SalvadorDalí (1904-1989), The Bleeding Roses [Las rosas ensangrentadas], 1930

"There are no faster or firmer friendships than those between people who love the same books."

"Each of us has his own alphabet with which to create poetry."

"He had always loved God. In his darkest hours he cried out, "God did not create us to abandon us."


Библиография

1.1933 — «Маскарад юности» (сборник ранней прозы Ирвинга Стоуна)
2.1934 — «Жажда жизни» (о жизни Винсента Ван Гога)
3.1938 — «Моряк в седле» (о жизни Джека Лондона), Стоун И. Джек Лондон. Пер. с англ.. — М. «Молодая гвардия», 1960. — 400 с. — (ЖЗЛ; Вып. 312). — 115000 экз.
1.1940 — «Лжесвидетель» (о жизни глухого калифорнийского посёлка, власти денег и крушение моральных устоев)
2.1941 — «Защита — Кларенс Дэрроу» (об адвокате, посвятившем жизнь защите обездоленных)
3.1943 — «Они тоже участвовали в гонке» (книга рассказывает о 19 кандидатах в президенты, потерпевших поражение на выборах)
4.1944 — «Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт» (посвящена Фремонтам — Джону, первопроходцу и исследователю Дальнего Запада, и его жене Джесси Бентон-Фремонт)
5.1947 — «Неистовый странник» (встречается перевод названия как «Соперник в доме») (о жизни Юджина Дебса)
6.1948 — «Эрл Уорен» (биографическая книга о жизни Эрла Уорена губернатора Калифорнии и Председателя Верховного Суда США (1953 до 1969))
7.1949 — «Страстное путешествие или жизнь художника» (о жизни и творческих исканиях Джона Ноубла)
8.1951 — «Первая леди, или Рейчэл и Эндрю Джексон» (о жизни Рейчэл и Эндрю Джексона)
9.1954 — «Любовь вечна» (о Мэри Тодд и Аврааме Линкольне)
10.1956 — «Достойные моих гор» (героем книги выступает не отдельная человеческая личность, а целый географический регион — Дальний Запад США. Открытие Дальнего Запада 1840—1900 гг.)
11.1958 — «Дорогой Тео: Автобиография Винсента Ван Гога» (Автор и редактор Стоун)
12.1961 — «Муки и радости» (о жизни Микеланджело)
13.1962 — «Я, Микеланджело, скульптор» (Подборка документов о жизни Микеланджело)
14.1963 — «История создания скульптуры Пьета» (повесть о творчестве Микеланджело)
15.1965 — «Те, кто любит» (посвящён Джону Адамсу (1735—1826) — второму президенту США, участнику Войны за независимость в Северной Америке 1775—1783 гг., а также об отцах американской нации: Джоне Хенкоке, Томасе Джефферсоне, Джордже Вашингтоне, Бенджамине Франклине)
16.1970 — «Здесь был свет. Автобиография университета Беркли» (документальная книга об университете Беркли)
17.1971 — «Страсти ума» (о жизни Зигмунда Фрейда)
18.1975 — «Греческое сокровище» (о жизни Генриха Шлимана)
19.1980 — «Происхождение» (о жизни Чарльза Дарвина)
20.1980 — «Пучины славы» (о жизни Камиля Писсарро)

Déjame sueltas las manos... (оставь свободными мне руки)

DÉJAME sueltas las manos
y el corazón, déjame libre!
Deja que mis dedos corran
por los caminos de tu cuerpo.
La pasión —sangre, fuego, besos—
me incendia a llamaradas trémulas.
Ay, tú no sabes lo que es esto!

Es la tempestad de mis sentidos
doblegando la selva sensible de mis nervios.
Es la carne que grita con sus ardientes lenguas!
Es el incendio!
Y estás aquí, mujer, como un madero intacto
ahora que vuela toda mi vida hecha cenizas
hacia tu cuerpo lleno, como la noche, de astros!

Déjame libre las manos
y el corazón, déjame libre!
Yo sólo te deseo, yo sólo te deseo!
No es amor, es deseo que se agosta y se extingue,
es precipitación de furias,
acercamiento de lo imposible,
pero estás tú,
estás para dármelo todo,
y a darme lo que tienes a la tierra viniste—
como yo para contenerte,
y desearte,
y recibirte!



Ты не похожа ни на кого (на французском)

Tu ne ressembles à personne depuis que je t'aime.
Laisse-moi t'étendre parmi les guirlandes jaunes.
Qui inscrit ton nom avec des lettres
de fumée parmi les étoiles du Sud ?
Ah laisse-moi me souvenir comment
tu étais alors, quand tu n'existais pas encore. [...]
Maintenant, maintenant aussi, petite,
tu m'apportes du chèvrefeuille,
et jusqu'à tes seins en sont parfumés.
Pendant que le vent triste galope en tuant des papillons
moi je t'aime, et ma joie mord ta bouche de prune.
Ce qu'il t'en aura coûté de t'habituer à moi,
à mon âme esseulée et sauvage, à mon nom que tous chassent.
Tant de fois nous avons vu s'embraser
l'étoile du Berger en nous baisant les yeux
et sur nos têtes se détordre
les crépuscules en éventails tournants.
Mes paroles ont plu sur toi en te caressant.
Depuis longtemps j'ai aimé ton corps
de nacre ensoleillée.
Je te crois même reine de l'univers.
Je t'apporterai des fleurs joyeuses
des montagnes, des copihues,
des noisettes foncées, et des paniers
sylvestres de baisers.
Je veux faire avec toi
ce que le printemps fait avec
les cerisiers.
(отрывок из "Любовь в рифмах")




И пару афоризмов:

"Now, on the road to freedom, I was pausing for a moment near Temuco and could hear the voice of the water that had taught me to sing."

"The books that help you most are those which make you think that most. The hardest way of learning is that of easy reading; but a great book that comes from a great thinker is a ship of thought, deep freighted with truth and beauty."

Non c'è creatura che soffra meno di uno sciocco. - Нет существа, которое бы страдало меньше, чем глупец.
(Глупость)

Beato chi non si aspetta nulla, perchè non sarà mai deluso. - Счастлив тот, кто ничего не ждет: он никогда не будет разочарован.
(Отношение)

L'orgoglio, è l'immancabile vizio degli stupidi. - Гордость - непременный порок глупцов.
(Гордость)

Alexander Pope - английский поэт XIX в.

Французские писатели намеренно превратили свою жизнь в публичный спектакль, чтобы произвести впечатление на поклонников и привести в ярость оппонентов. Флобер в 1846 году признался, что его основной натурой было шутовство. Жуль Вайе (1832-1885) назвал Бодлера отвратительным актером. Но не следует бездумно отрицать ни мотивацию, ни достижения этих молодых, талантливых французов. Они искренне стремились расширить свой эмоциональный опыт и эстетическое восприятие – они приветствовали страдания и отрицали значение житейского покоя. «Нет ничего хуже существования устрицы», – утверждал в 1843 году Мериме. Он писал, что жизненный покой, о котором иногда говорят с восхищением и который подобен забвению от гашиша, – ничто по сравнению «блаженством, граничащем с пыткой». Оноре де Бальзак (1799-1850) похожим образом в 1846 году объяснял, что пробовал гашиш, потому что хотел сам исследовать этот очень необычный феномен. Он скопировал свой подход с фармакологических и физиологических экспериментов сэра Хамфри Дейви (1778-1829) и врача Томаса Беддоуза (1760-1829), которые проводили их на себе.
Представители французской богемы, о которых говорилось выше, по словам Нодье, были «сиротами свободы, лишенными наследства Наполеоном». В период между Революцией 1789 года и битвой при Ватерлоо (1815) погиб почти миллион французов, половина из которых не достигла возраста 28 лет. Выжившие молодые интеллектуалы выступали против грубой жестокости солдат и неистовства революционно настроенной толпы. Они приобрели свою силу воображения после великого мифотворческого периода революции, потому что им требовались свои собственные, личные мифы. Однако реставрация Бурбонов в 20-х годах означала переход к рассудительности и благоразумию. Хотя в 1830 году на волне народной популярности пришли к власти орлеанисты , их реформаторские усилия вскоре угасли, и к 1840 года Франция оказалась во власти буржуазной реакции. Молодая интеллигенция подменила жестокость внешнего мира на приводящий в волнение самоанализ. Она отвергала серые, мрачные факты жизни ради буйных, горячих фантазий. «Мы были не только трубадурами, мятежниками и поклонниками Востока, – писал Флобер о свой юности. – Прежде всего, мы были художниками». Трубадуры-мятежники использовали наркотики как способ ухода от действительности. Как Де Квинси и Нодье в первом десятилетии XIX века, они совершенствовали эстетическое и эмоциональное восприятие даже когда чувствовали свое отчуждение. Когда Эжен Сю (1804-1857) перед началом оперы Россини «Сорока-воровка» дал Бальзаку сигарету (по слухам, с гашишем или опиумом), наблюдения писателя обособились от человеческих чувств. Он слышал музыку как бы сквозь сияющие облака, при этом она была лишена несовершенства, свойственного созданию человека. Оркестр казался ему «громадным, непостижимым механизмом, поскольку все, что я видел, – это грифы контрабасов, мелькание смычков, золотистые изгибы тромбонов, кларнеты, но никаких музыкантов. Лишь пару недвижимых напудренных париков и два раздутых, гримасничающих лица».
Модная увлеченность некоторых влиятельных парижан гашишем возникла вследствие одной тщеславной грубости во времена оккупации Египта Наполеоном в 1798-1801 годах. Хотя французские офицеры запрещали продажу и использование каннабиса, сведения об этом наркотике теперь получали из первых рук. Египетская экспедиция Наполеона породила во Франции множество новых увлечений. Некоторые оказались мимолетными, например, каминные фигурки в виде сфинксов, другие, как гашиш, просуществовали дольше. Известия о свойствах этого вещества распространились из Франции по всей Европе. Дальнейшие завоевания расширили знания французов о гашише. Алжир с давних времен находился под властью Турции. В 1827 году французский консул на аудиенции нагрубил военному правителю Алжира, за что получил удар стеком. Через три года Карл Х, который стремился упрочить свое влияние внутри страны, решил сделать патриотический шаг. В Алжир, чтобы отомстить за поруганную честь Франции, был послан экспедиционный корпус. С прогулочных яхт за морским обстрелом африканского города следили модно одетые зеваки. Турецкий правитель был вскоре изгнан, но и Карл Х в июле 1830 года был смещен с трона. Историк и государственный деятель, Франсуа Пьер Гийом Гизо (1787-1874) сказал одному англичанину: «Вашу империю породила алчность, нашу – тщеславие». Большая часть территории Алжира была впоследствии оккупирована и колонизирована Францией. К 1841 году там поселилось более 37 тысяч французов, в основном бывших солдат. В 1848 году Алжир, включая огромные пустынные районы Сахары, был присоединен к Франции и поделен на три административных департамента. Это колониальное завоевание, как и оккупация Египта, еще ближе познакомило французов с гашишем. Экзотический сборник Виктора Гюго «Восточные мотивы» уже вызвал обеспокоенность иррациональными ощущениями и необычностью описываемых традиций, которые связывали как с наркотиком, так и с мусульманским миром. Но по мере колонизации Алжира в обществе неумолимо укреплялся гашиш. Теофил Готье (1811-1872) сказал: «Гашиш заменяет нам шампанское. Мы думаем, что завоевали Алжир, но это Алжир завоевал нас».
Интеллигенции гашиш казался тем более привлекательным, что он ассоциировался в ее понятии с примитивными культурами. Молодые ее представители испытывали отвращение к новой индустриальной Европе. «Цивилизация, которая сделала ничтожными человеческие желания и стремления», – так Флобер охарактеризовал новый общественный строй в 1837 году, – «эта сука – изобретательница железных дорог, тюрем, клистиров, пирожных с кремом, королевской власти и гильотины». В 1849 году он сопровождал Максима Дю Кампа (1822-1894) в путешествии по Ближнему Востоку. Они воспользовались этой возможностью, чтобы экспериментировать с гашишем, опиумом и сексом. Флобер писал, что нигде им не было так хорошо, как в Каире. Он описывал, как они расслабленно сидели на софе, покуривая трубки и наблюдая за танцем двух мужчин. Это была пара мошенников, довольно уродливых, но привлекательных своей порочностью, с расчетливым огоньком в глазах и женственными движениями. Он ходил в бани, чтобы испытать удовольствие содомского греха: «Путешествуя с целью просвещения… мы считали своим долгом познать этот способ эякуляции». Вернувшись в провинциальную Францию, Флобер потерял кураж прожигателя жизни. Позднее он признавался Бодлеру, что наркотики вызывают в нем страстные желания и что хотя у него остался прекрасный гашиш, но он его пугает. Тем не менее, Флобер отразил наркотический опыт в своих произведениях, осторожно скрыв гомосексуальность. В «Воспитании чувств» он описал парижскую куртизанку конца 40-х годов, покровитель которой лелеял фантазии о гареме: «Появилась Розанетт, одетая в розовую атласную куртку и белые кашемировые шаровары. На шее ее висело ожерелье из восточных монет, на голове была красная круглая шапочка, которую обвивала веточка жасмина». Указав на высокий платиновый кальян, стоящий на пурпурной софе, она объясняет: «Принц любит, чтобы я так одевалась. И я должна курить эту хитрую штуку». Флобер, как и многие другие, считал, что принадлежности для приема наркотиков имеют заряд эротики. Розанетт курит опиум перед молодым человеком:

«Может быть, попробуем? Хотите?
Принесли лампу. Цинковый светильник никак не хотел разжигаться, и она в нетерпении притоптывала ножкой. Но вдруг ей стало неинтересно, и Розанетт легла на диван, подложив под руку подушку. Ее тело было немного повернуто – одна нога согнута, одна бездвижно вытянута. Длинная сафьяновая накидка свернулась кольцами на полу и свисала с ее руки. Она сжала губами янтарный мундштук и посмотрела на Фредерика из-под полуприкрытых век сквозь окружавшие ее облака дыма. От ее дыхания вода булькала, время от времени она что-то бормотала про себя».

Соблазнительность этой сцены укрепила связь наркотиков с сексуальностью. Эту связь сделал популярной Александр Дюма (1802-1870) в романе «Граф Монте-Кристо». В этом великом романтическом произведении, любимом многими поколениями европейских школьников, имелось великолепное описание приема гашиша: «Его тело приобрело бесплотную легкость, мысли невыразимо просветлели, чувства вдвойне обострились. Горизонт его все расширялся, но не тот мрачный горизонт, который он видел наяву и в котором чувствовал какую-то смутную угрозу, а голубой, прозрачный необозримый, в лазури моря, в блеске солнца, в благоухании ветра». Яркая сцена сна достигает апогея в подземном зале, где вдруг оживают статуи трех куртизанок.

«Он не имеет сил противиться этим взорам, мучительным, как объятие, и сладостным, как лобзание… Тогда настало нескончаемое наслаждение, неустанная страсть, которую пророк обещал своим избранникам. Мраморные уста ожили, перси потеплели, и для Франца, впервые отдавшегося во власть гашиша, страсть стала мукой, наслаждение — пыткой; он чувствовал, как к его лихорадочным губам прижимаются мраморные губы, упругие и холодные, как кольца змеи; но в то время как руки его пытались оттолкнуть эту чудовищную страсть, чувства его покорялись обаянию таинственного сна, и, наконец, после борьбы, за которую не жаль отдать душу, он упал навзничь, задыхаясь, обессиленный, изнемогая от наслаждения, отдаваясь поцелуям мраморных любовниц и чародейству исступленного сна».

Для массового читателя была придумана новая наркотическая фантазия.
Теофил Готье был теснее связан с историей гашиша, чем Флобер или Дюма. С наркотиками его познакомил художник-любитель Фердинанд Буассар де Буаденье (1813-1836). В будуаре, примыкавшем к мастерской Буаденье, каждый месяц собиралось позерское, театрально-наигранное тайное общество под названием «Клуб любителей гашиша». Ритуалы клуба были копией восточных обычаев, его председателем был аристократ Вё де ла Монтань, которого называли «Принц ассасинов», но «фантазии» членов клуба обычно завершались к одиннадцати вечера, и все ложились спать. Посетителями клуба были карикатурист Оноре Домье (1808-1879), художник Поль Шенавар (1808-1895), скульптор Жан-Жак Прадье (1790-1852) и его жена, Луиза Дарсе (которая отчасти вдохновила Флобера на создание образа Эммы Бовари). Присутствие женщин добавляло вечерам эротический оттенок. Сохранилась записка 1848 года, в которой Готье приглашал Прадье отведать гашиш и сравнить воздействие этого наркотика на одну элегантную женщину и на Луизу. На «восточных торжествах» педантичным хозяином выступал Буассар, сын фармацевта. Подобные вечера были в Париже не единственными. Готье также приглашали на конкурирующее «празднество», организатором которого был офтальмолог Эдуард Тайе де Кабарру (1801-1870). Эти вечера посещали художники Теодор Шассерье и Эжен Делакруа (1798-1863).
Уже в июле 1843 году Готье опубликовал статью «Гашиш», в которой вспоминал свой первый опыт приобщения к наркотику. (Позже он написал «Клуб любителей гашиша» и «Трубку опиума»). В статье описывались ощущения после приема гашиша, приготовленного с маслом, фисташковыми и миндальными орехами или медом. Эта смесь «довольно близко напоминала абрикосовую пасту и была достаточно приятной на вкус». Наркоманы, пишущие о своих ощущениях, всегда эгоцентричны. Однако статья Готье, где он выступает в роли напыщенного неофита, является очень важным документом в пропаганде каннабиса, а потому стоит, привести некоторые цитаты во всем их красноречии. «Мне показалось, что тело мое растворяется и становится прозрачным. Сквозь свою грудь я ясно видел съеденный гашиш в виде сверкающего изумруда. Ресницы мои стали бесконечно длинными». Он чувствовал себя погруженным в «калейдоскоп драгоценных камней всех цветов и оттенков, в сказочный орнамент, в россыпи цветов, которые беспрестанно менялись». Иногда он мельком видел других гостей, но «бесформенных, с задумчивым видом ибиса стоящих на одной ноге, или в виде страусов, так забавно хлопающих крыльями, что я в своем углу заливался смехом». Через полчаса начались другие видения: мириады порхающих бабочек, гигантские цветы в хрустальных вазах, золотые и серебряные лилии. Чувства Готье «непомерно усилились. Я слышал звук цвета. До меня явственно доносились звуковые волны зеленого, красного, голубого, желтого цвета. Опрокинутый стакан, скрип стула, негромко произнесенное слово – все это отдавалось во мне ударами грома». Затем он плыл в «океане звучности» опер Россини и Доницетти. Наконец, когда Готье испытывал ощущение «идеальной симметрии», «волшебная паста с неожиданной силой вдруг слилась с моим мозгом, и на один час я совершенно сошел с ума». В этом состоянии к нему пришло видение «живого паровоза с шеей лебедя, заканчивающегося пастью змеи, которая изрыгала пламя. У паровоза были чудовищные ноги, составленные из колес и рычагов. На каждой паре ног была пара крыльев, а на хвосте этого животного виднелся древний Меркурий».
Статья Готье, вероятно, повлияла на Дюма, когда он писал «Графа Монте-Кристо». Ее определенно использовал доктор Жозеф Моро де Тур (1804-1884) в научной работе «Гашиш и умственное отчуждение. Психологические этюды» (1845). Тур проводил изыскания совместно с эпидемиологом Луи-Реми Д’Обер-Роше (1810-1874). В 30-х годах Д’Обер-Роше путешествовал по Египту, Аравии, странам, прилегающим к Красному морю, Абиссинии и Османской империи, исследуя чуму и тиф, а в 1840 году опубликовал очерк о лечении чумы гашишем. Еще один очерк о гашише появился в 1843 году. В статье Готье 1843 года, несомненно, изображен Д’Обер-Роше: «Доктор ***, который много путешествовал по Востоку, – убежденный приверженец гашиша. Он первым принял более сильную дозу, чем любой из нас, а потом видел звезды в своей тарелке и небесный свод – в супнице. Затем он отвернулся к стене, говорил сам с собой и с восторженными глазами закатывался хохотом». Идеи Моро, который позже опубликовал научный труд по истерии, привлекли внимание Бальзака. Он прочитал работу Моро «О гашише», чтобы точнее передать галлюцинации героя романа «Блеск и нищета куртизанок». Он сообщал Моро, что тоже предполагал исследовать корни сумасшествия, изучая кратковременные периоды помрачения и крайнего возбуждения. Бальзак пробовал наркотик на вечере в отеле «Пимодан». По его словам, он не испытывал крайне необычных ощущений, поскольку из-за жизнерадостного характера ему следовало принять увеличенную дозу. Тем не менее, он слышал небесные голоса и видел райские картины. Бальзак писал это, чтобы произвести впечатление на женщину. На самом деле, как свидетельствовали Бодлер и Готье, он вел себя достаточно трусливо: пристально изучил кусочек гашиша, понюхал его и отдал обратно. Как и у многих других, кто сам хотел испытать ощущения после приема наркотика, желание Бальзака окунуться в бездну чувств оказалось недостаточно сильным.
Гашиш был лишь временным увлечением Готье, но он символизировал неестественное расширение кругозора, которое противопоставлялось респектабельности XIX века. В некрологе 1872 года автор писал, что основным недостатком Готье было его пристрастие к определенным рискованным темам, и было гораздо лучше и для него, и для остальных, если бы «Мадмуазель де Мопен» никогда не увидела свет. Намеки на наркотическую отчужденность резко осуждались обществом. Посвященный исламскому миру поэтический сборник «Пальмовые листья» (1844) политика Ричарда Монктона Милнса (впоследствии лорд Хоутон, 1809-1885), ругали за отсутствие яркого, острого и живого настроя, искренности и души. «Здесь все спокойно, одинаково и безмятежно», – писал один из критиков. Хотя Милнс не позволил себе ни одного явного намека на наркотики, предположение об их использовании было очевидно.

из voodoopipl.ru

PARIS.- Starting in September, Le Louvre des Antiquaires will offer an exhibition devoted to the rites and practices of opium smoking in China in the 19th century: «Opium Memories». In the recreated décor of an opium smoking den, Dominique and Eric Delalande have brought unique pieces for the first time coming from the most beautiful international collections.

From 1 September to 27 November 2011, «Opium Memories» looks back at the history and rituals of this poppy-derived drug. The exhibition will show a set of rare objects used to extract, prepare, store, and consume opium. Sculpted screens, embroidered suits of high-level dignitaries, pipes covered with lacquer or adorned with tortoiseshell, seal skin, or silver, retainers made of sculpted ivory, wrought metal plates, and cylindrical cloisonné boxes bring back memories of the hidden world of opium dens... from centuries past.

From poppy to opium…
Originally from Asia Minor, the poppy has been grown and consumed in China since the 7th century. Its seeds are used for food preparations and its heads for medicinal decoctions. It was used primarily to soothe pain and treat a number of ailments and epidemics.

It wasn’t until the 17th century that the poppy started to be smoked in China. The prohibition against tobacco by the last Ming Emperor in 1637 led to the first opium consumption. Having adopted the habit of inhaling smoke, smokers ultimately replaced tobacco with the opium poppy, from which the sap is extracted to obtain «chandoo», a semi-liquid purified opium intended solely for smoking. The practice first entered the habits of the Chinese elite, and then quickly spread from there. Around 1830, smoking dens started popping up everywhere in the country.

In the 19th century, the spread of opium resulted in the most extreme ravages affecting all classes of society. In 1906, China instituted a policy of forbidding opium, which proved very effective and led to the elimination of legal smoking dens.

In Europe, travellers returning from China and Indochina imported the use of opium, and the phenomenon soon spread to France. Opium seduced an intellectual elite, which helped spur a fascination over the Western imagination. As a result, at the turn of the 20th century, opium became the symbol of new sensory experiences and a token of membership in a cultural elite.

In 1821, Thomas De Quincey, whose works have just been published by Pléiade, wrote «Confessions of an English Opium Eater» later translated by Musset and then Baudelaire, which inspired Berlioz’s Symphonie Fantastique (1830).

Other known artists and writers revealed that they were regular consumers: Mallarmé, Verlaine, or Théophile Gautier who, in 1838, launched into a detailed description in the short story «The Opium Pipe». A century later, Cocteau made his contribution with his «Diary of a Detoxification».

Rituals and paraphernalia of «smoke eaters»



Between aesthetic exploration and spiritual quest, the ritual had to be precise if an optimum effect were to be achieved, and the accessories had to be given extra special attention, because of all narcotics opium is probably the one requiring the most sophisticated paraphernalia.

Special staging was a must for initiation. Opium was smoked lying down on a more or less ornate mat or bed where vertical panels surrounded the bed of woven wood or bamboo.

Depending on the case, the opium and paraphernalia were placed directly on the «Kang Table», a small four-legged table, or on a tray where the pipe and various small implements needed by the smoker were placed:
• for preparation : lamp, needle, wick trimmer, opium dispenser and box, laudanum pot for the opium mixed with alcohol, bowl holder…
• for consumption : pipe, bowl, lollipop, plate…
• for cleaning : brushes and scrapers…
• occasionally for salvaging : a poker for scraping the barrel of the pipe and recovering a kind of carbon deposit called dross, opium ashtray, dross boxes…

All these objects of a bygone art draw the interest of a small number of collectors, more motivated by the high artistic quality rather than by the object of the «trip». Some choose to highlight comparisons of different types of the same object, most often a unique collection of pipes consisting of different materials. Others opt for another approach in which the largest number of objects belonging to the opium smoker’s paraphernalia is gathered together.

By recreating the atmosphere of a smoke den, «Opium Memories» offers an exotic voyage to the heart of the Celestial Empire and unveils the mysteries surrounding the blue curls of opium smoke. These objects have come down through the centuries and continents, and now bear witness to Chinese artisanal virtuosity in the 19th century.

«Предопределение есть лабиринт, из которого ум человеческий не может найти выхода», — говорит Кальвин теми же почти словами, как св. Августин: «Я искал мучительно, откуда зло, и не было исхода».

Кружатся, кружатся оба, путаются в противоречиях, как в лабиринтных извилинах. Противоречие свободы и принуждения — не только в человеке, но и в Боге.
«Люди грешат необходимо, потому что по своей природе они грешны».
«Зло человек делает по своей воле, потому что воля всегда (необходимо) склоняется к злу».
«Вольно грешит человек».
«Бог не хочет от нас послушания рабского, но хочет свободной воли».
«Человек не может не только делать, но и желать добра».

американский композитор и пианист.
Ария «Summer time» из оперы «Порги и Бесс», пожалуй, самое известное произведение Гершвина, звучало и в классической, и в джазовой, и даже в рок-обработке. Трудно найти человека, которому не известна эта знаменитая мелодия, и невозможно не согласиться, что её автор гений. А между тем у Гершвина (сына эмигрантов Джейкоба Гершовица) даже не было музыкального образования.

Джордж Гершвин родился 26 сентября 1898 года в Нью-Йорке. В 12 лет он стал самостоятельно учиться играть на фортепиано, сам постиг искусство сочинения музыки. Его тяготила собственная малообразованность. Однажды он даже решил взять пару уроков композиции у Мориса Равеля, но тот отказался и в свою очередь спросил Гершвина, сколько бы он взял за то, чтобы учить Равеля.

Слава великого композитора пришла к Гершвину после «Голубой рапсодии», в которой он блестяще соединил джаз и классику. С этим произведением связано также имя Пола Уайтмена, «короля джаза». Именно он предложил Гершвину симфонизировать джаз, но тот к идее отнесся весьма скептически. Каково же было удивление композитора, когда в газетах он прочитал, что ровно через месяц состоится концерт Уайтмена и его оркестра, для которого Гершвин напишет экспериментальное произведение.


Посмотреть на премьеру пришли такие композиторы, как Леопольд Годовский, Сергей Рахманинов, Фриц Крейслер, Леопольд Стоковский, Игорь Стравинский, Эрнст Блох. И даже такая искушенная публика приняла произведение с восторгом. И потом каждое новое произведение Гершвина становилось его триумфом, каждому новому эксперименту рукоплескали.

К сожалению, жизнь Гершвина была очень недолгой. В возрасте 39 лет 11 июля 1937 года он скончался после неудачной операции по удалению опухоли головного мозга.

из calend.ru

Guillaume Bodinier (1795-1872)


"Итальянская деревня", 1-я половина XIX в.


"Женщины у фонтана, Дорога из Рима в Неаполь", 1857 г.

Louise Moillon (Paris 1610-1696), Натюрморт с тарелкой слив на столе. Около 1634 г.

Cornelis Jacobs Delff (Delft 1571 - 1643), Натюрморт с фруктами и ракушками.

Happiness is reflective, like the light of heaven; and every countenance, bright with smiles, and glowing with innocent enjoyment, is a mirror transmitting to others the ways of a supreme and ever-shining benevolence. - Счастье имеет отражательное свойство подобно свету небес, и всякое лицо, светящееся улыбкой и невинным удовольствием, есть зеркало, передающее другим как быть постоянно способы благожелательным и в высшей мере щедрым.

Washington Irving (1783-1859)

Марк Захарович Шагал родился в Витебске (24 июня) 6 июля 1887 года в семье приказчика. Получил традиционное религиозное образование на дому (древнееврейский язык, чтение Торы и Талмуда).

В 1906 году он приехал в Петербург, где в 1906-1909 годах посещал художественную школу. Жил в Петербурге-Петрограде, Витебске и Москве, а в 1910-1914 – в Париже, в колонии художников «La Ruche» («Улей»), сблизившись с Г. Аполлинером, М. Жакобом, А. Сальмоном, Р. Делоне и другими авангардистами.



Все творчество Шагала изначально автобиографично и лирически-исповедально. Уже в ранних его картинах доминируют темы детства, семьи, смерти, глубоко личностные и в то же время «вечные». Вглядываясь в архаику, в иконы и лубок, Шагал примыкает к футуризму и предугадывает будущие авангардные течения.

В 1918-1919 годах Шагал был комиссаром искусств губернского отдела народного образования в Витебске, оформлял город к революционным праздникам. В Москве написал ряд больших настенных панно для Еврейского Камерного театра, сделав первый значительный шаг к монументальному искусству.

Выехав в 1922 году в Берлин, с 1923 года обосновался в Париже; в том же году в Берлине вышла книга его мемуаров «Моя жизнь», где он проявил себя как настоящий литератор-художник, мыслящий яркими образами. С тех пор жил во Франции, в Париже или на юге страны, временно покинув ее в 1941-1947 годах (эти годы провел в Нью-Йорке).



Наезжал в разные страны Европы и Средиземноморья, не раз побывал и в Израиле.

Он создал иллюстрации к «Мертвым душам» Н.В. Гоголя и «Басням» Лафонтена. Внес выдающийся вклад и в сценографию. К середине 20 века его авторитет художника получил мировое звучание.

Работа над иллюстрациями к Библии по заказу Воллара предопределила главную тему его позднего творчества. С 1955 года началась работа над «Библией Шагала» – так именуют огромный цикл живописных полотен, раскрывающих мир прародителей еврейского народа в эмоциональной и яркой, наивно-мудрой форме. Его произведения радикально обновили язык современного монументального искусства, обогатив его мощным красочным лиризмом.

В 1973 году Шагал посетил Москву и Ленинград в связи с выставкой своих работ в Третьяковской галерее. Музеи художника существуют в Хайфе (с 1957 года) и Ницце (с 1973 года); в 1992 году дом-музей Шагала открылся в его родном городе Витебске.

Умер Шагал в Сен-Поль-де-Ванс (Приморские Альпы, Франция) 28 марта 1985 года.

Ken Heyman - circa 1960.


Gray Villet - circa 1950. С Оскаром.

Claude Monet (1840-1926) , Les Peupliers, лето 1891 г. (120 лет назад)

Si nous n'avions point de défauts, nous ne prendrions pas tant de plaisir à en remarquer dans les autres. - Если б у нас совсем не было недостатков, мы бы не получали столько удовольствия, замечая их у других.

François duc de La Rochefoucauld (1613-1680)