http://www.box.net/shared/9mfqcbg99y
Для ознакомления. В комментариях не нуждаюсь.
-------------------------------------------------------------------------------------------------
09.04.2004 / Славой ЖИЖЕК
Славой ЖИЖЕК \"ЛЕНИН лучше некрофилов\"
интервью с автором книги \"13 опытов о Ленине\"
http://www.politizdat.ru/interview/12/
Сегодня мы помещаем в рубрику \"интервью\" беседу Славоя Жижека с известным журналистом и поэтом Дмитрием Быковым.
В канун 80-летия со дня смерти Владимира Ульянова наш корреспондент поговорил со Славоем Жижеком, автором книги «Тринадцать опытов о Ленине»
ЖИЖЕК — один из крупнейших мыслителей современности. С этой фразы начинаются и восторженные, и разносные, и нейтрально-энциклопедические статьи о нем. Все остальное оспаривается. Одни утверждают, что он законченный провокатор, другие — что он радикальный левак, тоскующий по мировой революции. Третьим он представляется выдающимся защитником христианства.
Мы отправили Жижеку свои вопросы о Ленине без особенной надежды на ответ. Нам показалось любопытным спросить о нем словенского парадоксалиста, фрейдиста, президента Люблянского института социальных исследований — поскольку, как ни крути, лучшую философскую работу о Ленине за последние десять лет опубликовал именно он. ЖИЖЕК ответил немедленно и попросил прислать ему номер газеты — как он подчеркнул, «исключительно из нарциссических соображений».
— С какими мыслями встречаете вы восьмидесятую годовщину смерти Ленина?
— Я задаюсь вопросом: означает ли смущенное замалчивание этого имени его вторую смерть? Его безразличие к правам и свободам личности глубоко чуждо западному обществу, вроде бы и либеральному, и толерантному. Современный человек вздрогнет, перечитывая, скажем, его ответ меньшевикам и эсерам, критиковавшим большевистскую власть в двадцать втором; эсеры говорили: «Итак, господа большевики, до революции и взятия власти вы защищали демократию и свободу, будьте столь любезны, позвольте нам критиковать ваши мероприятия!» На что ЛЕНИН твердо отвечал: «Разумеется, господа, у вас есть свобода критиковать нас, но тогда, господа, позвольте нам поставить вас к стенке и расстрелять!» Такую позицию ЛЕНИН оправдывал тем, что республика пребывала во враждебном окружении. Разумеется, после таких заявлений смешно дивиться дурной репутации Ильича среди либералов.
Однако рассмотрим ситуацию со свободами в современных западных демократиях. Вспомним хотя бы о жителях Восточной Европы, в конце восьмидесятых внезапно вброшенных в западный мир. Свобода немедленно обернулась так называемой «дикой приватизацией» и ликвидацией социальных гарантий — и, не желая разочаровывать своих западных наставников, люди продолжали отстаивать ценности, которых они не выбирали, и образ жизни, который был им навязан! Западное общество позиционировало себя в качестве Судьбы, безальтернативного варианта. ЛЕНИН не был врагом свободы — он лишь обозначал ее границы. Наш сегодняшний «либеральный» выбор, свободу которого якобы гарантирует демократия, — не более чем выбор между пончиком и бубликом в американском кафетерии или между красным и синим «LM» в табачном киоске. И главное, чем ценен ЛЕНИН — честное напоминание об этом, какими бы высокими словесами ни манипулировали сторонники современной западной «свободы». Вся эта «свобода» мыслима только в рамках раз сделанного выбора, и сделанного вдобавок — не нами; ЛЕНИН разрушил этот предрассудок, чего ему и не могут простить.
— Как по-вашему, почему именно в России — стране, давшей миру Ленина — его опыт и наследие сегодня отвергаются наиболее решительно?
— России как таковой не существует. Россия — поле боя, на котором сражается множество идеологий. Тот факт, что ЛЕНИН отвергается, означает всего лишь временную победу одной из них. Не более. Борьба продолжается.
— Существует ли сегодня такое понятие, как «рабочий класс»? Как оно изменилось за последние, скажем, 20 лет?
— В современном восприятии физическая работа как таковая есть нечто столь неприличное, что ее, как некогда секс, прячут от людского взгляда. Торжествует традиция, восходящая к глубокому прошлому — скажем, вагнеровскому «Золоту Рейна» или «Метрополису» Фрица Ланга: там труд изображался подпольным, таинственно вершащимся в глубоких темных шахтах. Сегодня такое отношение к труду достигло кульминации — дело дошло до полной невидимости миллионов безымянных тружеников на фабриках третьего мира, от китайских «ГУЛАГов» до индонезийских или бразильских бесконечных конвейеров. Запад может, конечно, тешить себя болтовней об исчезающем рабочем классе, но приметы его существования разбросаны буквально повсюду: стоит только обратить внимание на крошечную наклейку «Сделано в Китае (Индонезии, Бангладеш, Гватемале)» буквально на всех массово востребованных товарах, от джинсов до плейеров. Что представляется мне наиболее опасным в этой традиции, так это уравнивание труда с чем-то неприличным... Единственная ситуация, скажем, в голливудском кино, когда мы видим производственный процесс во всей его напряженности — проникновение Положительного Героя в логово главы мафии, где как раз кипит бешеная деятельность (выражающаяся обычно в очистке и упаковке наркотических веществ или создании Секретной Ракеты, призванной разрушить Нью-Йорк)...
— Как вы думаете, ЛЕНИН оставил бы вас в живых, случись вам быть его современником и соотечественником?
— Очень может быть, что и нет. Но — сколь бы странно это ни звучало — для меня это не аргумент против Ленина. Не настолько же я надменен, чтобы полагать себя достойным выживания любой ценой?!
— Вы написали книгу о философии Ленина, а между тем многие считают, что он был только политиком и практически никаким философом. И взгляды его менялись в зависимости от политической конъюнктуры...
— Само собой, он был весьма примитивным читателем философских текстов. Даже детально прорабатывая «Логику» Гегеля, он выступает весьма ограниченным интерпретатором. Но это, знаете, слишком просто — представлять его исключительно гением политики, стратегом, хорошо разбиравшимся только в том, как бы ущучить оппонента. Вопреки своему философскому — не побоюсь этого слова — невежеству, ЛЕНИН был выдающимся философом-практиком, для которого мысль стала орудием в политической борьбе. К примеру, ленинское определение истины как универсальной (то есть безотносительной, вопреки релятивистам) и при этом партийной (то есть воспринимаемой каждым со своей глубоко ангажированной точки зрения) ничуть не потеряло в актуальности.
— Считаете ли вы актуальными его взгляды на семью и брак? И насколько вообще представима семья, основанная на идейной близости?
— Его взгляды на семью сегодня актуальны как никогда. Да, я призываю их вспомнить. В так называемых радикальных кругах США не так давно прозвучало предложение «пересмотреть» отношение к некрофилии (то есть к сексу с мертвецами). Высказывается даже идея, что, если некоторые при жизни подписывают разрешение на трансплантацию своих органов в случае внезапной смерти, почему бы им не подписывать заодно и разрешение на то, чтобы некрофилы могли, как бы это выразиться, поиграть с их телами? При таких обстоятельствах старомодные ленинские взгляды на верность, порядочность и идейную близость должны представляться сущим подрывом основ...
— Как вы полагаете, ЛЕНИН справился бы с самыми болезненными проблемами современности? Такими, как однополярность мира, исламский радикализм, деградация пролетариата?
— Полагаю, он начал бы с того, что отверг бы все старые подходы, полностью признал кризис левой идеологии и начал анализ с нуля. Возможно, далее он рискнул бы допустить, что киберпространство — скажем, Интернет — есть прямое воплощение коммунизма, обобществленный интеллект, материализовавшееся сознание масс. И его девизом на новом этапе стала бы формула «Коммунизм есть советская власть плюс оцифровка всей страны». Или «компьютеризация», если угодно. Во всяком случае, в Интернете он стал бы своим человеком.
— Когда вышли ваши «Тринадцать опытов о Ленине», какова была реакция коллег-философов?
— Ну, официальным лозунгом дня давно стала фраза «Мы живем в терпимом обществе», то есть все как бы дозволено, — и тем интереснее было определить для себя границы этой терпимости путем публикации книжки о Ленине. За несколько месяцев, прошедших со дня публикации, я потерял примерно половину своих друзей-единомышленников и приглашений на симпозиумы, радикально уменьшилось число публичных дискуссий, на которые меня звали, и мне стало значительно труднее высказаться на актуальные темы в периодике. Общее отношение формулировалось примерно так: «Маркс еще ладно, но ЛЕНИН — это чересчур».
— Можно ли сказать, что ЛЕНИН как-то особенно близок славянской душе?
— Сегодня я не наблюдаю народа, который желал бы присвоить Ленина. Для марксистов Восточной Европы он олицетворяет искажение марксизма. Для русских националистов он слишком азиат (взять хоть его татарскую внешность) — или, напротив, воплощение западного рационализма... Мне-то как раз в Ленине симпатичнее всего эта его оторванность от собственных корней. И если хотите, даже бездушие. Это именно то, в чем мы сегодня больше всего нуждаемся.
— Представьте, что вам встретился живой ЛЕНИН. О чем вы спросили бы его?
— Мой вопрос — такой слегка романтический... Спросил бы, сильно ли он любил Инессу Арманд.
* источник:
www.sobesednik.ru
Эльдис_Миртиэль о болгарском традиционном женском пении
