Вариант

И ладно бы постучался, хотя бы из вежливости. Ладно бы заглянул в окно: можно, мол, мне зайти? А он идет, как к себе домой, молчит, как немой, не здоровается, как не мой, пропусти, впусти. Ты у себя дома, а он – в пути, тебе до него еще расти и расти, у него даже шарф из седой шерсти и в глазах черти, чего его зря трясти. Иди, говорю, руки мой.

А руки у него холодней зимы, ты бы еще попросила у него денег взаймы, ты бы еще попросила его полы подмести, глупости. И он садится за стол, устал, а ты ставь на стол, чего Бог послал, он не будет есть, но ты достань салфетки, тарелки, противень. Он не спросит «что у тебя, пирог?», ему все равно – что творог, что горох, а ты поставь еду, как сдают урок – и садись напротив.

Он выплевывает слова, он их давно носил, он давно молчал из последних сил, он их выдыхает, рассказывает, вздыхает, воздух вдыхает, весел, и, кажется, отдыхает от всего, что его окружает – и бесит. А меня не бесит, я же не у него внутри, я в игре замри, я в глаза смотри, а главное, время не пропусти, когда он скажет: умри. Отпусти.

Я тогда встаю, подхожу к краю, воздуха в грудь набираю – и умираю. А он за мной, летит, как шальной, смеется, как заводной, он на небе не добрый, не злой – он там свой, как облако над скалой. Как рассвет в горах, как журавль в руках, как огромное больше неба «ах», он там всегда один, как монах, а я рядом с ним, рукавами путаясь в собственных снах.

А если бы ты, кричит, не умерла тогда, то до сих пор пасла бы свои стада, доставала бы сметану со льда, еда, страда и прочая ерунда. А я киваю – конечно, да, рукава закатаю сейчас, не беда, лечу-летаю, собой горда, а потом спрашиваю тихонько: «назад – когда?»

А он услышал и как воздух выпустили. Как из пушки палили-палили, да все ядра вылетели. Было много всех, а теперь все ушли и только мы остались, одинокие корабли. И он говорит - да пожалуйста, только потом, предупреждает, не жалуйся, назад не просись, не оправдывайся – мол, смелая была, да вышла вся. Летит, как с листа, распоряжается, и я знаю уже – обижается, расстраивается, снижается – иди, говорит, пожалуйста.

И снова кухня моя и мука в горсти, и тут меня начинает трясти. Только бы он еще раз сумел зайти, только бы еще раз меня выпустил. Мне-то не привыкать выть на звезды, мне пока рано летать, а ему поздно, у меня дом в мирах, а у него воздух, мне еще рано во мрак, а ему поздно, он уже был в бездне, ему дом небо, он только во мне ни разу не был, а ведь мне совсем недолго осталось здесь. Пусть только помнит, что я у него есть.
(с) neivid

"Бери и мучайся!" (женщинам посвящается)

Однажды к Богу явился Адам и попросил сотворить ему женщину, что бы жениться. «Скучно мне, Господи, ходить одному. Не с кем поговорить, поделиться радостью райского сада. Сил больше нет в молчанку играть, с ума скоро сойду!». На что Господь ему ответил: « Да из чего же я тебе сотворю женщину? Все что было у меня ушло на сотворение тебя, Адам, мира, животных, растений. У меня только вон та маленькая кучка в углу разных остатков. Ты ведь всю жизнь мучиться потом будешь! Зачем тебе она? У тебя всё есть, живи и наслаждайся!». Но Адам настаивал: «Прошу тебя! Сотвори из того что есть, пусть будет какая получится.»
И забрал Бог у Адама ребро, что бы сделать основание женщины. И взял он немного солнечного света, задумчивое лунное сияние, стройность газели, кротость голубя, красоту белоснежного лебедя, дуновение ветерка, лёгкость пуха, добавил болтливость сороки, пение соловья, хитрость лисицы, грацию кошки, потоки дождя, ужасы грома и молнии, ещё немного нежности, любви, коварства, мудрости, зависти. И получилась прекрасная женщина. А что бы не чувствовала себя обделённой дал Господь ей право самой решать как использовать все эти достоинства. Бог вдохнул в неё жизнь и отдал мужчине: «Бери и мучайся!»

Дальше-больше

Самое быстрое движение рук

 .

ЯПОНИЯ: ХРАМЫ - ФУДЗИ - САКУРА - ПЕЙЗАЖИ

Великолепные по качеству пейзажи Японии.

Читать далее...