Мария стоит у окна и смотрит во двор. Уже четвёртый час подряд. Ноги затекли, но она не может оторваться от стекла. Вдруг там мелькнёт серо-белая шёрстка? Вдруг знакомая мордочка выглянет из-за детской песочницы?



— Муся, — шепчет она в стекло. — Ну где же ты, дурочка?

А Муся не идёт. И не придёт.

Потому что прошло уже три дня.

Три дня, как кошка не вернулась с вечерней прогулки. Три бесконечных дня и две бессонные ночи, когда Мария металась по двору с фонариком, заглядывала под каждую машину, трясла каждый куст.
— Кис-кис-кис. Муся, иди домой!

Соседи смотрели с жалостью. Кто-то даже помочь предлагал. Но что толку? Кошка — она как дым. Захотела исчезнуть — и исчезла.

Мария отходит от окна, садится на диван.

После смерти Петра, мужа, Мария думала — хуже не будет. Ну что может быть хуже, чем потерять человека, с которым прожила сорок лет? С которым делила каждое утро, каждый вечер, каждую мелочь?
Оказалось — может.

Можно потерять и последнее живое существо рядом.

Звонит телефон. Мария вздрагивает, хватает трубку:

— Алло?

— Мам, привет. Как дела?

Сын. Звонит раз в неделю — по расписанию. Как к врачу ходят.

— Дима, у меня Муся пропала.

— Как пропала?

— Да так, ушла и не вернулась. Три дня уже ищу.

— Ну мам, найдётся. Коты же всегда возвращаются. У меня тут совещание через пять минут, потом перезвоню, ладно?

Гудки. Короткие, равнодушные гудки.

Мария кладёт трубку. Смотрит на неё долго, будто ждёт, что та сама зазвонит. Что Дима перезвонит прямо сейчас, скажет: «Мам, а давай я приеду, помогу искать».
Но телефон молчит.

На полу стоят две мисочки — одна с водой, другая с кормом. Мария каждый день меняет корм. На всякий случай. Вдруг Муся вернётся голодная?

А ещё она расклеила по району объявления. Сама рисовала — у неё же фотографий кошки нет. Кто фотографирует своих домашних? Они же всегда рядом.

«Пропала кошка. Серо-белая, с чёрным пятном на лбу. Очень ласковая. Большая просьба— если увидите, позвоните!»
И номер телефона крупными цифрами.
Пока что звонил только один человек. Мужик с третьего этажа:

— Слышь, бабуля, а не твоя ли кошка вчера на помойке рылась?

Сердце екнуло. Мария помчалась во двор. Но возле мусорных баков была только чужая рыжая кошка. Худая, злая. Зашипела и убежала.

Не Муся.

Вечером Мария снова выходит во двор. Обходит весь периметр дома, заглядывает в каждый закуток. Кричит негромко — чтобы не разбудить соседских детей:

— Муся, кис-кис...

Голос срывается.

Возвращается домой, когда уже совсем темно. На лестнице встречает молодого парня с четвёртого этажа. Новенький, недавно заехал. Дима кажется. Или Денис?

Он смотрит на неё внимательно, словно хочет что-то сказать. Но только кивает и проходит мимо.

А Мария идёт в свою квартиру. Садится на диван. И снова плачет.
Потому что понимает: завтра уже будет четвёртый день. А послезавтра — пятый.
А что, если Муся не вернётся никогда?
Мария больше не выходит во двор. Сил нет. И веры нет.

Сидит на кухне, пьёт чай. Смотрит в окно, но не видит ничего. Глаза как будто застыли.

За стеной кто-то включил телевизор. Громко. Слышно новости, рекламу, чей-то смех. Жизнь продолжается. А у неё как будто остановилась.
Звонок в дверь. Мария вздрагивает — кто это может быть? Соседи? Почта?

За дверью стоит тот самый парень с четвёртого. Высокий, худой. Лицо серьёзное, но не злое.

— Здравствуйте. Я Дмитрий. С четвёртого этажа.

— Да, помню. Здравствуйте.

— Можно войти? У меня к вам дело.

Мария пропускает его на кухню. Дима садится на табурет, крутит в руках какую-то бумажку.

— Вы извините, что беспокою. Просто я видел ваши объявления. Про кошку.

Сердце подскакивает к горлу:

— Вы её видели?!

— Нет. То есть, не знаю. Может быть.

Дима разворачивает бумажку. Это детский рисунок — кривые линии, цветные карандаши:

— Это мой племянник нарисовал. Ему семь лет. Он вчера звонил, весь взволнованный, говорит: «Дядя Дима, там кошка на дереве сидит! Высоко-высоко!»

— На дереве?

— Ну я думал — ерунда. Дети же всё выдумывают. А сегодня увидел ваше объявление и подумал. Может, стоит проверить?

Мария хватает куртку:

— Где? Где это дерево?

— Во дворе детского сада. Старого, заброшенного. Там огромная берёза растёт.

Они идут по улице быстро, почти бегом. Мария семенит рядом, задыхается, но не отстаёт. Дима молча поддерживает её под локоть, когда она спотыкается.

— А вы, — спрашивает она на ходу. — А вы давно здесь живёте?

— Месяц только. Квартиру снимаю.

— Семья есть?

— Нет.

Больше не разговаривают. Только шаги по асфальту, только дыхание.

Детский сад действительно заброшенный. Сломанные качели, осыпавшаяся штукатурка, заколоченные окна. А во дворе — берёза. Старая, развесистая. Метров пятнадцать в высоту.

— Вон там, — показывает Дима. — На самом верху.

Мария задирает голову. Щурится от солнца. И видит!

Серо-белое пятнышко на тонкой ветке, почти у самой макушки. Неподвижное.

— Муся! — кричит она. — Мусенька!

Пятнышко шевелится. Поворачивается. И Мария видит знакомую мордочку. Жалкую, исхудавшую. Кошка открывает рот, но звука нет — видимо, уже не может мяукать.

—Господи, она же там семь дней сидит! Без еды, без воды!

— Наверно, залезла за птичкой, а слезть не смогла, — говорит Дима. —

— Что же делать? Пожарных вызывать?

— Они не поедут. Из-за кошки.

Мария ходит вокруг дерева, всхлипывает:

— Мусенька, как же ты туда забралась? Дурочка ты моя.

Дима молча оценивает ситуацию. Ствол толстый, ветки крепкие снизу. Но чем выше — тем тоньше.

— Я попробую залезть, — говорит он вдруг.

— Что?! Нет! Вы же упадёте!

— Может, не упаду. Я в детстве хорошо лазал по деревьям.

— Но это опасно!

Дима снимает куртку, проверяет ботинки:

— А что ещё делать? Оставить её там? Она же пропадет.

И лезет. Медленно, осторожно. Мария стоит снизу, прижав ладони к губам. Сердце бьётся так, что в висках стучит.

Дима поднимается всё выше. Ветки под ним поскрипывают, но держат. Пять метров. Семь.

— Осторожно! — кричит Мария. — Там ветка сухая!

— Вижу, — отвечает он коротко.

Ещё метр. Ещё. Муся сидит неподвижно, только глаза блестят — испуганные, но полные надежды.

— Ну, красавица, — говорит Дима тихо. — Достать бы до тебя.

Тянется рукой. Почти достал. Ещё чуть-чуть.

Треск. Ветка под ногой трещит, прогибается.

— Дима! — вскрикивает Мария.

Он замирает. Осторожно переносит вес на другую ветку. Тянется снова.

И хватает Мусю за загривок.

Кошка не сопротивляется — сил нет. Повисает в его руке, как мокрая тряпочка.

— Есть! — кричит Дима. — Держу!

Спускается медленно, одной рукой держась за ветки, другой прижимая кошку к груди. Ветки царапают лицо, рвут рубашку. На пятом метре цепляется рукавом за сучок, ткань рвётся с треском.

Но он спускается. Метр за метром.

Последние два метра просто спрыгивает. Приземляется неудачно, подвернул ногу, но устоял.

— Муся! — Мария хватает кошку, прижимает к себе. — Моя хорошая, моя родная.

Муся слабо мурлычет. Тихо-тихо, еле слышно.

Дима сидит на земле, потирает ушибленную ногу. Лицо в царапинах, рубашка изодрана.

— Спасибо, — Мария смотрит на него сквозь слёзы. — Спасибо вам. Вы спасли не только её.

— Что?

— Я уже не знала, как дальше жить.

Дима встаёт, отряхивается:

— Несем её домой. Надо накормить и напоить.

Идут обратно втроём. Мария несёт Мусю на руках, как младенца. Дима прихрамывает, но не жалуется.

— А у вас, — спрашивает Мария. — У вас животные были?

— Собака была. Джек. Дворняжка. Когда я в армии служил, родители его не уберегли. Сбила машина.

— Простите.

— Ничего.

Но в голосе слышна старая боль.

У подъезда Мария останавливается:

— Дмитрий, может, зайдёте? Чай попьём? Я вас отблагодарить хочу.

— Не надо благодарить.

— Надо. Вы же руку поцарапали, ногу ушибли. Идёмте, я зелёнкой помажу.

Дима смотрит на неё. На кошку в её руках. На свои исцарапанные пальцы.

— Ладно, — говорит он. — Пойдёмте.

В квартире пахнет йодом и заваренным чаем.

Муся лежит на старом пледе, свернувшись клубочком. Ест понемногу — столовую ложку корма, потом отдыхает. Пьёт воду маленькими глотками. Мурлычет еле слышно, будто батарейки садятся.

— Худющая какая стала, — шепчет Мария, гладя её по голове. — Шкура да кости.

Дима сидит на кухне, засучив рукава. Мария обрабатывает ему царапины зелёнкой. Он морщится, но терпит.

— Глубокая тут, — говорит она, промакивая ссадину на локте. — Надо бы в травмпункт съездить.

— Заживёт. Не первый раз.

— В армии, наверно, и не такое было?

— И не такое.

Дима смотрит на кошку. Та подняла голову, смотрит на него жёлтыми глазами. Благодарно, кажется.

— Умная, — говорит он. — Понимает, что спасли.

— Конечно, понимает. Они всё понимают. Больше, чем люди иногда.

Мария заклеивает последнюю царапину пластырем:

— Вот и всё. Теперь чай пить будем.

Дима хочет встать, но она останавливает его:

— Сидите, сидите. Я сама.

Ставит чайник, достаёт печенье. Старое, в жестяной банке. Печенье ещё то, что Петр любил. Год уже лежит, наверно.

— А у вас, — начинает она и замолкает.

— Что?

— Да так, хотела спросить. Семьи у вас нет?

— Была.

Коротко. Но в этом «была» — целая история.

— Простите. Не надо было спрашивать.

— Да ладно. Было и прошло.

Дима смотрит в окно. Там уже сумерки, в окнах соседних домов зажигается свет.

— А у вас дети есть? — спрашивает он.

— Сын. Дима тоже, как вы. Но он далеко живёт. Только звонит.

— Работа, наверное.

— Наверное.

Они пьют чай молча. Муся посапывает на пледе.

— Знаете, — говорит вдруг Мария, — когда она пропала. Я же чуть с ума не сошла. Представляете? Из-за кошки.

— Не из-за кошки, — тихо говорит Дима. — Из-за того, что совсем одна остались.

Мария поднимает на него глаза. Удивлённо:

— Вы понимаете.

— Понимаю. Я тоже один.

— Давно?

— Полгода. После армии вернулся — никого. Родители в деревню перебрались, сказали: «Сам уже взрослый, сам разбирайся». Девушка, ну, она другого нашла, пока я служил. А собаки нет. Джека нет.

Дима ставит чашку, встаёт:

— Мне идти пора. Спасибо за чай.

— Постойте!

Мария тоже встаёт, суетливо поправляет халат:

— А может, вы завтра зайдёте? Посмотреть, как Муся? Я борщ сварю. Или котлеты.

— Зачем вам это?

— А затем, что мне не хочется снова одной быть. Совсем одной.

Дима останавливается у двери. Смотрит на неё долго.

— Ладно, — говорит Дима. — Завтра зайду.

Мария провожает его до двери. На лестнице он оборачивается:

— Спокойной ночи, Мария Петровна.

— Спокойной ночи, Дима.

Он уходит. Мария закрывает дверь, прислоняется к ней спиной.

Муся встаёт с пледа, подходит к ней, трётся о ноги. Мария наклоняется, берёт её на руки:

— Ну что, дурочка? Натерпелась? А я-то как натерпелась.

Муся мурлычет. Уже громче, увереннее.

— А знаешь, — говорит Мария, гладя её за ухом, — может, и хорошо, что ты убежала. Может, нам Диму встретить надо было. А?

Муся только жмурится от удовольствия.

Мария идёт на кухню, ставит чайник снова. Достаёт блокнот, ручку. Пишет:

«Купить завтра: мясо для борща, картошку, морковь. Сметану. И корм для Муси — хороший».

А потом можно телевизор включить. Или просто сидеть. Молча.

Главное — не одна.

Муся запрыгивает к ней на колени, сворачивается калачиком. Тёплая.

Три месяца спустя.

Мария сидит во дворе на скамейке, вяжет шарф. Синий, мужской. Дима говорит — не надо, а она вяжет. Потому что хочется.

Муся лежит рядом на траве, греется на солнце. Отъелась, распушилась. Опять красавица.

— Тётя Маша! — кричит соседская девочка. — А что Муся делает?

— Мышку ловит, — отвечает Мария, не отрывая глаз от петель.

— А где мышка?

— А мышка умная — спряталась.

Девочка хохочет, убегает к качелям.

Мария улыбается. Давно не улыбалась просто так, без причины.

Из подъезда выходит Дима. В руках — сумка с продуктами.

— Купил всё, что просили, — говорит он, садясь рядом.

Муся поднимает голову, довольно мурлычет.

— А ещё, — Дима достаёт из сумки небольшую коробочку, — вот это купил.

Мария откладывает вязание:

— Что это?

— Откройте.

В коробочке — простой серебряный кулон. В форме кошки.

— Дима зачем?

— Просто так. Чтобы помнили.

— Что помнили?

— Что чудеса случаются. Даже с нами.

Мария надевает кулон. Серебро холодное на коже, но быстро согревается.

— Красиво, — говорит она тихо.

— Вам идёт.

Они сидят молча. Во дворе играют дети, где-то лает собака. Обычная жизнь.

— Знаете что, — говорит Мария, — мне сын вчера звонил.

— И что?

— Говорит: «Мам, у тебя голос другой стал. Весёлый какой-то». Я ему про вас рассказала. Сказала — есть у меня друг. Хороший человек.

Дима улыбается.

Только Мария встала со скамейки, Муся сама идёт к подъезду — знает, время домой.

Вместе поднимаются в подъезде. На втором этаже Дима останавливается:

— До завтра, Мария Васильевна.

— До завтра.

Он идёт выше, на четвёртый. Мария — к себе, на второй.

В квартире тепло. Муся сразу к своим мискам — проверить, не добавили ли чего вкусного.

После ужина Мария садится у окна. Смотрит во двор, где всё началось.

Муся запрыгивает к ней на колени, сворачивается калачиком.

— Спасибо тебе, дурочка, — шепчет Мария, гладя её по голове. — Теперь у нас с тобой есть друг.

А Муся только мурлычет в ответ.

https://dzen.ru/a/aH9pfP8VaD2nPsQI