Leo Rojas - El Condor Pasa

Я хочу увидеть море. Я хочу дышать до головокружения этим воздухом, густым от мерно вздрагивающей водной глади, от криков птиц, 

пронзительных, как последнее откровение Бога. Я хочу лежать на мокром прибрежном песке, без одежды, без прошлого, без будущего, 
улыбаясь невероятной свободе каждого движения ветра, удивительной рыбой струящегося по коже. Я хочу собирать разноцветные камни 
и стирать с лица брызги воды, не открывая глаз, не будя души, почти не существуя, почти став частью окружающего, движущегося, 
меняющегося, влажного, солёного, такого чуждого и такого понятного. Я хочу потеряться в ласке волн, я хочу забыть себя самого и просто — плыть.
Туда, где жизнь окрашивается мягким светом заходящего солнца. Я хочу сидеть на самой кромке воды, на этой дрожащей гране между фантазией 
и реальностью, нежностью и жестокостью, человеком и.. морем.

Аль Квотион. Запчасть Импровизации

Ну что ты
 

Ну что ты, брат мой, загрустил?
Стихи, стихи… Они не стоят
Заросших памятью могил
И нервов, вышедших из строя.
Твоих травмированных рук,
Творящих небо на бумаге.
Они не стоят даже букв,
Они не стоят даже знака.
Ты лечишь душу тишиной,
Но в гамаке утрат и споров,
Уже седой, уже больной,
Ты все же слышишь в себе море.
И грудь твоя тесна, узка,
Ты лаской лечишь горб бессонниц,
Но та же мертвая тоска
На лицах всех твоих любовниц.
А женщина — почти покой,
Она тебя, конечно, лечит
И гладит сломленной рукой
Твои изломанные плечи.
Но только ты уже не рад.
Стихи, как прежде, просят перьев.
Давай напьемся, что ли, брат?
Напьемся жизни перед смертью.

Аль Квотион   

Я буду ждать
 

Я буду тебя ждать. Пока весь мир
Бежит на свет, не различая света. 
Пока все спят в обносках тех квартир,
Что пеленают душу по макету
Тоски и скуки, муки и доски,
Прибитой к изголовию свободы,
Что превращают мысли в адрески,
Но адресатов нет. И нет исхода.
Я буду тебя ждать, пока война,
Война в душе становится вдруг зримой,
И как всегда — до жизни голодна,
И просит жертв, и стелет оземь дымом.
Пока возможность видеть мир, как есть,
Горчит во рту, бинтуя тело в старость,
И пришивает крылья, как протез,
К тому, что от судьбы моей осталось. 
Я буду ждать. Услышишь — приходи.
Я буду ждать до точки, до могилы,
Пока не смоет дождь мои следы.
Я буду ждать. Тебя. Пока есть силы.

Аль Квотион  

Такая любовь
 

Вползла ко мне в душу, всю грудь расцарапала,
Свернулась, уснула. Я только вздохнул,
Как в горло — интимность. Нагая. Две капсулы.
И тянется сладкой помадой до скул.
Инъекция чувств — чтобы сердце забилось,
Рот в рот — ностальгию по жадным губам.
И меткие пальцы, уверенно, с силой
Уже прижимают ее. Не отдам
Ни гари, ни горю, ни боли, ни убыли.
Она меня лечит. Духовно. Собой.
Вдыхает весь мир. В полумыслие? В губы ли?
И скальпель по коже — лиричной резьбой.
Разряд красоты, восемь кубиков творчества,
Огонь внутривенно, озноб по груди.
Из сердца все пьет — до небесного, дочиста.
Но с ней я как-будто уже не один.
Но с ней мне — что в ад, что на небо, без разницы.
Но с ней я могу оставаться собой.
Слова отражаются, время смеркается…
Такая у нас, что поделать, любовь.

Аль Квотион   

Растрепанное пение
 

Ты прячешь в плед растрепанное пение,
Ты греешь плечи, ты боишься зим.
Ты мне читаешь Блока и Есенина,
А я глотаю горький теплый дым.
Я слушаю твой голос неразборчивый
И город, распростертый за окном,
И шорох крыльев заспанного творчества,
И жизнь соседей в мареве дневном,
Осенних птиц, стихающих, смолкающих,
Свист ветра, гул далеких поездов,
Вокзалы, вздохи вечных провожающих,
И крики ребятни из детсадов.
Весь мир шумит. Я замираю, слушаю.
Он говорит. Он столько говорит…
Он переполнен, пересыщен душами,
Он переводит чувства на санскрит.
И в мире ты. Во всем огромном космосе
Есть только ты. И только у меня.
Я ведь узнал, узнал тебя по росписи
Холодного прозрачного дождя,
По книгам этим, в доме твоем спрятанным,
По точкам дней, взаимно болевым,
По следу, по наитию, по памяти,
По голосу, скользящему в мой дым.
Ты сядешь рядом. Жизнь в одно касание.
Ты улыбнешься. Смерть в единый взмах.
И наше время сложится в молчание,
В котором больше смысла, чем в словах.

Аль Квотион          

Стихи людей
 

Я не мотался по церковным службам,
Я свечи не скупал у алтаря,
Не бился в лики лобным полукружьем,
По памяти молитвы вознося.
Меня учил не патриарх, а Гёте,
Я в Пушкинских писаниях тонул.
Я болен словом. Я им сшит, обметан,
Я песни подаю друзьям к столу.
Я причащался Борхесом и Бахом,
Я пост держал среди горящих книг,
Верлен мне стал наставником-монахом,
Я Бродского пророк и ученик.
По головам, разбитым старой верой,
Бездумию, бессловию времен
Ползет не мудрость, а скупая серость
С прорехами почти святых имен.
И пусть толпа не чувствует подлога,
Пусть ищет жизнь у полых муляжей,
Но все же неизменно ближе к Богу
Обычные стихи живых людей.

Аль Квотион  

Прощай, дружок
 

Прощай, дружок. Я не вернусь. 
Закроешь дверь. Запрешь в груди
Последнее письмо от муз,
Последние мои стихи.
Не повезло. Мы не срослись. 
Давай расстанемся легко. 
Прости меня. Не торопись,
Смотри на мир, смотри в окно.
Там дышит свет, там кто-то есть,
Кто точно так же одинок.
Открой все двери ровно в шесть,
И жди судьбу на огонек.
Она придет к тебе. Придет. 
Она научит забывать
Сонаты отзвучавших нот,
Упавшие в твою кровать.
И будет все. Все будет, верь,
Все может быть и без меня.
Срежь с крыльев груз былых потерь,
Лети на свет по тропам дня.
Твое лицо плывет в окне,
Мой плен, мой прожитый рейхстаг,
Но даже злости нет во мне. 
Мне просто жаль, что все — вот так. 

Аль Квотион    

К черту боль
 

А знаешь.. К черту эту боль,
Тоску, печаль и листопады,
Скулеж ленивых недовольств,
Здесь павших столько — негде падать.
А ты пока что жив, растрепан,
Бинтуешь слов своих разрез. 
Давай по миру автостопом?
Давай смотреть в глаза небес?
Ты пахнешь страстью и обидой,
Ты новый мир, ты ранний джаз.
Сотри огонь с лица. Ты видишь?
За нами солнце. Солнце в нас.
Вставай. Иди. Пинай инертность,
Дыши, пока хватает сил.
Еще люби. Люби бессмертно,
Люби, как раньше не любил.
Ну сколько там — пешком до рая?
Верст пять по чахлому вранью. 
Давай под музыку, по краю,
Давай станцуем на краю.
Душа — единственный твой пропуск
Из мира взяток и простуд.
Шагай, шагай в любую пропасть.
А крылья… Крылья отрастут. 
Не веришь мне — спроси у Бога,
Взломай вселенскую консоль.
Возьми гитару и в дорогу.
И знаешь, к черту эту боль. 

Аль Квотион  

Я столько боли видел
 

Я столько боли видел на земле,
Я стольких утешал и стольких ранил.
И только образ неба на крыле,
И только слово, жгущее в гортани,
И только тишины немая гладь,
И только ты, любившая скитальца,
Могли меня хоть как-то удержать,
Могли меня уговорить остаться.
Здесь время сна. Здесь время ссор и смут.
Всегда, всегда. Здесь время отчужденья.
Беги, беги, иначе вознесут,
Но хуже смерти это вознесенье.
Здесь время плача. Время слов любви.
Здесь время петь и время видеть правду.
Живи. Покуда силы есть — живи.
Сгорай. И дураков пожаром радуй.
Ты в этот мир уже навеки вшит,
В нем стало пусто, стало слишком тесно,
И только дети, полные души,
Идут туда, где для души нет места.
Сотри, сотри помаду с узких скул,
Здесь даже время стало уже лишним.
Так мир остановился. Я зевнул
И вышел.

Аль Квотион  

Граница
 

Ты уезжаешь. Где-то на границе
Таможенные шумные силки,
Угрюмые безжизненные лица,
И руки так багажно затекли.
Ты уезжаешь. Новые проспекты
Уже рисуют новые пути,
И ты идешь по ним. Безликий некто.
А прошлое в груди твоей хрипит.
Ты видишь остановки без трамваев.
Ты видишь злых, встревоженных людей.
В подъезде, как обычно, выпивают.
В квартире — свалка сломанных вещей.
И тошно, тошно. Воры, грязь, ублюдки.
На паперти тряпичные тела.
Ты ищешь грань терпения, рассудка,
Ты выгораешь медленно дотла.
Но в гомоне времен простоволосых
Стоит девчонка. Ты ее любил. 
И как упрек, как вечный отголосок
Там где-то мама в череде могил.
Начать с нуля? Тебе уже за сорок.
И ты вернешься, время обманув,
Любить свой одинокий людный город,
Любить свою незрячую страну. 

Аль Квотион  

Кареглазая
 

Ну что ты смотришь шальными, карими,
И льешься тихим и хищным шепотом?
В ковчег не взяли? Туда лишь парами?
Послали к черту и дверь захлопнули?
Не скалься, твой. Сдался сразу, загодя.
Ну, вейся кольцами, горло сдавливай.
Что хочешь? Сердце? Изволь, не занято.
Ешь вместе с ранами, с шальными, с давними.
Бери, что нужно, глотай в зародыше,
И плачь пронзительно, мне рассказывай,
Как ходят люди с пустыми рожами,
Не любят нежную, кареглазую,
Какие злые все, равнодушные.
А мне не важно, я бьюсь в конвульсии,
Поскольку разум вдруг стал игрушкою
В когтях, накрашенных злой эмульсией.
Со всем согласен — любить до одури,
Бежать к тебе по любому вызову,
Скупать на рынках пакеты обуви,
И яд согласен с улыбки слизывать.
Что хочешь сделаю, не побрезгую,
И если скажешь — я брошу творчество.
Но заползая мне в душу лезвием,
Оставь в ней место. Для одиночества.

Аль Квотион

Пока
 

Я начинаюсь с горячей ладони,
Со слова, которого нет в языке.
В личной реальности, в общем загоне.
Стабильно ненужный. Не спетый никем.
Я начинаюсь… Да, каждый день снова,
Устало, лениво, спустя рукава.
Я начинаюсь с осколка, с засова,
Со скальпеля в пальцах всея божества.
Я продолжаюсь, и это банально.
Коплю в слабом теле заметки рубцов
Ранней любви, тишины, идеалов,
Рассудок теряя от бешенства слов.
Я продолжаюсь горчичным закатом,
Красиво и холодно, я — февраль.
Мерзлые птицы в кровати измятой
Уже не поют. Только мне их не жаль.
Я завершаюсь отчаянным воем,
Заезженным «поздно», улыбкой детей,
Воспоминанием: «нас было двое»,
Потом пониманием: «снова ничей».
Я завершаюсь войной полушарий,
Смешных рассуждений, мной взятых в прокат.
Я завершаюсь? Да, я завершаюсь. 
Давай без трагедии. Просто «пока».

Аль Квотион

До свидания, ночь. Ты к утру уже так постарела,
Ты покрылась морщинами первых забот и зевак. 
Умираешь? Но это не смерть, а свобода от тела.
Ты актриса, ты гибнешь картинно и веришь в аншлаг.
До свидания, жизнь, до свидания в новых ладонях
Бесконечных дорог, уходящих стрелой в небеса.
Будь покорной, прошу, хоть сегодня останься покорной,
Без привычных тебе мелодрам, отгремевших вчера.
Я хотел бы стать чистым холстом до начала творенья,
Где ни Бога, ни черта, где нет ни тебя, ни меня.
Но во мне слишком много осталось от ночи, от тени,
Из меня уже вырвался мир на нетвердых костях.
Я хотел бы сойти в никуда, между смыслов и станций,
Я хотел бы остаться словами на остром пере.
Мое сердце стучит в чьих-то тонких безжалостных пальцах,
Только кажется мне почему-то, что пальцы — не те. 

Аль Квотион

Здесь пахнет ладаном
 

Здесь пахнет ладаном и руганью,
Здесь пахнет матерью и матом.
Кичимся прошлыми заслугами,
Ругаем низкую зарплату.
Пустеем. Не душой, а разумом,
Душа давно уже убита
И равнодушием, и праздностью,
Жрет красоту без аппетита. 
А мы — квартирными поэтами
Все о любви, все о хорошем,
Слепыми сытыми эстетами.
Прости меня за это, Боже.
А ты иди, сходи на улицу
И насмотрись на жизнь в избыток,
На то, как небеса сутулятся
И платят светом по кредиту.
Смотри, смотри как люди корчатся,
Зимой запахиваясь в землю,
Как неумытая уборщица
Качает на груди экзему
Всех слов твоих, еще не сказанных,
Не тех, о том, что не любила,
А тех, о том, что между казнями
Не всунуть лишнюю могилу.
Смотри, как не смотрел до этого,
Чтобы сжималось горло спазмом,
Чтобы до крика вся поэтика
Не медом, болью окупалась.
Иди дорогами-нарывами,
Иди сквозь времени удушье,
Чтобы держать глаза открытыми,
Чтобы спасти хотя бы душу.

Аль Квотион

Псевдонимность
 

Бывает так, что сквозь слова
В страницах прорастают перья.
Это сквозящая душа
Опять стучится в чьи-то двери.
Я слышу, слышу этот стук
В распятии височной вены,
Как исповедь и как недуг,
Как тишину, как перемены.
Мне не уснуть. А мир — ладонь,
Гуляй, гуляй, пока не спится,
Пока не вырвет осень зонт,
И не покроют тебя листья.
Хожу по дну, хожу по дням,
Минуты колят под ногами,
Все так же весел и упрям,
Все так же слаб и не угадан.
И где-то ты. Во мне, во мне!
Неявной болью проступаешь
В такой прекрасной наготе
Под рясой всех моих монашеств.
Ты, ты ложишься на смычок,
Когда другие звуки немы,
И красной горечью течешь
Сквозь белоснежные поэмы.
А я все прячусь за стихи,
За воротник скупого мая,
И музы письменный бронхит
В разрывы сердца выливаю.
Хожу, хожу по деревням,
Сыт одиночеством монизма,
Лишь те, кто полюбил меня,
Простят мне эту псевдонимность.

Аль Квотион