Вы порицаете меня за мой оптимизм. Да, я оптимист. Я склонен думать, что все уладится. "Если бы ты летел в пропасть, -- говорил мне на войне один из моих товарищей, -- то, наверное, считал бы, что дно ее устлано стегаными одеялами, и был бы относительно спокоен до тех пор, пока не ударился".Преувеличение! Я не считаю, как Панглос у Вольтера', что все к лучшему в нашем лучшем из миров. Мне ведомы страшные стороны и тяготы жизни, я не был ими обделен.Однако, во-первых, я не думаю, что жизнь совершенно дурна. Это далеко не так. Я отказываюсь считать условия человеческого существования "ужасными". Правда, они весьма необычны; правда, что мы вращаемся на
комочке грязи в бесконечном пространстве, не слишком понимая для чего; правда, что мы непременно умрем. Таково действительное положение вещей, и его нужно принимать с мужеством. Да, мы вращаемся на комочке грязи. Проблема в ином: что мы можем и что должны сделать, обретаясь на нем?Во-вторых, я оптимист, ибо считаю возможным что-то совершить на земле, улучшить свою собственную жизнь и -- в более широком смысле -- жизнь рода людского. Я считаю, что огромный прогресс уже достигнут. Человек в большой
мере покорил природу. Его власть над миром вещей несравненно возросла.Пессимист возразит: "Да, но все эти замечательные открытия используются исключительно для военных целей, и человечество находится на грани самоуничтожения". Не думаю, что это неизбежно. В какой-то степени это зависит от нас самих, и в конечном счете мой оптимизм покоится на вере в человеческую природу. Я знаю, что человеку присуще величие, что можно взывать к тому лучшему, что есть в каждом из нас. Словом, лучше говорить с человеком о его свободе, чем о его рабстве. В-третьих, я признаю, что мое первое побуждение перед лицом какого-либо события -- это стремление понять то хорошее, что оно несет с собой, а не плохое. Пример: по воле обстоятельств я поссорился с влиятельным человеком. Пессимист подумал бы: "Какая незадача! Это повредит моей карьере". Я же говорю себе: "Какая удача! Я избавился от этого болвана". Такова суть моего относительного оптимизма. Мы оба -- Ален, а вслед за ним и я -- поклялись оставаться оптимистами, ибо, если не поставить себе за правило во что бы то ни стало быть оптимистом, тотчас же будет оправдан самый мрачный пессимизм.
Ибо если человек впадает в отчаяние или предается плохому настроению, то это неминуемо ведет его к невзгодам и неудачам. Если я боюсь упасть, то непременно упаду;
это именуется головокружением, и оно присуще как целым народам, так и отдельным людям. Если я считаю, что ничего не могу изменить в делах моей страны, я и впрямь ничего не смогу. Порядок, вещей таков, что я сам создаю и ясную погоду, и грозу -- прежде всего в себе самом, но и вокруг себя тоже. Пессимизм заразен. Если я полагаю, что мой сосед непорядочен, и отношусь к нему с недоверием, он и будет таким по моей вине. Вселять в людей надежду, а не страх -- вот в чем секрет античных мудрецов. Наши нынешние мудрецы, напротив, вселяют в людей отчаяние, но я не думаю, что они так уж мудры.-- Вот как! -- возражает пессимист. -- Вы считаете, что вера в людей, в жизнь и есть мудрость? А не стала ли она для вас причиной ужасных разочарований? Не сделалась ли она для вас источником слабости в непрекращающейся битве, чье имя -- жизнь? Не становились ли вы жертвой людей злых, так долго отказываясь считать их злыми?Да, признаю, я испытал немало жестоких разочарований. В особенности за последние десять лет, отмеченных ужасами нацизма, кровавой пропастью,разделившей надвое мою страну, изгнанием, арестом близких, разграблением моего дома, предательством -- в тяжелые минуты -- со стороны некоторых друзей; все это дало мне немало веских оснований для того, чтобы усомниться в совершенстве этого мира.Но ведь я никогда и не верил в его совершенство. Я всегда знал, что есть скверные люди (кстати, как правило, это глупцы или неудачники); я всегда знал, что в годину бедствий толпа может сделаться свирепой и тупой.Мой оптимизм заключался и поныне заключается только вот в чем: я верю, что
мы способны в известной мере влиять на события и что, если даже, несмотря на все наши усилия, нам придется пережить беду, мы можем восторжествовать над нею, если достойно ее перенесем. Декарт сказал об этом лучше, нежели я: "Я взял себе за правило стараться одолевать не столько судьбу, сколько самого себя, и изменять не столько мировой порядок, сколько свои собственные устремления". Любить окружающих меня хороших людей, избегать дурных, радоваться добру, достойно сносить зло, уметь забывать -- вот в чем мойоптимизм. Он помог мне в жизни. Да поможет он также и вам