Вот уже неделю в доме гостил внук Егор. Четырнадцать лет, весь такой угрюмый, в наушниках. Родители его прислали «подышать воздухом», а сами умотали на Кипр.
— Отдохни от компьютера, — сказали они сыну. — У бабушки хорошо.
Хорошо.
Егор целыми днями слонялся по дому как привидение. На вопросы отвечал односложно. Ел молча. И только перед сном бормотал: «Спокойной ночи, бабуль».




Бабуль.

Светлана морщилась от этого слова. Но промолчала. Что поделать — поколения разные.

Три года уже прошло как пропал ее Мурзик. А она все еще иногда поворачивается к подоконнику — позвать кота ужинать.

— Больше никого не заведу, — сказала себе тогда. — Сердце уже не выдержит.

И правда не выдержит. Хоронить их — хуже всего на свете.

Светлана мыла посуду и думала: как же долго тянутся эти летние дни. Егор скучает, она тоже скучает. Разговоры не клеятся. О чем говорить с подростком? О школе? Он кривится. О друзьях? Пожимает плечами.

Чужие они друг другу. Совсем чужие.

Вдруг из-под пола донеслось тихое:

— Мяу-у-у.

Светлана замерла с тарелкой в руках.

Показалось? Нет, опять:

— Мя-а-а-у.

Сердце заколотилось. Не может быть. Не может!

Она поставила тарелку, подошла к люку в углу кухни. Присела на корточки, прислушалась.

Тишина.

Потом снова — жалобное, слабое мяуканье.

— Егор! — крикнула она. — Егор, иди сюда!

Внук спустился по лестнице, волоча ноги.

— Что?

— Слышишь?

Он нахмурился, прислушался.

— Мяу-у, — донеслось из подполья.

Лицо Егора стало белым как мел.

— Егор, — медленно сказала Светлана. — Что это?

— Я не знаю.

— Не знаешь?!

Она рванула кольцо люка. Крышка поднялась со скрипом. Из подполья пахнуло сыростью и кошачьим туалетом.

Светлана включила фонарик телефона, заглянула вниз.

В углу, на старом одеяле, сидел котенок. Рыжий, тощий, с огромными испуганными глазами. Возле него стояли тарелка с остатками молока и блюдце с размокшим хлебом.

— Егор, — голос у Светланы дрожал. — Объясни мне. Немедленно.

Внук стоял, опустив голову.

— Я, я нашел его.

— Где нашел?

— За деревней. В канаве. Он совсем маленький был. И худой. Думал, умрет.

— И ты принес его сюда? В подпол?!

— А куда еще?! — Егор вскинул голову, в глазах блеснули слезы. — Ты же говорила! «Больше никаких кошек»! Вот я и...

Он замолчал.

— Сколько он тут сидит?

— Пять дней.

— Пять дней?! В сырости? Один?!

— Я кормил! Каждый день! И воду носил! И разговаривал с ним!

Светлана смотрела на внука и не узнавала его. Вместо угрюмого подростка перед ней стоял растерянный мальчишка с заплаканными глазами.

— Спускайся, — сказала она тихо. — Доставай его.

— Зачем? Выбросишь?

— Доставай, говорю.

Егор нырнул в подпол. Котенок не сопротивлялся — дался в руки легко, словно понимал: наконец-то его нашли.

Наверху, при свете, было видно: малыш совсем плох. Дрожит. Глаза слезятся. Нос горячий.

— Ты что наделал, — прошептала Светлана, глядя на котенка. — Что же ты наделал.

Светлана взяла котенка из рук внука. Малыш был горячий, дрожал мелко-мелко.

— Температура, — сказала она коротко. — Высокая.

Егор стоял рядом, сжав кулаки.

— Он умрет?

— Не знаю. Надо к ветеринару. Быстро.

— Поедешь с ним? — в голосе внука слышалась мольба. — Правда поедешь?

Светлана посмотрела на него. Увидела страх. Настоящий, взрослый страх — потерять того, кого успел полюбить.

— Поедем вместе, — сказала она. — Собирайся.

В машине Егор держал котенка на коленях, укутав в старое полотенце.

— Не умирай, — шептал он. — Слышишь? Не смей.

Светлана молча вела машину и думала: когда последний раз видела внука таким живым? Не угрюмым, не отстраненным.

В клинике врач — совсем молоденькая девушка — осмотрела котенка внимательно.

— Переохлаждение. Обезвоживание. Начинающееся воспаление легких, — перечисляла она. — Сколько он в сырости сидел?

— Пять дней, — виновато ответил Егор.

— Пять? — врач покачала головой. — Еще день-два, и было бы поздно.

— А сейчас? — Светлана услышала собственный дрожащий голос. — Сейчас спасем?

— Если будете строго выполнять назначения. Антибиотик. Витамины. Капельницы первые дни. И главное — тепло. Постоянное тепло.

Домой ехали молча. Котенок лежал без движения, только дышал часто-часто.

— Бабуль, — вдруг сказал Егор. — А ты же его не выгонишь?

Светлана покосилась на внука. Тот смотрел на дорогу, но она видела — напряжен, ждет ответа.

— Не выгоню.

— Правда?

— Правда.

Плечи Егора расправились. Впервые за неделю.

Дома устроили котенку место в самой теплой комнате — рядом с батареей. Светлана достала из шкафа мягкое одеяло, то самое, на котором когда-то спал Мурзик.

— Он маленький еще, — сказала она, расстилая одеяло. — Имени небось нет.

— Есть, — неожиданно ответил Егор. — Я назвал его Тимкой.

— Тимка?

— Ну да. Он похож на Тимку из моего класса. Рыжий такой же.

Светлана улыбнулась. Первый раз за много дней.

— Тимка так Тимка.

Лекарства давали по очереди. Светлана — утром и вечером, Егор — днем. Внук выставил будильник, чтобы не пропустить время.

— Бабуль, смотри, — сказал он на второй день. — Он воду пьет!

И правда — котенок поднял голову, потянулся к мисочке. Слабо, но сам.

— Хороший знак, — кивнула Светлана.

— А помнишь, как Мурзик воду пил? — спросил вдруг Егор. — Дед рассказывал — он лапой сначала проверял, не горячая ли.

Светлана остановилась с ложкой лекарства в руке.

— Откуда ты знаешь про Мурзика?

— Дед рассказывал. Много рассказывал. Говорил, что тот самый умный кот на свете был.

— Рассказывал? — голос у Светланы дрогнул. — Когда?

— Всегда. Когда мы с ним в гараже возились. Он говорил — Мурзик там мышей ловил, а потом гордый такой приходил, добычу показывать.

Слезы подступили к горлу. Светлана отвернулась.

— А еще дед говорил, что ты Мурзика очень любила. И что тебе тяжело после, ну, после того, как он умер.

Светлана молчала.

— Поэтому я и спрятал Тимку, — продолжал Егор тихо. — Думал, тебе будет больно на него смотреть.

— Больно было бы, — призналась она. — Но не потому, что не люблю котов. А потому что люблю. Слишком сильно.

На третий день Тимка встал. Покачался, но устоял на лапках.

— Бабуль! — закричал Егор. — Смотри!

Прибежал в кухню, схватил Светлану за руку, потащил в комнату.

— Он встал! Сам встал!

Котенок действительно стоял. Правда, опирался о стенку коробки, но стоял.

— Молодец, Тимыч, — сказала Светлана. — Борешься.

— Тимыч? — переспросил Егор.

— А что? Хорошее имя. Ласковое.

С каждым днем котенок крепчал. А с ним крепла и связь между бабушкой и внуком.

Они вместе готовили котенку еду — варили курицу, протирали творог. Вместе играли с ним, когда он окончательно встал на лапы. Вместе убирали за ним.

И разговаривали. Наконец-то разговаривали.

— А в школе у тебя как дела? — спросила как-то Светлана, когда они мыли кошачьи миски.

— Плохо, — честно ответил Егор. — Никто со мной не дружит особо.

— Почему?

— Да я не такой, как все. Люблю читать, а они — только в игры играть. И еще, — он замялся.

— Что еще?

— Они говорят, что я странный. Потому что собак и кошек жалею. Один раз заступился за собаку, которую мальчишки камнями кидали. Так они меня «собачником» прозвали.

Светлана остановилась.

— И тебе стыдно?

— Раньше было. А теперь, — Егор посмотрель на Тимку, который гонялся за солнечным зайчиком. — Теперь думаю, что они просто не понимают.

— Чего не понимают?

— Что животные — они как люди. Только беззащитные.

Светлана обняла внука. Впервые за все время его гостевания.

— Знаешь что, Егорка? Ты не странный. Ты хороший. Очень хороший.

— Правда?

— Правда. И дед твой был бы тобой гордился.

Тимка между тем осваивался в доме. Спал в кресле у окна — том самом, где раньше любил лежать Мурзик. Играл с мячиком, который Егор смастерил из фольги. Мурлыкал, когда его гладили.

— Он совсем как Мурзик, — сказал как-то Егор. — Тоже любит на руках сидеть.

— Не совсем, — ответила Светлана. — У каждого кота свой характер. Мурзик был серьезный, важный. А этот — игривый.

Светлана погладила Тимку, который свернулся у нее на коленях калачиком.

— Знаешь, Егорка, я поняла одну вещь. Любовь не заканчивается. Она просто расширяется. Мурзика я любила. И буду любить всегда. А Тимку полюбила тоже. По-другому, но тоже искренне.

Егор прижался к бабушке. Молча. Но Светлана чувствовала — что-то между ними изменилось. Навсегда.

Прошла неделя. Тимка окончательно поправился — носился по дому, играл, мурлыкал на весь дом. Но с каждым днем приближался отъезд Егора, и это висело в воздухе тяжелой тучей.

— Скоро уезжать, — сказал внук как-то вечером, глядя в окно.

— Скоро, — кивнула Светлана.

— А Тимка поймет, что меня нет?

— Поймет. Коты все понимают.

Егор молчал, гладил котенка, который свернулся у него на коленях.

— Бабуль, а можно я его с собой заберу?

Светлана замерла с чашкой чая в руках.

— Как это?

— Ну, в город. К родителям. Он же маленький, не займет много места.

— Егор, — сказала она осторожно, — а родители? Они же не знают про кота. И потом, квартира.

— Уговорю! — глаза внука загорелись. — Расскажу, какой он хороший! Мама любит животных, она поймет!

Светлана поставила чашку, подошла к окну. За стеклом сгущались сумерки.

— А если не поймет?

— Поймет! Обязательно поймет! — Егор встал, Тимка соскочил с его колен. — Бабуль, ну правда, можно?

Светлана смотрела на внука. Видела, как он светится от надежды. И понимала — отказать сейчас значит разбить ему сердце.

— Хорошо, — сказала она тихо. — Попробуй.

— Правда?! — Егор подскочил. — Ты не против?

— Не против.

Но внутри что-то сжалось. Снова остаться одной. Снова тишина в доме.

На следующий день Егор весь день был на телефоне с родителями. Уговаривал, объяснял, просил.

— Мам, ну пожалуйста! Он совсем маленький! И умный! И я буду за ним ухаживать!

Светлана слышала голос сына из трубки — недовольный, раздраженный:

— Егор, мы же говорили — никаких животных! У нас ремонт, новые обои.

— Мам, но он не испортит! Я научу его в лоток ходить!

— Нет значит нет! И не упрямься!

Разговор длился час. Потом еще один. Егор умолял, родители отказывались.

К вечеру стало ясно — кота не возьмут.

Егор сидел на кухне, уткнувшись лицом в ладони. Тимка крутился возле его ног, тыкался мордочкой в джинсы — чувствовал, что хозяину плохо.

— Не берут, — сказал внук, не поднимая головы.

— Не берут, — тихо повторила Светлана.

— Говорят, у нас нет условий. И времени тоже нет.

Светлана села рядом.

— А у меня есть.

— Что? — Егор поднял заплаканные глаза.

— Условия. И время. У меня есть.

— Ты хочешь сказать...

— Хочу сказать, что Тимка останется здесь. Если ты не против.

Тимка запрыгнул Егору на колени, начал мурлыкать.

— Значит, он будет жить здесь? — спросил внук тихо.

— Будет. Если ты считаешь, что я справлюсь.

— Справишься. Ты же справлялась с Мурзиком.

— С Мурзиком справлялся дедушка тоже.

— А теперь я буду справляться! — вдруг сказал Егор. — Буду приезжать на каникулы обязательно! И летом на все лето!

Светлана улыбнулась:

— А школа? Друзья?

— Какие друзья? — махнул рукой Егор. — Тимка важнее. И ты важнее.

Они сидели на кухне, и Светлана чувствовала — что-то изменилось между ними навсегда. Нет больше чужого угрюмого подростка. Есть внук. Родной, близкий.

— А знаешь что, — сказала она. — Давай Тимке домик сделаем. Настоящий.

— Домик?

— Ну да. Многоэтажный. С лесенками, с полочками. Дед твой мастер был, инструменты остались.

Глаза Егора засветились:

— Классно! Я умею пилить! В школе на трудах учили!

— Тогда завтра начнем.

Они просидели допоздна, рисуя чертежи кошачьего домика. Тимка важно сидел на столе и делал вид, что тоже участвует в проектировании.

— А тут полочку сделаем, — тыкал Егор карандашом в бумагу. — Для игрушек.

— А тут лежанку, — добавляла Светлана. — Мягкую.

— А тут когтеточку!

— И мышку на веревочке повесим.

Они смеялись, планировали, спорили о деталях. И Светлана думала: как же давно в этом доме не звучал смех. Как давно она не чувствовала себя нужной.

Вечером, когда Егор ушел спать, она сидела в гостиной с Тимкой на коленях и гладила его рыжую шерстку.

За окном шумел летний дождь. В доме было тепло и уютно. На коленях мурлыкал котенок. А в комнате наверху спал внук.

И Светлана понимала: жизнь продолжается. Не та, что была раньше. Новая. И очень хорошая.

— Спасибо тебе, Тимыч, — сказала она котенку.

День отъезда.

Чемодан стоял в прихожей, родители уже звонили — когда выезжать за сыном.

Егор сидел на полу и играл с Тимкой. Котенок гонялся за бантиком на веревочке, кувыркался, мяукал от удовольствия.

— Вот так и играй, — говорил внук. — Пока я не приеду.

Светлана стояла у окна и делала вид, что смотрит на дорогу. А на самом деле пыталась не заплакать.

За эти недели дом ожил. Наполнился голосами, смехом, топотом лап по паркету. И опять станет тихим.

Но теперь она знала — ненадолго.

— Бабуль, — позвал Егор. — Иди сюда.

Она обернулась. Внук стоял возле большого фанерного сооружения в углу гостиной.

Кошачий домик.

Они строили его три дня. Пилили, шкурили, красили. Егор работал с таким азартом, словно возводил настоящий замок.

— Смотри, — сказал он гордо. — Тимка уже освоился.

Котенок действительно сидел на верхней полочке домика, как маленький царь на троне.

— Красивый домик, — улыбнулась Светлана. — Настоящий дворец.

Егор покраснел от удовольствия.

Машина родителей въехала во двор ровно в два. Светлана проводила взглядом знакомый джип, вздохнула.

Сын выскочил из машины — загорелый, отдохнувший.

— Мам, привет! — крикнул он. — Егор готов?

— Готов, — ответила она.

Но Егор не торопился выходить. Взял Тимку на руки, прижал к себе.

— Я скоро приеду, — шептал он котенку. — На осенние каникулы. Это совсем скоро.

— Егор! — нетерпеливо позвал отец. — Пробки начнутся!

— Иду!

Внук поставил котенка на пол, взял чемодан. Дошел до двери и остановился.

Обернулся.

Подошел к Светлане и вдруг крепко обнял ее.

— Спасибо, бабушка, — сказал он тихо.

— За что, Егорка?

— За то, что не выгнала Тимку.

Светлана почувствовала, как слезы подступают к горлу.

— И я правда буду приезжать.

— Буду ждать.

— И Тимку не забывай кормить!

— Не забуду.

— И играй с ним! А то заскучает!

— Буду играть.

Егор еще раз обнял бабушку, погладил Тимку и побежал к машине.

— Пока, бабуль! — крикнул он из окна. — Увидимся!

— Увидимся, — прошептала Светлана.

Машина уехала. Во дворе стало тихо.

Светлана закрыла дверь, прислонилась к ней спиной. Тимка подошел, потерся о ее ноги.

— Ну что, Тимыч, — сказала она. — Остались мы с тобой.

И вдруг поняла — не грустно. Совсем не грустно.

Потому что теперь это не одиночество. Это ожидание.

Ожидание звонков, писем, приездов. Ожидание рассказов о школе, друзьях, планах на будущее.

Тимка мяукнул, подошел к своему домику, запрыгнул на верхнюю полку.

— Нравится тебе твой дворец? — спросила Светлана.

Котенок мяукнул в ответ.

Вечером Егор позвонил.

— Бабушка, доехали! Как Тимка?

— Хорошо. Играет в своем домике.

— А ты как?

— Тоже хорошо, — и это была правда.

— Слушай, а мама говорит, что на зимние каникулы две недели будут. Можно я к тебе приеду? На все две недели?

— Конечно можно.

— Ура! Расскажу Тимке в следующий раз, когда буду звонить.

— Обязательно расскажи.

После разговора Светлана села в кресло. Тимка тут же запрыгнул к ней на колени.

— Знаешь, малыш, — сказала она, поглаживая его рыжую шерстку. — Оказывается, жизнь продолжается.

https://dzen.ru/a/aIIqN2OFmVTuuyaa