Много лет назад мы с одним моим другом, также пастором, беседовали о пасторском служении, о связанных с ним трудностях и о том, что бы мы стали делать, если бы внезапно его лишились. Проблема заключалась в том, что у нас обоих не было никаких навыков, востребованных в светском обществе. Мой друг изучал в университет мертвые языки, я — историю. Никто из нас не работал в светских организациях — если не считать летних и вечерних подработок, чтобы оплатить учебу. И если мы внезапно лишимся служения — что нам делать? Я сказал, что мог бы попробовать себя в качестве журналиста, библиотекаря или преподавателя английского языка (закрыв глаза на то, что у меня нет ни подготовки, ни опыта, чтобы заниматься этими делами). Он ответил, что тоже мог бы попробовать. Он подумал даже, что мог бы найти некоторое удовлетворение в этих занятиях, но его жизнь утратила бы полноту. Эти его слова до сих пор не выходят у меня из головы. Он попал в самую точку. Если у меня отнимут служение, Господь позаботится обо мне. Солнце по-прежнему будет светить, и все такое… Но моя жизнь уже не будет полной. Ибо пастору даровано уникальное благословение. Он проводит все свое время в Слове Божьем. Ни у кого другого нет такой возможности. Все люди должны ходить на работу. Но не я. Я иду в церковь.

Я редко слышу подобные слова от своих коллег-пасторов (да и сам редко их произношу). Чаще всего мы говорим о войнах или жалуемся на жизнь. Похоже, мы забыли, что у всякой «работы» в мире есть своя оборотная стороны, что все сталкиваются со вспыльчивыми клиентами, ленивыми коллегами, недееспособными комитетами и т. п. Почти без исключения все трудности, с которыми сталкиваются американские пасторы, в еще большей степени присутствуют в жизни любого работника в любом уголке земли. Но благословения, дарованные пасторам, — ежедневное пребывание в Слове Божьем, дополнительные причины сохранять крепкую семью, нравственные принципы в работе, частое (почти ежедневное) участие в Таинстве Причастия — все это доступно лишь пасторам. И все это складывается в очень насыщенную и полноценную жизнь. Хорошо быть пастором! (1 Тим. 3:1)

— Rev. Petersen

Таинства — это знаки Божьей воли по отношению к нам, а не просто знаки, выдуманные человеком и принятые между людьми; и они правы, когда утверждают, что в Новом Завете Таинства являются знаками благодати. И поскольку в Таинстве присутствуют два аспекта — знак и Слово, — то Слово в Новом Завете является обетованием благодати, присовокупляемым к знаку. Обетование Нового Завета — это обетование прощения грехов, о чем говорится в Лк. 22:19: «...Сие есть Тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание... Сия чаша есть Новый Завет в Моей Крови, которая за вас проливается во оставление грехов...». Таким образом, Слово дарует прощение грехов. Обряд же является как бы образом, или печатью — как Павел называет его в Рим. 4:11 — Слова, и возвещает нам это обетование. По этой причине, подобно тому, как обетование бесполезно, если оно не принимается верой, обряд также бесполезен, если к нему не приложена истинная вера в то, что в нем нам предлагается прощение грехов. Эта вера ободряет и поддерживает сокрушенных. И точно так же, как Слово было дано, чтобы породить эту веру, Таинство было установлено для того, чтобы внешнее подобие, видимое для глаз, побуждало сердце веровать [и укрепляло веру]. Ибо именно так — через Слово и Таинство — действует Святой Дух.

И такое участие в Таинстве, когда вера оживотворяет устрашенные сердца, является служением Нового Завета, потому что Новый Завет требует духовного расположения, умерщвления и оживотворения. [Ибо, по учению Нового Завета, высшее служение Богу совершается внутренне, в сердце]. И именно для такого служения Христос установил это Таинство, поскольку Он заповедал им творить это в Его воспоминание. Ибо воспоминание о Христе — это не пустое внешнее действо [которое сводится лишь к набору жестов и действий], и не церемония, учрежденная лишь для назидания примером, подобно тому как трагедии чтут память Геракла или Одиссея. Таинство учреждено для того, чтобы вспоминать благодать Христову и принимать ее верой, обретая через нее жизнь. Так сказано и в Псалме 110:4-5: «Памятными соделал Он чудеса Свои; милостив и щедр Господь. Пищу дает боящимся Его; вечно помнит завет Свой». Ибо это означает, что в обряде следует видеть волю и милосердие Бога. И та вера, которая видит благодать, дает жизнь. Именно она является главным аспектом участия в Таинстве, именно ее наличие явно показывает, кто достоин участвовать в Таинстве, у кого сердце устрашено [Законом], и как этим людям следует участвовать в нем.

— Апология Аугсбургского Исповедания. Артикул XXIV: О Мессе. §§ 69-73

Какой смысл в исповедании веры, если ты не живешь в соответствии с ним? Ты можешь целый день говорить о своем согласии с ним, но какая тебе от него польза, если твоя жизнь и твоя молитвенная жизнь протекают в совершенно ином пространстве? Считается, что мы, евангелические лютеране, следуем Книге Согласия. Многие, очень многие добрые люди, видя удручающее состояние дел в LCMS, утешают себя мыслью о том, что все в порядке до тех пор, пока в шапке официальных документов нашего Синода содержится утверждение, что мы следует Книге Согласия потому (quia), что она является истинным изложением Слова Божьего. Однако, судя по всему, наша вера не заходит дальше этого утверждения.

Тенденция к отказу от исповедания веры прослеживается в американском лютеранстве уже давно. И дело вовсе не в недостатке здравых богословских умов, способных думать, формулировать, писать умные статьи и произносить мудрые проповеди. Отчасти это объясняется чрезмерной систематизацией нашего учения, и во многом объясняется тем, что мы поместили литургию в категорию adiaphoron.я чрезмерной систематизацией нашего учения, и во многом объясняется тем, что е проповедиитвенная жизнь про

Я знаком с двумя подходами: один из них исповедовали ранние Отцы Церкви, другой — современные лютеранские богословы. Ранние Отцы зачастую относились к Вере, словно к живому организму. Они изучали ее движения и привычки, способы общения, обращали внимание на то, чем она питается и чем живет, — рассматривали ее ритм во всей его гармонии. Попросту говоря, Святой Дух учил их посредством переживания Писаний — как при изучении их, так и при литургическом, молитвенном их использовании (и эти два аспекта никогда не следует разделять). Он избрали путь послушания (иными словами, самоотречения, несения креста или смирения) и обрели мудрость. Празднование Евхаристии формировало их, оживотворяло и вдохновляло. Все их понимание самих себя как христиан и Церкви формировалось, оживотворялось и направлялось жизнью, проходившей внутри и вокруг празднования Евхаристии и общины Веры, границы которой определялись Евхаристией.

Современные лютеранские богословы склонны расчленять Веру, словно труп в анатомичке. В конце концов, ты можешь гораздо лучше рассмотреть человеческое сердце, если вынешь его из груди и покрутишь в руках. Поэтому систематическое богословие имеет много положительных сторон. Оно предлагает нашему вниманию ясные и простые категории, применяя к богословию свойственную человеку способность делить все на части. Однако Веру нельзя обрести через картинки в учебниках по анатомии (или через многотомные сочинения по догматике, достаточно твердые, чтобы вызвать у тебя кровотечение из носа). Наш Господь Иисус дает откровение, которым нужно жить (или, вернее, которое живет в тебе собственной жизнью), ибо откровение, которое Он дает, — это Сама Жизнь. И эту Жизнь — которую наш Небесный Отец дарует нам через Своего Сына и Своим Духом — получают не по частям, но целиком, через сакраментальную жизнь Церкви.

Прежде чем я выскажу свое скромное мнение по поводу сакраментальной жизни Церкви, я думаю, стоит сделать одно замечание по поводу господства систематического подхода к нынешнему богословию. Все мы помним историю о некоем ученом, который собрал человека из разрозненных частей человеческих тел и попытался вдохнуть в него жизнь. В результате получилось чудовище Франкенштейна. Нынешняя тяга к систематике, по сути, подарила нам чудовище Франкенштейна, и мы только что не забыли красоту живого организма, сотворенного Богом во Христе Иисусе посредством сакраментальной жизни Его Церкви.

А теперь мое мнение. Лютеранство (и я использую этот термин в уничижительном смысле) неплохо потрудилось, сохраняя акцент на Таинствах. Однако мы так и не сумели ощутить жизнь души (Таинств) внутри ее тварного тела (Литургии). Лютеранство, несомненно, делает должный акцент на Таинствах, и если бы наше вероисповедание действительно было для нас непререкаемым авторитетом, этот акцент на Таинствах проявлялся бы в литургической жизни. Процитируем Аугсбургское Исповедание XXIV: 1-2:

Наши церкви ложно и безосновательно обвиняются в отмене мессы. Ибо месса сохранена у нас и служится с высочайшим почтением. Почти все обычные церемонии также сохранены, за исключением лишь того, что фрагменты, поющиеся на латыни, перемежаются повсюду с гимнами на немецком языке, которые были добавлены для научения людей.

Однако это вовсе не та реальность, которая досталась нам в наследство сегодня. Современные лютеране свели мессу к набору основных принципов, напрочь лишенных плоти и мускулов, которые были призваны доносить Евангелие Иисуса до человека во всей его полноте, со всеми его чувствами, в единстве с небесным поклонением всех ангелов и святых перед Божьим престолом на небесах. Наша приверженность Таинствам от регулярной молитвы словами Писания и от нашего эсхатологического контекста — от той реальности, которую открывает нам мудрость литургии, будь то литургия, на которую указывает Аугсбургское Исповедание, или литургии, упомянутые в XXIV главе Апологии Меланхтоном.

В этом заключается вся разница между Вечеринкой и Вечерей. Под Вечеринкой я имею в виду ситуацию, когда священник приступает к делу после выдуманной им самим молитвы, отбарабанивает Слова Установления, словно какое-нибудь магическое заклинание, передает хлеб и вино по кругу и заканчивает церемонию добродушными дружескими подшучиваниями.

Под Вечерей я имею в виду богослужение, когда верные собираются вместе как единое Тело Христово, частью которого они стали в Крещении. По действию Святого Духа и веры небеса соприкасаются с землей; ангельская песнь становится нашей песней; небесное святилище открывается на земле; звучит голос Иисуса; и верующие изливают свою веру в благодарении, с нетерпением ожидая момента, когда Бог пригласит их присоединиться к Трапезе Христовой, тем самым воплощая их эсхатологическую надежду вкусить от Тела Христова и испить от Крови Христовой, чтобы нам быть едиными в Нем, как Он Сам и Его Отец Едины.

Единство с Богом, достигаемое в ходе Мессы, преображает человека и свидетельствует ему о том, что он — христианин. Лютеране должны вооружиться этой мыслью, если мы хотим твердо держаться наших исповеданий как верного изложения веры перед лицом постмодернистского религиозного хаоса, воцарившегося в американском лютеранстве.

Я хочу выразить свою благодарность тем многим священникам, которые видят этот кризис и уже принялись за тщательное и осторожное возрождение литургической целостности. Дело здесь не просто в борьбе истины с неправдой. Речь идет о близких и дорогих нам людях, которые каждое воскресенье сидят на скамейках церквей. Речь идет об их душах, об их вечном благополучии и о том, что они должны поклоняться Единому Богу в Троице и Троице в Единстве. Ибо именно такое поклонение Триединому Богу является вселенской христианской верой, и тот, кто не сохранит ее в целости и непорочности, навеки погибнет. (Загляните в Афанасьевский Символ Веры, если не верите мне.)

— О. Бенджамин Харью

8. Следовательно, мы также веруем, учим и исповедуем, что страдал, умер, был погребен, сошел в ад, воскрес из мертвых, вознесся на небеса и восстал с величием и всемогущей властью Божьей за нас не просто человек, но Человек, человеческая природа которого имеет настолько глубокое [тесное] и неизъяснимое единство и общение с природой Сына Божьего, что является [стала] с Ним одной личностью.

9. Таким образом, Сын Божий поистине пострадал за нас — однако лишь по человеческой природе, которую Он принял в единство Своей божественной Личности и усвоил Себе, чтобы иметь способность пострадать и быть нашим Первосвященником для нашего примирения с Богом, как написано: Они распяли Господа славы (1 Кор. 2:8). А также: Мы приобретены кровью Бога (Деян. 20:28).

10. Следовательно, мы веруем, учим и исповедуем, что Сын Человеческий realiter (то есть действительно и поистине) вознесен по Своей человеческой природе на место одесную всемогущего величия и власти Божьей, потому что Он [сей Человек] был воспринят в Бога, когда Он был зачат от Духа Святого во чреве Своей Матери, и Его человеческая природа была личностно соединена с Сыном Всевышнего.

11. Это величие Он [Христос] имел всегда по личностному единению [ипостасному единству], однако во время уничижения Он воздерживался от его проявления и потому поистине возрастал в премудрости и благоволении у Бога и людей; таким образом, Он проявлял это величие не всегда, но тогда, когда [так часто, как] Ему было угодно, пока, по Своем воскресении, Он полностью не сложил с Себя образ раба — но не [человеческую] природу — не был восстановлен в полноте использования, проявления и провозглашения божественного величия и, таким образом, не вошел в Свою славу (Фил. 2:6-11), так что теперь Он — не только как Бог, но и как Человек — знает все, может все, присутствует со всем творением, а к Его ног и в Его руках пребывает все небесное, земное и преисподнее, как и Сам Он свидетельствует в Мф. 28:18 и Ин. 13:3: «Дана Мне всякая власть на небе и на земле». И Св. Павел пишет в Еф 4:10: «...Он же есть и восшедший превыше всех небес, дабы наполнять все». И эту Свою власть Он, присутствуя везде, может проявлять везде, и для Него все возможно, и Ему все известно.

— Формула Согласия: конспективное изложение.
Артикул VIII: О Личности Христа, §§ 13-16

Посему мы, как люди, имеющие двойное благословение, не завершаем наш праздник Пасхи. Напротив, отныне и впредь мы будем ежедневно праздновать его, ежедневно вкушать с верой нашего Пасхального Агнца, ежедневно изгонять закваску греха из своих сердец, ежедневно вкушать опресноки чистоты и истины и ежедневно праздновать наше совоскресение со Христом и нашу новую жизнь в Нем. И если нам суждено умереть сегодня или завтра, мы умрем в Господе и этой блаженной смертью войдем вместе с Ним в жизнь вечной славы. Да поможет всем нам Иисус Христос, наш драгоценный Пасхальный Агнец, совершить это силой Своей кровавой жертвы и Своего победного воскресения. Ему благодарение, хвала, слава и честь ныне и вовеки!

— C. F. W. Walther. God Grant It! (pp. 357-358)

Хотя Формула Согласия не дает перечня Книг Библии, она ссылается на «Пророческие и Апостольские Писания Ветхого и Нового Заветов, как чистый и ясный израильский источник, являющийся единственным истинным критерием, по которому следует судить обо всех учителях и доктринах» (Формула Согласия: детальное изложение. О всеобъемлющей сути, основании, норме и стандарте. § 3).

Выражение «Ветхий и Новый Заветы» не включает в себя апокрифические книги. К моменту написания Формулы Согласия (1577) католический Тридентский собор (1545-1563) уже дал перечень книг Библии и провозгласил апокрифы частью Священного Писания. После этого один из авторов Формулы Согласия Мартин Хемниц (1522-1586) написал свое замечательное «Исследование Тридентского собора», в котором указал на различие между Ветхим Заветом и апокрифическими книгами.

Лютер перевел некоторые апокрифические книги и в 1534 году включил их в свой перевод Библии между Ветхим и Новым Заветами, однако предпослал им следующее предисловие: «Апокрифические книги: эти книги не считаются равными Писанию, но полезны и хороши для чтения» (Luther's Works, American Edition, vol 35, p. 337 note 1).

Да поймут они, что эта глубоко укоренившаяся ненависть является их злейшим врагом, ибо она убивает душу и лишает их участия в небесной жизни. Просвети их разум, чтобы они заглянули в зеркало божественного милосердия и поняли, насколько уродливы злость и ненависть. Направь волю их таким образом, чтобы они последовали примеру божественного прощения и воспротивились склонности к злобе и насилию. Милостиво позволь, чтобы я, насколько это зависит от меня, жил в мире со всеми людьми. Обрати сердца врагов моих к примирению. Да ходим мы в согласии путями этой жизни, ибо мы ищем одного и того же места в небесном царстве. Да не разделяет нас ничто на земле, ибо мы хотим жить в единстве на небесах. Мы взываем к Тебе, единый Господь и Бог небес. Совершенно неправильно, что рабы одного и того же Господа не живут в единстве. Мы составляем одно мистическое тело под главой Христа. Для членов одного тела враждовать друг с другом — позор и бесчестье. Тем, кто имеет одну веру и одно Крещение, подобает быть едиными в теле и душе.

— Johann Gerhard. Meditations on Divine Mercy (pp. 146-147)

Что касается праведности веры пред Богом, мы веруем, учим и единодушно исповедуем, в соответствии с представленным выше кратким изложением нашей веры и нашего исповедания, что бедный грешный человек оправдан пред Богом, то есть прощен и провозглашен свободным и избавленным от всех своих грехов и от вполне заслуженного обвинительного приговора, и принят в число детей Божьих и наследников вечной жизни в отсутствие каких-либо заслуг или достоинств с нашей стороны, а также в отсутствие каких-либо предшествующих, настоящих или каких-либо последующих дел, по одной лишь благодати, единственно ради заслуг, совершенного послушания, горьких страданий, смерти и воскресения одного лишь нашего Господа Христа, послушание Которого вменилось нам в праведность.

Эти сокровища предлагаются нам Духом Святым в обетовании Святого Евангелия; и только вера является единственным средством, посредством которого мы завладеваем ими, принимаем, и применяем, и усваиваем их себе. Таковая вера есть дар Божий, посредством которого истинно учимся познавать Христа, Искупителя нашего, в Слове Евангелия, и уповать на Него в том, что лишь благодаря Его послушанию мы имеем благодатное прощение грехов, Бог Отец признает нас благочестивыми и праведными, и мы спасены навеки. Таким образом, когда Павел говорит, что мы оправданы верой (Рим. 3:28), или что вера вменяется нам в праведность (Рим. 4:5), и когда он говорит, что мы становимся праведными послушанием Одного (Рим.5:19), или что праведностью Одного оправдание веры даровано всем людям (Рим.5:18), мы рассматриваем и понимаем все эти слова как одно и то же учение. Ибо вера оправдывает не потому, что она является столь добрым делом или столь высокой добродетелью, но потому, что берет и принимает заслугу Христову в обетовании Святого Евангелия; ибо, для того чтобы нам таким образом обрести оправдание, эта заслуга должна быть применена к нам и усвоена нами верой. Поэтому праведность, которая вменяется вере или верующему по одной лишь благодати, — это послушание, страдания и воскресение Христа, поскольку Он вместо нас удовлетворил требования Закона и оплатил [искупил] наши грехи.

— Формула Согласия: Детальное Изложение. Артикул III: О праведности верой перед Богом, §§9-14

До сего времени совесть людей изводило учение о делах, они не слышали евангельского утешения. Некоторых людей совесть гнала в пустыню, в монастыри, где они надеялись заслужить благодать монашеской жизнью. Некоторые также изобретали и другие дела, посредством которых думали заслужить благодать и расплатиться за грехи. Поэтому существовала очень большая нужда в том, чтобы рассмотреть и обновить это учение о вере во Христа, дабы растревоженная совесть не осталась без утешения, но узнала, что благодать, прощение грехов и оправдание обретаются верой во Христа.

Людям следует также напомнить, что слово «вера» здесь означает не просто знание истории, которым обладают безбожники и сатана, но веру не в одну только историю, а в результат истории, то есть в настоящий артикул о прощении грехов, о том, что во Христе мы имеем благодать, праведность и прощение грехов.

И тот, кто знает, что у него есть Отец Небесный, являющий ему Свое милосердие во Христе, воистину знает Бога; он знает также, что Бог печется о нем, и призывает Бога — одним словом, он не безбожник, в отличие от язычников. Ибо бесы и безбожники не способны уверовать в этот артикул о прощении грехов. Поэтому они ненавидят Бога как врага, не призывают Его и не ожидают от Него ничего доброго.

— Аугсбургское Исповедание. Артикул XX: О добрых делах, §§ 19-25

Благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа!

В этом году мы празднуем Воскресение Господне необычно рано — Рождество и Пасху отделяют друг от друга всего три месяца. За три коротких месяца мы вспомнили всю земную жизнь Христа, и это напоминает нам о том, что 33 года земной жизни Христа и 3 года Его публичного служения несоизмеримо малы в сравнении с тысячами лет человеческой истории. Что уж говорить о тех трех днях, которые отделяют смерть Христа от Его воскресения — величайшее преступление от величайшего чуда, величайшую тьму от величайшего света? И, тем не менее, именно эти три дня — кратчайший миг человеческой истории — являются сутью и смыслом жизни всякого христианина.

В последние месяцы мы не раз говорили о том, что воскресение Христа мы празднуем вовсе не раз в году. Каждый раз, приступая к Святому Причастию, мы провозглашаем Его смерть и воскресение. Однако Господь не умирает и не воскресает каждую неделю. Совершая Таинство Причастия, мы не приносим Его в жертву вновь, не проливаем вновь Его кровь и не убиваем вновь Его тело. Мы вспоминаем ту единственную жертву, которую Он раз и навсегда принес за нас.

До пришествия Христа народ Израилев каждый год, на Пасху, приносил в жертву Богу ягненка во искупление своих грехов. Каждый год первосвященник входил в Святое Святых, в самое сокровенное место иерусалимского храма, чтобы принести эту жертву за грехи всего народа. И до тех пор, пока священник не выходил обратно живым, весь народ в тревожном и мучительном ожидании смотрел на врата храма, не зная, примет ли Бог их жертву, смилостивится ли Он над ними на этот раз.

Более того, Писание говорит нам, что кровь животных, проливаемая на алтаре, не могла искупить грехи человека. Грех может быть смыт только человеческой кровью. И потому животные, ежегодно приносимые в жертву, не могли примирить людей с Богом. Эти жертвы лишь снова и снова напоминали им о грехе, о нужде в прощении и о грядущем Мессии, который принесет окончательную жертву, навсегда избавив народ Божий от греха и даровав ему спасение и жизнь вечную.

И вот Мессия пришел. Он принес во искупление человека совершенную жертву — Самого Себя. Бог стал человеком, чтобы искупить человеческий грех пролитием человеческой крови — Своей собственной крови. И сегодня, когда мы просим Бога о прощении грехов — будь то на богослужении или в личной молитве — нам не приходится с безумной надеждой смотреть в небеса и гадать, примет ли Бог нашу жертву и дарует ли нам прощение. Мы знаем, что Господь прощает нас, потому что Он уже принял жертву, раз и навсегда принесенную Христом, которая навеки примирила с Богом всякого верующего. Откуда мы знаем, что Бог принял Его жертву? Оттуда, что Господь Иисус Христос не только умер, но и воскрес и сегодня находится одесную Отца, ходатайствуя за нас.

Всякий священник ежедневно стоит в служении, и многократно приносит одни и те же жертвы, которые никогда не могут истребить грехов. Он же, принеся одну жертву за грехи, навсегда воссел одесную Бога, ожидая затем, доколе враги Его будут положены в подножие ног Его. Ибо Он одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых (Евр. 10:11-14).

Однако Воскресение Христово дает нам не только временное успокоение, но и вечную надежду, надежду на воскресение к вечной жизни. Писание говорит, что, если Христос воскрес, то и всех верующих в Него Отец однажды воскресит вместе с Ним. В послании св. Павла к колоссянам мы читаем: «Вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге. Когда же явится Христос, жизнь ваша, тогда и вы явитесь с Ним во славе» (3:3-4). С момента Святого Крещения, в котором мы умерли для грехи и возродились для праведности, наша жизнь, словно в надежном банке, хранится на небесах у Бога. Что бы ни случилось с нами в этой жизни, какие бы гонения, страдания и скорби нам ни пришлось претерпеть, никто не в силах отнять у нас этот дар вечной жизни, купленный для нас ценой крови Христа, пролитой на Голгофе.

Но в наше время люди почему-то редко задумываются об этом величайшем даре. Гораздо чаще и охотнее они предаются рассуждениям о том, когда именно вернется Христос, и с болезненным интересом ищут в окружающем признаки приближающегося «конца света». Но это — не более, чем праздное любопытство. Наш взгляд должен быть устремлен на небеса — туда, где воскресший Христос хранит для нас залог вечной жизни:

Что вы ищете живого между мертвыми? Его нет здесь: Он воскрес… (Лк. 24:5-6).

Когда бы ни Господь Иисус Христос ни вернулся, чтобы судить вселенную — и даже если нам суждено умереть до Его возвращения, —  наша жизнь уже сокрыта со Христом в Боге. Все, что нужно нам для этой жизни и для жизни будущей, уже совершилось на Голгофском кресте. Нам остается лишь в терпении дождаться того мгновения, когда наш земной путь окончится, и Господь примет нас в Свое Царство. Наше будущее — в нашем прошлом, у подножия креста. Наша надежда — не в пророчествах и предсказаниях о втором пришествии, а в простых и ясных словах Божьего обещания: 

Если Дух Того, Кто воскресил из мертвых Иисуса, живет в вас, то Воскресивший Христа из мертвых оживит и ваши смертные тела Духом Своим, живущим в вас (Рим. 8:11).

Поэтому сегодня, как и каждое воскресенье церковного года, мы вспоминаем о смерти и воскресении Христа и вновь укрепляемся надеждой, зная, что все необходимое для нашего спасения было раз и навсегда совершено на Голгофе, и с тех самых пор «всякий верующий в Него не погибнет, но имеет жизнь вечную» (Ин. 3:16).

Итак, братия, имея дерзновение входить во святилище посредством Крови Иисуса Христа, путем новым и живым, который Он вновь открыл нам через завесу, то есть плоть Свою, и имея великого Священника над домом Божиим, да приступаем с искренним сердцем, с полною верою, кроплением очистив сердца от порочной совести, и омыв тело водою чистою, будем держаться исповедания упования неуклонно, ибо верен Обещавший. Будем внимательны друг ко другу, поощряя к любви и добрым делам. Не будем оставлять собрания своего, как есть у некоторых обычай; но будем увещевать друг друга, и тем более, чем более усматриваете приближение дня оного…

            Не оставляйте упования вашего, которому предстоит великое воздаяние. Терпение нужно вам, чтобы, исполнив волю Божию, получить обещанное; ибо еще немного, очень немного, и Грядущий придет и не умедлит. Праведный верою жив будет; а если кто поколеблется, не благоволит к тому душа Моя. Мы же не из колеблющихся на погибель, но стоим в вере к спасению души (Евр. 10:19-25; 35-39).

Что же это за вера, в которой мы «стоим к спасению нашей души»? Она выражена в торжествующем возгласе ранней Церкви, который уже многие столетия из года в год звучит в Пасху из уст христиан, и к которому мы сегодня от всего сердца присоединяемся:

Христос воскрес!

Христос воскрес!

Христос воскрес!

Факел, от которого мы зажигаем свой огонь голгофской любви, находится в Алтаре. Как нам не хватает этой любви! Мы так много ее растеряли! Нам приходится изобретать всевозможные способы привлечения людей. Мы даем рекламу и развлекаем приходящих. Почему? Потеряв свой путь к Алтарю, Церковь одновременно потеряла свой путь к сердцу мира. Ведь только чистая голгофская любовь способна спасти мир. Именно этой любви жаждет мир. Но сначала мы сами должны вновь найти ее.

Давайте вновь найдем настоящую Голгофу, настоящую любовь. Давайте найдем их в Алтаре. Там мы можем вновь прикоснуться к ранам Христа. А прикасаясь к ранам Христа, мы прикоснемся к ранам мира.

— Von Schenk. The Presence (pp. 91-92)

Мы соединены с Ним не только потому, что Он облекся в нашу природу, но и потому, что Его Тело и Кровь подаются нам в Святой Вечере. И потому я не спрашиваю вместе с неверующими иудеями: «Как этот человек может дать нам вкусить от своего тела?» — но восклицаю: «Как чудесно, что Господь дал нам вкусить от Своего Тела и пить от Своей Крови!». Я не пытаюсь проникнуть в тайны Его могущества, но дивлюсь чудесам Его милосердия.

—    Johann Gerhard. Sacred Meditations, XVIII

Святая неделя… Самые важные семь дней в истории человечества… Хотя нам не всегда ясна точная последовательность событий, мы можем видеть, даже сейчас, прямые линии божественного провидения… Воскресенье: одежды в пыли; «Осанна» как прелюдия к «Распни Его»… Понедельник: проповеди, в которых звучит мысль о близком конце; засохшая смоковница; кесарева монета… Вторник: страшный гнев Агнца против общих и личных грехов книжников и фарисеев в Его последней проповеди городу и миру, посвященной неотвратимости и близости наказания… Ночь и молитва при свете пасхальной луны на горе Елеонской…

Среда — день молчания… Если что-то и происходило, то святые писатели скрыли это за завесой тишины... Все, что Бог мог сказать до горницы, было сказано… Пришел черед человека… Возможно, где-то в укромном углу сада Он произнес какие-то тихие слова Своим детям, которые убегут, и Своему Отцу, Который останется… Среда принадлежала Ему… Посреди этой сумасшедшей, суетной недели наступил миг тишины… Завтра придут солдаты, а в пятницу на небе появится великое знамение Божье… Четверг и пятница будут достоянием времени и вечности, но среда безраздельно принадлежала небесам...

Тихая среда… Если наш Господь нуждался в ней, насколько больше нуждаемся в ней мы, чья жизнь — это история криков «Осанна» и «Распни Его»… Время молитвы, время поклонения… Время позвать свою душу во внутренний двор, в сад… В нашем суетном мире мы одиноки, потому что никогда не бываем одни… У нас нет времени удалиться туда, где единственный звук — молитва, а единственный свет — Бог… Нам нужно побольше тихих сред… В славе Креста над нашим прахом наше молчание может принести очищение и мир… Бог отчетливее всего говорит к сердцам, которые хранят перед Ним молчание…

— O. P. Kretzmann. The Pilgrim (pp. 27, 28)

17 марта, Понедельник Страстной недели: Лк. 22:39-62

18 марта, Вторник  Страстной недели: Лк. 22:63-23:12

19 марта, Среда Страстной недели: Лк. 23:13-32

Закон порождает жажду и ведет в ад; Евангелие же утоляет жажду и ведет в небеса. Закон говорит нам, что мы должны сделать, и показывает, что мы не смогли сделать этого, какими бы святыми мы ни были. Таким образом, он порождает во мне неуверенность и вызывает у меня жажду. Закон говорит: «Не убивай» (Исх. 20:13), — и тем самым обращает все мое внимание на мои собственные дела. Закон говорит: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим. Возлюби ближнего твоего, как самого себя. Не прелюбодействуй, не употребляй имя Господа Бога твоего всуе, не кради» (Мф. 22:37-40). А в заключение Закон говорит: «Убедись, что твоя прежняя жизнь соответствовала этим требованиям, и что ты до сих пор живешь согласно заповедям». Но, посмотрев на свою жизнь, ты увидишь, что ты не любил Бога всем сердцем своим, как должно. И тебе ничего не остается, как покаяться: «О, дорогой Боже, я не сумел этого сделать! Я не соблюдал Закон. Ибо я не люблю Бога всем своим сердцем сегодня и не смогу этого сделать завтра. Год за годом я каюсь в этом. Я никогда не перестану каяться в том, что я не сделал того или этого». Когда же это закончится? Когда твое сердце успокоится и обретет уверенность в божественной милости? Ты всегда будешь сомневаться. Завтра тебе придется каяться точно так же, как ты каялся сегодня. Покаяние никогда не прекращается.

Где же твоя совесть может найти покой и твердую опору? Где ей взять уверенность в хороших взаимоотношениях с Богом? Как бы много ты ни знал, твое сердце не может дать тебе такую уверенность. Ибо Закон остается в силе и говорит: «Возлюби Бога и ближнего своего всем сердцем». И когда ты признаешь, что не поступаешь так, он отвечает: «Ты должен». И таким образом Закон устрашает тебя и производит в тебе жажду, так что ты, в конце концов, со страхом и трепетом спрашиваешь: «Что же мне сделать, чтобы заслужить Божью благосклонность? Я должен обрести милость у Бога. Но как? Соблюдением Десяти Заповедей? Добрыми делами и заслугами? Это невозможно. Я не соблюдаю Десять Заповедей. И потому благодати я не получу». И таким образом человек не может найти мир с помощью добрых дел, хотя ему хочется иметь чистую совесть. Он хочет иметь добрую совесть, радость, покой и утешение; он жаждет мира.

Такова жажда, которую не утолить ничем, пока Христос не придет и не скажет: «Если ты хочешь обрести смирение и наслаждаться душевным покоем и доброй совестью, приди ко Мне. Оставь Моисея и свои дела. Пойми разницу между Мной и Моисеем. Своей жаждой ты обязан Моисею. Его роль, его задача заключалась в том, чтобы напугать тебя и породить в тебе жажду. Но теперь приди ко Мне, уверуй в Меня, услышь Мое учение. Я другой Проповедник, Я дам тебе напиться и подкреплю тебя».

Того, кто овладеет искусством точно различать Закон и Евангелие, следует назвать настоящим богословом. Закон и Евангелие нельзя смешивать. Задача Закона — породить в человеке страх и довести его до отчаяния.

— Мартин Лютер. Толкование на Ин. 7:37

Все священнослужители в действительности равны. Равенство священнослужителей основано на том факте, что всем им в равной мере поручены одно и то же Слово и одни и те же Таинства, в проповеди и преподавании которых в равной мере присутствует Святой Дух. Это, однако же, не препятствует тому, чтобы они подчинялись один другому ради удобства в более широких сферах церковной организации. В этом смысле священнослужитель вполне может стать primus inter pares, первым среди равных.

— Henry Eyster Jacobs. Elements of Religion (p. 220)

Когда в Церкви появляется заблуждение, непременно оказывается, что на пути своего развития оно проходит три стадии.

Заблуждение начинается с просьбы о терпимости. Его сторонники говорят большинству: «Вам не следует нас бояться. Нас мало, и мы слабы. Просто не трогайте нас. Не разрушайте чужую веру. У Церкви есть образец здравого учения, и мы, конечно же, никогда не будем с ним спорить — мы лишь просим лишь, чтобы и Церковь, в свою очередь, не вмешивались в наше частное мнение».

Если на какое-то время предоставить заблуждение самому себе, оно рано или поздно начинает настаивать на равных правах: «Истина и заблуждение — две стороны одной медали. Церковь не должна предпринимать ничего, что выглядело бы как различение истины и заблуждения, потому что это будет лицеприятие. Настаивать на своих особых правах на истину — это фанатизм. Мы должны признать за людьми право быть другими, и если мы отдаем предпочтение истине только потому, что это истина, мы порождаем раскол. Важно то, что объединяет сторонников истины и сторонников заблуждения. А все, что их разделяет, — ipso facto несущественно. Всякий, кто акцентирует внимание на этих неважных деталях, нарушает мир в Церкви. Истина и заблуждение — это две силы, которые должны взаимодействовать друг с другом, и секрет управления Церковью заключается в том, чтобы сохранить между ними равновесие».

Отсюда заблуждение устремляется к естественному завершению процесса — оно начинает настаивать на своем превосходстве. Сначала истина проявила терпимость, потом уже к ней самой стали относиться с терпимостью, да и то лишь на время. Заблуждение требует признать превосходство своих суждений по всем спорным вопросам. Оно продвигает людей на влиятельные должности — и не столько вопреки их отступлению от веры Церкви, сколько благодаря этому отступлению. Заблуждение требует от людей отказаться от исторической веры, наделяет их полномочиями, чтобы учить других отказываться от нее, и прививает им навыки борьбы с нею.

— C. P. Krauth. The Conservative Reformation, pp. 195-196