Семь (!!!) братьев Газдановых из осетинского селения Дзуарикау пали смертью храбрых на фронтах Великой Отечественной войны. 

Их родители получали похоронки одну за другой. 

Сердце матери не выдержало после третьей. 

Отец скончался, когда принесли седьмую.

- Товарищи, разрешите мне поднять ещё один, последний тост.

Я, как представитель нашего Советского правительства, хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа. Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне и раньше заслужил звание, если хотите, руководящей силы нашего Советского Союза среди всех народов нашей страны.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется здравый смысл, общеполитический здравый смысл и терпение.

У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–42 гг., когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Карело–Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода.

Какой–нибудь другой народ мог сказать: вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Это могло случиться, имейте в виду. Но русский народ на это не пошёл, русский народ не пошёл на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству.

Повторяю, у нас были ошибки, первые два года наша армия вынуждена была отступать, выходило так, что не овладели событиями, не совладали с создавшимся положением. Однако русский народ верил, терпел, выжидал и надеялся, что мы всё–таки с событиями справимся. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества — над фашизмом.
Вот за это доверие нашему правительству, которое русский народ нам оказал, спасибо ему великое!

За здоровье русского народа!

Когда я учился в школе, помнится, накануне девятого мая к нам приводили ветеранов – участников Великой Отечественной войны. Их тогда было немало в нашем поселке. Многие из них еще работали.

Их приводили к нам нарядных, в костюмах, увешанных орденами и медалями, вручали им цветы и вязали на шею галстуки. Вот и в тот раз должны были вместо уроков устроить в школе "День Победы" и привести кого-нибудь из стариков. И те, как обычно, должны были нам рассказать что-нибудь для "повышения чувства патриотизма". Надо сказать, нам это нравилось. Потому что в войнушку мы и сами любили поиграть, так почему бы не послушать как это было у них – у дедов. А потом, наслушавшись этих рассказов, мы бегали по огородам и садам, рыли окопы и блиндажи, стреляли, взрывали, бросались в штыковую, а если надо, то и умирали. Но не абы как, а – красиво. То есть "как в кино". А если попадали в плен, то стойко переносили пытки. Но это если ты партизан. Или советский офицер.

Я тогда учился то ли во втором, то ли в третьем, но не суть важно.

Ветераны приходили к нам и делились воспоминаниями о войне. Если честно, рассказы их я не помню. Вернее, они смешались у меня в один сплошной фильм о подвигах и преодолениях.

Больше всего мы любили, когда к нам приходил учитель по труду АсетСманыч. Он тоже, говорили, участвовал. После его рассказов нам казалось, что он самый храбрый и самый главный солдат нашего поселка. Мы его за это уважали и хотели быть на него похожими.

Каждый год накануне праздника он приходил к нам в класс и с ходу начинал свое повествование. И мы замечали, что с каждым разом медалей у него становится больше. И фашистов, которых он убил лично, соответственно, тоже. Мы тогда не очень разбирались, какие из этих наград боевые, а какие юбилейные, но они так красиво мерцали в свете утренних лучей и всякий раз изящно звякали, когда АсетСманыч "заряжал" свою винтовку и разил метким выстрелом врага. Рассказы свои он изображал в лицах, играя голосом, то повышая его, то понижая, а то и вовсе переходя на шепот. Постепенно он расходился так, что с шумом разворачивал карты на доске и указкой показывал нам направления танковых прорывов по всему фронту. В принципе, он всегда пересказывал нам одни и те же случаи, но всякий раз они обрастали новыми подробностями. И мы слушали, раскрыв рты и затаив дыхание, но смело "шли" с ним в бой, штурмуя очередную высоту. И мы думали: какой же он все-таки крутой, наш агай. И как ему повезло, что он был на войне и что ему удалось как следует повоевать!

А однажды к нам привели старика Жангали…

Жил у нас в селе такой дед. Невзрачный. Неказистый. Все его звали Аксак Жангали. Потому что он был хром и, когда ходил, сильно припадал на левую ногу. Говорили, что его ранило где-то там, на фронте.

Работал он сторожем. Охранял поля. На большее он не был способен. У него в плохую погоду голова кружилась и в глазах темнело. И нога ныла. Поэтому начальство его не грузило и не особо доверяло.

Жил он со своей старухой Зейнеш. На отшибе, неподалеку от фермы. Детей у них не было – не дал Господь. Вот они и коротали свой век вдвоем. Жили так себе, не жировали. Из хозяйства только лошадь да пара овец. Ну и по мелочи там – куры, цыплята. Коза еще у них была. Все.

Помню, в тот день завуч СеменПалыч с нашей классной руководительницей Майрам-апай привели его к нам. Усадили старика на стульчик прям посредине перед доской и торжественно представили. И как-то забавно это смотрелось: зачем нам его представлять, думали мы, его ж и так все знают. Но так надо было, вот и сделали как надо. Завуч сказал, что Жангали-ага тоже воевал и даже дошел до австрийского города Линц. Там его ранило, и он, подлечившись, снова вернулся на передовую и продолжил воевать. И так дошел до города Котбус. Потом он сказал, что Жангали-ага сейчас сам расскажет, как он славно воевал, как победил фашистов и как получал за свои подвиги награды от советского правительства.

Насчет наград завуч, конечно, загнул, решили мы. Или забыл. Потому что Аксак Жангали пришел не в костюме и не было на нем никаких наград. Он был одет, как обычно, в свой неизменный, выцветший от времени то ли плащ, то ли куртку. На ногах – кирзачи. И вообще он был немножко странноватый, этот Аксак Жангали. Многие его не понимали за это. Сторонились. Например, он не любил, как все, Новый год. Или то же девятое мая. И кино еще про войну не любил. Если по телевизору начинали крутить такое кино, то он ругался и сразу же выключал. А еще он ни разу не пришел в клуб, где давали концерт в честь ветеранов…

В этот день он обычно запирался дома и потихоньку выпивал. Да и пил он тоже странно. Расставит стаканы по кругу, нальет в них водки, а сверху по кусочку хлеба положит и так сидит. Один. Долго сидит. О чем-то думает. Уставится в одну точку и сидит. Потом залпом выпьет свой стакан, крякнет и идет спать.

Кто так празднует? Вот и не поймешь – праздник это для него или что?

Ну, в общем, завуч еще раз сказал, чтоб мы все внимательно послушали рассказ Жангали-ага и, радостный, хлопнул за собой дверью.

Мы все уставились на старика. Тот все не начинал. Сидел, мялся. Видно было, что не очень ему это все надо. Что не привык он к такому вниманию. Что все это его сильно напрягает. Да и вообще…

Тут наша классная поспешила на помощь, сказала:

– Расскажите, Жангали-ага, вы же, говорят, были в пехоте? Это так?

– Мхм, – кивнул дед.

– И дошли со своим полком до самого немецкого города Котбуса? Так?

– Нет, - мотнул головой дед, – наш полк расформировали еще в Польше…

– Да? – обрадовалась классная. – Как интересно. А расскажите, почему расформировали? Ребятам это будет очень полезно. Так ведь, ребята? – обратилась она к нам.

– Да-а! – выкрикнули мы по привычке хором.

– Вот видите, – засияла наша классная, – ребятам хочется знать, как вы нашу родину защищали, как слушали Левитана, как ждали писем из дома и как встретили день победы... Ну расскажите.

Дед все мялся.

– Да чего там рассказывать? – пожал он плечами.

– Ну как что? – засмеялась классная. – Вот же перед вами сидит новое поколение. Им ведь нести дальше знамя. Им нужно передать ваш опыт и знания. Ну вот вы же начали про свой полк. Как вы с ним дошли до немецкого города Котбус…

– Да не осталось почти никого от нашего полка! – вставил дед и тут же осекся. – А тех, кто остался, раскидали по частям.

– Что вы говорите?! Наверное, у вас там было много друзей-однополчан? Расскажите о них! Вы же воевали вместе. Как говорится, бок о бок!

– Друзей… – задумчиво повторил старик и снова замолчал. Мы все смотрели на него и ждали, что он вот-вот начнет рассказывать нам о своих друзьях-однополчанах, о том, как они громили вместе врага, потом отдыхали в перерывах и пели под баян любимые песни и как затем "советское правительство вручало ему награды"…

Но дед почему-то отвернулся к окну, нахмурился, черты его заострились, губы задрожали, вены на морщинистой шее вздулись, и он… заплакал. Да, он заплакал. Сцепил пальцы, опустил голову, и по редкой бороде его предательски потекли слезы. И весь он как-то сжался, скрючился на стульчике. Прям как мальчишка какой. Он и на самом деле сделался вдруг таким маленьким и таким жалким. И произошло это так неожиданно, так резко, что нам сделалось не по себе. В классе мгновенно все стихло. Слышно было, как бьется муха о стекло, застряв между рам. И в коридоре, в дальнем его углу, кто-то со скрипом прикрыл окно. И мы все тоже почему-то заплакали.

Училка наша растерялась. Забегала. Кинулась сначала к старику:

– Жангали-ага, Жангали-ага, что такое? Что с вами?

Бросилась к нам:

– Ребята, ребята, а с вами-то что? Успокойтесь! Да что случилось-то?!

А мы и сами не поняли – что случилось.

Никто из нас не был на войне и понятия не имел, что она вообще из себя представляет. Но, глядя на плачущего старика, нам на минутку вдруг показалось, что мы узнали о ней что-то новое. Что-то настоящее. Правдашнее. Мы вдруг поняли, что нет там никакой красоты и не может быть там никакой радости, а есть только ужас и дикость. И горе. И страх. И боль потерь. И звериная жестокость. И слетело на миг все пустое. Все наносное. Мы вдруг реально почувствовали ледяное дыхание войны и ее неизлечимую скорбь. Мы поняли, что война не отпускает.

А старик…

Он ведь с нами даже не поговорил. Он толком ничего и не сказал. Но что-то случилось. Что-то произошло такое, что заставило нас ему поверить. Без слов и без картинок. И в нас проснулось то, о чем мы в мирной жизни забываем. И не помним. Простое. Человеческое. А именно: со-страдание. Со-участие. Со-чувствие. Милосердие. И нам стало страшно. И жутко. И больно.

Вот мы и плакали.

А дед вздохнул тяжко, утер слезы рукавом и ушел. Больше его в школу к нам не звали.

(с)  Ермек Турсунов

• 1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу.
•  "16 сентября 1939 г. польское правительство бежало в Румынию по мосту через Днестр в Залещиках. Личное имущество министров было переправлено туда заблаговременно." (из статьи в "Завтра", с подённым описанием войны Германии с Польшей)
•  18 декабря 1939 года равительство Польши в изгнании объявило Советскому Союзу войну (так называемаяАнжерская декларация)
•  2 августа 1944 года правительство Польши в изгнании приехало к Сталину "делить пирог". Решили предъявить свои претензии на руководство Польшей и грозно напомнить о старых, до 1939 года границах. (для украинцев интересно особенно)

Когда плохое настроение, очень люблю читать эту стенограмму. Сталин - сама вежливость и учтивость, внимание и такт. Верх, шедевр дипломатии!
Итак, слушайте...

Запись беседы И.В. Сталина с делегацией правительства Польши в эмиграции во главе с премьер-министром С.Миколайчиком в Москве 3 августа 1944 года:

Присутствовали: с польской стороны - Грабский, Ромер, Мнишек. С советской - тов. В.М.Молотов, переводчик В.Н.Павлов.

Миколайчик заявляет, что он рад тому, что он принят Маршалом Сталиным в то время, когда героические советские армии громят гитлеровские войска и освобождают территорию Польши.

Тов. Сталин замечает, что международная обстановка сложилась так, что Советское Правительство считает своим долгом помочь освобождению Польши.

Миколайчик заявляет, что если бы не Советский Союз, то Польша была бы еще долго под гнетом Германии.

Тов. Сталин заявляет, что Красная Армия действительно ускоряет освобождение Польши.

Миколайчик говорит, что он пришел почти в годовщину советско-польского договора, который был заключен Сикорским 30 июля 1941 года и который не был расторжен. Он, Миколайчик, хотел бы сказать, что Маршал Сталин, который освобождает сейчас Польшу, мог бы великодушным жестом по отношению к Польше завоевать сердца польского народа. Он, Миколайчик, не будет скрывать от Маршала Сталина, что поляки, всегда доверяя Маршалу Сталину, в то же время испытывают чувство страха перед тем, что должно случиться. Он, Миколайчик, хочет представиться Маршалу Сталину не как дипломат, а как деятель, вышедший из крестьян, который сам достиг того положения, которое он занимает сейчас2. У него, Миколайчика, нет особых амбиций, кроме стремления служить своей родине. В свое время он как Председатель Союза крестьянской молодежи участвовал в славянских съездах, на которых присутствовали поляки, болгары и чехо-словаки и на которых обсуждался вопрос о том, как славянские народы должны оградить себя от немецкой экспансии. Он, Миколайчик, как житель западных областей Польши, хорошо знает немцев, их злые намерения, их стремление уничтожить славянские народы. Он, Миколайчик, приехал сюда, чтобы обсудить с Маршалом Сталиным все вопросы. Он, Миколайчик, хотел бы обсудить вопрос о совместных действиях против немцев теперь и в дальнейшем с тем, чтобы германцы никогда не смогли начать новой войны.

Второй вопрос, который он, Миколайчик, хотел бы обсудить с Маршалом Сталиным, не столь актуален, это - вопрос о договоре об администрации в Польше.

В-третьих, он, Миколайчик, хотел бы услышать от Маршала Сталина, как он смотрит на дело советско-польской границы. Наконец, он, Миколайчик, хотел бы сообщить Маршалу Сталину, что 1 августа польская подпольная армия начала открытую борьбу против немцев в Варшаве и что он, Миколайчик, хотел бы возможно скорее выехать в Варшаву и создать там правительство, которое опиралось бы на четыре партии, представленные в нынешнем польском правительстве в Лондоне, и на польскую рабочую партию, т.е. на коммунистов. Он, Миколайчик, думает, что после освобождения Польши в стране состоятся выборы на демократической основе, будет принята новая конституция, избран президент республики и будут одобрены новые границы Польши. Вот главные вопросы, которые он, Миколайчик, хотел бы обсудить с Маршалом Сталиным. Что касается текущих дел, то он хотел бы обратиться к маршалу Сталину с просьбой дать указание о том, чтобы советские войска оказывали содействие внутренней польской армии с тем, чтобы она могла продолжать свою борьбу против немцев.

Тов. Сталин отвечает, что все поставленные Миколайчиком вопросы имеют большое политическое и практическое значение. Но в своих вопросах Миколайчик обходит факт существования Польского Комитета Национального Освобождения, с которым Советское Правительство заключило договор об администрации. Можно ли закрывать глаза на этот факт?

Миколайчик отвечает, что, возможно, имеет место недоразумение. Говоря о втором вопросе, он, Миколайчик, имел в виду договор между польским правительством и Советским Правительством. Но этот вопрос не актуален, так как договор об администрации уже заключен между Польским Комитетом Национального Освобождения и Советским Правительством. Он, Миколайчик, хотел бы в этой связи сказать, что, когда советские войска войдут в Варшаву, к ним явится заместитель премьера польского правительства и комендант подпольной армии, которые занимаются вопросами администрации в Польше. Он, Миколайчик, уверен, что этим лицам советские власти не причинят никакого вреда. Было бы хорошо, если бы четыре польские партии могли бы и теперь иметь влияние и работать в деле восстановления польской администрации.

Тов. Сталин заявляет, что во избежание недоразумения он должен заявить, что Советское Правительство не имеет намерения определять, какое количество партий будет участвовать в польском правительстве. Это не дело Советского Правительства. Конечно, Советское Правительство хотело бы, чтобы в польском правительстве были представлены демократические партии. Но этот вопрос должны решить сами поляки. Советское Правительство не будет вмешиваться в это дело. Если интересно знать мнение Советского Правительства, то он, тов. Сталин, может сказать, что оно было бы радо, если бы все демократические партии в Польше образовали блок. Советское Правительство поддержало бы этот блок.

Миколайчик говорит, что в польском правительстве представлены четыре партии. Все эти партии демократические. В 1939 году, во время пребывания деятелей этих партий во Франции, сейм был распущен и было решено, что президент республики должен был подписать заявление о том, что он отказывается от своих прав. Он, Миколайчик, хотел бы, чтобы в правительстве, которое будет создано в Варшаве, участвовали эти четыре партии.

Тов. Сталин говорит, что нужно уговориться, о чем будет идти речь. Если Миколайчик желает говорить о той силе, которая народилась в Польше в виде Польского Комитета Национального Освобождения, то нужно обсудить вопрос о взаимоотношениях польского правительства в Лондоне и ПКНО.

Миколайчик заявляет, что он готов обсудить все вопросы.

Тов. Сталин заявляет, что Черчилль писал ему, что Миколайчик хочет приехать в Москву, и спрашивал, согласен ли он, тов. Сталин, принять Миколайчика. При этом Черчилль заявил, что он считает, что главная цель поездки Миколайчика состоит в объединении поляков, и выразил надежду, что он, тов. Сталин, поможет полякам в этом деле. Он, тов. Сталин, согласился это сделать. По его мнению, речь может идти о взаимоотношениях между двумя силами, имеющими отношение к Польше. Этот вопрос трудно обойти.

Миколайчик отвечает, что он не хочет обойти этот вопрос. Он хочет быть в Варшаве.

Тов. Сталин отвечает, что Варшава у немцев.

Миколайчик говорит, что, как он думает, Варшава будет скоро освобождена, и он сможет там создать новое правительство, базирующееся на все силы Польши.

Тов. Сталин замечает: «Дай Бог, чтобы это было так»  Одновременно Советское Правительство имеет фактические отношения и договор с ПКНО. Нужно считаться с этими фактами.

Миколайчик спрашивает, должен ли он понимать это в том смысле, что польскому правительству в Лондоне закрыты все пути в Польшу.

Тов. Сталин отвечает, что это нужно понимать в том смысле, что раньше, чем вести переговоры с Миколайчиком как главой польского правительства, хорошо было бы покончить с существованием двух правительств - одного в Лондоне, а другого - в Хелме. Он, тов. Сталин, согласен, что хорошо было бы объединить силы и создать временное правительство. Этим должны были бы заняться сами поляки,

Миколайчик заявляет, что он не так далек в своей точке зрения от Маршала Сталина, но он вносит предложение о сотрудничестве четырех партий с их друзьями из ПКНО, так как ПКНО представляет только часть польского народа. Маршалу Сталину хорошо известно, что Витое не может представлять польскую крестьянскую партию, так как еще в 1929 году он перестал быть ее членом.

Тов. Сталин говорит, что критерий Миколайчика для определения популярности политического деятеля неправилен. Польша находится пять лет под пятой германских оккупантов. За время войны и оккупации в Польше выросли новые люди. Ссылки на старые авторитеты не имеют значения. Польша за четыре года полевела. Нужно считаться с новыми авторитетами. Он, тов. Сталин, мог бы привести в качестве примера Красную Армию, где выросли новые люди, где старые авторитеты отошли на задний план. Если бы до начала советско-германской войны к нам обратился кто-нибудь с заявлением, что через три года в России будут такие генералы, как Рокоссовский, Черняховский, Конев, Еременко, Баграмян, мы бы не поверили и рассмеялись. Старые авторитеты отошли, появились новые. Война и оккупация - это большой двигатель. Нельзя ссылаться на старых авторитетов. Нужно поискать новых людей. К таким новым людям принадлежит Осубка-Моравский.

Миколайчик говорит, что он согласен с этим. Но Витое, по его мнению, не представляет «Стронництво Людове».

Тов. Сталин замечает, что это формальная, не всегда правильная точка зрения.

Миколайчик заявляет, что он мог бы привести тов. Сталину фамилии ряда молодых людей, принимающих деятельное участие в польском правительстве. Он, Миколайчик, недавно встретился в Каире с одним молодым поляком, прибывшим из Польши. В польском правительстве Департаментом просвещения руководит молодой человек. Много женщин руководит работой по обслуживанию польских войск, выпуску литературы и т.д. Эти молодые люди - поляки создали в Польше подпольную армию.

Тов. Сталин говорит, что Красная Армия обнаружила, что отряды этой польской подпольной армии очень слабы. Сообщают, что польская подпольная армия не имеет ни артиллерии, ни авиации, ни танков. Борьбы с немцами она не ведет. Отряды этой армии скрываются в лесах. Когда спрашивают представителей этих отрядов, почему они не ведут борьбы против немцев, они отвечают, что это не так легко, так как если они убивают одного немца, то немцы за это убивают десять поляков. Среди руководителей этих отрядов попадается немало неумных людей. На днях в Хольме один из таких начальников объявил о мобилизации в армию польского мужского населения от 16 до 65 лет. Это очень опасная вещь. Население было возмущено объявленной мобилизацией, так как оно считает, что немцев прогнали и что война окончена. Возмущение было тем большим, что объявление о мобилизации последовало в разгаре летних работ по уборке урожая. Пришлось остановить этого начальника и не допустить мобилизации. Есть и такие начальники, которые объявляют польскому населению, что немецкие оккупанты ушли, пришли - русские. Другие распространяют враждебную по отношению к СССР литературу, которую он, тов. Сталин, может представить Миколайчику, если он того пожелает. Что делать советским властям с такими людьми?

Миколайчик отвечает, что действительно у Краевой армии нет танков. Краевая армия вела борьбу путем актов саботажа. Недавно по приказу лондонского правительства около Львова было взорвано немало фабрик и организовано несколько железнодорожных крушений. Все отряды польской Краевой армии в районе Вильно, Новогрудка и Волыни все время дрались с немцами, несмотря на разрыв отношений между польским и советским правительствами. Ему, Миколайчику, трудно перечислить все акты саботажа, но все они зарегистрированы в штабе союзников в Лондоне. Эти факты свидетельствуют, что польская народная армия хочет бороться с немцами.

Тов. Сталин замечает, что он верит, что польская народная армия хочет сражаться с немцами. Но как она может это сделать, не имея оружия?

Миколайчик заявляет, что польская народная армия состоит из отрядов по 20 человек, рассеянных по всей Польше. При приближении фронта эти отряды соединяются для удара по немцам.

Тов. Сталин говорит, что наши войска встретили под Ковелем две дивизии этой армии, но, когда наши войска подошли к ним, оказалось, что они не могут драться с немцами, так как у них нет вооружения.

Миколайчик говорит, что он согласен, что эти отряды не имеют вооружения для ведения современной войны. Но в Любельске имеется три дивизии. В подполье люди этих дивизий сами делали пулеметы.

Тов. Сталин говорит, что отряды польской подпольной армии не дерутся против немцев, ибо их тактика состоит в том, чтобы беречь себя и затем объявиться, когда в Польшу придут англичане или русские.

Миколайчик заявляет, что до падения Франции Краевая армия открыто выступала, но после падения Франции Краевая армия стала заниматься диверсионной деятельностью по плану, разработанному штабом союзников в Лондоне. Эти диверсии приносят большой вред немцам. Из слов И.В.Сталина об отсутствии у Краевой армии вооружения он, Миколайчик, может сделать лишь тот вывод, что Краевой армии нужно дать вооружение.

Тов. Сталин заявляет, что Советский Союз - страна, воюющая с Германией на территории Польши. Красная Армия заинтересована в существовании спокойного тыла. Если будет существовать два польских правительства и две системы, то это может принести большой вред делу борьбы Красной Армии с немцами. Если польское правительство в Лондоне имеет намерения и считает целесообразным договориться с ПКНО и создать одно польское правительство, то Советское Правительство готово этому помочь. Если польское правительство считает это нежелательным, то Советское Правительство будет вынуждено сотрудничать с ПКНО. Такова позиция Советского Правительства, которую он, тов. Сталин, просит учесть.

Миколайчик отвечает, что польское правительство готово пойти на то, чтобы договориться с ПКНО и с теми, кто вел борьбу в Польше в течение пяти лет оккупации.

Миколайчик спрашивает, как тов. Сталин представляет себе границы Польши.

Тов. Сталин отвечает, что Советское Правительство считает, что восточная граница Польши должна идти по линии Керзона11, западная по реке Одер с оставлением города Штеттин у поляков, а района Кенигсберга с городом Кенигсберг - у русских.

Миколайчик говорит, что, следовательно, Львов и Вильно остаются в составе Советского Союза.

Тов. Сталин заявляет, что, согласно ленинской идеологии, все народы равноправны. Он, тов. Сталин, не хочет обижать ни литовцев, ни украинцев, ни поляков.

Миколайчик заявляет, что потеря Львова и Вильно будет обидой для польского народа. Польский народ этого не поймет, так как он считает, что Польша не должна понести ущерба, хотя бы потому, что в Польше не было ни одного квислинга.

Тов. Сталин замечает, что это не будет ущербом для Польши. Если говорить об ущербе, то он сможет сообщить, что большая группа русских националистов обвиняет Советское Правительство в том, что Советское Правительство разорило Россию потому, что в Россию не входит Польша, которая раньше была ее частью. Если слушать всякого рода обвинения, то можно совсем запутаться. Линия Керзона придумана не поляками и не русскими. Она появилась в результате арбитражного решения, вынесенного союзниками в Париже. Русские не участвовали в разработке линии Керзона. Он, тов. Сталин, должен при этом сказать, что мало найдется русских, которые согласятся на то, чтобы Белосток отошел к Польше, как это получается по линии Керзона.

Миколайчик заявляет, что он уверен, что если тов. Сталин сделает великодушный жест, то он получит благодарность польского народа и найдет союзника в нем.

Тов. Сталин заявляет, что Львов окружен украинскими селами. Советское Правительство не может обидеть украинцев. Нужно учитывать, что в Красной Армии много украинцев и что все они неплохо дерутся с немцами. Украинцы не потерпят того, чтобы Советское Правительство отдало Львов.

Вступивший в беседу Грабский заявляет, что он с 1906 года стоял во главе антигерманского и русофильского движения в Польше. За это его часто называли москалем. Он, Грабский, считает, что дружба польского и русского народов - самое важное дело для борьбы славянства с германской экспансией. Польский народ будет очень благодарен Маршалу Сталину за то, что границы Польши передвинутся дальше на запад. Но он, Грабский, просил бы учесть следующее. Ни одно союзное государство не выйдет из этой войны уменьшенным в своей территории. Поляки хорошо понимают, насколько важно, чтобы в Польше не было украинского и белорусского вопросов. С другой стороны, он, Грабский, просил бы считаться с тем, что если польское государство выйдет из войны уменьшенным, то польский народ будет чувствовать себя обиженным. Маршал Сталин говорил о сильной и независимой Польше. Но если бы он добавил к этому заявлению, что Польша не выйдет из этой войны уменьшенной, то русскому народу и Советскому Союзу будет обеспечено сотрудничество польского народа.

Тов. Сталин говорит, что если подойти к проблеме славянства с исторической точки зрения, то можно заметить, что в результате первой мировой войны была воскрешена и восстановлена Польша. Он, тов. Сталин, думает, что в результате нынешней войны будут воскрешены особенно украинский и белорусский народы, и было бы несправедливо нанести им обиду.

Грабский заявляет, что белорусский и украинский народы не будет обижены, если разделить спорные территории пропорционально населению польской, белорусской и украинской национальностей и если затем произвести переселение.

Тов. Сталин заявляет, что поляки получат вместо Львова Бреслау.12 У них будет достаточно руды и угля в Силезии.

Грабский говорит, что с потерей Львова в Польше не будет нефти.

Тов. Сталин отвечает, что на противоположном склоне Карпат имеется много нефти. Эти месторождения нужно полякам разведать. Кроме того, у поляков будут химические заводы в Силезии для производства синтетического горючего.

Грабский заявляет, что со Львовом связано очень много исторических и других традиций.

Тов. Сталин спрашивает, а как же быть с украинцами.

Грабский отвечает, что у них есть Киев.

Тов. Сталин замечает, что у поляков имеются Краков и Варшава.

Тов. Сталин заявляет, что первый раз поляки и русские шли вместе при Грюнвалде, когда они разбили немцев. Потом у поляков с русскими были ссоры. В ХVII веке, при царе Алексее Михайловиче, был министр иностранных дел

Ордин-Нащекин, который предлагал заключить с поляками союз. За это его прогнали. Теперь нужен поворот. Война многому научила наши народы.

Грабский с этим соглашается.

Тов. Сталин заявляет, что если у Миколайчика нет вопросов, то беседу будет можно закончить в 12 часов.

Миколайчик отвечает, что у него нет больше вопросов. Он хотел бы лишь спросить, как тов. Сталин предполагает окончательно урегулировать вопрос о советско-польской границе.

Тов. Сталин отвечает, что он думает, что этот вопрос нужно будет решить, когда будет существовать единое польское правительство. Для этого нужно будет Миколайчику переговорить с представителями Польского Комитета Национального Освобождения.

Миколайчик отвечает, что он готов это сделать.

Тов. Сталин отвечает, что встречу Миколайчика с представителями Польского Комитета Национального Освобождения организует тов. Молотов. Вероятно, эта встреча может состояться в ближайшие один-два дня в Москве или Киеве, смотря по тому, где будет удобно Миколайчику.

Тов. Сталин спрашивает Миколайчика, как обслуживают его и лиц, его сопровождающих.

Миколайчик благодарит тов. Сталина за гостеприимство.

Беседа продолжалась 2 часа 30 минут.
______________________________
Источник со стенограммами, касаемыми Польши, бесед Сталина с Черчиллем, Рузвельтом и Труменом

Убеждён: всё это без толку до тех пор, пока само российское государство не перестанет информационную войну против Советского Союза, не перестанет поощрять создание кинофальшивок, издание и продажу порочащей Советскую Армию, руководство Советского Союза литературы. Не перестанет стыдиться 9 мая символов Великой Победы и огромного вклада в неё Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина. =Arctus=
***
Рассекречены уникальные документы из архивов Минобороны, которые относятся к последним месяцам Великой Отечественной войны. Они могут повлиять на попытки переписать историю.
 

Свидетельства того, как встречали наших воинов в освобожденных от нацистов государствах Европы, обнародует Российское историческое общество. Всего более двухсот страниц. Публикации только начались.

Почти на каждом документе пометки «секретно», «особо секретно», «снятие копий воспрещается». Эти служебные донесения писались не для публикаций и не для посторонних глаз. Именно поэтому они и вызывают особое доверие. Две тысячи листов, 500 документов рассказывают о том, как Советская Армия освобождала Восточную и Северную Европу.

Советские солдаты пришли туда за отступающим врагом. У них был приказ громить немецкую армию, а не захватывать территорию. Вот, например, постановление Государственного комитета обороны, подписанное Сталиным. Речь в нем об освобождении Румынии, чья армия воевала на стороне Германии.

«В занятых районах советов и органов советской власти не создавать, сохранить без изменения все существующие в этих районах румынские органы власти и существующую в Румынии систему экономического и политического устройства. Исполнению религиозных обрядов не препятствовать, церквей и молитвенных домов не трогать, румынских порядков не ломать и советских порядков не вводить», — зачитывает документ исполнительный директор фонда "История Отечества" Константин Могилевский.

Все эти рассекреченные документы подготовил к публикации Центральный архив Министерства обороны. Это своего рода «таблетка» для памяти. Сегодня многие политики в некоторых из этих стран как бы забыли то, что происходило 75 лет назад. Бойцов Красной Армии называют оккупантами, памятники им ломают или обливают краской. Но, как поется в песне, «помнит Вена, помнят Альпы и Дунай», а также все помнят архивы Министерства обороны России.

«Часть документов, которая говорит о той помощи, которая была оказана нашим государством населению вот этих стран. Я не думаю, что оккупанты, как правило, приходят и продукты приносят с собой, оказывают медицинскую помощь населению. Это все было именно с нашей стороны», — говорит заместитель начальника научно-исследовательского отдела Центрального архива МО РФ Виктория Каяева.

Особое место занимают приказы с требованием корректно относиться к мирному населению, особенно в тех странах, которые воевали на стороне Германии. Вот, например шифрованная директива маршала Толбухина командирам частей, вступившим в Болгарию (на то момент она еще оставалась союзницей Германии): «Категорически требую корректного и дружественного отношения к болгарскому населению, ждущему Красную Армию как свою освободительницу. Не допускать отдельных незаконных случаев, имевших место в прошлом, как то: изъятие обывательских лошадей, подвод, скота, а также случаев прямого мародерства, пьянства и дебоша».

А вот еще один уникальный документ — письмо патриарха Румынии Никодима, который благодарит советское командование за то, что три женских и три мужских монастыря, оказавшиеся у линии фронта, были взяты под охрану и ни один из них не пострадал.

А это опять же секретное донесение начальнику политуправления Первого Украинского фронта генерал-лейтенантуШатилову о том, как на самом деле встречали Красную Армию в Польше: «...наши части встречаются местным населением исключительно дружелюбно, как армия освободителей. В населенных пунктах навстречу нашим передовым частям выходят на улицы почти все жители, выносят им воду, молоко, угощают ягодами, выносят цветы».

Документы говорят, что так было не только в Польше. Мы все помним эти кадры кинохроники, на которых ликующие жители, цветы и советские танки. Но сегодня нас все чаще стараются убедить в том, что этого не было.

«Сегодня против России развязана глобальная информационная война. Делается все возможное, чтобы опорочить нас сегодня, сегодняшнюю нашу политику. А это делается в том числе с помощью истории, то есть мы не освободители, мы оккупанты. И, соответственно тем самым нас хотят морально разоружить», — сказал научный директор Российского военно-исторического общества Михаил Мягков.

Именно поэтому рассекречены и уже отсканированы многие из этих документов. Они в открытом доступе размещены на сайте Российского исторического общества. А скоро их привезут туда, где многие документы и печатались — во все столицы освобожденных государств.
Александр Лякин, первый канал

Видео датированы 2017 годом, но опубликованы только сейчас.
Напомню, на Украине публичное исполнение гимна СССР запрещено законом.

...За голову "кара майора" Ахмад Шах Масуд назначил $1 млн, но Керимбаева победить так и не удалось.
... Борис Керимбаев не верил своим ушам: его посылают на переговоры к «панджшерскому льву» Шах Масуду, который обещал за голову Керимбаева миллион долларов! «Ему нужна моя голова? Отрежьте и отвезите! Зачем меня-то туда тащить?» «Он сказал, разговаривать будет только в Вашем присутствии», - последовал ответ. Керимбаев и в самом деле представлял единственную силу, способную противостоять в тот момент моджахедам в Панджшерском ущелье – он командовал 177-м отдельным отрядом особого назначения, который часто называли Вторым мусульманским батальоном. Масуд на переговорах предложил миллион долларов уже самому Керимбаеву – мол, забирай и уходи за кордон. Но Керимбаев сделал вид, что не услышал предложение...
Свернуть