Разгром еврейского населения Литвы

и смежных губерний летом и осенью 1915 г.

 

Отступлению нашей армии, начавшемуся 18 апреля 1915 г. прорывом у Горлица (в Галиции) и закончившемуся отходом далеко на северо‑восток за крепостную линию Ковно—Гродно—Брест‑Литовск, сопутствовали два явления: опустошение очищенной территории и насильственное выселение мужского населения в возрасте от 17 до 45 лет, с одной стороны, и нескончаемая цепь погромов и насилий над мирным населением — с другой. <…>

Атмосфера, создаваемая глухими и тревожными слухами о «еврейской измене», давала возможность подонкам населения и профессиональным юдофобам казенного и неказенного образца развить широкую погромную агитацию. <…> Яд «военного» навета очень часто смешивался с ядом навета ритуального, который щегловитовская юстиция столь умело прививала народному сознанию во время дела Бейлиса. Обвинения носили везде один и тот же характер: евреи сносятся с неприятелем при помощи подземных телефонов и аэропланов и снабжают его золотом и съестными припасами.

Немецкие солдаты на главной улице в Тельшяе. Литва. 1915На этой канве невежество и спекулирующая на нем злая воля вышивали самые причудливые узоры. По одной версии, евреи привязывают золото под гусиные крылья, и птицы уносят его к врагам. По другой — золотом наполнялись внутренности битой птицы, которая отправлялась в Германию. <…> Священник сообщил народу с церковного амвона, что евреи шпионят и что в животе коровы найден был телефон, приспособленный ими для сношений с неприятелем.  

Отношение власти поддерживало представление о преступности евреев и о том, что насилия над ними останутся безнаказанными. Когда в Глубоком солдаты арестовали буйствовавшего казака и повели к коменданту, тот с недоумением воскликнул: «Что, разве нельзя жидов бить?» — и решил, что солдаты — «сами жиды». <…>

Когда в Локачах (Волынской губ.) к казацкому офицеру явились евреи, прося защиты от громил, офицер спокойно ответил: «Я пью чай, а чай люблю горячий, потому лишен возможности пойти на место погрома». <…>

Громили и грабили по преимуществу казаки и драгуны, пехота принимала участие в погроме лишь в редких случаях. О размерах грабежей свидетельствуют результаты произведенных в двух‑трех случаях обысков у грабителей и показания очевидцев, удостоверявших, что казаки отправляли на родину по несколько сотен и даже тысяч рублей сразу. <…>

То, что пережили еврейские женщины в рассматриваемый нами период, заслуживает особого места в военном мартирологе русского еврейства. Не было почти ни одного погрома, который не сопровождался бы единичными случаями насилия над женщинами; в ряде погромов <…> насилия принимали массовый характер. Страшную панику наводило на еврейских женщин появление в городе казацких отрядов, не щадивших ни девочек, ни старух. Бывали случаи, <…> когда все еврейское женское население, заслышав о приближении казаков, покидало город. Людям более зажиточным иногда удавалось выкупать своих жен и дочерей из рук насильников; беднота не имела и этой возможности. Доведенные до отчаяния, женщины нередко бросались в воду, но их вытаскивали и насиловали. <…>

Поражает дикая жестокость и неразборчивость творивших насилия громил. Насиловались малолетние, старухи, беременные и кормящие женщины. <…> Много случаев насилия над 60–70‑летними старухами было в Видзах. Насилия происходили большей частью на глазах других членов семьи. <…>

Только перемена общей политики по отношению к евреям, в сочетании с неуклонной репрессией по отношению к физическим и интеллектуальным виновникам «безобразного поведения чинов некоторых частей», способна устранить ужасы насилий, чинимые защитниками родины над подлежащим их защите населением.

Но на готовность правительства и руководящих кругов армии изменить политику по отношению к евреям нет никаких указаний. После мимолетных колебаний, вызванных весенними и летними поражениями и последовавшим за ними взрывом общественного негодования, «еврейская политика» правительства вновь приняла прежний «твердый», т. е. истребительный характер. <…>

Январь 1916 г.

 

http://www.lechaim.ru/2208