Некоторое время назад я прочно заинтересовалась темой языческих течений древней Европы. И, разумеется, не могла не поднять вопрос - а каким, собственно, было белорусское язычество-ведьмовство? Было ли оно вообще? И каким образом его можно связать с общеевропейскими традициями?
Тогда мне удалось нарыть сравнительно немного - прежде всего потому, что данная тема, по сути, у нас всерьез не разрабатывалась и пришлось ограничиться выжимками из трудов этнографов…
И вот буквально на днях я набрела на пару статей белорусского исследователя В. Лобача и была совершенно потрясена. Помещаю здесь несколько выжимок из них (переведенных с белорусского) с комментариями. (Эх, в этом месте надо было бы заныть, что я ничего подобного вешать в дневнике не собиралась и вообще он тихо-мирно превращается чуть ли не в Книгу Теней, но как-то это не комильфо. Будем делиться, как говаривала героиня Рэйчел Вайс в «Мумии»)))
И потом, Имболк же на носу)
Крещение Белой Руси – вопрос, строго говоря, темный. В эпоху князя Владимира здесь впервые столкнулись нос к носу западное и восточное христианство (будущие православные и католики). Произошло это в древнем Турове. Что до собственно христианизации, то, как это ни странно, нам даже не известны имена первых крестителей. Сейчас белорусские историки сходятся на том, что, скорее всего, она шла мирным путем (это, кстати, объясняет полуязыческий характер белорусского христианства, особенно православного).
Итак, о первых его веках в Беларуси мало что известно. Показательно, однако, что в “Слове о злых дусех” Кирилл Туровский, известный белорусский церковный деятель XII в., известный также как Златоуст [кстати, его считают одним из вероятных авторов «Слова…» - S.C.], осуждает местное население, которое «оставив бога... ищут проклятых баб чародейц, наузов и слов прелестных слушают». Создание Великого княжества Литовского, когда в одном государстве были формально объединены язычники и формально окрещенное население белорусских и украинских земель, и вовсе оставило православную церковь в роли пассивного свидетеля. Мало что изменило и второе крещение, проведенное Ягайлой в 1387 году [что было обязательным условием, выдвинутым польской стороной во время подписания Кревской унии, по которой Ягайло становился королем польским - S.C.] Даже шестнадцатый век не дает нам примеров кровавых судов над ведьмами. Что касается собственно Европы, то булла папы Иннокентия VIII “Summis desiderantis” 1484г. стала поворотным моментом в деятельности инквизиции. С этого момента она борется уже не за чистоту веры, а против ведовства (чародейства).Так, сицилийский инквизитор ХVI в. Людвиг Парамо цинично заявлял: «Нельзя не упомянуть, какую великую услугу оказала человечеству инквизиция… В течение 150 лет в Испании, Италии и Германии было сожжено около 30 000 ведьм» (…) Казалось бы, протестантская церковь… должна была бы отказаться от чудовищных преследований. Но… Только в 1542 г. в Женеве было сожжено 5 000 человек, а через 4 года тюремный надсмотрщик докладывал местному совету, что все камеры переполнены ведьмами и палач заявил, что сил одного человека не достаточно». [От себя: это действительно так. Почему-то принято полагать, что сожжение и пытки сотен и сотен тысяч людей лежат исключительно на совести инквизиции, в то время как за период Реформации по обвинению в колдовстве было сожжено на порядок больше. И это без учета жертв американских фанатиков-пуритан - S.C.]
Схожие процессы наблюдались и на русских землях, причем их нарастание шло параллельно с укреплением самодержавия. Так, если сожжение четырех волхвов в Новгороде (1227 г.) и двенадцати “въщихъ женок” в Пскове (1411 г.) были, по сути, явлением исключительным, то в XVI-XVII ввв. «ведовские дела» в Московском государстве приобретают массовый характер. В то же время Великое княжество было «страной чародеев»… С. Ожеховский, говоря о Барбаре Радзивилл [жена последнего из Ягеллонов, Сигизмунда II Августа - S.C.], утвержал, что она была плохой католичкой, т.к. росла «среди отравительниц и чародеев». Ф. Евлашевский в предисловии к «Катехизису» свидетельствовал о настоящем возрождении языческих традиций на белорусских землях, “где ся идол и розличных балвановъ вже от колька сот лет так намножило, иже с ними и бога люд посполитый забыл”. (…) Да и о каком преследовании чародеев со стороны церкви могла идти речь, если православные священники также практиковали чародейство, о чем и свидетельствует 37-й параграф Львовского Успенского братства? (…) Духовная ориентация простонародья и вовсе вызывала у духовенства близкое к панике состояние: “так посполитые люди разсвирепели, же другий и о Господу Богу мало знаеть, верети и молитеся ему не умеет, больше волхвами и чародеями ся бавить”. Вряд ли при таком положении вещей мог сделать что-то существенное и трибунал священной инквизиции, созданный в 1436 г.
Расцвет чародейства в стране повлиял и на складывание определенных стереотипов относительно местного населения. Так, «при царе Михаиле Федоровиче была направлена в Псков грамота с запретом покупать у литовцев [здесь: жителей ВКЛ - S.C.] хмель… т.к. лазутчики объявили, что есть там баба-ведунья, и наговаривает она на хмель, вывозимый в русские города, чтобы навести на Русь чуму». Тем не менее, законодательство ВКЛ затрагивало такую немаловажную вещь, как зловредное чародейство, фигурировавшее в ряде криминальных дел. Оно, однако, подлегало юрисдикции светского суда [прежде всего копного - S.C.] (…) Весьма показательно с этой стороны знаменитое Браславское дело 1615 г. – вина чародеев, матери и сына, была доказана (против них свидетельствовала вся деревня, да и сами обвиняемые особо не упорствовали), но, в отличие от аналогичной практики в Западной Европе того времени, преследованию не подверглась вся семья, а имущество не было конфисковано в пользу церкви. Однако в случае, если чародея ловили «на горячем», ему грозил настоящий суд Линча – либо, как это произошло в Минском [точнее – Менском - S.C.] повете в 1662 году – быстрый суд с немедленным приведением приговора в исполнение. Тем не менее, большинство жалоб первой половины XVII ст., связанные с чародейством, попросту заносились в гродские книги и оставлялись без внимания [!!! - S.C.]
Ситуация несколько изменилась во второй половине столетия после кровавого «потопа» и событий страшной войны 1654-1667 гг. с Россией. Началась вполне закономерная реакция католической церкви и в Беларуси действительно запылали костры (нпр, Гродненский процесс Максима Знака 1691 г.) Не следует также забывать и о произволе, чинимом отдельными феодалами по отношению к зависимым крестьянам. Конец этой дикости был положен в 1776 г., когда указом Сейма была отменена криминальная ответственность за чародейство.
Подводя итоги, автор делает еще два весьма любопытных замечания: 1. на территории Беларуси [и частично Украины. Помните Вия? - S.C.] любое чародейство традиционно разделялось на зловредное и полезное. Первое вплоть до второй половины XVII в. не подлегало судебному преследованию. Второе, условно называемое «знахарством» (целительство, ворожба, присушки-отсушки и пр.), вообще не рассматривалось как нечто из ряда вон выходящее и посему не могло послужить поводом для суда. 2. Судебные процессы над чародеями выявили целый ряд любопытных обстоятельств: существование отдельных чародейских кланов (ну, как тут не вспомнить Всеслава Чародея!), которые владели целым спектром магических приемов и представители которых, в границах определенной территории, считались «природными» чародеями (часто это были мужчины), что может, в свою очередь, свидетельствовать о жреческой первооснове подобной специализации…
Вот так-то, дети мои) Не пожалейте времени, навестите сайт
www.kryuja.org – там висят обе статьи и вообще очень много интересного. Сайт целиком на белорусском, если возникнут трудности с пониманием – смело спрашивайте, я объясню)
