Мы, по причине грехов своих, не смели надеяться на милость Божью. Теперь все изменилось. Наши грехи очищены смертью Христа, и мы знаем, что Бог более не попрекает нас. Он — наш Друг и наш возлюбленный Отец. Каковы же должны быть плоды того, что у нас есть столь милосердный и любящий Бог — Бог, Который является источником всякой любви, Которого нам должно славить, и на Которого следует целиком возлагать наше упование во всякой нужде и скорби? Если Бог — наш Друг, нам незачем бояться какого-либо вреда; тогда никто не может напугать нас или причинить нам вред. Грех был искуплен; Бог доволен нами, и Христос, наш Посредник, сидит одесную Отца. Что теперь с того, если смерть придет и заберет наши тела, если мы знаем, что через Христа мы восстанем вновь к вечной жизни? Поэтому христианам должно всегда радоваться, какими бы ни были их жизненные обстоятельства; даже если боль поразит их тело, они могут радоваться в духе и будут славить своего Отца Небесного, от любви и милосердия Которого они зависят, и под защитой Которого они находятся в безопасности. Столь радостное избавление от невзгод мы имеем благодаря искуплению, совершенному смертью Христа.

Сколь велико было бы счастье нашего прародителя, если бы он тщательно хранил Слово Божье перед глазами и ел бы от всех других деревьев, кроме того единственного, от которого ему было запрещено есть! Однако ему захотелось выяснить, почему Бог запретил ему наслаждаться плодами этого единственного дерева. Кроме того, был еще и сатана, злокозненный учитель, разжигавший и поощрявший это любопытство. Потому Адам, очертя голову, бросился в пучину греха и смерти.

Не прелюбодействуйте в отношении к Божеству! Сочетававшиеся Христу, не бесчестите Христа! Совершившиеся Духом, не делайте Духа равночестным себе! «Если бы я и поныне угождал людям, – говорит Павел, – то не был бы рабом Христовым» (Гал. 1:10), если бы служил твари, не назывался бы Христианином. Ибо почему важно название Христианин? Не потому ли, что Христос есть Бог (если только принимаю это наименование не по страсти, как человек, привязанный ко Христу земной любовью)? Хотя и Петра почитаю, однако же не называюсь Петрианином, почитаю и Павла, но никогда еще не назывался Павлианином. Я не согласен заимствовать наименование от человека, будучи сотворен от Бога. Таким образом, если называешься Христианином по тому, что Христа признаешь Богом, то и называйся и будь Христианином и именем, и делом. А если называешься от имени Христова потому, что любишь Христа, то приписываешь Ему не более, как если бы усвоил Ему одно из других названий, какие даются людям по роду занятия или промысла. Видите этих любителей конских ристалищ: они получают название по цвету и по той стороне, на которой становятся. Но вам известны имена эти и без моего напоминания. Если в таком же смысле называешься ты и Христианином, то весьма маловажно твое именование, хотя бы ты и гордился им. А если именуешься в том смысле, что Христа исповедуешь Богом, то докажи делами свое исповедание. Если Бог тварь, то и до сих пор служишь ты твари, а не Творцу. Если Дух Святой тварь, то напрасно ты крестился, и хотя по двум частям ты здоров (лучше же сказать, и по тем не здоров), однако же по одной находишься в крайней опасности. Представь, что Троица есть одна жемчужина, отовсюду имеющая одинаковый вид и равный блеск, если одна какая-нибудь часть этот жемчужины будет повреждена, то утратится вся приятность камня. Когда бесславишь Сына, чтобы почтить Отца, Отец не приемлет твоего чествования. Не прославится Отец бесславием Сына. Если «сын мудрый радует отца» (Притч. 10:1), то тем более честь сына не будет ли честью и для отца? А если принимаешь и это: «не ищи славы в бесчестии отца» (Сир. 3:10), то равно и отец не прославится бесславием сына. Если бесчестишь Святого Духа, то и Сын не принимает твоего чествования, ибо хотя Дух и не как Сын от Отца, однако от того же Отца. Или всему воздай честь, или целое обесчести, чтобы по крайней мере показать согласный с самим собой ум.

— Григорий Богослов. Слово 37-е. На евангельские слова: «Когда окончил Иисус слова сии...» и проч. (Мф. 19:1)

Так, в других случаях я часто упоминал достойный пример одной монахини, которая подвергалась такому же искушению. Ведь и при папах было много благочестивых людей, которые переживали эти духовные терзания, которые поистине порождаются адом и свойственны погибающим. Ибо между сомневающимся и осужденным нет никакой разницы. И потому всякий раз, когда эта монахиня чувствовала, что на нее обрушиваются огненные стрелы сатаны (ср. Еф. 6:16), она говорила только: «Я христианка».

Штаупиц обыкновенно утешал меня такими словами: «Зачем ты терзаешь себя этими умозрительными рассуждениями? Смотри на раны Христа и на Кровь Его, пролитую за тебя. Из них сверкнет предопределение. Следовательно, нужно слушаться Сына Божьего, Который был послан во плоти и явился, чтобы разрушить дела диавола (1 Ин. 3:8) и удостоверить тебя относительно предопределения. И по этой причине Он говорит тебе: „Ты Моя овца, потому что слышишь Мой голос“ (ср. Ин. 10:27). „Никто не похитит тебя из рук Моих“» (ср. стих 28).

Но ты скажешь: «Я не могу поверить». Это искушение тревожит многих, и я вспоминаю, как в Торгау ко мне подошла маленькая женщина и со слезами на глазах стала жаловаться, что не может поверить. Когда я один за другим повторил артикулы Символа Веры и о каждом спрашивал ее, убеждена ли она, что это правда, и что все произошло именно так, она отвечала: «Конечно, я думаю, что это правда, но поверить не могу». Это было сатанинское наваждение. Поэтому я повторял ей: «Если ты думаешь, что все это правда, у тебя нет причин жаловаться на свое неверие; ибо если ты не сомневаешься, что Сын Божий умер за тебя, ты несомненно веруешь, поскольку веровать означает не что иное, как признавать эти факты твердой и несомненной истиной».

Моисей тоже просил Бога показать ему Его лицо, но Господь отвечает: «Ты увидишь Мою спину, но ты не сможешь увидеть Мое лицо» (см. Исх. 33:23). Ибо это любопытство есть сам первородный грех, который побуждает нас стремиться достичь Бога естественным умозрением. Но это великий грех, а также бесполезная и тщетная попытка, ибо вот, что Христос говорит в Иоанна 6:65 (ср. Ин. 14:6): «Никто не приходит к Отцу, как только через Меня». Поэтому, когда мы приближаемся к неявленному Богу, там нет ни веры, ни Слова, ни знания; ибо Он — невидимый Бог, и тебе не сделать Его видимым.

Однако мне хочется воспользоваться возможностью, которую предоставляет этот отрывок, чтобы поговорить о сомнении, Боге и воле Божьей; ибо я слышу, что здесь и там среди знати и влиятельных людей распространяются ужасные слова относительно предопределения или предведения Божьего. Ибо вот, что они говорят: «Если я предопределен, то буду спасен, творю ли я добро или зло. Если я не предопределен, то буду осужден, независимо от своих дел». Я был бы рад подробно опровергнуть эти порочные утверждения, если бы шаткое состояние моего здоровья позволяло мне это сделать. Ибо если эти утверждения справедливы, как они, несомненно, полагают, то с воплощением Сына Божьего, Его страданиями и воскресением и со всем, что Он сделал для спасения мира, полностью покончено. Что пользы в пророках и во всем Святом Писании? Что пользы в Таинствах? Так давайте отбросим все это и будем попирать это ногами.

Когда Новый Завет говорит об ecclesia, речь идет прежде всего о святом народе Божьем последних времен, истинном Израиле, собравшемся для поклонения Богу. Это не значит, что к Церкви принадлежат только собравшиеся. Отсутствующие по уважительным причинам (помните: в то время выходной в воскресенье еще не был узаконен), которым «Евхаристию», освященный хлеб, тогда приносили домой, тоже принадлежат к Церкви.

В Новом Завете упоминается много разновидностей собраний: во-первых, Литургия Слова (Wortgottesdienst), унаследованная от синагоги, во время которого Слово Божье читалось, а затем провозглашалось в проповеди; во-вторых, Литургия Молитвы, которая следовала сразу за Богослужением Слова; в-третьих, Евхаристия, т. е. совершение Вечери Господней; и, в-четвертых, Агапа, или Вечеря Любви, которая изначально составляла единое целое с Причастным Богослужением, но впоследствии, когда остальные три литургические формы слились в одну, стала отдельным собранием. Во время всех этих литургий совершалась молитва — особенно во время Евхаристии, Великого Благодарения, как Причастная литургия называется по ее главной молитве, самой торжественной молитве во всем христианском богослужении. Когда мы перейдем к разговору о Вечере Господней, нам нужно будет поговорить об этой молитве, которая была тесно связана с Sanctus и со Словами Установления.

Пепельная среда — начало Fastenzeit, Великого Поста. И чтения этого дня приглашают нас обратиться к посту как части нашего «возвращения», нашего покаяния.

Но как правильно поститься? Как христиане лютеранского вероисповедания мы знаем, что в Церкви не может быть никаких правил относительно того, КАК поститься, по той простой причине, что ни Господь, ни святые апостолы, не дали нам таковых. В Церкви всегда существовали различные обычаи касательно поста. Ведь не просто так св. Ириней утверждал, что «различия в посте не разрушают единства веры».

Далее, мы знаем, что пост неугоден Богу, если он используется в качестве умилостивления за грех; более того, в этом случае он становится мерзостью в глазах Бога. Есть только одно умилостивление за грех мира — оно было совершено раз и навсегда Агнцем Божьим на кресте.

О, если бы Бог помог нам постепенно научить свои сердца верить, что слова проповедника — это Божье Слово, и что человек, который проповедует нам, — это ученый и царь…

Если бы кто объявил: «Я знаю здесь, в мире, одно место, где Бог говорит, и всякий может там слышать Бога», — если бы я отправился туда и увидел и услышал, как крестит и проповедует бедный пастор, и если бы меня заверили: «Да, это то самое место; здесь Бог говорит голосом проповедника, который несет Божье Слово», — я бы ответил: «Увы, меня обманули! Я вижу только пастора…»

Чтобы спастись, человек должен знать три вещи. Во-первых, он должен знать, что нужно делать, а чего не делать. Во-вторых, когда он осознает свою неспособность исполнить то, что нужно делать и чего не делать, он должен знать, где ему найти необходимые для этого силы. В-третих, он должен знать, как искать и получить эти силы. Точно так же больной должен сначала определить природу своей болезни, а потом выяснить, что ему должно делать и чего не делать. Затем он должен узнать, где найти лекарство, которое поможет ему делать или не делать то, что должно здоровому человеку. Тогда он должен захотеть этого лекарства или взыскать его и достать или попросить, чтобы ему его принесли. Так заповеди учат человека признать свою болезнь и дают ему способность понять, что ему делать и чего не делать, с чем соглашаться и от чего отказываться, и таким образом он осознает, что является грешным и порочным существом. Символ Веры научит его и покажет ему, где найти лекарство — благодать, — которая поможет ему стать преданным и соблюдать заповеди. Символ Веры указывает ему на Бога и Его милосердие, поданную и явленную ему во Христе. Наконец, Молитва Господня учит его, что через все это, а именно через соблюдение заповедей, ему будет даровано все. В этих трех вещах заключена суть всей Библии.

— Мартин Лютер

Некоторые пренебрежительно относятся к Ветхому Завету, видя в нем книгу, данную одному только иудейскому народу и уже устаревшую, содержащую лишь предания глубокой старины. Они думают, что Нового Завета им достаточно и говорят, что вчитываются в Ветхий Завет лишь в духовном смысле. Ориген, Иероним и многие уважаемые люди придерживались таких взглядов, но Христос говорит: «Исследуйте Писания, ибо они свидетельствуют о Мне», — а св. Павел убеждает Тимофея непрестанно читать Писания и объявляет в Римлянам 1:2, что Евангелие было обещано Богом в Писаниях, а в 1 Коринфянам 15:3 он говорит, что Христос родился от семени Давида, умер и воскрес из мертвых согласно Писаниям; и св. Петр также неоднократно отсылает нас к Писаниям.

По самой своей природе лютеранская церковь, церковь неизмененного Аугсбургского исповедания, является конфессиональной церковью в строгом понимании этого слова, и лишь в таком качестве она может существовать. Таков однозначный урок американской церковной истории.

Сегодня в Америке не было бы лютеранства, если бы лютеранам не хватило мужества явить миру, и в особенности христианскому миру, skandalon конфессиональной церкви. Из Священного Писания они знали, что сердечной веры не бывает без исповедания уст. Они научились от Лютера тому, что вера приходит от слышания, через проповедь чистого Евангелия, и что Церковь живет Словом Божьим, которое проповедуется во всей истине и чистоте, и Таинствами, которые совершаются согласно установлению Господа Христа. Вопреки всем религиозным и нерелигиозным обычаям того времени, они не стыдились идентифицировать себя с великими догмами ортодоксальной Церкви всех времен, с учениями лютеранских исповеданий, поскольку распознали в них истинное толкование Священного Писания как безошибочного (untrüglich) Слова Божьего.

Я считаю невозможным искать утешаться тем, что лютеранское исповедание пока еще признается de jure, а гетеродоксия считается противозаконной. В конечном итоге совершенно неважно, какими методами — законными или противозаконными — заблуждение побеждает в церкви. Сатану это не волнует. Напротив, он, вероятно, вполне доволен богословием "как будто", которое ведет себя так, как будто все по-прежнему в полном порядке, как будто нет необходимости твердо противостать заблуждению и изгнать его из Церкви, как будто Слово Божье ровным счетом ничего об этом не говорит.

Тогда приходит понимание славной свободы лютеранской церкви, которая не знает никакого закона de constituendis ministris, потому что Иисус Христос ни прямо, ни косвенно такого закона не давал. Тогда ministerium ecclesiasticum, находящееся не над приходом, но внутри прихода, действительно становится поистине великим, ибо отныне все внимание уделяется не тому, каким образом это служение возникло, но тому, что оно несет. В таком случае апостоличность служения зависит не от его более или менее сомнительного апостольского происхождения, но от его апостольского содержания. Это означает, что у служения нет никаких иных задач, но есть только одна цель — та, что была поручена апостолам, — а именно, проповедовать чистое Евангелие, совершать Таинства, установленные Христом, и более ничего.

Лютеранское христианство открыто осуждает римскую практику принесения в жертву Тела и Крови Господних, истинно присутствующих в Евхаристии, чтобы помочь душам, якобы находящимся в чистилище, — иными словами, так называемую заупокойную мессу. И даже в посвященном этому вопросу фрагменте Шмалькальденских артикулов Лютер объявляет, что он готов обсудить, «следует ли поминать усопших на Причастии» (подразумевая евхаристическую литургию, а не применение или действие Причастия), как только Рим откажется от жертвоприношения мессы за умерших. Латинский текст Апологии смягчает этот выпад в адрес жертвоприношения мессы, прибегая при этом к уступке, пугающей современного лютеранского читателя:

Нам известно, что древние говорят о молитве за мертвых, которой мы не запрещаем. Однако мы не одобряем отправления Причастия за мертвых ex opere operato.

Бывает vocatio immediata. В этом случае призвание осуществляет один Бог, без участия человека. Так было с апостолами, пророками и учителями, если мы можем исключить из нынешнего рассмотрения носителей дара исцеления и прочих особых духовных даров. Один лишь Христос может сделать человека апостолом. Когда нужно было выбрать замену Иуде, Он сделал это с помощь жребия. Бог оставил за Собой одним право призывать людей на служение пророков. Ни в Ветхом, ни в Новом Завете нет никаких указаний на то, что люди могут внести в это какой-то вклад. В понимании Ранней Церкви аналогичная ситуация существовала со служением «учителя» — человека, наделенного сверхъестественной способностью толковать Писания, под которыми в те дни подразумевали Ветхий Завет. Эти служения, возникшие путем vocatio immediata, являются достоянием всей Церкви. Призванные таким образом люди могут осуществлять свое служение где угодно. Церковь, общину, должен заботить только один вопрос: может ли она признать charisma данного конкретного «служителя», или она считает его лжеапостолом, лжепророком или лжеучителем — трудная задача, которую можно было решить лишь с помощью духовного дара «различения духов».

Для нас, христиан лютеранского исповедания, пришедших из территориальных и национальных церквей Европы, бесконечно трудно, а для многих так и вовсе невозможно увидеть разницу между нацией и Церковью, как того требует Слово Божье. Эта глубоко укорененная человеческая потребность территориально ограничить святое и божественное соединяется в среде христианства с тем фактом, что Божье откровение давалось людям в конкретных местах и в конкретные моменты времени («при Понтии Пилате»). Новозаветную же истину о том, что у нас, христиан, нет иного «святого града», кроме небесного Иерусалима, нет иной «святой земли», кроме нашего небесного Отечества, нет иного «святого народа», кроме народа святых Всевышнего, христианству приходится усваивать снова и снова с тех пор, как ранняя христианская Церковь оставила романтическую привязанность к Иерусалиму, а сделала она это, кстати сказать, под влиянием гнева Божьего, излившегося на то самое место, где величие и слава Бога однажды обитали в буквальном смысле слова (Псалом 25:8; см. также Исаия 6). Так, Церковь Реформации была вынуждена с тяжелым сердцем распрощаться со святым городом Запада, убедившись, что антихрист установил свой престол над могилами апостолов. И современный лютеранин не отправится в Айслебен или Мансфельд, Айзенах или Эрфурт, Виттенберг или Магдебург, чтобы найти там Церковь Реформации, точно так же, как евангелические христиане того времени не ходили в Рим в поисках ecclesia apostolica.