приведен отрывок из доктринальной части (corpus doctrinae) Брауншвейгско-Вольфенбютельского церковного устава 1569 года. В этом церковном уставе рассматривались всевозможные вопросы, стоявшие перед территориальной церковью. Когда скончался прежний герцог [Гених V Младший], давний противник Лютера и Реформации, трон перешел к его ученому калеке-сыну Юлию. Молодой человек немедленно позвал Хемница и Андрэ, чтобы те реформировали церковь в его герцогстве.

О ВЕЧЕРЕ ГОСПОДНЕЙ

Для воспоминания о единой искупительной жертве, которую Он однажды принес на кресте, Христос установил [Матфея 26:26-28; Марка 14:22-24; Луки 22:19-20; 1 Коринфянам 11:23-26] Свою Святую Вечерю, в которой Его память и Его смерть должны провозглашаться до тех пор, пока Он не придет вновь, чтобы судить живых и мертвых. Он установил эту Вечерю в ту ночь, в которую предан был, как Свое завещание, в котором оставил ученикам Свои благословения и небесные сокровища, которые приобрел через принесение в жертву Своего тела и пролитие Своей крови; иными словами, Он желает передать, вручить, удостоверить и запечатать эти благословения и сокровища всем верующим. Для этой цели в Своей Вечере вместе с внешним хлебом Он дает нам в пищу Свое тело, преданное за нас. И вместе с внешним вином Он дает нам в питье саму Свою кровь, пролитую на кресте для прощения грехов. И поскольку мы, таким образом, имеем в Вечере Господней великие, славные, изобильные небесные богатства и благословения, эта Вечеря в христианских церквях должна соблюдаться и совершаться с высочайшим почтением, а следовательно, не должна ничем отличаться от повеления и заповеди, которую Сын Божий дал нам в Своем завещании. Ибо даже человеческое завещание никто не меняет после того, как оно заверено (Галатам 3[:15]), и человека, отнимающего что-либо от завещания или добавляющего что-либо к нему, считают святотатцем. Завещание Сына Божьего, в котором Он даровал нам благословения нашего спасения, тем более следует соблюдать в страхе Божьем. И потому отныне в этих церквях Вечеря Господня будет преподаваться и совершаться так, как повелел и заповедал Господь в своем завещании, — а именно, под обоими видами, так чтобы вместе с хлебом раздавалось и принималось тело Христа, а с вином — кровь Христа. И ни в коем случае нельзя допускать, чтобы Вечеря раздавалась или принималась только под одним видом. Ибо это противоречит ясной заповеди завещания Христова. Чтобы Церковь знала, что ей дается и раздается, Слова Установления должны произноситься громким, хорошо слышимым, ясным голосом на всем понятном языке по очереди — сначала над хлебом, а потом над вином. И людям следует разъяснять из Слова Божьего, каким ужасным разграблением Церкви и святотатством является то, что папа обокрал мирян и запретил им пить от чаши Господней, которую Господь Христос в своем завещании не только позволил предлагать и принимать, но и заповедал всем, призывающим Его имя, 1 Коринфянам 1[:2]; 11[:25-26]. И так это было везде в первых древних христианских церквях во времена апостолов и после них. И людям следует объяснять, чего добивался дьявол этим хищением чаши, — украсть у людей прекрасное утешение, даруемое ясными словами из второй части Вечери: «Это есть кровь Моя нового завета, за многих изливаемая для отпущения грехов» (Матфея 26[:28]). Ибо ради этого они даже вычеркнули из первой части миссала слова quod pro vobis datur («которая за вас предается»).  Это сделано для того, чтобы еще вернее подвести людей к их жертвоприношению мессы. Однако употребление обоих видов должно сохраняться не потому, что папа разрешает и позволяет это, но потому, что Сын Божий в Своем завещании именно так определил и заповедал это, и потому, что запрет на второй вид — это омерзительный грех против завещания Христова.

Таким образом, мы приходим к следующему пониманию слова ekklesia в Новом Завете:

a) Ekklesia означает Una Sancta Catholica, которая состоит из всех верующих, и которую, хотя она как церковь и сокрыта от глаз мира (Abscondita est ecclesia, latent sancti. — М. Лютер. О рабстве воли: «Церковь сокрыта, святые невидимы»), можно распознать на земле глазами веры по использованию средств благодати (см., напр., Матфея 16 и все отрывки из Послания к ефесянам).

 Дорогие братья по служению!

Вам пришлось ждать этого письма дольше, чем мне того хотелось, потому что моей работе мешала затянувшаяся болезнь. Тем временем, мои приветствием к вам могла послужить статья «Отцы Церкви», опубликованная в Festschrift, изданном в честь суперинтенданта церкви Мартина. Однако сегодня, в день Пятидесятницы, когда наши мысли устремляются ко всему миру, и мы размышляем о чуде, которое стоит у истоков церковной истории, как божественный знак una sancta catholica et apostolica («единой святой вселенской и апостольской Церкви» — Никео-Цареградский Символ Веры), мне вновь позволено обратиться к вам с письмом. История Церкви в нашу эпоху вновь и вновь напоминает нам, что единая святая Церковь Божья — это не артикул видения, а артикул веры. Если судить по внешнему впечатлению, Церковь Христова выглядит настолько жалко, что вместо повествования о Пятидесятнице для размышлений о ситуации в христианском мире больше подходит история возведения Вавилонской башни (Быт. 11). Мы рекомендуем этот текст всем проповедникам на экуменических собраниях, а также всем идеологам «воссоединенной церкви будущего» в Женеве, Эванстоне и прочих местах. Разве не создается иногда впечатление, что вовсе не чудо Пятидесятницы, а проклятие строителей Вавилонской башни отражает суть нашей эпохи истории Церкви? Лишь тот, кто знаком с трагедией экуменических попыток нашего времени, кто знаком с ужасными трудностями, вызванными вавилонским смешением языков, когда церкви говорят друг с другом, но совершенно друг друга не слышат, кому известны ужасные грехи богословов, желающих «создать себе имя» и полагающих, что тем самым они служат Христу, — только тот знает, что собой представляет вера Пятидесятницы в единую Церковь Божью, которая есть в мире, даже если наши глаза ее не видят. Abscondita est ecclesia, latent sancti («Церковь сокрыта, святые невидимы» — М. Лютер. О рабстве воли) — такова была лютеровская вера Пятидесятницы. Подобно тому, как реален Дух Святой (в чем не сомневается никто из христиан), реальна и una sancta, реальна и святость верующего грешника.

— Герман Зассе, 1954.

 Но прежде всего апостол здесь преподает нам наставление по очень важному вопросу — как или где в Церкви появляются разделения. Он говорит: «Остерегайтесь производящих разделения и соблазны, вопреки учению, которому вы научились». Разделение появляется, когда в христианскую Церковь приходят люди, говорящие «вопреки» учению, т. е. учащие чему-либо иному, кроме Слова Христова, и находят себе последователей.  Это вытекает из природы христианской Церкви. Здесь, на земле, христианская Церковь представляет собой совершенно уникальное царство, разительно отличающееся от царств этого мира. В разных царствах этого мира правят разные правители, и действуют разные законы, и потому они управляются по-разному. Христианская же Церковь здесь, на земле, — это царство не человека, а Христа, и во всех странах и во все времена у нее есть только один правитель, Христос, и только один имперский Закон, в котором она поучается и согласно которому живет, — Слово Христово, Слово, которое Он дал через апостолов и пророков Церкви. В христианской Церкви нет места «альтернативному слову» или «альтернативному правительству». Христос говорит о Церкви: «Наставник у вас один: Христос», — и тем самым устанавливает имперский Закон: «Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики».

Как лютеранские богословы, в своем богословствовании, а также в учении и проповеди, мы должны следовать примеру Аугсбургского Исповедания и никогда не начинать с одного общего учения о средствах благодати или Таинствах, но рассматривать конкретно и по отдельности каждое из средств благодати: Проповедь, Евангелие, Крещение, Исповедь и Отпущение грехов, Таинство Алтаря. Только в таком случае мы сможем понять всю полноту того, что Бог делает для нас, разные пути, которыми Он приходит к нам, и всю уникальность каждого отдельного средства благодати и таким образом прийти к должному применению каждого из них (обратите внимание на порядок артикулов в Аугсбурсгком Исповедании, а также на то, что глава об исповеди в Кратком Катехизисе помещена между главами о Крещении и Вечере Господней).

В исторической части Leiturgia [нового литургического устава VELKD] утверждается, что Лютер на самом деле не достиг должного понимания публичного богослужения. Если внимательно присмотреться к концепции богослужения, которая выдвинута в данном исследовании, мы увидим, что она опирается — в силу понятных и правильных причин — на исторический анализ. Конечно, литургическая жизнь Церкви — это исторический феномен, который необходимо проследить до самых его истоков. Однако следует отметить (и с этим согласится всякий, кто знаком с соответствующей литературой), что описание истоков христианского богослужения, предложенное в Leiturgia, идет по стопам описания, предложенного римокатоликами на основании весьма выдающихся исследований, проделанных в последние десятилетия, в особенности бенедиктинцами, а совсем недавно — и иезуитами. Лютеранские литургисты опираются в своей работе — в ее исторической части — на результаты этих исследований. Я не намерен критиковать работу, проделанную бенедиктинцами, поскольку всем известно, как много глубоких познаний и спокойной объективности и как мало полемических устремлений стоит за ней. Однако мы не можем и не должны ожидать, что эти католические братья способны понять и изложить — даже с точки зрения истории богослужения — то, что заботило Лютера. Если судить Лютера с высоты норм, положенных в основу бенедиктинского толкования, действительно можно сказать, что Реформатор не понимал, что такое богослужение.

Более того, «верный исповеданиям» синод должен также «c. следить за верностью своих членов исповеданиям».

И потому недостаточно, чтобы синод, так сказать, лишь  официально заявил: «Синод, верный исповеданиям, безоговорочно держащийся всех Символов [т. е. вероисповедных книг]». Недостаточно и того, чтобы он принимал лишь таких пасторов и учителей, чья верность исповеданиям очевидна. Он также должен следить за тем, чтобы пасторы и учителя оставались такими; ибо только тот, кто будет «верным до конца, спасется» (Мф. 10:22, Luther Bibel).

В этом отношении ранняя Церковь мыслила себя и жила не как множество независимых общин, но как единая Церковь. Церковь черпает жизнь из Евангелия. Церковь здорова там, где Евангелие проповедуется правильно. Она больна там, где Евангелие проповедуется нечисто. Если в общину проникает яд, он постепенно отравляет все тело Церкви. Ересь одного пастора разрывает единство всей Церкви. Эта очевидная мысль уже начинает звучать в полемических посланиях Павла, в особенности пастырских, а также в 1-м Иоанна, 2-м Петра и в книге Откровение. И напротив, больной член Церкви может выздороветь лишь в том случае, если исцеляющая сила будет течь к нему от Церкви в целом. Лютер стал Реформатором не только Виттенбергской общины, но и всей Церкви. Исходной посылкой всегда является общение всех общин друг с другом, как это, несомненно, и было в ранней Церкви. В общинах не должно быть конгрегационалистской, независимой жизни, сосредоточенной только на своих заботах.

— Вернер Элерт. Чин визитации (1948) 

 «Ибо по благодати, данной мне, говорю каждому из вас: не мыслить о себе больше, чем должно мыслить, но, мысля, достигать здравомыслия по мере веры, какую Бог уделил каждому» (Рим. 12:3).

Павел во всех своих посланиях постоянно напоминает христианам об этом. Его цель — повсеместно сохранить среди них простоту веры; предотвратить появление в христианской жизни сект и расколов, причиной которых являются разномыслия и разноверие. Чтобы придать этому увещанию еще большую силу, он апеллирует к своему апостольскому званию; к тому факту, что он, по милости Божьей, избран и послан учить тому, что он защищает. Слова апостола здесь следует понимать так: «Вам дано много благословений, но пусть каждый остережется и ограничит свои убеждения и мнения пределами веры. Пусть никто не считает себя выше других и не придает дарам, которым наделен, большего значения, чем дарам, которыми наделены другие. В противном случае он будет склонен презирать меньшие дары и превозносить более значительные и будет убеждать остальных поступать так же». Там, где нет такого смирения, происходит возврат к делам, к почитанию даров, а вера оказывается в пренебрежении. Такие убеждения заставляют нас поступать по образу мира, ценить значимое и презирать смиренное.

1. Отпущение грехов, согласно учению Лютера, есть Евангелие, независимо от того, провозглашается оно одному человеку или многим сразу.
2. Частное отпущение грехов, таким образом, не является приложением или дополнением к силе Евангелия прощать грехи. Частное отпущение есть не что иное, как проповедь Евангелия конкретному грешнику.
3. Проповедники Евангелия совершают и раздают отпущение грехов в рамках публичного служения; в остальном же эта власть принадлежит всем христианам, потому что изначально Ключи являются достоянием всей Церкви; но через их служение грехи прощает триединый Бог.
4. Отпущение грехов — это не судебное разбирательство со стороны исповедника и не пустое объявление или пожелание прощения грехов, но действительное провозглашение прощения грехов.
5. Действенность отпущения грехов не зависит от покаяния, исповеди и сатисфакции, творимых человеком. Отпущение грехов призывает к вере, производит и укрепляет веру. Отпущение грехов бесполезно для человечества без веры, хотя и не является неправильным ключом (Fehlschlüssel).
6. В частном отпущении грехов объявляется прощение, которое ничем значительно не отличается от прощения грехов в проповеди Евангелия и не превосходит его. Кроме того, частное отпущение не является необходимым для прощения грехов. Однако частное отпущение грехов все же имеет свою особенную пользу, поскольку посредством его человек обретает уверенность, что прощение грехов даровано и ему.

— Преп. Т. Дж. Броум (1860)

Прийти ко Христу значит уверовать, что грехи отпущены ради Христа; когда мы веруем, Дух Святой оживляет наши сердца посредством Слова Христова. И здесь, таким образом, присутствуют две основные части, раскаяние и вера. И в Марка 1:15 Христос говорит: «Покайтесь и веруйте в Евангелие», — в первой части Своих слов Он обличает во грехе, а в последней части утешает нас и являет отпущение грехов. Ибо верить в Евангелие не значит иметь ту общую веру, которую имеют и бесы [не только верить в евангельскую историю], но в надлежащем понимании это значить верить, что отпущение грехов уже даровано ради Христа. Ибо это открыто в Евангелии. Здесь вы также видите соединение двух частей: раскаяния, когда грехи обличены, и веры, когда сказано: «Веруйте в Евангелие». И если кто скажет, что сюда Христос включает также и плоды покаяния или всю новую жизнь, мы не будем спорить. Ибо нам достаточно, что покаяние и вера названы главными частями.

Разве не уместно сейчас, чтобы приверженцы всех противоборствующих точек зрения прежде остановились и вновь изучили лютеранское вероисповедание, и почтили его? Поистине, оно все еще остается мощной силой в церквях нашего исповедания в Америке. За формулами прежней ортодоксии, которая все еще жива в тех краях, и современного фундаментализма, который пытается протащить в лютеранство идеи из реформатского окружения, лежит лютеранское вероучение, которое по-прежнему способно различать Закон и Евангелие, и которому известно, что такое средства благодати. Но кто знает, что станется со следующим поколением, если мимолетное согласие разных богословских школ — с его псевдоисповеданием, составленным исходя из потребностей текущего момента, —  придет на смену вневременному согласию Церкви, выраженному в лютеранских исповеданиях. Если некто требует абсолютного единообразия в толковании всех библейских текстов, имеющих догматическое содержание, и если это требование подкрепляется предостережением Павла: «Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях» (1 Кор. 1:10), — это превратное понимание единства в учении. Аналогичным образом, если некто обращает предостережение «остерегаться производящих разделения и соблазны, вопреки учению, которому вы научились, и уклоняться от них» (Рим. 16:17) к любому брату по вере, чье богословие отлично от его собственного, — это превратное понимание единства в учении.

Как часто я слышу, что мне говорят: Я ленив в молитве, я ленюсь читать Священное Писание, я ленюсь думать о Боге… Дело не в лени; нет, ты не ленив! Ты просто Его не любишь… Ты не ленив, потому что на столько других вещей у тебя хватает бесконечно много усердия, энергии и сил; на Бога — не хватает, потому что наше сердце занято другим. Если бы только наше сердце открылось Богу, если бы только Он для нас значил нечто подобное тому, что значит для нас отец, и мать, и сестра, и невеста, и жених, и ребенок, тогда ни о какой лени не было бы речи — ни о какой! Потому что, когда нужно любимому, мы забываем и усталость, и болезнь, и все, и берется откуда-то находчивость, и память, и усердие, и силы. Нет, дело не в лени; тем самым мы оказываемся должниками Богу гораздо больше, чем тем, что мы называем грехами: нетерпеливостью, раздражением; это все плоды, это поросль! А основной корень — это наше к Нему безразличие…

— Митрополит Антоний Сурожский. Из проповеди на Мф. 18:23-25 (30.08.1985)

В войне плоти и духа, а которой участвуют все истинные христиане, они не только побеждают грех, но и уносят всевозможные драгоценные добродетели как свои военные трофеи. Чем дольше они сражаются, тем более всеобъемлющей, утешительной и неустанной становится их любовь. Их радость становится чище, их мир — прочнее, их терпение — крепче, их доброта — искреннее, их благость — богаче, их вера и верность — более постоянными, их милосердие — более несокрушимым, а их воздержание — более непорочным. Короче говоря, целью истинной войны плоти и духа является возрастание в освящении. И это освящение столь же далеко от совершенства, как победа духа над плотью — от полноты. Более того, каждый христианин должен признаться вместе с Павлом: «Говорю так не потому, чтобы я уже достиг, или усовершился» (Фил. 3:12). Тем не менее, если эта битва действительно идет, боец должен быть способен сказать искренне, как это говорит Павел: «Стремлюсь, не достигну ли я, как достиг меня Христос Иисус» (Фил. 3:12). О, да дарует Бог нам всем стать и оставаться истинными бойцами против плоти и греха. И да поможет нам Иисус Христос, наш вечный Князь победы, ради Своего сражения со смертью.

— C. F. W. Walther. God Grant It, p. 717

Прежде всего, что означают эти термины? «Консубстанциация» (сосуществление), как указывает сам термин, означает соединение двух субстанций таким образом, что, смешиваясь одна с другой, они становятся единой субстанцией или массой, состоящей из разных ингредиентов. К примеру, соединение субстанций воды и вина дает разбавленное вино (Weinwasser); смешивание меда с водой дает медовуху; смешивание мяса и муки дает мясной пирог. Следовательно, в контексте Вечери Господней термин «консубстанциация» подразумевал бы идею пространственного соединения, смешения и слияния Тела и Крови Христа с освященными Дарами, в результате чего получается новая двухкомпонентная масса, — подобно тому, как Евтихий некогда утверждал, что во Христе две природы сливаются в одну.

Слово «импанация» (вохлебление) означает пространственное внедрение, включение, заключение чего-либо внутрь хлеба, словно в капсулу, содержащую и заключающую в себе нечто. Таким образом, применительно к Вечере Господней термин «импанация» выражал бы мысль о том, что Тело Христово, сжатое в очень маленький объем, заключено в освященном хлебе и содержится в нем, словно в контейнере.

Эти представления о присутствии Христа, т. е. Его Тела и Крови, в Святой Вечере носят совершенно небиблейский и материалистический характер, они недостойны и противоречат сами себе, а равно являются нелютеранскими и противоречат исповеданиям нашей Церкви...

Салмасий (ум. 1653): «Сосуществление, или слияние природ, представляет собой как бы взаимосмешение двух природ в одну; но не в это верят последователи Лютера, ибо они говорят о сосуществовании двух природ, различимых в двух сущностях. Скорее, речь идет о сосуществовании двух природ, а не об их сосуществлении». Набрать таких цитат можно много — нет ничего проще…

 [И. Говард] Маршалл полагает, что некоторые образы, с помощью которых Иисус в Свое время описывал божественный суд, в наше время неприемлемы: «Невероятно, чтобы Бог так поступал… Мы больше не можем так думать о Боге, даже если это образы, которые использовал Иисус». Но так ли это? Я в этом далеко не уверен. В конце концов, Бог — не ручной лев.

Если я говорю языками Реформаторов и профессиональных богословов, но личной веры во Христа не имею, мое богословие — лишь медь звенящая и кимвал звучащий. И если я обладаю аналитическими способностями и даром складывать богословские понятия в связную систему, чтобы опровергнуть возражения либералов, но сам не уповаю на Бога, то я ничто. И если я без остатка посвящу себя разрешению спора между супра- и инфралапсарианами и защите непогрешимости Писания и выучу наизусть Вестминстерский Катехизис, пусть даже Большой, так что смогу цитировать его по памяти вдоль и поперек, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.

— Кевин Ванхузер

Чувство собственности мы порождаем не только при помощи гордыни, но и при помощи сдвига понятий. Мы учим не замечать разного значения притяжательных местоимений — той отчетливой градации, которую нетрудно увидеть, сопоставив выражения «мои сапоги», «моя собака», «моя горничная», «моя жена», «мой начальник» и «мой Бог». Мы учим сводить эти значения к тому, которое присутствует в выражении «мои сапоги». Даже ребенка можно приучить, чтобы он говорил «мой медвежонок» не в смысле «старый, любимый и живой, с которым у меня совершенно особые отношения» (ибо это именно то, чему учит их Враг, если мы не будем бдительны), а «тот, которого я могу разорвать в клочья, если захочу». Что же касается другого конца шкалы, мы приучаем людей говорить «мой Бог» в смысле, не совсем отличающемся от «мои сапоги», то есть имея в виду «Бога, к Которому я взываю на богослужениях» или «у Которого я так хорошо устроился». А смешнее всего, что «мое» в полном смысле слова человек не может сказать ни о чем!

— Клайв Льюис. Письма Баламута