Итак, попросту говоря, запрещено в любой форме осуждать ближнего — это повеление не распространяется, однако, на гражданские власти, проповедников, отца и мать на том основании, что эта заповедь не позволяет злу остаться безнаказанным. И как в соответствии с Пятой заповедью никому не должно наносить телесный вред, однако этот запрет не распространяется на палача, который по роду служения своего не делает ближнему никакого добра, но причиняет ему лишь зло и вред, и при этом не грешит против заповеди Божьей, потому что Бог по Своей воле учредил это служение; ибо Он оставил за Самим Собой право наказывать по своему благоволению, о чем Он и напоминает с угрозой в Первой заповеди, — точно так же никто не имеет права сам по себе судить и осуждать кого бы то ни было, однако если обязанные это делать не исполняют своих обязанностей, они грешат точно так же, как и тот, кто дерзнул бы сделать это сам, не будучи поставлен на такое служение. Ибо в таком случае необходимость требует от человека обличать зло, выдвигать обвинения, вести следствие и свидетельствовать; и эта ситуация ничем не отличается от ситуации врача, которому иногда приходится обследовать и трогать интимные части тела пациента, нуждающегося в исцелении. Точно так же и власти, отец и мать, братья и сестры и другие добрые друзья обязаны друг другу тем, чтобы обличать зло всякий раз, когда это необходимо и полезно.

Но правильным решением в этом деле было бы соблюдать порядок, предписанный в Евангелии от Матфея 18:15: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним...» Здесь ты имеешь драгоценное и превосходное учение о том, как хорошо управлять языком, которое следует тщательно соблюдать, чтобы избежать этого отвратительного злоупотребления. Так пусть твоим правилом станет не распространять чересчур легко злые слухи о ближнем и не порочить его перед другими, но увещевать его наедине, чтобы он мог исправиться. И аналогичным образом, если кто-то рассказывает тебе о том, что сделал тот или иной человек, научи и его пойти и увещевать такого человека лично, если он сам видел это; если же нет, пусть придержит свой язык.

Тому же самому ты можешь научиться на примере повседневного управления домашним хозяйством. Ибо когда хозяин дома видит, что слуга не выполняет свои обязанности, он увещевает его лично. Но если бы хозяин оказался настолько глуп, что оставил бы слугу сидеть дома, а сам пошел бы на улицу и начал жаловаться на него своим соседям, ему, несомненно, сказали бы: «Ты глупец, какое нам до этого дело? Почему тебе не сказать об этом ему?» И это был бы вполне братский поступок — и порок был бы остановлен, и ваш сосед не уронил бы свою честь. И Христос говорит в том же библейском отрывке: «...если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего». И значит, ты сделал большое и замечательное дело; уж не думаешь ли ты, что обрести брата — это пустяк? Пусть все монахи и святые ордена выйдут вперед и представят все свои дела, сплавленные воедино, и мы посмотрим, смогут ли они похвастаться тем, что они приобрели брата.

Далее Христос говорит: «Если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово». Значит, с тем, кого это касается, решать вопросы следует лично, а не обсуждать их без его ведома. Но если это не поможет, тогда публично объяви о проблеме перед общиной в лице гражданского или церковного суда. Ибо тогда ты будешь стоять не один, но с собой будут свидетели, с помощью которых ты можешь обличить виновного, и опираясь на показания которых, судья может вынести приговор и назначить наказание. Это правильный и нормальный способ обуздать и исправить порочного человека. Если же мы сплетничаем о других на каждом углу и разносим грязь, никто не исправляется, и впоследствии, когда нам приходится встать и дать показания, мы отрицаем, что говорили так. Поэтому для таких языков послужило бы хорошим уроком, если бы их нестерпимая тяга к злословию была подвергнута суровому наказанию в назидание другим. Если бы вы действовали из желания исправить ближнего или из любви к истине, вы не таились бы и не избегали дневного света.

— Большой Катехизис. Восьмая заповедь, §§ 21-30

Знаешь ли ты, что такое Евхаристия? Это лекарство, не позволяющее твоей плоти отторгнуть новое сердце, которое Господь пересадил тебе в Святом Крещении.

— Пастор Уильям Уидон

Подобно тому, как в хорошем правительстве необходимы не только те, кто хорошо строит и управляет, но и те, кто защищает, обеспечивает покровительство и твердо поддерживает его, так и здесь — хотя мы уже помолились о величайшей нужде, о Евангелии, вере и Святом Духе, чтобы Он царствовал над нами и искупил нас от власти дьявола, — мы должны молиться и о том, чтобы Его воля исполнилась. Ведь если мы пребудем в Его воле, нас ожидает много странных приключений, ибо нам придется пострадать ради этого от многих нападок и ударов, исходящих от всех сил, которые пытаются помешать исполнению двух предшествующих просьб и предотвратить его.

Никто не верит в то, что дьявол отчаянно противится и противостоит нам, и что он не может выносить, когда кто-то учит или верует правильно. Он испытывает ужасную боль, когда его ложь и мерзости, некогда почитаемые под самыми благовидными предлогами и прикрываемые Божьим именем, подвергают обличению, а его самого подвергают позору и, более того, изгоняют прочь из сердца, и когда в его царстве образуется такая брешь. Поэтому он злится и впадает в бешенство, словно лютый враг, со всей своей властью и силой, и бросает в бой всех своих подданных, и, вдобавок, призывает себе в союзники мир и нашу собственную плоть. Ибо наша плоть сама по себе праздна и склонна ко злу, хотя мы и приняли Слово Божье и уверовали в него. Мир же извращен и порочен; его он возбуждает против нас, раздувая и разжигая пламя, чтобы воспрепятствовать нам и вернуть нас обратно, заставить нас согрешить и вновь подчинить нас своей власти…

Таким образом, если мы хотим оставаться христианами, мы, конечно, должны быть готовы к тому, что сатана со всеми его ангелами и этот мир станут нашими врагами, и что они обрушат на нас все возможные несчастья и скорби. Ибо там, где Слово Божье проповедуют и принимают, где в него веруют, и где оно приносит плод, там не может не быть святого креста. И пусть никто не думает, что он будет иметь мир; напротив, ему придется рискнуть всем, что у него есть на земле — имением, честью, домом и землей, женой и детьми, телом и жизнью. Это причиняет боль нашей плоти и ветхому Адаму в нас, ибо испытание заключается в том, чтобы остаться твердыми и с терпением перенести все нападки, которые на нас обрушатся, и расстаться со всем, чего нас лишают.

— Большой Катехизис. Молитва «Отче наш». Третье прошение, §§ 61-63, 65-66

Вера в то, что делает Бог, не только не исключает нашу ответственность, но и предполагает ее. Это значит, что мы должны отвергнуть все, что может разрушить подлинное святое служение, установленное Христом, и подлинную общину, созданную Им, все, что может превратить установление Христово в место реализации нашей собственной жажды власти, будь то священнической или общинной. Священнослужители не должны господствовать над общиной (2 Кор. 1:24), и община не должна господствовать над священнослужителями (Гал. 1). И те, и другие находятся во власти Того, Кто есть единственный Господь; в Нем они составляют одно целое.

— Hermann Sasse. We Confess: The Church, p. 83

Вопрос: Влияет ли стиль поклонения, принятый в вашей традиции на то, как члены вашей традиции понимают свои взаимоотношения с Церковью?

Ответ: Литургическое поклонение переносит центр внимания с людей на Бога, и в особенности на Бога, открывшегося нам во Христе Иисусе. Оно прогоняет прочь наши суетные мысли, сталкивая нас лицом к лицу с нашими грехами и одновременно исцеляя наши духовные раны посредством укрепляющего Евангелия прощения во Христе. Кроме того, наши богослужения напоминают нам о нашем непрерывном общении со святыми в славе и со всеми тварями небесными.

Лютеране часто используют слово «поклонение». Однако мы понимаем, что угодное Богу поклонение начинается с того, что Он делает для нас. Подлинное христианское поклонение — это не причина Господних благословений, но наш ответ на них. Оно начинается с того, что Он обращается к нам, а не мы обращаемся к Нему.

Эта идея нашла отражение в термине, которым называют Богослужение немецкие лютеране: Gottesdienst, что означает «Дело Божье». Это слово напоминает нам о том, что мы, прежде всего, собираемся в ответ на великодушное предложение Бога, чтобы получить прощение и регулярно вкушать и пить Тело и Кровь Христа. Для нас поклонение означает откликнуться на приглашение Господа, смириться перед Ним, слушать Его Слово, участвовать в Таинствах, а также выражать свою благодарность за все это в молитвах и пении.

Вопрос: Как стиль поклонения, принятый в вашей традиции, влияет на то, как члены вашей традиции понимают задачу христиан в этом мире?

Ответ: «Поклонение» как таковое не имеет к этому отношения — однако Писания и их истолкование в проповеди, конечно же, побуждают членов Церкви вести жизнь служения Богу и людям, центром которой является Христос. Подлинно христианское богослужение посылает святых в мир не  с заповедями, а с благословением. Святой Дух использует Божьи обетования о прощении, вечной жизни и присутствии Христовом, чтобы вызвать отклик в сердцах верующих, которые после этого выражают свою веру в повседневной жизни.

Иными словами, то, что мы делаем в воскресенье, — это лишь крошечная часть нашего поклонения. Когда мы проводим свою жизнь (лютеране называют это «призванием») в свете Божьей любви, это побуждает нас поклоняться Ему на протяжении всей недели. Когда мы верно следуем своему призванию, любим своих ближних, как самих себя, изучаем Писания и пребываем в молитве, каждое наше пробуждение ото сна превращается в благодарение Богу и таким образом — в поклонение.

Вопрос: Каким образом основополагающие верования вашей традиции проявляются в стиле вашего поклонения, в устройстве богослужебного пространства и в функциях священнослужителя?

Ответ: Центром устройства и дизайна церкви являются купель (используется для крещения и напоминает нам о нашем собственном возрождении через крещение), алтарь (для совершения Вечери Господней) и кафедра (для проповеди Евангелия прощения грехов). Чаще всего в лютеранских церквях хоры не размещаются впереди, поскольку акцент делается не на сам хор, но на весть, которую несет людям его пение. Пасторы стоят впереди не для того, чтобы «показаться перед людьми», но чтобы все ясно видели и слышали их, когда они говорят от имени Бога и преподают верующим Его дары. Поэтому наши пасторы обычно носят специальную одежду (облачения), которые подчеркивают, что Бог отделили этих людей на служение Ему. Цвет облачений гармонирует с цветом «покровов» (параментов, флагов и т. п.), с помощью которых мы «украшаем» наши здания и богослужебный зал.

Хотя богослужение включает в себя молитвы, сбор пожертвований и прочие выражения веры, его центром остается прощение грехов и назидание и укрепление святых посредством Слова и Таинства. Священнослужитель — это Божий слуга, посланный для служения Божьему народу в конкретном месте. Он не работает по найму — Он проповедует Слова Бога и не всегда говорит людям то, что они хотят слышать. Этот блюститель душ, призванный на служение Добрым Пастырем, трудится под Его началом и ведет людей к вечной жизни. Таким образом, хотя душепопечение и тому подобные вещи могут входить в обязанности пастора, его главной задачей является проповедь чистого Божьего Слова и верное совершение Таинств, посредством которых вера возгревается и укрепляется, даруется прощение грехов, а глаза верующих устремляются на «начальника и совершителя веры, Иисуса» (Евр. 12:2).

— Пастор Уолтер Снайдер

Св. Василий Великий

Письмо к Нектарию

Не прошло еще трех или четырех дней, как поражен я слухом о невыносимом несчастии… Умирает наследник знатного дома, опора рода, надежда отца, отрасль благочестивых родителей, возращенная тысячами молитв, и в самом цвете лет похищенная из отеческих рук… До настоящего времени, казалось мне, не много было прискорбных для вас случаев; большею же частью дела ваши текли по вашему желанию. Но по зависти демона, исчезли вдруг и все это цветущее состояние дома, и душевное веселье, и мы стали для мира печальною повестью. Поэтому, если вздумаем сетовать и плакать о случившемся, то не достанет у нас на то целой жизни. Даже, если все люди восстенают с нами, и их сетование не сможет сравниться с бедствием. Если и речные потоки обратятся в слезы; и их не достанет для оплакивания случившегося.

Впрочем, если захотим употребить теперь в дело дар Божий, какой вложен в сердца наши, разумею целомудренный рассудок, который умеет и в благоденствии определять меру душе нашей, и в скорбных обстоятельствах приводить на память удел человеческий, обращать внимание наше на то, что обыкновенно видим и слышим, а именно, как жизнь полна подобных страданий, как много примеров человеческих бедствий, а сверх всего этого не терять из виду, что мы уверовавшие во Христа имеем Божье повеление, по надежде воскресения, не скорбеть об усопших, и что за великое терпение уготованы Подвигоположником великие венцы славы: то, когда позволим рассудку внушить нам все это, найдем, может быть, некоторое немалое облегчение в скорби. Поэтому умоляю тебя, как мужественного подвижника, выдержать тяжесть удара, не падать под бременем скорби, не погружаться душою в уныние, в той уверенности, что, хотя и сокрыты от нас причины Божиих распоряжений, однако же все, что бывает по распоряжению премудрого и любящего нас Бога, как оно ни трудно, непременно должно быть для нас приятно. Ибо знает Он, как уделить каждому, что ему полезно, и почему нужно положить нам не одинаковые пределы жизни; и есть непостижимая для людей причина, по которой одни приемлются отсюда скорее, а другие оставляются долее бедствовать в многоболезненной этой жизни… Не лишились мы сына, но возвратили Давшему его в заем; не исчезла жизнь его, но переменилась на лучшую; не земля сокрыла нашего возлюбленного, но прияло его небо. Подождем не много, будем и мы вместе с вожделенным. Время разлуки не велико; потому что в этой жизни, как на пути, все поспешаем к тому же пристанищу. Один совершил уже путь свой, другой только вступил на него, иной поспешно идет им: но всех ожидает один конец. Он скорее совершил путь, но и все мы пойдем тою же дорогою, и всех ждет то же место отдохновения. О если бы только нам своею добродетелью уподобиться его чистоте, чтобы за нелукавство нрава сподобиться одного упокоения с младенцами о Христе!

О том же, что в Писании будто бы есть что-то трудное для понимания, и не все в нем ясно изложено, раструбили безбожные софисты, устами которых ты, Эразм, здесь и говоришь. Ни разу еще, однако, они не привели, да и не могли бы привести, ни одного примера в подтверждение своей глупости. И сатана воспользовался этими бесплотными призраками, чтобы отвратить людей от чтения священного текста и разрушить всякое представление о его ценности, дабы сатанинская разновидность отвратительной философии безраздельно воцарилась в Церкви. Конечно, я признаю, что многие отрывки в Писании неясны и трудны для истолкования, но причиной тому не возвышенная природа того, о чем в них идет речь, но наше собственное невежество в языке и грамматике; и это не коим образом не мешает нам знать все, что содержится в Писании. Ибо какая еще священная истина может быть сокрыта в Писании сейчас, когда печати были сломаны, камень от входа в гробницу отвален, а величайшие из всех тайн — что Христос, Божий Сын, стал человеком, что Бог триедин, что Христос пострадал за нас и будет царствовать вечно, — открыты? Разве все это не стало общеизвестным, разве не поют обо всем этом на наших улицах? Изыми из Писаний Христа — и что еще ты в них найдешь? В таком случае, всё, что содержится в Писании, стало явным, хотя некоторые отрывки, в которых есть неизвестные нам слова, и остаются неясными. А потому глупо и нечестиво, зная о том, что содержание Писания как нельзя более ясно, объявлять его непонятным по причине этих нескольких неясных слов. Если в одном месте слова неясны, они ясны в другом. То, что Бог так ясно объявил миру, в некоторых местах Писания изложено просто и ясно, хотя в других местах оно все еще скрыто по причине неясности слов. Но когда предмет ярко освещен, и множество доказательств в его пользу также открыты дневному свету, неважно, остаются ли еще какие-то доказательства во тьме. Кто станет утверждать, что городской колодец сокрыт во тьме, лишь потому, что люди, стоящие в каком-то переулке не видят его, хотя он открыт взорам всех, стоящих на площади?

Поэтому твое замечание о "Корикийской пещере" — пустые слова; в Писании все совсем не так. Глубочайшие тайны высочайшего Величия больше не сокрыты от взоров, но вынесены за двери и выставлены на всеобщее обозрение. Христос отверз наш ум, чтобы мы понимали Писания, и Евангелие проповедуется всякой твари. «По всей земле проходит звук их» (Пс. 18:4). «А все, что писано было прежде, написано нам в наставление» (Рим. 15:4). Опять же: «Все Писание богодухновенно и полезно для научения». Так давайте же — ты, и все софисты с тобою — укажите хотя бы на одну тайну, все еще неясную в Писании. Я знаю, что для многих многое остается неясным, но причина тому не в том, что Писанию недостает ясности, а в собственной слепоте и тупости тех, кто не предпринимает ни малейшего усилия, чтобы увидеть истину, которая сама по себе изложена как нельзя более ясно. Как сказал об иудеях Павел, «покрывало остается на сердце их» (2 Кор. 3:15). И вновь: «Если же закрыто благовествование наше, то закрыто для тех, которые погибают, у которых Бог века сего ослепил сердца» (2 Кор. 4:3-4). Они похожи на людей, которые закрывают глаза или прячутся от дневного света в тени, а потом винят солнце или дневную тьму за то, что ничего не видят. Так пусть же эти жалкие людишки отрекутся от богохульной извращенности ума, которая готова возложить вину за тьму, царящую в их сердцах, на яснейшие Писания Божьи!

Когда ты цитируешь слова Павла: «Как непостижимы суждения Его» (букв. перевод Рим. 11:33), — создается впечатление, что под местоимением «Его» ты разумеешь Писание; между тем, суждения, которые Павел называет здесь непостижимыми, — это не суждения Писания, а суждения Бога. Также и в сороковой главе Исаии сказано не «Кто уразумел мысли Писания», а «Кто уразумел мысли Господа» (букв. перевод Ис. 40:13). Павел, кстати, утверждает, что христиане знают мысли Господа, — но лишь в том, что даровано нам Богом, как он и пишет в 1 Кор. 2:12. Видишь ли, как невнимательно ты отнесся ко всем этим отрывкам, и как вольно ты их цитировал — так же вольно, как ты обошелся со всеми цитатами относительно «свободной воли». К тому же, пресловутые примеры «неясности» — различие ипостасей в Божестве, единство божественной и человеческой природ Христа и непростительный грех, — на которые ты указываешь в довольно саркастичном тоне, не имеют отношения к теме. Эти проблемы, говоришь ты, так и не были решены. Если ты имеешь в виду рассуждения софистов по данным вопросам, то что сделало тебе безобидное Писание, что винишь его чистоту в столь преступном злоупотреблении ею? Писание прямо утверждает троичность Бога, Воплощение и непростительный грех как факты. Здесь нет никакой неясности или двусмысленности. Вы думаете, что Писание объясняет нам, как это может быть, и как это понимать; но Писание этого не объясняет, и нам нет нужды это знать. Софисты в этих вопросах обсуждают собственные домыслы — вот и оставь свою критику и свое порицание для них, а Писание оставь в покое! Если же, напротив, ты говоришь о фактической стороне этих вопросов, то я повторю: вини не Писания, а ариан и тех, для кого Евангелие закрыто, и кто, благодаря стараниям своего бога, сатаны, не способен видеть яснейших свидетельств троичности Божества и вочеловечения Христа.

Короче говоря, ясность Писания, как и отсутствие света, имеет две стороны. Одна из них, внешняя, относится к служению Слова, а вторая касается сердечного знания (in cordis cognitatione). Если ты говоришь о внутренней ясности, реальность такова, что никто не видит ни йоты из того, что есть в Писании, если не имеет Духа Божьего. Сердца всех людей находятся во тьме, так что даже если они способны обсуждать и цитировать наизусть весь текст Писания, они не понимают и не знают по-настоящему никакую его часть. Они не верят в Бога, они не верят в то, что являются Божьим творением, и ни во что другое, как написано об этом в Псалме тринадцатом: «Сказал безумец в сердце своем: „Нет Бога“» (Пс. 13:1). Чтобы понять Писание целиком и каждую его часть в отдельности, нужен Дух. Если же, напротив, ты говоришь о внешней ясности, реальность такова, что тогда в Писании вообще не осталось ничего неясного или двусмысленного, но все, что есть в Писании, посредством Слова извлечено на ярчайший свет и возвещено всему миру.

— Мартин Лютер. De Servo Arbitrio. Часть первая.

Это я говорю, дабы мы не впали в заблуждение, в котором пребывали долгое время, воображая, будто наше Крещение — дело прошлого, которое мы больше не можем использовать после того, как вновь впали в грех. Причина данного заблуждения заключается в том, что Крещение рассматривается лишь как внешнее деяние, однажды совершенное [и законченное]. Это заблуждение возникло после того, как св. Иероним написал, что покаяние — это вторая доска, держась за которую мы должны плыть вперед, пересекая [море], когда терпит крушение корабль, на который мы встаем и плывем по течению, когда приходим в христианскую Церковь. Таким образом, использование Крещения было упразднено, так что оно не может больше приносить нам пользу. Поэтому слова св. Иеронима неверны или, по крайней мере, неверно поняты. Ибо корабль никогда не потерпит крушение, потому что (как мы уже сказали) Крещение — это Божье установление, а не наше собственное дело; однако действительно случатся так, что мы поскальзываемся и падаем за борт корабля. Однако, если кто-то падает за борт, он должен подплыть к кораблю и держаться за него до тех пор, пока не сможет вновь вскарабкаться на борт и жить там, как он уже некогда начал.

Итак, мы видим, как велико и превосходно Крещение, которое избавляет нас от пасти сатаны и делает нас Божьими детьми, подавляет и забирает грех, а потом ежедневно укрепляет нового человека и остается действенным всегда — до тех пор, пока мы не перейдем из этого мира скорбей в вечную славу.

По этой причине пусть каждый человек относится к своему Крещению, как к повседневному платью, которое он должен постоянно носить, чтобы всегда пребывать в вере и иметь ее плоды, чтобы подавлять в себе ветхого человека и возрастать в новом человеке. Ибо если мы хотим быть христианами, нам надлежит совершать то дело, благодаря которому мы являемся христианами. Если же кто отпадет от Крещения, пусть он к нему вернется. Ибо точно так же, как Христос, Престол благодати, не отказывается от нас и не запрещает нам вновь приходить к Нему, даже если мы согрешаем, так и все Его сокровища и дары также пребывают неизменными. И потому, если однажды в Крещении мы получили прощение грехов, оно пребудет с нами каждый день, пока мы живем, то есть пока мы носим на своей шее ветхого человека.

— Большой Катехизис. О Крещении. §§ 80-86

Боже, приводящий умы верных к единодушию, даруй народу Твоему способность любить то, что Ты заповедал, и желать того, что Ты обещал, чтобы посреди многообразных перемен, происходящих в этом мире, наши сердца были постоянно устремлены туда, где следует искать подлинную радость; через Иисуса Христа, Сына Твоего, Господа нашего…

Вездесущность религии в нынешней президентской кампании отчетливо противоречит принципам лютеранства

Нынешняя кампания породила множество новостных и аналитических статей относительно роли религии в президентских выборах. Однако вопросы о том, смогут ли демократы склонить на свою сторону евангелических избирателей, и о том, чей план медицинского страхования лучше, — не самые важные. Гораздо важнее вопрос о том, к какому участию в общественной жизни Бог призвал христиан. В оставшиеся до выборов несколько месяцев журнал «Christianity Today» будет публиковать широкий спектр точек зрения относительно роли, которую христианство должно играть в электоральной политике. Сегодня Уве Симон-Нетто предлагает лютеранскую точку зрения.

Религиозный аспект выборов 2008 года опять оставляет меня как конфессионального лютеранина в недоумении. Сначала поднялась суматоха вокруг того, могут ли христиане выбрать в Белый Дом мормона, — спор, лишенный всякого смысла для последователей Мартина Лютера, который сказал: «Императору не обязательно быть христианином до тех пор, пока у него есть разум». Тем временем, симпатичный Майк Хакаби пустился в необъяснимые рассуждения по поводу якобы существующей необходимости еще больше приблизить Конституцию к Библии. Потом Джон Мак-Кейн попал в беду, приняв поддержку техасского пастора Джона Хаги, который позволил себе оскорбительные выпады в адрес католической церкви.

Последний скандал разразился из-за церкви, к которой причисляет себя Барак Обама, и из-за того, не стоило ли ему отречься от пастора Джеремии Райта, когда тот разразился такими ужасными политическими заявлениями, как «Боже, прокляни Америку».

Все это заставляет убежденного лютеранина стонать от отчаяния. Разве Христос не сказал Пилату: «Царство Мое не от мира сего» (Ин. 18:36)? Какое из этих шести слов так трудно понять?

Смотря тревожащие видеоролики Райта (и объяснения Обамы), я с благодарностью думал о своей собственной общине. Я принадлежу к лютеранской церкви «Гора Елеонская» в центре Вашингтона. Все прихожане этой церкви чернокожие, как и в церкви Обамы. Мы с женой, еще один прихожанин и органист — единственные белые члены церкви. Однако мы присоединились к этой церкви вовсе не в виде политического демарша — просто она оказалась ближайшей к нашему дому и, кроме того, литургической, верной Писанию и исповеданиям лютеранской церкви. Это все, что нам было нужно.

Вне всякого сомнения, наш пастор, Джон Ф. Джонсон, и многие прихожане испытали многочисленные лишения из-за цвета своей кожи, как и пастор Райт. Однако я никогда не слышал, чтобы они говорили об этом с кафедры или во время церковных собраний. Джонсон каждое воскресенье проповедует на отрывки из Писания, определенные для этого дня. В этом преимущество лекционариев, которыми пользуются в литургических церквях, — они предназначены для того, чтобы уберечь проповедника от любых высокомерных претензий на «оригинальность». Поэтому наш пастор гораздо более убедителен как проповедник, чем Райт. Будучи конфессиональным лютеранином, он знает, и его слушатели тоже знают, что личным жалобам нет места на богослужении. Они с детских лет научились правильно различать духовное и светское, Закон и Евангелие — отличать друг от друга «два царства», как мы, лютеране, называем два мира, в которых проходит парадоксальное существование каждого христианина, — царства, в которых каждый христианин имеет двойное гражданство.

Есть царство «правой руки», которое, в конце концов, будет прославлено в царстве Божьем. Оно не имеет конца, и Церковь является его частью. Здесь Бог открылся людям во Христе. Здесь Христос царствует благодатью. Здесь все равны, все прощеные грешники, все члены Тела Христова. Но есть и земное царство «левой руки», где Бог совершает странные ритуалы и никогда не открывается людям. «Бог правит земным миром посредством хороших и плохих князей», — говорил Лютер. При демократическом строе этими «князьями» являемся мы все, избиратели. Конечно, мы делаем ошибки, но Бог рано или поздно исправит их. Это царство закона и здравого смысла, — и то, и другое Бог дал нам, чтобы действовать в мире, хотя и закон, и здравый смысл повреждены грехом.

Эти царства не находятся в конфликте друг с другом. Оба принадлежат Богу, и учение об их взаимоотношениях представляет собой «одно из самых ценных и непреходящих сокровищ богословия Лютера», как писал немецкий богослов Пауль Альтхаус. Суть этого учения, как сказал бывший лютеранский епископ Нью-Йорка Уильям Лазарет, заключается в том, что «общество не нуждается во власти Церкви, чтобы им управлял Бог». Однако слишком многие протестанты с трудом понимают захватывающие дух последствия этого принципа, и я вспоминаю ворчливое замечание Лютера в его толковании на 100-й псалом:

Мне постоянно приходится вколачивать, вдавливать, вгонять и втискивать [в умы людей] это различие между двумя царствами, хотя об этом сказано и написано уже столько, что становится утомительно. Сатана никогда не прекращает смешивать эти два царства друг с другом. Мирские вожди, действуя во имя сатаны, всегда хотят быть господами Христа и учить Его, как управлять Церковью и осуществлять духовное правление. Аналогичным образом, лжесвященники и духи раскола всегда хотят быть господами, хотя и не во имя Бога, и учить людей тому, как устраивать светское правительство.

Это не значит, что любой лютеранин застрахован от болезни, проявления которой мы наблюдаем в электоральных баталиях этого года; слишком многие лютеранские пасторы в нацистской Германии превозносили Гитлера как искупителя. Но если лютеране остаются верными своему богословию, они чаще других отвергают ересь «социального евангелия», которая побуждает христианских идеалистов видеть в Соединенных Штатах, Советском Союзе, коммунистическом Китае и даже Камбодже времен Пол Пота предвестников Царства Божьего. Лютеранское богословие утверждает, что суть Евангелия заключается вовсе не в преобразовании культуры. Христос уничижил Себя не ради «культуры», но «за меня». Он умер на кресте не для того, чтобы сделать наше общество более приятным и честным; нет, Он пострадал для того, чтобы избавить верующего от греха, тем самым даровав ему вечную жизнь.

В 1930-х годах, во время посещения Америки, лютеранский богослов Дитрих Бонхеффер, впоследствии убитый за борьбу против Гитлера, заметил:

Одна из характерных особенностей церковной жизни англо-саксонских стран, от которой лютеранство почти полностью избавилось, — это организованная борьба Церкви против некоего особого зла, существующего в мире... Необходимо избавиться от образа мышления, который принимает за отправную точку человеческие проблемы и ищет решения исходя из этого основания. Подобное мышление противоречит Библии. Путь Иисуса Христа и, следовательно, путь любого христианского мышления, ведет не от мира к Богу, но от Бога к миру. Это значит, что суть Евангелия заключается не в решении человеческих проблем, и что решение человеческих проблем не может быть принципиальной задачей Церкви.

Через девять лет, в 2017 году, протестанты будут праздновать 500-ю годовщину лютеранской Реформации. Сейчас самое время вспомнить о богатстве ее богословского наследия, которое отличается от земных сокровищ тем, что преумножается, когда мы делимся им с другими. В том, что касается мирских дел, лютеранское учение обладает большей трезвостью, чем учения всех остальных протестантских традиций. Подобно Павлу и Августину лютеране знают, что наша земная реальность не может быть исправлена. Они знают, что она конечна. Она исчезнет. Однако до тех пор, пока это не произойдет, мы должны закатать рукава и управлять нашим падшим миром так хорошо, как сможем, предотвращая хаос и с любовью служа друг другу, — не посредством Евангелия (что было бы невозможно), но посредством природного разума. Благодаря знанию о том, что в царстве благодати мы имеем искупление, мы обладаем свободой действовать разумно в этом мире. Однако Евангелие ничего не говорит о правилах дорожного движения, о нелегальной иммиграции, о ценах на бензин, о безработице и о перемещении американских войск на Ближний Восток и обратно. Евангелие никак нельзя связывать с каким-либо земным делом. Мы надеемся, что Евангелие просветит здравый смысл христиан и повлияет на их собственные поступки в такой степени, что окружающие заинтересуются их верой. Однако Евангелие не является инструментом светской власти.

— Уве Симон-Нетто, профессиональный журналист, возглавляет Центр лютеранского богословия и общественной жизни при Семинарии «Конкордия» в Сент-Луисе.

Ибо это, несомненно, истина, что при подлинном обращении должно произойти изменение, обновление чувств и оживление разума, воли и сердца — а именно, сердце постигает суть греха, приходит в ужас от гнева Божьего, отвращается от греха, постигает и принимает обетование благодати во Христе, обретает благие духовные помыслы, христианские намерения и усердие и подвизается против плоти. Ибо там, где ничего этого не происходит и не присутствует, там нет также и подлинного обращения. Но поскольку вопрос касается движущей силы (de causa efficiente) — того, кто производит это в нас, откуда это приходит к человеку, и как он обретает это, — данное учение сообщает нам, что, поскольку природные способности человека ничем не могут помочь или содействовать в этом деле (1 Кор. 2:14; 2 Кор. 3:5), Бог, по Своей бесконечной благости и милости, первым приходит к нам [предупреждает нас] и побуждает христиан проповедовать Его Святое Евангелие, посредством которого Святой Дух желает совершить и осуществить в нас это обращение и обновление и, посредством проповеди Его Слова и размышления над ним, воспламеняет в нас веру и другие богоугодные добродетели, так что они являются исключительно дарами и проявлениями Святого Духа. Таким образом, это учение указывает нам на средства, посредством которых Святой Дух желает начать и осуществить это [упомянутое выше], а также Он наставляет нас относительно того, как сохранить, укрепить и преумножить Его дары, и увещевает нас, чтобы мы не позволили благодати Божьей снизойти на нас напрасно, но усердно использовали их [эти дары] и размышляли о том, какой это тяжкий грех — противостоять и препятствовать такому действию Святого Духа.

— Формула Согласия: детальное изложение. Артикул II: О свободной воле и человеческих способностях, §§ 70-72.

Если однажды ставшая совершенно номинальной земная лютеранская церковь отречется от лютеранского учения, само это учение останется столь же лютеранским, каким всегда было. Человек или группа людей может перестать быть лютеранами, но учение, некогда ставшее лютеранским, будет лютеранским всегда. А потому в наши дни, как и в самом начале, не является лютеранской в надлежащем историческом смысле та церковь, которая не может ex animo сказать, что она единодушно принимает каждое учение, изложенное в Аугсбургском Исповедании.

— C. P. Krauth. The Conservative Reformation (p. 365)